— А о чем ты думаешь, дитя? — усмехнулся Турмалин.
Камень грел ладони живым теплом, но не обжигал, а, наоборот, придавал бодрость и силу.
— О чешуе дракона! — прошептала Матушка, завороженно наблюдая за игрой золота и света под поверхностью камня. — Отец рассказывал сказки об этих существах, полных мудрости и древней магии. О драконах — синих, как океан, зеленых, как леса, желтых, как пески, о драконах мороза и огня и драконах, наполненных сиянием солнца! Но…
Она с сожалением скрыла свет под тряпицей и протянула подарок Турмалину.
— Я не могу его принять, господин Григо, потому что не знаю никого, кто владел бы чешуей дракона, — так они редки! Подобные вещи просто так не отдают. Раз она была у вас, значит, вам и должна принадлежать!
Старик смотрел на нее, яростно дымя трубкой. Помолчав, вытащил мундштук изо рта:
— Сила волшебных вещей, моя дорогая Брунгильда, сохраняется лишь при проявлении к ним доброй воли. Мне этот предмет больше не нужен — мое время истекает, и я скоро покину бренный мир. А тебе — пригодится! В народе ходит поверье, что чешуя дракона приносит удачу, дарует владельцу здоровье и счастье!
— Вот именно! — воскликнула Матушка и, порывисто схватив его руку, покрытую взбухшими венами, сжала ее со всей силой, на которую была способна. — Она поможет вам, господин Турмалин! Даже если это лишь сплетни, вы всегда можете продать чешую и безбедно прожить остаток дней!
Григо бережно поцеловал ее в лоб, и Бруни ощутила, как камень вновь лег ей в ладонь.
— Будь счастлива, девонька! — сказал Григо и поднялся. — Сегодня ты устроила праздник моему желудку и фейерверк моему сердцу, но я устал от острых ощущений, а вы, молодежь, можете веселиться всю ночь! Потому я покидаю вас. До завтра, Матушка!
Он церемонно поклонился сидящим за столом, аккуратно обошел танцующие пары и вышел на улицу.
Матушка держала подарок в руках и думала о том, как бы не заплакать. Жизнь вовсе не проста и не добра, но иногда сводит с такими людьми, за которых хочется ее благодарить.
Время перевалило далеко за полночь. Музыкальный свиток временами принимался крякать и шипеть, однако это вовсе не мешало парам без устали кружиться в танцах. Чета Пелеван ни в чем не давала фору Дрюне с Ваниллой и Марху с Персианой. Виеленна с Питером, похоже, перешли к стадии, когда не замечают окружающих. Туча Клози и Висту Вистун делали перерывы, лишь чтобы промочить горло очередным бокалом вина и перекинуться парой фраз о творчестве или «чуйстве». Причем говорила в основном Клозильда, а маленький Висту внимательно слушал, утвердительно кивая носом.
Матушка не уследила в какой момент, но еще до десерта утомленные дети уснули прямо на полу, трогательно положив головы на меховую подушку, которую изобразил собой превратившийся в зверя Весь. Оборотень лежал, вывалив язык — в трактире было душно, — стараясь лишний раз не шевелиться, чтобы не уронить самого маленького — трехлетнего сына Персианы, что устроился на нем верхом.
Пока остальные танцевали, Бруни сложила золотые монеты — презент Ваниллы и Дрюни — в шкатулку и отнесла подарки наверх, а потом помогла Пипу и старшей Гретель убрать со стола и принести десерт — огромный сливовый пирог, украшенный разноцветными шариками мороженого, усыпанные кунжутом и маком крендельки, ореховое варенье в широких плошках и булочки с вишней, политые сладкой глазурью.
Взрослые растолкали детей и усадили за стол, поближе к мороженому. Малыши пробудились, их сонные голоса окрепли и теперь напоминали утренний птичий гомон.
Веслав, уставший от шума и возни, окинул толпу взглядом и потрусил на кухню — дремать у печи.
— А я удачно женюсь! — заметил запыхавшийся Дрюня, падая на стул и прихватывая загребущими руками разом и кусок пирога, и кренделек, и булочку, и орешек из варенья. — Во-первых, голодным не останусь, во-вторых, приобщусь к эстетике народной кухни, а в-третьих — обзаведусь замечательными родственниками!
Матушка улыбнулась его словам и вдруг вообразила за столом Ральфа. Каким бы он был сегодня? Радостным, грустным или просто пьяным настолько, что Пипу пришлось бы на закорках тащить его наверх, в спальню? Почему-то представить пьяным Кая Бруни, как ни пыталась, не смогла. Царапнуло гвоздиком невольное сравнение не в пользу мужа. Только это да печаль, которую прощание Турмалина поселило в дальнем уголке сердца, чуть омрачило праздник. В остальном, Матушка была уверена, день рождения удался!
Гости расходились на рассвете. Остались лишь Дрюня с Ваниллой, причем Пип настоял на том, чтобы шут лег в комнате Веся, а дочь — вместе с Матушкой.
— За стенами моего и этого дома, — сообщил он, свирепо играя бровями, — можете любиться хоть под телегой! Но здесь будет, как положено предками! Сначала — свадьба!
Когда он ушел, шут попытался вымолить у Матушки пощаду.
— Нет, — твердо произнесла она, — и не проси!
И так она это сказала, что Дрюня сразу сник, поцеловал Ваниллу в нос и отправился в бывшую детскую. А уже оттуда завопил дурным голосом:
— Предки положили меня в одиночестве! Ой, боюсь-боюсь-боюсь!
Матушка уложила шатающуюся от усталости подругу в свою кровать, заперла двери за Пипом, сестрами Гретель и Питером Конохом, которые отправились разводить, а точнее — разносить по домам Клозильду и Висту, почесала за ухом дремавшего у печи Веся. На душе отчего-то было спокойно и тихо. Осенне.
— Правда он замечательный? — заплетающимся языком спросила Ванилла, когда Бруни наконец вернулась в спальню. — Представляешь, ни одной ноги мне не отдавил во время танцев! Вот это я понимаю, мужик!
— Понимаю, — укладываясь рядом, пробормотала Матушка. — И он, похоже, правда любит тебя, — она помолчала, а затем решилась: — Знаешь, давно хотела тебе рассказать…
Ответом ей было ровное дыхание Ваниллы. Подруга спала, сладко улыбаясь и причмокивая губами.
* * *Бруни проснулась от непривычного ощущения: солнечные лучи нахально заглядывали в окна, хотя обычно лишь касались их робкими рассветными пальцами. Осознав, что проспала, Матушка хотела было вскочить, но вдруг увидела на тумбочке у кровати поднос с глиняной кружкой, дымящимся омлетом и еще чем-то, накрытым салфеткой. Сердце наполнилось благодарностью к тем, кто дал ей возможность выспаться. Под салфеткой оказался не кусок хлеба, а мешочек из бархата, в котором что-то перекатывалось. Вытряхнув содержимое на ладонь, Бруни обнаружила… изящное серебряное колечко, украшенное маленьким, но очень ярким синим опалом. Матушка нахмурилась. А потом вдруг счастливо рассмеялась и закружилась по комнате. Он решил по-своему! Он все решил по-своему!
Она выглянула из окна и увидела перед входом знакомый экипаж. Кай стоял рядом, оглаживая лошадиные морды, но смотрел в ее окно. Заметив Бруни, поклонился — спокойно и элегантно. Словно и не было между ними ссоры.
— Давайте-ка одеваться, хозяйка! — послышался ворчливый голос Ровенны. — А то кавалер ваш от завтрака отказался, видать, в вашей компании желает покушать. А мужчину голодом морить негоже! Вы ешьте-ка быстрее, а я пока вам косу заплету!
Бруни принялась за омлет, но вдруг опустила ложку.
— Ровен, это как понимать? Меня, значит, кормите, а его — голодом морить негоже, но надо?
Старшая Гретель лукаво усмехнулась.
— Мариновать их надо, хозяйка!
Матушка подавилась последним куском омлета.
— Кого мариновать?
— Мужчин. Тогда и чуйство… Тьфу ты, напасть! Чувство будет горячее!
Была бы здесь несдержанная на язык Ванилька, уже поинтересовалась бы у одинокой Ровенны, откуда она так хорошо знает мужчин. А Бруни промолчала. Знала, что старшая Гретель в четырнадцать влюбилась в женатого мужчину намного старше ее годами. Знала, как печально это закончилось — обмолвилась как-то Виеленна матушке, а та рассказала дочери, чтобы уберечь от подобного. Да и зачем ворошить старое, наболевшее? Ровенна за последние годы для нее главной помощницей стала. И за стойкой стоит, и прибыль считает, и долги не забудет. Выглядит вполне довольной жизнью, словно нашла свое место здесь, в трактире на площади Мастеровых.
— Одевайтесь! — забирая поднос с посудой, сказала Ровенна. — Да не беспокойтесь о порядке. Гуляйте! Пусть ваш день рождения еще на одни сутки продлится!
Бруни неожиданно для самой себя поцеловала служанку в начавшую увядать щеку.
— Какие глупости! — покраснев, пробормотала та и ушла.
* * *Кай уже нетерпеливо прохаживался из стороны в сторону, когда Матушка вышла в простом сером платье, с повязанным на шею платочком, ярко-голубой цвет которого гармонировал с новым колечком.
Взяв ее руки в свои, Кай вначале убедился, что кольцо надето, потом поцеловал пальцы Бруни и, наконец, спросил:
— Тебе нравится мой подарок?
— Хорошо, что на нем нет ни одного бриллианта! — серьезно сказала Матушка.
Кай возмущенно посмотрел на нее и рассмеялся, разглядев искры озорства в серых глазах. Подхватил ее на руки и подсадил в карету.
— Отвечай мне, шкипер, — усаживаясь рядом, строго спросил он, — куда мы держим курс?
— На наш корабль, мой капитан! — звонко отвечала Бруни, чувствуя, как сердце заходится от восторга перед встречей с морской стихией.
Кай обнял ее и развернул к себе. И спросил о том, что вовсе не имело отношения к шутливому разговору:
— Вместе?
Матушка пропустила вздох. В это краткое мгновение она проводила черту между возможностью обрести счастье с кем-нибудь другим… и необходимостью получить от судьбы по заслугам вместе с любимым. Мелькнуло перед глазами лицо Ровенны — спокойное, равнодушное… угасающее. Счастье — миг, одиночество — вечность!
— Вместе, — твердо сказала она. Первой потянулась к губам, по которым так соскучилась, и бросила вызов судьбе, добавив лишь одно слово: — Навсегда!
* * *Матушка вернулась почти к закрытию. Загоревшая, хорошенькая и… спокойная. Сердце билось ровно, а главное, в унисон с сердцем мужчины, держащего ее за руку.
Народу в трактире было немного. Даже Турмалин уже ушел — его столик пустовал, а за соседним — как раз там, где всегда сидел Кай, — к своему величайшему удивлению, Бруни увидела две склоненные головы — огненно-рыжую и черноволосую.
Когда они с Каем вошли, оба — Лихай Торхаш и Весь, — не сговариваясь, посмотрели в их сторону. Красное Лихо, встав, шагнул навстречу. Склонил голову, приветствуя Кая, усмехнулся, разглядывая его спутницу.
— Прогулка на свежем воздухе обоим пошла на пользу! — заметил он, вгоняя Матушку в пылающий румянец, но не заставив опустить глаза. — Поужинайте с нами, а после, с твоего позволения, маленькая хозяйка, я заберу пацана с собой. На всю ночь.
— Зачем? — испугалась Бруни.
Кай успокаивающе обнял ее и притянул к себе. Он верил Лихаю как себе — Матушка это чувствовала, но сама пока побаивалась оборотня с глазами убийцы.
— Я должен увидеть его истинные облик и силу, — пояснил полковник. — Узнать, умеет ли он охотиться, как охотились предки. И если да — начать готовить к получению Имени крови, которое есть у всех нас. Его родители не успели этого сделать, поскольку погибли вместе с кланом. Веслав — последний из Черных ловцов. Получив Имя крови, он сможет передать его потомкам и возродить клан. А без Имени Веслав не будет считаться полноценным членом Дикого братства. Поэтому, с твоего позволения, как официального опекуна, с сегодняшнего новолуния и до следующей полной луны я буду забирать его с собой по ночам. А в полнолуние мы исчезнем на несколько суток.
Матушка взглянула на Веся. Тот стоял за Торхашем и жадно ловил каждое слово, нервно подергивая ушами. Жизнь его народа касалась мальчишки неласковой дланью — но все-таки касалась, а не била, не возила мордой по земле. Подталкивала к своему пути. Разве могла Бруни этому мешать, если сама желала Веславу полноценного существования?
— Ты сам хочешь этого? — глядя в его горящие глаза, поинтересовалась она.
Оборотень пропустил вдох. И кивнул. Четко, по-военному. Видно было, как тяжело ему удержать бешеную энергию, рвущуюся наружу. Он ощущал жизнь — биение ее кипящего ключа где-то в районе сердца.
Матушка ободряюще улыбнулась ему и перевела взгляд на бесстрастное лицо Торхаша.
— Однако вы ошиблись, полковник, — заметила она. — Я забрала Веся домой с улицы, но и только. Могу ли я считаться его официальным опекуном?
— Хмм… — усмехнулся тот, взглянув на Кая. — Ты не сказал ей?
— Не сказал о чем? — Бруни тоже посмотрела на любимого.
Тот молча показал Лихаю кулак, полез за отворот камзола и вытащил пергамент, перевязанный оранжевым шнуром с магистратской печатью.
— Ну… — смущенно начал он. — После того, как тебе не понравился мой предыдущий подарок, я решил, что такой женщине, как ты, нужно дарить более практичные вещи… Колечко — это так, баловство! Поэтому я оформил на тебя опекунство Веслава. Надеюсь, из-за этого подарка мы не поссоримся?
— Садись, читай! — весело блеснув глазами, приказал Торхаш мальчишке. — Нечего глазеть!
Позабыв обо всем, Бруни и Кай целовались, будто после долгой разлуки. А затем он подхватил ее на руки и понес прочь, кинув другу через плечо:
— Ужинайте без нас!
* * *На следующий день случилось небывалое. В трактир, робко оглядываясь и семеня, вошел Висту Вистун. И испуганно остановился на пороге.
— Добрых улыбок и теплых объятий, господин Вистун! — поспешила ему на помощь Матушка, вытирая полотенцем руки. — Проходите, куда желаете присесть?
Маленький Висту озирался по сторонам, будто потерял игрушку. И, кажется, Бруни начала догадываться, в чем дело.
— Садитесь сюда, — предложила она ему тот самый столик, за которым любила сиживать обездоленная любовью Туча Клози. — Отсюда прекрасно видно, кто входит в трактир, а вас почти не заметно. Чего желаете на обед?
Когда Матушка вернулась на кухню, в ее глазах скакали озорные демонята.
— Весь, — попросила она, — сбегай в Гильдию прачек, скажи Клозильде, мол, я велела передать, что кровяная колбаса сегодня куплена отменная!
Оборотень, любовно разделывающий индюшку, тут же надулся.
— Чего я-то? Видишь, делом занят!
Пиппо, усмехаясь, пузом отодвинул его от разделочного стола.
— Давай, клыкастый, лети стрелой, раз Бруни просит! А птичку я сам докромсаю!
— А зачем ей это говорить? — уже на пороге кухни подозрительно обернулся Весь. — Какая тут тайна?
Зашедшая в кухню Ровенна сухо хмыкнула:
— Вон она, тайна. У окна сидит, носатая такая!
— Где? — навострил уши мальчишка.
Старшая Гретель вытолкала его, приговаривая:
— Да иди уже, горе ушастое, а то, глядишь, уйдет кавалер-то…
Матушка едва успела нарезать и красиво уложить на блюдо кровяную колбасу, черный хлеб и плошку с ядреной горчицей, как в трактире раздалось мощное контральто Клозильды Мипидо.
Добавив на поднос пару кружек пива, Бруни поспешила навстречу.
— Это кто сидит за моим столиком? — грозно потрясая кулаками, вопрошала матрона.
Взбледнувший Висту стоял, вытянувшись, как на плацу, и поглощал взглядом тучевые округлости Клози, щедро вылезавшие из-под корсета.
— Это же Висту Вистун, — ставя поднос на стол, мило улыбнулась Бруни. — Вы, Клозильда, танцевали с ним у меня на дне рождения!
— Точно! — согласилась Клози, усаживаясь напротив и принимаясь за пиво. — А говорили мы…
Матушка с надеждой взглянула на главу Гильдии гончаров. И тот не подвел:
— Мы говорили о вдохновении! О чуйстве полета! — с чуйством напомнил он.
— Да-а-а?! — изумилась Клозильда и сунула ему в руки вторую кружку пива с такой силой, что Висту чуть не упал. Спасла его стена, оказавшаяся за спиной. — И у вас есть мысли на сей счет?
Вистун глубоко вздохнул, сел, влил в себя кружку пива и… пошел в атаку.
Через несколько минут Бруни покинула их с чрезвычайно серьезным выражением лица и уверенностью, что маленький гончар не так прост, как кажется.
В трактир как раз заходил патруль, возглавляемый сержантом Йеном Макхоленом. Словно в оправдание своего прозвища упрямо наклонив голову, Бычок проследовал прямо к стойке и заказал себе и своим ребятам охлажденного морса. Спиртного на работе он не пил и тщательно следил за личным составом, обнаруживая нюх на алкоголь почти такой же острый, как у зверя.
— Хорошо, жары нет! — пробурчал он, сделав порядочный глоток. — Но все равно — забегались, как собаки.
— Ищете кого-то, сержант? — поинтересовалась Матушка, подливая напитка ему и двоим дюжим патрульным.
— Сбег, гад! — ахнул кулаком по стойке один из них. — Уж мы за ним бежали, бежали…
— Жир бы вам порастрясти, — усмехнулся Макхолен, в котором, несмотря на округлую форму, не было ни грамма лишнего, — а потом за карманниками бегать! Отъели пузени на магистратских харчах! Вот устрою вам учения с полосой препятствий…
Второй патрульный подавился морсом. Первый с азартом застучал товарища по спине.
— Пообедаете? — предложила Бруни. — Бегать тоже сила нужна.
— За кем бегали-то? — полюбопытствовала оказавшаяся рядом Ровенна.
— Вот! — Бычок вытащил из кармана оторванный от рубашки рукав. — Эта гнида у вдовы старика Рашписа последние гроши увел. И шустрый такой попался! Бабка, правда, его чуть сама не задержала — вцепилась, как клещ в собачье ухо! Да он вывернулся…
— Скотина, — процедила Ровенна. — Она и так едва концы с концами сводит! И что теперь делать?
— Поищем для порядка, — пожал плечами сержант, — а потом с ребятами скинемся, да ей деньги и отдадим, как будто нашли. Впервой, что ли?