Элспет невольно бросила взгляд на Сэнсома, и на ее лице читался вопрос, на который она никогда не получит ответа: «Ты получил медаль за что-то, что ты делал в Берлине в 1983 году?» Сэнсом молчал. Поэтому я попытался получить ответ.
– Вы участвовали в операции в Берлине в 1983 году? – прямо спросил я.
– Вы же знаете, что я не могу вам этого сказать, – ответил Сэнсом, потом мне показалось, что у него закончилось терпение, и он добавил: – Вы производите впечатление умного человека. Подумайте сами, ради всех святых, какую операцию могла «Дельта» проводить в Берлине в 1983 году?
– Понятия не имею, – сказал я. – Насколько я помню, вы, ребята, изо всех сил старались помешать парням вроде меня узнать о том, чем вы занимаетесь. По правде говоря, мне все равно. Я только пытаюсь оказать вам услугу. Мне представляется, что ваше прошлое намерено вернуться и укусить вас за задницу, и, возможно, вы будете признательны мне за предупреждение.
Сэнсом успокоился довольно быстро, сделал пару вдохов и выдохов и сказал:
– Я вам действительно признателен. И прекрасно понимаю, что не имею права ничего отрицать, потому что с точки зрения логики это будет подтверждением других фактов. Если я скажу, что не был в Берлине, и назову другие места, в которых не был, методом простого исключения вы сможете сообразить, где я находился. Но я все-таки немного нарушу правила, потому что уверен: мы здесь все на одной стороне. Так вот: ни в какой момент 1983 года я не был в Берлине и не встречался ни с какими русскими женщинами. И не думаю, что я проявил доброту к кому-то в тот год. В армии служило множество парней по имени Джон, а Берлин представлял собой популярное место экскурсий. Так что все очень просто, и та женщина ищет кого-то другого.
На мгновение после короткой речи Сэнсома в комнате повисла тишина, мы пили кофе и воду и молчали. Потом Элспет Сэнсом посмотрела на часы, ее муж это заметил и сказал:
– Вам придется нас извинить. Сегодня нам предстоит очень серьезное мероприятие по выклянчиванию денег. Спрингфилд вас проводит.
Его предложение показалось мне довольно странным. Мы находились в отеле, пространство которого принадлежало мне не меньше, чем ему. Я прекрасно мог найти дорогу назад, на что имел полное право. Я не собирался воровать ложки, а даже если и собирался, они не являлись имуществом Сэнсома. Впрочем, я довольно быстро сообразил, что он хотел, чтобы мы со Спрингфилдом остались вдвоем в каком-нибудь тихом и пустом коридоре. Может быть, для продолжения разговора, или Сэнсом намеревался таким способом что-то сообщить мне. Поэтому я встал и направился к двери, не пожав им руки и не попрощавшись. Мне показалось, что это не та ситуация.
Спрингфилд молча вышел за мной в холл. У меня сложилось впечатление, будто он репетирует речь. Я остановился и подождал, он нагнал меня и сказал:
– Ты действительно должен все это бросить.
– Почему, если его там даже и не было? – спросил я.
– Чтобы доказать, что его там не было, ты начнешь выяснять, где он находился в это время. Тебе лучше не знать.
– Тебя это тоже касается, верно? – сказал я, кивнув. – Ты находился там же, где и он.
Он кивнул в ответ.
– Просто забудь, и все. Ты не можешь себе позволить перевернуть не тот камень.
– Интересно, почему?
– Потому что, если ты это сделаешь, ты будешь уничтожен. Просто перестанешь существовать. Ты исчезнешь, физически и официально. Ты же знаешь, сейчас такое возможно. Мы живем в новом мире. Я хотел бы сказать, что в случае чего помогу тебе, но у меня не будет ни единого шанса. Мне и близко к тебе не удастся подойти, другие доберутся до тебя раньше меня. А я останусь в самом хвосте очереди, и к тому моменту, когда я окажусь рядом, даже твое свидетельство о рождении превратится в чистый лист.
– Какие такие другие?
Он не ответил.
– Правительство.
Спрингфилд молчал.
– Те парни из ФБР?
Но он лишь развернулся и зашагал к лифту, а я вышел из отеля на Седьмую авеню. И в этот момент снова зазвонил телефон Леонида.
Глава 35
Я остановился на тротуаре, повернувшись спиной к проезжей части, и открыл телефон.
– Ричер? – услышал я голос Лили Хос, мягкий, с четким произношением и необычным построением фраз.
– Да, – ответил я.
– Мне нужно срочно с вами увидеться, – сказала она.
– По какому поводу?
– Мне кажется, моей матери угрожает опасность. Возможно, мне тоже.
– Какая опасность?
– Внизу трое мужчин задавали о нас вопросы, когда мы выходили. А еще у меня такое ощущение, что наш номер обыскали.
– Какие мужчины?
– Я не знаю, кто они такие. Они, естественно, не представились.
– И с какой стати вы мне это рассказываете?
– Они и про вас спрашивали. Пожалуйста, приезжайте к нам.
– Вас не огорчило то, что произошло с Леонидом? – спросил я.
– В данных обстоятельствах – нет, – ответила она. – Я считаю, мы просто не поняли друг друга.
Я не стал ничего говорить.
– Ричер, я буду вам очень признательна за помощь, – сказала она, вежливо, умоляюще, немного покорно и робко, точно проситель.
Но, несмотря на все это, что-то в ее голосе подсказало мне, что она ослепительно хороша собой и в последний раз мужчина сказал ей «нет», наверное, лет десять назад. В ее словах прозвучал едва различимый намек на приказ, как будто она уже получила мое согласие и для нее попросить – это все равно что получить. «Просто забудь», – сказал Спрингфилд, и мне следовало его послушаться, но я ответил Лиле Хос:
– Я буду ждать вас в холле вашего отеля через пятнадцать минут.
Я решил, что могу защититься от возможных осложнений, если не стану подниматься в ее номер. Отключив телефон, я закрыл его и направился к очереди такси, стоящих около «Шератона».
Холл «Четырех времен года» делился на несколько отдельных зон на двух уровнях. Я нашел Лилю Хос и ее мать за угловым столиком в отделанной темными панелями и окутанной полумраком чайной комнате, которая, скорее всего, вечером превращалась в бар. Они сидели одни, без Леонида. Я внимательно огляделся по сторонам, но не обнаружил никого, о ком стоило бы беспокоиться: ни выпадавших из общей картины мужчин в не слишком дорогих костюмах, ни типов, прикрывающихся утренними газетами. Очевидной слежки за ними не было, и я сел рядом с Лилей и напротив ее матери. Лиля надела черную юбку и белую рубашку, точно официантка, разносящая коктейли, если не считать того, что качество тканей и исполнение и то, как все это на ней сидело, не снилось ни одной официантке. Ее глаза показались мне двумя светящимися в темноте точками, синими, точно море в тропиках. Светлана была в очередном бесформенном домашнем платье, на сей раз грязно-коричневого цвета. Ее глаза ничего не выражали. Она непонимающе кивнула, когда я сел, а Лиля протянула мне руку и довольно официально пожала мою. Контраст между двумя женщинами поражал воображение, они отличались друг от друга во всем. Естественно, в том, что касалось возраста и внешности, но еще и энергии, живости, манер и характеров.
Я устроился поудобнее, и Лиля сразу перешла к делу.
– Вы принесли флешку? – спросила она.
– Нет, – ответил я, хотя она лежала у меня в кармане рядом с зубной щеткой и телефоном Леонида.
– Где она?
– В другом месте.
– В безопасном?
– Абсолютно.
– Зачем сюда приходили те люди? – спросила она у меня.
– Потому что вы интересуетесь вещами, которые до сих пор являются секретными, – ответил я.
– Но офицер по связям с прессой в Управлении человеческими ресурсами вел себя очень доброжелательно.
– Потому что вы ему солгали.
– Прошу прощения?
– Вы сказали, что речь идет о Берлине, но это не так. В Берлине в 1983 году не было ничего хорошего, но ситуация отличалась стабильностью. Он представлял собой картину холодной войны, застывшей во времени. Может быть, что-то происходило между ЦРУ и КГБ, а также британцами и Штази, но армия США не имела к этому никакого отношения. Для наших парней Берлин являлся туристической достопримечательностью. Они садились на поезд и ехали туда, чтобы взглянуть на Стену и отдать должное отличным барам и классным шлюхам. Там, наверное, побывало десять тысяч американских военных по имени Джон, но они не делали ничего особенного, только тратили деньги и получали гонорею. Они совершенно точно там не сражались и не получали медали. Так что отыскать одного из них практически невозможно.
Вероятно, УЧР было готово потратить немного времени, просто на случай, если у них вдруг выйдет что-то стоящее, но с самого начала задача выглядела смехотворной. Таким образом, вы не могли узнать то, что вас интересовало, у Сьюзан Марк. И она не могла рассказать вам про Берлин что-то такое, из-за чего стоило сюда приезжать. Это из области невозможного.
– И зачем же мы сюда приехали?
– Во время первых телефонных разговоров с ней вам удалось завоевать ее доверие, вы с ней подружились, потом решили, что настал подходящий момент, и сообщили, что вам нужно на самом деле и как это найти. По секрету. Берлин тут совершенно ни при чем. Речь идет о чем-то совершенно другом.
– И зачем же мы сюда приехали?
– Во время первых телефонных разговоров с ней вам удалось завоевать ее доверие, вы с ней подружились, потом решили, что настал подходящий момент, и сообщили, что вам нужно на самом деле и как это найти. По секрету. Берлин тут совершенно ни при чем. Речь идет о чем-то совершенно другом.
Неосторожный человек, которому нечего скрывать, ответил бы мгновенно и честно; может, возмутился бы или обиделся. Неопытный обманщик изобразил бы негодование, громко и с воплями. Лиля Хос на мгновение замерла на месте. В ее глазах промелькнуло такое же выражение, как у Сэнсома в номере отеля «О’Генри». Обдумать еще раз, произвести перегруппировку, изменить планы – и все это в короткую долю секунды.
– Это очень сложно, – сказала Лиля Хос.
Я молчал.
– Но абсолютно невинно, – добавила она.
– Скажите это Сьюзан Марк.
Она наклонила голову так же, как я уже видел прежде: вежливо, изящно и немного смущенно.
– Я попросила Сьюзан о помощи. Она согласилась, причем с радостью. Не вызывает сомнений, что ее действия создали ей проблемы с другими заинтересованными лицами. Так что да, наверное, я стала косвенной причиной ее смерти, и я сожалею о том, что произошло, очень сильно сожалею. Прошу вас, поверьте мне, если бы я знала, что так случится, я бы отказала матери в ее просьбе.
Светлана Хос кивнула и улыбнулась.
– О каких заинтересованных лицах вы говорите? – спросил я.
– О ее правительстве, наверное, – сказала Лиля Хос. – Вашем правительстве.
– И в чем дело? Чего на самом деле хотела ваша мать?
Лиля сказала, что сначала ей придется рассказать о сопутствующих обстоятельствах.
Глава 36
Лиле Хос исполнилось семь лет, когда Советский Союз развалился, поэтому она говорила с определенной исторической отстраненностью. Она была так же далека от тех прошлых событий, как я – от периода, когда в Америке приняли Законы Джима Кроу[31]. Лиля Хос рассказала мне, что Советская армия очень широко внедряла комиссаров в свои ряды и в каждом пехотном полку имелся собственный политический наставник. Вопросы командования и дисциплины решались совместно замполитами и боевыми офицерами, отношения между которыми складывались сложно. Соперничество было жестоким и встречалось повсеместно, причем не обязательно между конкретными людьми – скорее между представлениями военных о том, что следует делать, и идеологической чистотой их помыслов. Лиля убедилась в том, что я понял общие основы, и только после этого перешла к деталям.
Светлана Хос служила замполитом в пехотном полку, который отправили в Афганистан почти сразу после вторжения туда Советов в 1979 году. Первые военные действия проходили для пехоты достаточно успешно, но вскоре разразилась катастрофа. Армия несла постоянные потери в результате изматывающих боев. Поначалу их официально не признавали, и Москва запоздало отреагировала на происходящее. Была проведена реорганизация, и некоторые части объединили. С точки зрения тактики здравый смысл подсказывал, что необходима перегруппировка сил, но идеология требовала возобновления наступления. Не вызывало сомнений, что для поднятия боевого духа нужно единство национального состава и происхождения по географическому принципу. В боевые подразделения ввели снайперов. Опытные стрелки прибыли вместе со своими корректировщиками. Так появились пары неприглядного вида мужчин, привыкших жить в полевых условиях.
Снайпером Светланы был ее муж.
А его корректировщиком – ее младший брат.
Ситуация начала постепенно улучшаться, как в военном отношении, так и с точки зрения настроения людей. Региональные и семейные группы, в том числе близкие Светланы, прекрасно проводили вместе время. Подразделения окопались, устроились поудобнее и получили вполне приемлемую безопасность. В качестве военных действий по ночам проводили операции снайперов – с великолепными результатами. Советские стрелки давным-давно подтвердили свою репутацию лучших в мире, и афганские моджахеды ничего не могли им противопоставить. В конце 1981 года Москва укрепила свои позиции, прислав новое оружие – недавно разработанную и остававшуюся строго секретной винтовку, которая называлась «Вал», или «бесшумный снайпер»[32].
– Я видел такую однажды, – кивнув, сказал я.
Лиля Хос улыбнулась, коротко и слегка смущенно и с легким намеком на гордость за страну, переставшую существовать. Впрочем, ее гордость, наверное, не шла ни в какое сравнение с тем, что ее мать испытала тогда, в прошлом. Потому что это было потрясающее оружие: очень точная, тихая полуавтоматическая винтовка, стрелявшая девятимиллиметровыми пулями, которые летели с дозвуковой скоростью и могли с расстояния около четырехсот ярдов пробить все виды существовавших тогда бронежилетов, а также тонкую обшивку военных машин. Кроме того, в комплект входили оптический телескопический прицел и электронный прибор ночного видения. Из такой винтовки человека можно убить без всякого предупреждения, внезапно, тихо и в любой момент – когда он спит в палатке, сидит в туалете, ест, одевается или просто идет, в любое время дня и ночи.
– Отличное оружие, – сказал я.
Лиля Хос снова улыбнулась, но уже в следующее мгновение ее улыбка померкла. Пришел черед плохих новостей. Стабильная ситуация длилась год, потом все изменилось. В награду за успешно проведенные операции советское командование неминуемо ставило перед пехотой более опасные задачи. Впрочем, так происходит во всем мире и во все времена. Тебя не похлопают по плечу и не отправят домой, вместо этого тебе выдадут карту. Подразделение, в котором служила Светлана, получило приказ продвинуться на северо-восток долины Коренгал. Долина длиной в шесть миль являлась единственным доступным путем из Пакистана. Горы Гиндукуш высились в дальнем ее конце – слева невероятно высокие и голые, справа дорогу перекрывала гряда Аббас-Гар. Тропа, пролегавшая между ними, являлась главным маршрутом из Северо-Западной пограничной провинции[33], и по нему моджахеды получали припасы и все необходимое. Его следовало перекрыть.
– Больше ста лет назад в Британии вышла книга, посвященная военным операциям в Афганистане, который являлся их колонией, – сказала Лиля. – Так вот, там говорится, что, готовясь к наступлению, необходимо первым делом изучить пути неминуемого отхода. И оставить последнюю пулю для себя, потому что нет ничего хуже, чем попасть в руки врага живым, особенно для женщин. Военные командиры читали эту книгу, но замполитам сказали, чтобы те этого не делали и что британцы потерпели поражение только из-за своей политической неустойчивости. Советская идеология была безупречно чистой, и потому их ждал успех. С этого обмана и начался наш Вьетнам.
Продвижение по долине Коренгал поддерживалось с воздуха и артиллерией, и первые три мили удалось преодолеть относительно легко; четвертую пришлось отвоевывать ярд за ярдом, сражаясь с сопротивлением оппозиции, которое казалось яростным пехотинцам и не слишком активным – офицерам, что их удивляло.
Офицеры оказались правы.
Это была ловушка.
Моджахеды дождались, когда советский путь снабжения растянется на четыре мили, и нанесли удар. Обеспечению вертолетов по большей части мешали американские ракеты «земля – воздух», запускаемые с плеча. Хорошо координированные атаки противника задушили наступление в самом начале. В конце 1982 года тысячи советских солдат оказались брошенными в растянувшейся тонкой цепи импровизированных и практически непригодных к жизни лагерей. Зима была ужасной, ледяные ветры постоянно с ревом носились вдоль тропы между горами. И повсюду росли вечнозеленые остролисты, поразительно красивые в нормальной жизни, но не для солдат, которым приходилось сражаться среди них. Они громко шумели на ветру, ограничивали возможности передвижения, рвали кожу и превращали форму в лохмотья.
Начались вражеские рейды.
Моджахеды брали пленных, по одному или по двое.
Их судьба была ужасна.
Лиля процитировала английского писателя Редьярда Киплинга, написавшего мрачное стихотворение про провалившиеся наступления, брошенных на поле боя стонущих солдат и жестоких женщин из афганских племен с ножами в руках:
Все, что происходило во времена, когда могущество Британской империи находилось в зените, происходило и в наше время, только хуже. Если пропадал какой-то советский солдат, через несколько часов ветер приносил его крики из расположенного где-то поблизости лагеря врага. Сначала вопли были наполнены отчаянием, но постепенно, медленно, неминуемо превращались в безумные стоны. Иногда они не смолкали по десять или двенадцать часов. Большинство трупов не находили. Порой тела возвращали, без кистей рук и стоп или совсем без конечностей, голов, глаз, ушей, носов или пенисов.