Лепорелло визжит.
Прости! Нервы. Я хочу, чтобы мы побыстрее подошли к истокам нашей дружбы, а ты все — командор, не командор. Продолжим. Итак, мы миновали девятый век, и наконец о, Рим!
Лепорелло. Да! Я служил вам в Риме.
Дон Жуан. С двадцатого года до новой эры. И это было! О, беспощадная река времени… А как мы жили с тобой в Риме!
Лепорелло. Прямо скажу, неплохо, сударь! Шикарный дом у Аппиевой дороги… А сколько у вас было почитателей! Вы были тогда известным поэтом. Черт! Фамилия! Вот память!
Дон Жуан (насмеитиво). Забыл! (Замахнулся.)
Лепорелло (нехотя). Овидий.
Дон Жуан. Ну вот, и это тебе пришлось вспомнить. „Рим! Цезаря форум, Весты храм хранит огонь… Вот Палладий — древнего Нумы дворец…“
Лепорелло. В Риме вы соблазнили то ли внучку императора Августа, то ли его дочку… Нет, их обеих. Помнится, кстати, их обеих звали — Юлия!
Дон Жуан. Разве? О, Юлия-младшая и Юлия-старшая!
Лепорелло. Кстати, их отца, императора Августа, вопреки своему обыкновению, вы не проткнули на дуэли. Напротив, он выслал вас в холодную Скифию… То ли за Юлию-старшую, то ли за Юлию-младшую, то ли за них обеих?..
Дон Жуан. Разве?.. О, божественная Юлия-младшая! Этот взгляд… А русалочья косинка… А прохладная нежность ладони… Агрудь… Помню все. Жаркий полдень, она молча распустила пояс. (Замолчал, грезит.) „О, боги, чаще бы так проходили полудни мои…“ Да, но мы пропустили восемнадцатый век, Лепорелло…
Лепорелло (нехотя). 5 восемнадцатом веке вас, естественно, звали Казанова, сударь.
Дон Жуан. Именно… А теперь, Лепорелло, осталась всего одна встреча, наша первая, начало — истоки, так сказать. Я жду: юность, цветущая юность!
Лепорелло (хмуро). Троя.
Дон Жуан. Великая Троя. О, как это все было давно! Три тысячи лет без малого! И как это было недавно. Юность! Порывы!.. Кстати, ты был тогда кем?
Лепорелло. Вашим слугою.
Дон Жуан. Моим рабом, лгун! И тебя звали как?
Лепорелло. Калатинион или Каталиной — кто как!
Дон Жуан. Вот видишь! Ты и раб к тому же! Да еще у тебя целых четыре фамилии! Ужас! А меня как звали тогда? Ну, побыстрее!
Лепорелло. Вас звали Парис — сын царя Приама.
Дон Жуан. Да! Это было мое первое явление в этом мире. О, высокие облака детства, сиреневая мгла в расщелинах гор, прозрачные ручьи и тяжкий грохот волн у изголовья! Как я был молод тогда и как я верил в жизнь… Я думал, что жизнь — это пир, где все время несут, несут… блюда.
Лепорелло. А как красивы вы были и куда только все подевалось? Ну, ясное дело, молодость. Когда я вас увидел в Трое, вам было лет двадцать?
Дон Жуан. Восемнадцать. Восемнадцать лет — бывает же такое!
Лепорелло. Кстати, сударь, сколько вам в этом веке?
Дон Жуан. Побольше.
Лепорелло (мстительно ). А именно?
Дон Жуан. Видишь ли, мерзавец… с каждым столетием мне начисляется… За три тысячи лет набежало… Ну, сколько ты мне дашь?
Лепорелло. Тридцать семь.
Дон Жуан. Идиот! Мне тридцать шесть, подлец… Ну, финита, ты вспомнил все!
Лепорелло. Тогда, сударь, я двинусь, пожалуй. До скорого!
Дон Жуан. Не-а.
Лепорелло. То есть как? Я ухожу! Я предупреждал! У меня совещание по багету.
Дон Жуан смеется. Лепорелло пытается уйти, но не может оторвать ног от земли.
Дон Жуан. Или ты действительно все забыл, или ты опять строишь из меня идиота! Сукин сын! (Раздельно.) Я пришел, а ты все вспомнил. Не хотел вспоминать, но заставили. И теперь восстановлены наши вековые отношения. У нас опять гармония: Дон Жуан и его слуга — Лепорелло. А куда же слуге без приказа?
Но Лепорелло все пытается уйти.
(Вдруг завопил.) Болван! Прохвост! Ты кончишь играть на нервах?! Подай ходули!
Лепорелло. Но я не могу вам служить…
Дон Жуан. Что?!
Лепорелло (смешавшись ). То есть не то что не могу… просто некоторые обстоятельства… так сказать, осложнения… Я все-таки заведую фотоателье, и вообще… Сударь, может быть, обойдетесь без слуги, а? Ну зачем я вам в этом веке? Ну, в прежние времена — понятно, без слуги даже как-то неудобно. А сейчас? Ну, я понимаю, когда были латы, камзол, я охотно вам прислуживал, но помогать вам надевать брюки… (Яростно.) Зачем вы воскресились? Почему вам не лежалось в земле? Все лежат — люди как люди.
Дон Жуан (задумчиво). Если бы знать. (Вдруг яростно.) Негодяй! Его держат из-за меня на свете! Прохвост! Из-за меня он видит солнце вновь и вновь три тысячи лет подряд! И он еще…
Лепорелло. А я не хочу! Опять бессонные ночи! Опять ваши женщины! И наконец, побои!
Дон Жуан. Ну полно, полно…
Лепорелло. И когда меня только не били из-за вашей милости: на рассвете! В полдень! На закате! В меня били, как в бубен, а вы в это время предавались любовным утехам! И так три тысячи лет подряд! Я вас спрашиваю: будет ли просвет? Сударь… отпустите, прошу.
Дон Жуан молчит.
Ну, еще бы, ведь, кроме меня, вы никому не нужны. (Гаерски.) Дожив до таких лет! Вы никому не нужны!
Дон Жуан. Ерунда, Лепорелло. Каждый человек кому-то нужен. Гробовщику, продавцу в винном отделе, который на тебе благосостояние строит, и, наконец, червяку в земле — твоему червяку. (Помолчав.) Вокруг все время толпа — а умирать-то все равно одному… (Помолчав.) Хватит! Рассказывай, как ты жил без меня, Лепорелло, эти двести лет.
Лепорелло. Прямо скажу, сударь, хорошо!
Дон Жуан. Женат, конечно, отдельная квартира, дача, дети?
Лепорелло. Именно.
Дон Жуан. Во все времена, даже когда ты был рабом, — ты умел устраиваться в жизни. У тебя всегда были семья, дом, знакомый центурион, ибо ты всегда искал в жизни определенности. Пока я был молод… ну, там в Риме или девятом веке… я тебя за это презирал… А сейчас меня тянет к этому. Годы все-таки — тридцать девять.
Лепорелло. Вы сказали — тридцать семь.
Дон Жуан (награждает оплеухой ). А может быть, жениться, а?
Лепорелло. Вот новость! А в Севилье… в Париже… в Кызыл-Орде, на Командорских островах… — где вы только не женились!
Дон Жуан. Да нет, сделать это серьезно — навсегда. Хватит мгновенных встреч! Яростных романов! Надоело. Вот я сейчас вспомнил жизнь, Лепорелло, и подумал: „Боже — сколько отдано сил! Сколько пролито крови! Сколько нервных клеточек потеряно! И ради чего!“
Лепорелло (с негодованием ). Тьфу!
Дон Жуан. А ведь я мог стать великим ученым! Какой-нибудь Архимед, Плиний-старший, Ларошфуко! Ты помнишь, когда я учился в Саламанке в тысяча шестьсот семнадцатом году — как меня ценил… ну, этот магистр… ну, как его…
Лепорелло. Жену и дочь которого вы…
Дон Жуан. Разве?..
И тут в аллее появляется красивая, хотя и несколько полноватая — в общем, цветущая красотка. Она бросает страстный взгляд на Дон Жуана.
Лепорелло (подмигнул). Какова?
Дон Жуан (мрачно). Толстая курица.
Лепорелло. Насколько я помню, это качество вас никогда не отпугивало.
Дон Жуан. Ужас. А талия — рукой не обхватить… Нет, Лепорелло, — баста. Надоело. (Вслед красотке.) Ну, погляди беспристрастно, ну что в них хорошего? Низкорослые создания, чересчур короткие ноги, толстые плечи, какие-то наросты на грудной клетке! Кошмар!.. Нет, знаешь, жениться мне тоже не подходит. Пора отдохнуть… уединиться… Куплю дачу где-нибудь под Сыктывкаром и наконец спокойно подумаю впервые за три тысячи лет…
Лепорелло. А вы не издеваетесь?
Но Дон Жуан уже не слышит. Он встал на ходули и, запрокинув голову, глядит на солнце. И выражение добра и горя вновь на его лице.
Дон Жуан (бормочет). … Открытьглаза… утром… после тьмы. (Очнулся.) Только мне надо где-то сменить костюм. Пропах ладаном… и кровь на воротнике. Этот мерзавец вечно хватается за горло… Ну, двинулись.
Лепорелло. Куда?
Дон Жуан. К тебе домой, естественно, я так соскучился по уюту.
Лепорелло. Ни за что. У меня жена, дочь-невеста…
Дон Жуан. Негодяй! Да как ты смеешь! Дом друга…
Лепорелло. Я все понимаю, но — нетушки.
Дон Жуан. Тупица! Я битый час тебе твержу, что женщины…
Дон Жуан. Тупица! Я битый час тебе твержу, что женщины…
Лепорелло. Сударь, я вас знаю не одну тысячу лет… Сейчас они вам опостылели, а через час… Убейте, но домой не поведу. Хотите переодеться, идемте в фотографию!.. Сотруднички все равно на совещании по багету… Одевайтесь там, раздевайтесь, хоть на голове там стойте!
Дон Жуан. Осел! Ничтожество!
Лепорелло. Кстати, как обращаться к вам в этом веке?
Дон Жуан. Не понял.
Лепорелло. Ну, Овидий? Дон Жуан? Парис? Казанова? Или в этом веке у вас какое-нибудь новое имя?
Дон Жуан (подумал). Знаешь, все-таки Дон Жуан… Хотя, почему не Парис?.. Впрочем… век скоростей, ему созвучна краткость — Д. Ж. Зови меня сокращенно, Лепорелло. Это имя как бы новое и… вместе с тем… Д. Ж. — отлично!
Они расположились в той самой бездонной комнатке. Д. Ж. в черной куртке фотографа полулежал в кресле.
Как хорошо… Я так намерзся, Лепорелло. Ночь, холодище, а ты лежишь себе в дрянном камзольчике.
Лепорелло. А вы разве… не?.. (Жест под землю.)
Д. Ж. (с негодованием). Никогда!.. Страшно, ты сидишь, а за окном солнце… и вот будет то же окно, и вновь будет солнце, но без тебя! (Лихорадочно.) Главное — понять тайну!.. Ну отчего я без конца появляюсь… Может быть, старуха Земля тоскует, а? Ну, конечно! Старуха тоскует, а? Ведь точно? Земля — мать. И она любит меня, как блудного сына, а? В этом ее женское начало! Такого сына корят, но им любуются и ждут! Ведь так? Согласись, сколько моралистов ходило по земле: какой-нибудь Франциск Ассизский, святой Маврикий, Катон — кто их помнит? Специалисты… А останови на улице любого и спроси, кто такой Дон Жуан?.. Но тогда почему я исчезаю? Отчего?! (Он обернулся и вскричал.) Глаза! Там глаза!
Д. Ж. схватил лампу и осветил глубину комнаты и застыл: в свете становятся видны бесконечные портреты женщин. Они стояли в рамках, совсем будто живые. И какой-то почти наглостью было присутствие среди них толстой красавицы, которую Д. Ж. отверг в парке и которая теперь как ни в чем не бывало радостно улыбалась ему. Д. Ж. обвел глазами портреты и вздрогнул. Он увидел в стороне еще портрет, но только прикрытый материей. Мгновение он смотрел на него, а потом резко отвернулся.
(Указывая на открытые портреты.) Кто это?..
Лепорелло. Точнее, что это?.. Это наша продукция. Называется, сударь, „натюрель“ или „в натуральную величину“, один к одному.
Д. Ж. А отчего одни женщины, подлец?
Лепорелло. Сами удивляемся, сударь. Обычно в „натюрель“ у нас фотографировались чемпионы или генералы, а тут за неделю перед вашим появлением — вдруг пошли одни бабы… одни бабы! И все требуют в „натюрель“, в „натюрель“… А где взять багет? Я вон совещание…
Д. Ж. (прервал). А это что за мерзость? (Он указал на торчащие бумажонки в уголках рамок.)
Лепорелло. Это квитки, сударь. Там адресок указан, затем фамилия, имя, отчество.
Д. Ж. И телефончик, да? Какое нахальное, однако, местечко. Я назвал бы его донжуанское местечко. (Заорал.) Лепорелло, но как забилось сердце! Нет! Как забилось! Чу, пошла нежность! Целит, целит, мерзавец Амур! „О, сколько смертей перенес из-за тебя, миролюбивый Амур“.
Лепорелло. Сударь, никак начинается?
Д. Ж. (заводясь). Вон та… Первая с краю… На кого она похожа? Господи, ну конечно, Рим, двадцатый год до новой эры. „Ты, что готова создать тысячу разных причесок, ты, Кипосида…“ Лепорелло, живо неси ее квиток…
Лепорелло делает шаг.
Стоп! (Указывает на вторую.) Да это же Корина! Лепорелло, ты ее помнишь? „Стан так пышен и прям, юное крепко бедро“… Корина! Я изнемогаю!
Лепорелло. Нести квиток? (Бросается к портрету.)
Д. Ж. Стоп, мерзавец! (Разглядывает третью.) Где же я видел эту родинку над губой? Это же тысяча шестьсот двадцать шестой год, жена магистра! Надо опустить глаза — сердце разорвется. (Он опускает глаза с усилием, и тотчас его вопль.) Ноги!
Лепорелло (испуганно). Что случилось, сударь?
Д. Ж. Я узнал их! (Указывает на следующий портрет.) Они мне снились в гробу, эти ноги графини Реал де Монсарес!
Лепорелло. Сударь, а может, по граммульке?
Д. Ж. К ней! Тащи ее квиток! Немедля! О боги! Я изнемогаю!
Рука Д. Ж. мечется между портретами, и несколько обезумевший Лепорелло мечется за его рукой.
Стоп, болван… вон та еще прекраснее. О, радость нового лица! О, этот восторг, когда ты чувствуешь трепет зарождающейся страсти. Вот она еще чужая, и ты сам еще чужой для этих губ, для этих зубок, щек… и вот уже свершилось! Все уже живет тобою! И нет одиночества! (.Наконец его рука замирает перед портретом толстой красавицы.) Однако?! Неужто?! О боги! Маркиза де Тариф! Ты ее узнал, Лепорелло?
Лепорелло. Я ее узнал, но…
Д. Ж. Амур-предатель! Попал мне в сердце! Гляди — ей тридцать пять, как минимум, а как чарует! Это благородное вино, выдержанное временем в старинной амфоре. (Орет.) Хватай ее квиток и немедля к ней! Что ты уставился?
Лепорелло. Но, сударь… Час назад мы встретили ее в парке и вы соизволили определить ее „толстой курицей“.
Д. Ж. И ты это снес? Ты не удавил меня?! Сказать такое о подобной богине!
Лепорелло. Вы даже отметили, сударь, что она так толста — рукой не обхватить!
Д. Ж. А зачем?! Зачем ее обхватывать одной рукой, если у меня их две?! (Восторженно разглядывая.) Нет, какая мягкость линий! Никаких углов — сплошной овал! И при такой коже! Вот на ком надо жениться. У нее хороший характер — весела как птица! К ней, Лепорелло!
Лепорелло бросается к портрету маркизы де Тариф.
Стоп! Да подожди ты! (Кивнул на бесконечно звонящий телефон.) А почему у вас все время так мерзко звонит телефон?
Лепорелло. Это из главка, сударь, меня разыскивают. Там совещание по багету.
Д. Ж. (усмехнулся ). Ты думаешь? А ну-ка, сними трубку.
Лепорелло (послушно снимает). Алло, вас слушают.
Женский голос. Париса можно?
Лепорелло. Париса?
Д. Ж. (удовлетворенно). Началось. (Экзальтация его уже медленно спадает.) Спроси, кто…
Лепорелло. Кто у телефона, поинтересуюсь?
Женский голос. Корина.
Д. Ж. Из Трои или из Рима?..
Лепорелло. Вы из Трои или из Рима, женщина?
Женский голос. Из Рима.
Д. Ж. (зевая). Ну, конечно, это Корина, „у которой стан так пышен и прям, юное крепко бедро“… Скажи, что я…
Лепорелло (находчиво, в трубку). Парис в пути, женщина!
Женский голос (страстно). Передайте Парису, что я жду его!
И вновь звонок телефона.
Лепорелло. Алло.
Другой женский голос. Овидия можно?
Д. Ж .(совсем вяло). Скажи…
Лепорелло (демонстрируя понятливость). Он на пути, женщина! (Повесил трубку.) Сударь, она тоже сказала, что ждет вас.
И снова звонок, бесконечный звонок телефона. Лепорелло хочет поднять трубку, но Д. Ж. с несколько брезгливой гримасой жестом его останавливает.
Д. Ж. Уже надоело. (Зевнул.) Все надоело. (И погружается в свою задумчивость.)
Лепорелло (кивнув на звонящий телефон.) Что все это значит, сударь?
Д. Ж. (совсем сонно). Я сам сообразил это только в семнадцатом веке… нет, даже в восемнадцатом, когда я был Казановой. Короче, все, кого я любил, не умирают.
Лепорелло (в ужасе). Как — все?!
Д. Ж. (виновато ). Да, они рождаются вновь и вновь, но под другими именами, даже с другими лицами. Но я их всегда узнаю по взгляду: завороженный, грезящий взгляд, будто опрокинутый в себя… Они вспоминают… Они не могут забыть любовь Дон Жуана, ночь Дон Жуана… И они живут опаленные, с этим взглядом, и вечно ждут. И стоит мне объявиться на свете — они устремляются мне навстречу… Сейчас они, должно быть, тоже уже собираются.
Лепорелло (задрожал). Куда… собираются?
Д. Ж. Ну и отупел ты, братец, за двести лет. Сюда собираются! (Декламируя.) „И они идут на свидание с Дон Жуаном, с Парисом, с Казановой — кто с кем, каждому свое“.
Лепорелло (бросился к окну, взглянул вниз и в ужасе отступает). Сударь! Там толпа!