- А что, негатива нет?
- Нету, Петя, нету! Ну, как, сделаешь?
- Возни много. Контротипировать надо...
- Сколько? - сразу же взял быка за рога Виктор. Некогда ему было.
- Еще литр, - скромно потребовал Петя.
- Упьешься, алкаш!
- А я с товарищами, - объяснил Петя.
По Бережковской на Новоарбатский мост, у Арбатской площади на бульвары. Заметил Виктор, что его ведут, только на Новом Арбате: "Запорожец" новой модели, которого отделил от него черный правительственный драндулет, безумно нарушая, справа обогнал начальника и вновь пристроился ему в хвост.
Следовательно, прорезался Димочка. Дима, Дима, Димочка. Ах, ты, эстет, ах, сибарит, ах, скотина! По бульварам Виктор выкатил к Тверской, пересек ее и на Пушкинской площади, перейдя в первый ряд, нырнул в узкую арку за общественным сортиром. А что теперь "Запорожец"? А "Запорожец" нахально пер за ним.
Разгоняя многочисленных прохожих, Виктор осторожно миновал кишкообразный двор, вырулил в Козицкий и, найдя местечко неподалеку от бокового входа в Елисеевский, остановился. Глянул в зеркальце "Запорожец" пристроился неподалеку. Ну и хрен с ним. Виктор опустил боковое стекло и, высунув личность на волю, осмотрел окрестности. Тотчас заметив его, прилично одетый молодой человек отделился от кучки себе подобных и направился к Викторовой "семерке".
- Есть водка, коньяк, шампанское. Что надо, шеф? - спросил молодой человек, вежливо наклонясь к оконцу.
- Почем нынче злодейка?
- Четвертак.
- Пять бутылок за сто десять. Договорились?
- Оптовому покупателю идем на встречу. - Молодой человек оскалился и потребовал: - Тару.
Виктор отдал свою пижонскую сумку, и молодой человек удалился ненадолго. Возвратился, чуть побрякивая новым содержимым сумки. Виктор протянул ему сто десять диминых рублей - пусть эстет оплачивает расходы на него и принял сумку. Молодой человек пересчитал деньги и пожелал:
- Приятных вам развлечений.
Хотелось посмотреть, кто там в "Запорожце". Виктор резко дал задний ход, быстро развернулся в первом справа дворе и рванул к Пушкинской улице. Но и водила "Запорожца" был не пальцем деланный: он развернулся столь же стремительно во втором дворе и теперь ехал впереди Виктора. Сквозь заднее стекло были видны лишь крутой затылок, мощная шея и часть кожаной куртки.
На Пушкинской улице "Запорожец", повернув, прижался к обочине. Когда Виктор проезжал мимо него, водитель что-то искал на полу.
Конечно же, "Запорожец" сопровождал его до киностудии. Стараясь не звякать бутылками в сумке, Виктор мило улыбнулся знакомой вахтерше. Неверные студийные часы показывали четверть двенадцатого. Виктор сверился со своими. На этот раз точно шли студийные. Что ж, два часа прошло.
Петя привычно сидел в закутке и покуривал.
- Готово, Петя? - спросил Виктор.
- Продукт принес? - вопросом на вопрос ответил Петя. Виктор с готовностью тряхнул сумкой, чтобы посуда зазвенела. Петя бросил недокуренную сигарету в урну и поднялся.
В кабине Виктор гордо водрузил четыре "Пшеничных" на стол. На тот же стол Петя кинул пачку гнутых от скоростной сушки фотографий. Виктор рассматривал фотографии, а Петя открывал первую.
Мастером, настоящим мастером был алкаш Петя. Никаких потерь по сравнению с оригиналом. А ведь переснимал, контротипировал, печатал на не очень хорошей бумаге.
- Спасибо, Петя, - искренне поблагодарил Виктор и, сложив отпечатки и оригиналы в конверт, спрятал конверт в карман. Петя, не поднимая головы, разливал по двум стаканам. Водка, лившаяся щедрой струей, звонко щелкала в горлышке бутылки.
- Я на машине, - предупредил Виктор.
- Днем не страшно, - возразил Петя и двинул к нему полный стакан.
Днем, действительно, вероятность быть прихваченным милицией смехотворно мала. Граненый стакан был полон. Двести, значит, сразу. Петя разрезал пупырчатый плотный огурец, и запах его смешался с легким запахом алкоголя. Букет. А почему бы не расслабиться? Заслужил.
Приняли, не переводя дыхания, и сразу же захрупали огурцом. Водка в желудке легла отчетливым шаром, потом не спеша разлилась по жилочкам. Пробил пот: душновато было в кабине. Глаза глядевшего на Виктора Пети очистились, наполнились чуть заметной светлой слезой. Жить Пете стало хорошо. Да и ему, Виктору, неплохо.
- Погуляй где-нибудь и через часок заходи, - предложил Петя. - А я за часок по рекламе отстреляюсь. Режиссер достает, паразит!
Виктор вышел на площадь перед центральным студийным антре. Возвращаться к Пете он не собирался, но погулять имело смысл. Светило солнышко, в саду чирикали птички, подкатывали и укатывали служебные легковые автомобили, из которых выскакивали и в которые вскакивали ужасно деловые и озабоченные кинематографические люди.
Совсем хорошо, Виктор поднял лицо, прикрыл глаза - загорал на солнышке.
- Мы в душном павильоне корячимся, а сценарист на солнышке кайф ловит! - завопил совсем рядом знакомый голос. Володя-оператор.
- У вас же декорации неготовы, - открыв глаза, понедоумевал Виктор.
- Я чужую присмотрел. Тютелька в тютельку наша изба. Дали на один день. - Володя был в восторге от своего подвига. - Пошли, посмотришь!
Хоть какую-то заинтересованность следовало проявить. Виктор тяжко вздохнул и пошел, стараясь не отставать, за быстро шагающим, энергичным Володей.
Пожар в борделе во время наводнения - вот что такое неподготовленная как следует съемка. Режиссер, естественно, не знал, как снимать сцену, и поэтому придирался ко всем, оттягивая момент, когда ему придется принимать решения по мизансцене, по кадру, по актерской работе.
- Я миску просил, обыкновенную деревянную миску! А вы мне сегодняшнюю кооперативную раскрашенную туфту подсовываете! - царственно орал Андрей Георгиевич на ассистента по реквизиту. Ассистент моргал обеими глазами. Поморгал, поморгал и спросил в паузе:
- А какая она, обыкновенная?
Талантливый режиссер воздел рукой, талантливый режиссер закатил глаза.
- И это спрашиваете вы, ассистент режиссера по реквизиту? Нет, молодой человек, в таком случае вам следует менять профессию! - И тут увидел Виктора. Опустил руки, сказал нормально: - А-а, Витя, здравствуй.
- Привет, - ответил Виктор. - Ты твори, твори, а я где-нибудь здесь посижу.
Брошенный всеми за столом с раскрашенной кооперативной туфтой сидел мужичок в косоворотке - милый актер Миша. Виктор присел напротив на скамью, придвинутую к светлым бревнам стены. Потрогал бревна - настоящие, спросил у Миши:
- Сидишь?
- Сижу, - обреченно подтвердил Миша и вдруг оживился: - Виктор Ильич, у меня карты с собой. Пока они собачатся, может, в дурака перекинемся?
- В дурака, так в дурака. Сдавай, Миша. - Виктор решил для приличия немного побыть здесь.
Операторская группа перекатывала тележку с камерой с места на место, услужливый второй режиссер с ассистентами зачем-то двигал некрашенный деревенский шкаф. Художник по кадру пристраивал старинную прялку, несколько человек суетились на площадке просто так, для общего ливера, а они - Виктор и Миша - увлеченно играли в подкидного дурака. Миша уверенно выигрывал. Виктор злился. Внезапно, как часто бывает с резкой поддачи, возникло нестерпимое желание посетить сортир по малому делу.
- Извини, отлучусь, - сказал Виктор, вскочил и сделал первый быстрый шаг.
Он бы не успел его сделать, опоздай на мгновенье: с грохотом и звоном сверху на то место, где он мгновенье тому назад сидел, обрушилось тяжелое металлическое нечто.
Тишина ворвалась в павильон, тишина. Съемочная группа с ужасом смотрела на Виктора.
- "Двойка" с лесов сорвалась, - негромко догадался оператор и рявкнул вдруг: - Бригадир!
К нему подбежал бригадир осветителей с перекошенным лицом, с ходу залопотал:
- Сам не понимаю как, Петрович, сам не понимаю как...
- Господи, господи! - шумно дыша возгласил режиссер, подошел к Виктору, обнял за плечи. - Ты в рубашке родился, Витя. Иди отсюда, уезжай домой, успокойся.
- Что такое "двойка"? - поинтересовался было Виктор.
- Осветительный прибор. К лесам на кронштейне крепится, - объяснил Андрей. - Ты иди, иди, Витя, отряхнись от этого ужаса, а я уж здесь разберусь со всеми!
Как он при таком желании от страха не замочил портки, одному богу известно. Излившись в загаженном павильонном сортире, он спустился на этаж и пошел к выходу, к машине, домой. Проходя мимо фотоцеха, глянул на часы. Час прошел, всего только час. Виктор вспомнил петино приглашение и завернул в лабиринт. За дверью кабины гудели голоса. Там шел процесс. Непроизводственный. Другой. Соответствующий.
- Стакан. Полный, - попросил Виктор.
Ему налили. Он выпил и молча удалился под непонимающими взглядами теплой и разговорчивой компании, устроившейся здесь надолго.
Ехал осторожно: береженого бог бережет, который сберег Виктора сегодня уже один раз. Осторожно, но не таясь от него, ехал следом "Запорожец".
Приехали. Виктор вышел из машины, проверил дверцы и направился к подъезду. Водила из "Запорожца" наблюдал за ним.
Виктор разложил фотографии на столе. Бессмысленно многозначительная харя кавказца Удоева, псевдоинтеллектуальное личико новоявленного нарцисса Димочки. Беспечная в своем идиотизме мордашка Ларисы. Наглые камуфлированные спины. И эти гниды хотят сделать из него, Виктора Кузьминского, тряпку, о которую они будут вытирать ноги.
- Ну, суки, я вас достану! - неожиданно для себя вслух высказался Виктор и трахнул кулаком по столу. И сейчас же, как бы в ответ, зазвенел телефон.
- Я соскучилась по тебе, Витя, - призналась Лариса в трубке.
Ах ты, моя пупочка, ах ты, моя милая, ах ты, моя шустрая!
- Да и я тоскую прямо уж не знаю как!
- Тогда я приеду? - предложила себя Лариса.
- Жду, жду, изнывая от страсти! - согласился он. - Когда будешь?
- Ну, минут через сорок, через час...
Так, часок в его распоряжении имеется. Кое-что надо сделать до ее прихода.
Виктор в один конверт вложил Димин бумажник и заклеил его, а в другой собрал по одному экземпляру каждой фотографии и, захватив оба конверта, вышел из квартиры. Спустился на два этажа во время: Анна Сергеевна уже закрывала дверь, собираясь во второй - послеобеденный поход по магазинам.
- Анна Сергеевна, у меня к вам просьба... - подхалимно начал Виктор.
- Ну? - потребовала конкретности Анна Сергеевна.
- Ко мне сейчас придут. Я не могу отлучиться, а тут в нашем подъезде бумажник с документами нашел, наверное, карманники подкинули. Вы бы не могли пакет с этим бумажником в почтовый ящик бросить? А то человек, которого обчистили, небось волнуется из-за документов.
- Давай, - сказала Анна Сергеевна.
- И еще одна просьба, - продолжал заискивать Виктор, показывая второй конверт. - А вот здесь фотографии, которые моя гостья ни при каких обстоятельствах не должна видеть. Вы бы не могли их спрятать у себя?
- Держи, - Анна Сергеевна передала Виктору хозяйственную сумку, взяла второй конверт, открыла дверь, зашла в квартиру, вернулась через минуту и доложила:
- Спрятала.
- Хотите мою невесту посмотреть? - предложил награду за хлопоты Виктор.
- Когда? - оживилась Анна Сергеевна.
- Ну, через часок-полтора.
- Как раз успею в молочном постоять, - обрадовалась она и подмигнула: - Бабенка-то ничего?
- Вот посмотрите и решите.
Бабенка все-таки ничего. А такая, как сейчас - тщательно подкрашенная, хорошо одетая, нацеленная на определенное дело - просто красотка. Лариса стояла в дверях его квартиры и дарила ему обещающую улыбку.
- Хороша, - признал Виктор.
Лариса потрепала его по щеке, прошла в комнату, кинула сумочку в кресло и, раскинув руки, упала на тахту.
- Сразу и начинаем? - деловито осведомился Виктор. Лариса, прищурив один глаз, другим презрительно посмотрела на него.
- Дурак. Просто я устала зверски.
- В театре киноактера с товарками языком трепать? - захотел уточнить причину усталости Виктор.
- От этого тоже, - миролюбиво согласилась она. - Пожрать дашь?
- И выпить, - дополнительно пообещал он, и они направились на кухню.
Следуя вековым традициям, Лариса свято придерживалась древнего актерского правила: жри, что дают, пей, что поднесут. Вино, коньяк, водка, самогон - всему рада артистическая душа, все потребляется с удовольствием и большими дозами. Так что лишняя бутылочка из Козицкого пригодилась.
Только выпили по второй, как в дверь позвонили. Виктор пошел открывать Анне Сергеевне.
- Здравствуй, Витя! - громко и несколько театрально приветствовала его как бы непрошенная гостья. - Я на твою долю кефира и молока купила. Будешь брать?
- С удовольствием, - отвечал он.
- Я на кухню поставлю, - объявила Анна Сергеевна, рванула на кухню и, увидев Ларису, удивилась вполне естественно: - Да у тебя гости!
- Гостья! - поправил ее Виктор, входя за ней на кухню. - А может, будущая хозяйка.
- Здравствуйте, - Лариса встала из-за стола девочкой, руки по швам, глазки опущены.
- Здравствуйте, здравствуйте, - Анна Сергеевна все свои морщины собрала в умильную улыбку. - А что, Витя, пора, давно пора хозяйкой обзавестись. Так не буду вам мешать, пойду, пойду.
Виктор вслед за ней вышел на площадку, поинтересовался:
- Ну, как будущая хозяйка вам показалась?
- Не разобралась до конца. Штукатурки много.
- А если отмыть?
- Отмоешь, тогда зови смотреть. Да, Витя, пакет твой я на почте в большой ящик кинула, чтобы скорее нашли. Правильно?
- Ты молодец, Анита, - одобрил ее названием старого фильма Виктор. Она поняла, посмеялась и стала спускаться на свой этаж.
Ларисы на кухне не было, и он открыл дверь комнаты. У письменного стола стояла Лариса, держа обеими руками его пистолет, направленный ему меж глаз. Продолжая тщательно прицеливаться в него, она жестко приказала:
- Руки за голову. Лицом к стене.
Опустилось что-то внутри. Руки-ноги ослабли и мелко-мелко задрожали. Виктор положил ладони на затылок и неуверенно повернулся к стене.
Баба его заделала, баба. С пистолетом, конечно, но все равно баба. От стыда перестали ходить коленки, обрушилась сумасшедшая злость на себя.
Лариса сзади ткнула стволом пистолета в позвоночник и потребовала:
- А ну, рассказывай, что ты делал сегодня с утра. В подробностях.
В ботиночках он, слава богу, в ботиночках. Ну, держись, Лариса! Расчет на шоковую боль и опережение. Короткий удар каблука в голень и на пол, на пол!
Упав, Виктор бревном трижды перекатился вокруг своей оси и, вскочив, оказался за Ларисиной спиной. Она уже села на пол от нестерпимой боли. Пистолет валялся рядом. Ногой он откинул пистолет подальше, рывком поднял ее, ненавистно заглянул ей в лицо. А она плакала, по-детски плакала.
- Говори, сука, кто тебя подослал! - орал он, тряся ее за плечи. Икая от боли и слез, она не в силах говорить, мотала головой. - Говори, говори!
- Я пошутить хотела. - Наконец плаксиво заныла она. - Я думала он игрушечный, и я как в кино... А ты... А ты... А ты зверь, вот ты кто.
Он отшвырнул ее на тахту, подобрал пистолет с пола и осмотрел его. Она и с предохранителя его не сняла. Виктор сказал облегченно и виновато:
- Идиотка.
- Больно, больно, больно, - жаловалась она.
- Сейчас йодом смажу, - пообещал он первую медицинскую помощь и, спрятав пистолет в брючный карман, отправился на кухню. Из настенной аптечки достал пузырек с йодом, подумав, налил в стакан граммов сто водки, прихватил еще и яблочко и, вернувшись в комнату, посоветовал: - Выпей для начала. Поможет.
Лариса тыльной стороной ладони осторожно вытиравшая подрисованные глаза, взяла стакан, выпила до дна и, дожевав маленький кусочек яблока, почти прошептала:
- Спасибо.
- Колготы снимай, - сурово распорядился он. Слегка ошарашенная этим требованием, она с удивлением посмотрела на него, потом поняла, для чего ей следует снять колготки, попросила:
- Отвернись.
На правой ее голени вспухла порядочная шишка, с открытой ранкой наверху. Постарался, кретин. Виктор взболтал пузырек и стеклянной пробкой прижег ранку. Видно сильно щипало, потому что Лариса с шипеньем выпускала из себя воздух сквозь сжатые зубы. Он закрыл пузырек и, успокаивая, нежно поцеловал ее голую коленку.
- Дурачок, - ласково сказала Лариса, обняла за шею и прижала его голову к мягкой своей груди. И еще раз повторила для убедительности: Дурачок.
В этот день они занимались любовью с особым удовольствием.
- Вот и все, что сняли, - сказал режиссер Андрей, когда в зале зажегся свет. - Ну, как тебе?
Три часа в душном зале (и куртки не снять от того, что на всякий случай пистолет под мышкой), три часа на экране то, что, когда писалось, виделось совсем другим. Три часа беспрерывных переговоров режиссера с монтажером, три часа скачущих в голове картинок без экрана, от падающей "двойки" до Олега на радиаторе "Нивы" - эти три часа довели Виктора до полного раскардаша чувств и отчаянной раздражительности.
- Говно, по-моему, - громко поделился он своими впечатлениями.
- Ну, зачем же вы так, Виктор Ильич! - укорила беспокоящаяся о душевном равновесии режиссера монтажор. - Это даже не подложено по-настоящему, да еще с запасными дублями...
- Писать надо хорошо, - тут же обратился к приему "сам дурак" режиссер. - Развел розовые просоветские сопли, а я расхлебывай.
- Сопли? - поинтересовался, что режиссер расхлебывает, Виктор.
- Надо же было мне, дураку, браться за это дело! - вопил режиссер.
- Ну и не брался бы. Кто тебя заставлял? - Виктор сегодня не знал пощады.
- Ты, ты! Своими литературными фейерверками! А сдуешь словесную пену на съемке - под ней пшик, пустота!
- Это тебе не чернуху, не голых баб в дерьме снимать! Здесь головой работать надо, думать, чувствовать, искать. - Виктор встал. - Теперь без меня. Все, ухожу.
- Куда?
- Туда, куда зовет меня мой жалкий жребий, - застеснявшись собственного пафоса, шутейно, цитатой из Островского, ответил Виктор. И режиссер опомнился: