В общем, люди видят то, что хотят увидеть. Так было всегда и всегда будет. Я склонился над наблюдателем, изображая заботливого и ответственного гражданина своей страны, и женщина с коляской остановилась у меня за спиной. После этого вокруг нас собралась небольшая толпа обеспокоенных случившимся людей. Репутация Нью-Йорка как агрессивного города совершенно незаслуженна. В целом люди всегда готовы помочь. Рядом со мной присела женщина, остальные стояли рядом и смотрели на нас. Я видел их ноги и обувь. Парень в кожаной куртке лежал на спине на полу, спазматически дергался и пытался сделать вдох. Именно так действует на человека сильный удар в солнечное сплетение. И очень похоже выглядит сердечный приступ и еще некоторое количество болезней.
– Что случилось? – спросила женщина рядом со мной.
– Не знаю, – ответил я. – Он вдруг упал, и у него закатились глаза.
– Нужно вызвать «скорую».
– Я уронил свой телефон, – сказал я.
Женщина принялась рыться в сумочке, но я ее остановил:
– Подождите, может быть, у него приступ. Давайте проверим, нет ли у него с собой карточки.
– Приступ?
– Ну да. Что-то вроде обострения или припадка. Например, эпилептического или еще какого-то.
– Вы про какую карточку?
– Люди с подобными болезнями носят с собой инструкции на такой вот случай. Может, нам придется принять меры, чтобы он не прокусил себе язык. И, возможно, у него есть лекарства. Посмотрите в карманах.
Женщина похлопала по карманам куртки с внешней стороны. У нее были маленькие руки с длинными пальцами и кучей колец. Внешние карманы оказались пустыми, в них ничего не лежало. Тогда женщина раздвинула полы куртки и проверила внутренние. Я внимательно наблюдал за ее действиями. Таких рубашек, как на этом парне, я еще никогда в жизни не видел: из акрила, с цветочным рисунком и полным набором пастельных тонов. И еще я обратил внимание на то, что куртка у него дешевая и жесткая, на нейлоновой подкладке. Внутри имелась этикетка, весьма вычурная, написанная на кириллице.
Во внутренних карманах тоже было пусто.
– Проверьте в брюках, – сказал я.
– Я не могу, – ответила мне женщина.
Тогда рядом с нами присел еще один ответственный доброволец, который засунул пальцы в передние карманы брюк наблюдателя, но там тоже ничего не оказалось. Ухватившись за клапаны карманов, он сначала перевернул его на один бок, потом на другой, чтобы проверить задние карманы. Тоже пусто.
Нигде ничего: ни бумажника, ни документов, вообще ничего.
– Ладно, думаю, нужно все-таки вызвать «скорую помощь», – сказал я. – Вы не видите мой телефон?
Женщина посмотрела по сторонам и вытащила из-под руки парня мобильный телефон-раскладушку. В процессе крышка сдвинулась, и включился экран с моей фотографией, крупной и четкой, гораздо более высокого качества, чем я думал. Лучше, чем то, что мне показывал продавец из «РадиоШэка». Женщина бросила на нее мимолетный взгляд. Я знал, что люди часто хранят в телефонах фотографии, и множество раз их видел: супруги, собаки, кошки, дети. Что-то вроде домашней страницы или «обоев» для экрана. Наверное, женщина подумала, что я жуткий эгоист, который носит в своем телефоне собственную фотографию. Но она все равно отдала мне его. Ответственный доброволец уже набирал номер «скорой помощи», и я начал отступать со словами:
– Пойду найду копа.
Я снова влился в поток людей и позволил ему нести меня вперед, дальше через дверь и на улицу, в темноту, прочь от вокзала.
Глава 28
Теперь я больше не был тем самым парнем, единственным в мире без мобильного телефона. Я остановился в пропитанном жаром мраке в трех кварталах от Седьмой авеню и принялся изучать свою добычу. Оказалось, что это «Моторола», из серого пластика, каким-то образом обработанного, чтобы походить на металл. Я побродил по меню, но не нашел больше никаких фотографий, кроме собственной. Она получилась совсем неплохо: перекресток к западу от Восьмой, яркое утреннее солнце, и я поворачиваюсь, услышав свое имя; снимок в полный рост с множеством деталей. Не вызывало сомнений, что здесь потрудилось огромное количество мегапикселей, и лицо вышло четко. Мне понравилось, как я выгляжу, учитывая, что я не спал всю ночь. Меня окружали машины и дюжина прохожих, дающих ощущение масштаба, совсем как линейка, нарисованная на стене в полицейском участке рядом со снимком подозреваемого. И поза у меня точно такая, какую я вижу, когда смотрю на себя в зеркало, очень характерная.
Меня поймали, но удачно, при помощи фотоаппарата.
И это не вызывало ни малейших сомнений.
Я вернулся в меню, чтобы проверить вызовы. Исходящих не оказалось, входящих было три, и все в пределах последних трех часов, с одного и того же номера. По-видимому, наблюдателю вменялось регулярно стирать информацию, наверное, после каждого звонка, но часа три назад ему стало лень это делать, что вполне соответствовало его поведению и замедленной реакции. Скорее всего, номер, с которого поступали звонки, принадлежал организатору слежки или какому-нибудь диспетчеру. А может быть, даже самому боссу. Будь это номер сотового телефона, мне от него не было бы никакого проку – ведь сотовый телефон может находиться где угодно, они как раз для этого и существуют.
Но это был номер, начинавшийся с цифр 212 – код стационарного телефона Манхэттена.
Значит, он находился в фиксированном месте. Так уж устроены стационарные телефоны.
Метод работы с телефонным номером зависит от того, на какой ступеньке лестницы вы стоите. У полицейских и частных детективов в распоряжении имеются перевернутые телефонные справочники: они находят там номер и получают имя и адрес. ФБР обеспечено самыми разнообразными мудреными базами данных. В целом то же самое, только дороже. А ЦРУ, наверное, владеет телефонными компаниями.
У меня же ничего подобного не было, поэтому я поступил самым банальным образом. Решил набрать номер, чтобы посмотреть, кто ответит.
Я нажал на зеленую кнопку, и на экране высветились цифры. Тогда я еще раз нажал на зеленую кнопку, и телефон начал набирать номер. Я услышал гудок, но он довольно быстро прервался, и мне ответил женский голос:
– «Четыре времени года», чем я могу вам помочь?
– Отель? – спросил я.
– Да, куда перевести ваш звонок?
– Извините, я ошибся номером, – сказал я.
Отель «Четыре времени года». Я его видел, но никогда там не останавливался, потому что мне он слегка не по карману. Он находится на Пятьдесят седьмой улице, между Мэдисон и Парк-авеню. Как раз внутри моей схемы, состоящей из шестидесяти восьми кварталов, немного западнее и сильно севернее его географического центра. И совсем недалеко, если идти пешком от остановки на Пятьдесят девятой улице шестой линии метро. Сотни комнат, сотни добавочных телефонных номеров, сведенных вместе на центральном коммутаторе, так что все звонки проходят через него.
Полезная информация, но не слишком.
Я немного подумал, внимательно огляделся по сторонам, развернулся в противоположную сторону и зашагал в четырнадцатый участок.
Я не имел ни малейшего представления о том, в какое время в полицейском участке Нью-Йорка копы приходят на ночную смену, но предположил, что Тереза Ли появится в течение часа, и решил подождать ее в вестибюле внизу. Чего я никак не ожидал, так это увидеть там Джейкоба Марка, пришедшего раньше меня. Он сидел у стены на стуле с прямой спинкой и барабанил пальцами по собственным коленям. Джейк без намека на удивление посмотрел на меня и сказал:
– Питер не пришел на тренировку.
Глава 29
Прямо там, в вестибюле полицейского участка, Джейкоб Марк говорил целых пять минут подряд, быстро и не останавливаясь, как обычно бывает с людьми, которые по-настоящему чем-то обеспокоены. Он рассказал, что футбольная команда ждала Питера на тренировку четыре часа, потом они позвонили его отцу, тот связался с Джейком и объяснил, что пропустить тренировку для звезды команды, студента последнего курса на полной стипендии, совершенно немыслимо. На самом деле проводить тренировки, вне зависимости от того, что происходит вокруг, – часть их культуры. Землетрясение, восстание, война, смерть кого-то из близких, неизлечимая болезнь – это не имеет ни малейшего значения, команда в полном составе приходит на стадион. Таким способом они показывают всему миру, как важен футбол и, соответственно, игроки для университета. Потому что большинство их уважает, но некоторые все-таки смотрят свысока. А посему они живут в соответствии с неписаным правилом – не обмануть ожиданий тех, кто их уважает, и заставить меньшинство изменить свое мнение.
Кроме того, не стоит забывать и о мужском шовинизме. У них считается, что пропустить тренировку – это то же самое, как если бы пожарник отказался ответить на вызов, отбивающий в бейсболе стал тереть руку, в которую угодил мяч, или гангстер остался в салуне. Немыслимо. Неслыханно. Такого просто не бывает. Похмелье, сломанные кости, порванные мышцы, синяки – все это не важно. Ты обязан явиться на стадион. Кроме того, Питер рассчитывал попасть в Национальную футбольную лигу, а профессиональные клубы огромное значение придают характеру своих игроков. У них слишком часто в прошлом из-за этого возникали проблемы. Значит, не прийти на тренировку – все равно что отправить псу под хвост свое будущее.
Я слушал его не слишком внимательно, мысленно подсчитывая часы. С тех пор как Сьюзан Марк опоздала на встречу, прошло около сорока восьми часов. В таком случае почему еще не нашли тело Питера?
И тут появилась Тереза Ли с новостями.
Но прежде ей пришлось разобраться с ситуацией Джейкоба Марка. Она отвела нас на второй этаж в комнату для инструктажа, выслушала его и спросила:
– Вы подали официальное заявление о том, что Питер пропал?
– Я хочу сделать это сейчас, – ответил Джейк.
– Вы не можете, – сказала Ли. – По крайней мере, я у вас такое заявление принять не имею права. Ваш племянник пропал в Лос-Анджелесе.
– Но Сьюзан убили здесь.
– Она совершила самоубийство.
– В участке университета не принимают заявления о пропаже людей, а полиция Лос-Анджелеса не отнесется к нему серьезно. Они не понимают.
– Питеру двадцать два года, он уже не ребенок.
– Он пропал больше пяти дней назад.
– Срок не имеет значения. Питер не живет дома, и кто может сделать заявление, что он пропал? Кто знает точно, как он обычно себя ведет? Предположительно, он редко входит в контакт со своей семьей.
– Это совсем другое дело.
– И как вы, в Джерси, поступаете в подобных ситуациях?
Джейк промолчал.
– Он взрослый человек, к тому же независимый. Он мог, например, сесть на самолет и отправиться в отпуск. А его друзья приехали в аэропорт и помахали ему рукой. Я прекрасно понимаю, какие доводы будут приводить в полицейском участке Лос-Анджелеса.
– Но он пропустил футбольную тренировку. Такого не бывает.
– Судя по всему, это произошло.
– Сьюзан угрожали, – сказал Джейк.
– Кто?
Джейк посмотрел на меня.
– Скажи ей, Ричер.
– Это имеет какое-то отношение к ее работе. На нее давили. Иначе просто не может быть. Я думаю, логично предположить, что угрожали благополучию ее сына.
– Хорошо, – сказала Ли и принялась оглядываться по сторонам в поисках своего напарника Доэрти.
Он сидел за одним из двух составленных вместе письменных столов в дальнем конце комнаты. Ли снова посмотрела на Джейка и сказала:
– Идите вон туда и напишите подробное заявление – все, что вы знаете и что вам кажется, будто вы знаете.
Джейк с благодарностью кивнул и поспешил к Доэрти. Я дождался, когда он отошел достаточно далеко, и спросил:
– Вы снова откроете дело?
– Нет, дело закрыто, и никто не собирается его открывать. Потому что выяснилось, что причин для беспокойства нет. Но он коп, и мы должны соблюдать правила приличия. Кроме того, я хочу, чтобы он не путался у меня под ногами, хотя бы час.
– А почему нет причин для беспокойства?
И она рассказала мне свою новость.
– Мы узнали, зачем Сьюзан Марк сюда приехала.
– Каким образом?
– Нам подали заявление о пропаже человека, – ответила Тереза. – Очевидно, Сьюзан помогала кому-то собирать информацию и, когда она не объявилась, человек, с которым она должна была встретиться, забеспокоился и пришел к нам.
– Какую информацию она собирала?
– Думаю, что-то личное. Меня здесь не было. Дежурный из дневной смены сказал, что звучало все вполне невинно. Да и как может быть иначе, зачем тогда приходить в полицию?
– И почему Джейкоб Марк не должен об этом знать?
– Нам необходимо выяснить огромное количество деталей. Сделать это без него будет проще. Он ведь родственник, значит, заинтересованное лицо. Он наверняка поднимет страшный шум, я уже не раз такое видела.
– С кем Сьюзан Марк собиралась встретиться?
– Иностранный гражданин, приехавший к нам в город на короткое время с целью провести расследование, с которым помогала Сьюзан Марк.
– Подождите, – остановил ее я. – На короткое время? И живет этот человек в отеле?
– Да, – ответила Тереза Ли.
– «Четыре времени года»?
– Да, – снова подтвердила она.
– Как его зовут?
– Это она, – поправила меня Ли. – Ее зовут Лиля Хос.
Глава 30
Было уже довольно поздно, но Тереза Ли все равно позвонила, и Лиля Хос без колебаний согласилась с нами встретиться в «Четырех временах года». Мы отправились туда в машине без опознавательных знаков, на которой ездила Ли, и припарковались со стороны тротуара перед отелем. Холл оказался просто великолепным, сплошной светлый песчаник, медь, желтовато-коричневые тона и золотистый мрамор – нечто среднее между уютным полумраком и ярким модернизмом. Ли показала у стойки регистратора свой значок, и дежурный позвонил наверх. По тому, как он разговаривал, у меня сложилось впечатление, что номер Лили Хос не самый маленький или дешевый в отеле.
Оказалось, что это целые апартаменты с двойной дверью, как в номере Сэнсома в Северной Каролине, только без копа перед ними. Коридор был пустым, и в нем царила тишина. Тут и там перед дверями номеров стояли подносы с грязной посудой, на некоторых ручках висели таблички «не беспокоить» или заказы на завтрак. Тереза Ли остановилась, еще раз проверила номер комнаты и постучала. Целую минуту ничего не происходило, потом правая створка открылась, и мы увидели на пороге женщину, на которую сзади падал мягкий желтый свет. Ей было лет шестьдесят, возможно, больше. Невысокая, грузная, со стального цвета волосами и простой стрижкой, бледное грубое лицо, жирное, неподвижное и какое-то выцветшее, с темными глазами, тяжелыми веками и морщинами вокруг них. Она вышла к нам в уродливом коричневом халате, сшитом из толстого синтетического материала.
– Миссис Хос? – спросила Ли.
Женщина опустила голову, моргнула, подняла руки и издала универсальный извиняющийся звук, показывая, что она их не понимает.
– Она не говорит по-английски, – сказал я.
– Она говорила по-английски пятнадцать минут назад.
Свет, который освещал женщину со спины, падал от настольной лампы, стоявшей где-то в глубине номера. На мгновение он потускнел, когда мимо него прошла другая женщина и направилась в нашу сторону. Она была намного моложе, лет двадцати пяти или двадцати шести. Очень элегантная и невероятно, потрясающе красивая редкой экзотической красотой. Похожая на манекенщицу. Она немного смущенно улыбнулась и сказала:
– С вами я говорила по-английски пятнадцать минут назад. Меня зовут Лиля Хос, а это моя мать.
Она наклонилась и о чем-то быстро заговорила на иностранном языке, восточноевропейском, быстро и более или менее на ухо женщине. Она объясняла ситуацию, включая мать в общий разговор. Лицо пожилой женщины просветлело, и она улыбнулась. Мы назвали свои имена, а Лиля Хос представила мать, сказав, что ее зовут Светлана Хос. Мы пожали друг другу руки, крест-накрест, соприкоснувшись запястьями, довольно официально, два человека с нашей стороны и два – с их.
Лиля Хос производила ошеломляющее впечатление, причем ее красота поражала своей естественностью. По сравнению с ней девушка, на которую я пялился в поезде, казалась настоящей фальшивкой. Лиля Хос была высокой, но не слишком, стройной, но в меру, ее смуглая кожа цветом напоминала безупречный пляжный загар. За долю секунды я успел отметить, что у нее длинные темные волосы, ни грамма косметики и огромные, словно подсвеченные изнутри, завораживающие глаза, такого ослепительно-голубого цвета, какого я ни разу в жизни не видел. Она двигалась грациозно и без суеты. Лиля Хос казалась то юной голенастой девчонкой-сорванцом, то становилась взрослой и сдержанной. В какой-то момент возникало ощущение, что она не имеет ни малейшего понятия о своей привлекательности, но уже в следующее мгновение вела себя так, будто стеснялась ее. Маленькое черное платье, скорее всего купленное в Париже, наверняка стоило больше автомобиля. Впрочем, она не нуждалась в изысканных нарядах, потому что могла бы надеть балахон, сшитый из старых мешков из-под картофеля, без всякого урона для собственной внешности.
Мы прошли за ней в апартаменты, состоявшие из трех комнат – гостиной посередине и двух спален по обе стороны от нее. Гостиная была обставлена по полной программе, включая обеденный стол, на котором стояли остатки ужина, заказанного в номер. В углах комнаты лежали мешки из магазинов – два из «Бергдорф Гудмэн» и два из «Тиффани». Тереза Ли достала свой значок; Лиля Хос подошла к столику с зеркалом, взяла там две тоненькие книжечки и протянула ей. Она считала, что в Нью-Йорке, когда к тебе приходят официальные лица, следует показывать документы. На паспортах в центре обложки красовался золотой орел, а над и под ним кириллицей было написано нечто похожее на английское НАЧОПТ ИКРАИНА. Ли пролистала их и положила назад на столик.
Потом мы все сели. Светлана Хос уставилась прямо перед собой пустыми глазами, исключенная из нашего разговора незнанием языка. Лиля Хос внимательно нас разглядывала, мысленно определяя, кто из нас кто. Коп из полицейского участка и свидетель из поезда метро. В конце концов она стала смотреть прямо на меня – наверное, решила, будто смерть Сьюзан Марк произвела на меня более сильное впечатление. Я не жаловался, потому что мне никак не удавалось заставить себя от нее отвернуться.