– Отлично, – только и произносит она. – Значит, мне удалось тебя поразить.
Он наконец-то улыбается.
– Зимний сад. Идея, конечно, не слишком оригинальная, но мне нравится.
Линда улыбается в ответ: знала, что не зря держала эту карту в рукаве.
– Проект твой. Я скажу своим адвокатам, чтобы завтра же заключили контракт с Бози.
– Мы еще не обсудили бюджет на мебель, полы, свет… – деловито напоминает Линда, указывая на последнюю страницу проекта.
– Неважно. Покажи подробную смету моим сотрудникам. Они утвердят ее без проблем, – отвечает Томмазо.
Вот и очередное подтверждение: деньги волнуют его меньше всего.
– И еще кое-что… – продолжает Линда. Она вынимает из сумки каталог и кладет рядом с проектом. – Я подумала, что дизайн сада можно поручить Джорджо Оттавиани, моему дяде. Он необыкновенный мастер, очень аккуратный и внимательный к деталям, его тут все знают. – Она передает ему каталог. – Здесь ты можешь посмотреть некоторые его работы.
Томмазо листает, останавливаясь на некоторых страницах и довольно улыбаясь.
– Очень оригинально, – замечает он.
Линда сказала бы больше, но думает, что лучше не рисковать.
– Он все делает сам? – спрашивает Томмазо.
– Обычно – да. Когда речь идет о создании уникальных предметов, творить лучше в одиночку. – Вдруг ее будто прорывает: – Нет ничего хуже, когда знаешь свое дело, а кто-то пытается вмешиваться.
Она имеет в виду Гримани, вот уж засела заноза. Томмазо закрывает каталог, кладет его на столик и смотрит на нее с понимающим видом.
– Даю тебе на все карт-бланш, Линда. Прошу только об одном: постарайся уложиться в срок. В остальном я тебе доверяю. Я уже видел тебя в гневе, и мне не хочется, чтобы это повторилось, – говорит он без тени иронии в голосе.
Линда улыбается.
– Все будет сделано в оговоренные сроки, если я руковожу работами. Уж в этом будь уверен.
Томмазо пожимает ей руку, немного крепче, чем раньше.
– Тогда увидимся, – прощается он с ней.
– Увидимся.
Томмазо смотрит, как она идет к машине, размахивая чемоданчиком, как флажком; ну просто ребенок, только что получивший долгожданную игрушку.
Он улыбается и думает, что не ошибся, выбрав этот проект.
Лишь выехав с виллы, Линда по-настоящему осознает, что произошло. Она несется вниз с холма на бешеной скорости, петляет по кукурузным полям. Она смеется и кричит от радости, наконец дав волю своим эмоциям.
– Да, черт побери! Давай-давай-давай! – Она стучит пальцами по рулю кабриолета. – На этот раз сорок штук, и все мне!
Линда включает старенькую магнитолу на полную катушку и подпевает группе Europe – «The Final Countdown», подняв обе руки вверх, и встречный крестьянин, выравнивающий неподалеку кустики помидоров, смотрит на нее, как на инопланетянина. В ответ она нажимает клаксон и кричит:
– Юху-у‑у‑у! – размахивая руками, как сумасшедшая. – Сорок шту-у‑ук!
Наконец-то она починит крышу своего Голубого дома и сделает все, что раньше откладывала… может быть, даже съездит на Бали.
Вдруг ей на руку с неба упала капля, небо затянули серые тучи. До дома осталось всего чуть-чуть. Не проехав и километра, Линда останавливается и поднимает верх кабриолета.
В один момент разыгралась адская буря. Но это не испортило Линде настроение. Хотя дома наверняка опять катастрофа: дождь барабанит по крыше и окнам гостиной, вода стекает по стене прямо на пол, ей все нипочем.
Добравшись до Голубого дома, Линда открывает дверь, улыбается и ставит ведро туда, где больше всего течет. Усевшись в кресло, она наблюдает, как стекают капли, издавая противный стук, и думает, что очень скоро, если все пойдет как надо, этот звук она больше не услышит.
* * *После заключения договора для Линды начинается «полоса препятствий». Она бегает по антикварным магазинам, лавкам, ярмаркам, мебельным мастерским в поисках эксклюзивных предметов и материалов. Томмазо не ограничивает ее бюджет, поэтому Линда может купить все что угодно и, наконец, удовлетворить свой эстетический голод.
Больше всего она любит антикварные магазины. Однажды Линда несколько часов бродила по Тривенето, рассматривая бронзовые статуи и бюсты эпохи Возрождения, барочные шкафчики, аугсбургскую бижутерию, мозаику, стекло, венецианские зеркала восемнадцатого века и коллекцию лиможских эмалей. Двадцать тысяч словно испарились, а ведь она купила всего три предмета в библиотеку – люстру из муранского стекла, кресло с шеллаковым покрытием и кушетку в стиле ампир из дерева, покрытого серебряной фольгой. И последний штрих – потрясающая хрустальная ваза, произведение Лалика, за баснословные деньги.
Но это лишь начало. Для обеденной зоны она выбрала люстры и канделябры Baccarat; для гостиной – два кресла Roche Bobois в обивке от Жана-Поля Готье, а также люстру с каркасом из железа, богемским хрусталем, стразами Swarovski и фарфором.
Но главной жемчужиной стала Кали, предмет мебели, от которого Томмазо пришел в восторг. Это многофункциональная вещь, выполненная из испанского кедра: в центральной части – витрина для сигар с хьюмидором, климатизатором Peltier и светодиодной подсветкой. Если открыть дверцу, появляется бар с полочками для бутылок. Но главный сюрприз – в нижней части можно установить сейф. Она была уверена, что Томмазо идея понравится.
В этот проект Линда вкладывает всю свою душу, ищет новые решения, необычные материалы, гармонично сочетает традиции и инновации.
Томмазо взял в проект и Джорджо, и тот уже начал работать над обустройством зимнего сада. Как-то он увидел Надин, она показалась ему восточной богиней в своем элегантном платье смелого покроя. А Джорджо был похож на человека, потерпевшего кораблекрушение, или на беженца: на ногах – кожаные башмаки, расстегнутая клетчатая рубашка обнажает торс, холщовые брюки, недельная щетина и волосы, которые давно нужно подстричь. Он работает пилой, ножовкой, долотом, зубилом и молотком. Почти не использует болты или металлические скобы и даже старается свести к минимуму использование клея. Ему нравится соединять дерево с деревом, используя различные технологии крепления, врезки, зубчатое соединение «ласточкин хвост». Такая работа требует предварительной подготовки и больше времени для изготовления. Когда Джорджо видит мебель, скрепленную болтами или, еще хуже, сбитую гвоздями, ему это кажется издевательством, чуть ли не кощунством. Не говоря о том, какую грусть он испытывает при виде фанеры, ДСП и ПВХ. И дело тут не только в эстетике или функциональности. Джорджо верит, что у каждой деревянной доски есть свой характер и «генетическая память». Нужно понимать древесину, ее неровности, сучки, плотность, цвет, гибкость, запах, чувствовать звук, который она издает при постукивании. Только тогда дерево будет помогать своему мастеру, подскажет формы, подстроится под предмет, которым ему суждено стать. В работе с деревом требуется безграничное уважение к нему. Как бы ему хотелось, чтобы все это понимали.
Однако Надин, похоже, далека от этих высоких материй.
– Добрый день, – приветствует она Джорджо. – Вы, вероятно, плотник?
В ее голосе слышится величественность и властность. Джорджо поворачивается.
– Я – Надин, спутница синьора Белли, очень приятно.
– А, здравствуйте. Взаимно.
Джорджо протягивает ей руку, перепачканную в пыли и воске, но Надин отступает назад. Этот странный тип кажется Надин цирковым персонажем, и она думает, с чего это вдруг Томмазо доверился этому чудаку.
– Вы уверены, что эта конструкция будет прочной? – спрашивает она, обеспокоенно оглядывая мебель.
– Конечно, – Джорджо хочется ее успокоить. – Уж поверьте, синьора. Мебель в надежных руках.
– Надеюсь, – богиня вздыхает и уходит.
Спустившись на первый этаж, она слышит, как Линда на кухне кричит на одного из монтажников:
– Не при-би-вать! Ну как тебе еще объяснить?!
От такой грубости по телу Надин пробегают мурашки: она никогда не позволила бы себе так жестко и властно разговаривать с людьми. Формально-вежливый тон всегда помогал ей урегулировать отношения.
С детства она старалась сдерживать свой бурный темперамент. Возможно, причиной этому было жесткое воспитание. Она часто спрашивала себя: нравится ли ей эта черта или она от нее устала? Не усугубилась ли она за время отношений с Томмазо? Ведь на самом деле они очень похожи.
* * *Дни бегут, вот-вот наступит середина лета, Линда руководит работами, переругиваясь с рабочими. Кажется, будто медленно приподнимается занавес, оживают предметы, пространство заполняется на первый взгляд несочетающейся мебелью. В интерьере виллы барокко соседствует с модернизмом, за счет чего мебель и аксессуары не выглядят бездушными вещами из прошлого. Так, диванчик «Ле Корбюзье» в прихожей сменил традиционную обивку из черной кожи на изумрудно-зеленый атлас и выглядит абсолютно новым, а зеркало семнадцатого века в позолоченной раме над консолью из нержавеющей стали выглядит почти авангардно.
Иногда Линда приходит к дяде и помогает ему.
Когда Джорджо закончил конструкцию зимнего сада, Надин была потрясена и отказалась от своих предубеждений о нем.
Линда с головой погрузилась в работу и за последние несколько недель ни разу не виделась и даже не разговаривала с Алессандро. Он несколько раз писал ей, приглашая погулять, но она даже отказывалась от традиционной пятничной тусовки с друзьями. Вот и сегодня ближе к полудню – как раз, когда он обычно просыпается по субботам, – Алессандро прислал ей провокационную эсэмэску:
«Или ты превратилась в чертового трудоголика, или этот Томмазо тебя заколдовал».
Линда не ответила. Ей стало смешно от его слов, потому что он попал в точку. Конечно, она не отрицает, что в последнее время забыла о нем, – и ей не терпится исправить оплошность.
И вот Линда направляется к своему другу с двумя бутылками пива и большим желанием обнять его. Без предупреждения – она хочет сделать ему сюрприз. Она уверена, что в три часа дня после вчерашнего возлияния Алессандро может находиться только в одном месте: у себя на диване.
Она паркует свой кабриолет перед желтым домиком. Завидев ее, стая кошек рассыпается по крыше и исчезает в виноградниках.
Она звонит в дверь, но никто не открывает. Она жмет кнопку еще настойчивее.
– Але-е‑е! Открой, это я! – кричит она.
Спустя некоторое время на пороге появляется Алессандро: на ногах – шлепанцы, волосы растрепаны больше обычного, сквозь расстегнутую ширинку брюк видны темно-синие трусы.
– О, Линда, это ты? Ты с ума сошла, чего так громко звонишь?
– А ты гостеприимен, ничего не скажешь…
Линда тычет ему в грудь банкой «Хайнекена».
– Прости, я тут просто немного… – Алессандро чешет в затылке.
– Да уж вижу! Небось, всю ночь развлекался… – подмигивает ему Линда.
– Да нет, – Алессандро проводит рукой по лицу. – Просто не ожидал, что ты приедешь… сейчас.
На лице у него такое выражение, будто он не хочет, чтобы она зашла в дом.
– Я хотела сделать тебе сюрприз.
Линда подходит ближе, но он отступает.
– Ну, выпьем по пивку.
– На самом деле… – Алессандро оборачивается в сторону гостиной.
Вдруг из глубины дома раздается женский голос:
– Але, кто это?
– Вот черт, прости! Я сразу и не поняла… вот дурища! – говорит Линда, чувствуя себя так, будто со всего размаху получила пощечину.
Это же Валентина, догадывается она, да к тому же полупьяная и накуренная. И тут же видит подтверждение своей догадке – на диване лежит ее кофточка в пайетках, в которой она была на своем дне рождения.
Алессандро от смущения не знает, что сказать.
– О боже, прости, не надо было мне вваливаться, – бормочет Линда, сует ему в руки бутылки с пивом и резко поворачивается и уходит.
– Подожди секундочку! – Алессандро хочет ее удержать.
– Прости, пожалуйста.
Видно, что она огорчена.
– Созвонимся, ладно? Пока-пока.
Она разворачивается, не давая ему вставить слово, и бежит к машине. Алессандро стоит в дверях. Он не может решить: вернуться ли ему в дом к Валентине или догнать Линду.
«Какой позор, какой позор, какой позор!» – повторяет про себя Линда.
Это же Валентина, догадывается она, да к тому же полупьяная и накуренная. И тут же видит подтверждение своей догадке – на диване лежит ее кофточка в пайетках, в которой она была на своем дне рождения.
Она запрыгивает в кабриолет и срывается с места, как сумасшедшая, несется, куда глаза глядят, не глядя на спидометр. Автомагнитола орет на полную громкость. Линда убеждает себя, что должна радоваться за Але, радоваться за них обоих – они ведь ее друзья. Какой смысл расстраиваться? Совершенно никакого. И мерзкое ощущение в животе – это отголосок стыда, а вовсе не ревность.
Неожиданно она оказывается на дороге, ведущей к вилле Томмазо, машина как-то сама собой въезжает на аллею. Линда быстро взбегает по лестнице и входит в дом.
В воздухе еще стоит запах краски и клея, несмотря на открытые окна. Линда делает глубокий вдох, проходит через центральный зал и оказывается в библиотеке. Она смотрит на секции стенных шкафов. При виде инструментов, разложенных на полу, у нее возникает инстинктивное желание что-нибудь сделать. Может, это поможет избавиться от яда, проникшего в кровь.
Линда кидает сумку в угол, наклоняется и поднимает рашпиль. Потом берет рейку, кладет ее на рабочий стол и начинает полировать – она столько раз видела, как это делал дядя. Она твердо сжимает рашпиль, энергично водит им по дереву, обтесывает, шлифует – на пол падают мелкие опилки, словно крошки. Линда вспотела, щеки покраснели. Она снимает рубашку, бросает ее на сумку и остается в майке и шортах. На лбу и на шее проступили капельки пота и стекают в ложбинку груди. Линда не чувствует усталости и продолжает шлифовать дерево, будто в трансе.
Она не видит, что за ее спиной стоит Томмазо и наблюдает за ней. Он сразу понял, что Линда женщина с характером, но не ожидал увидеть ее за таким занятием. Она с упорством делает мужскую работу, и, глядя на нее, он испытывает какое-то странное чувство. Внутренний инстинкт подсказывает, что нужно подойти и сжать ее в объятиях. Но едва почувствовав этот порыв, Томмазо тут же приказывает себе остыть.
Линда берет рейку и подходит к стенному шкафу. Она ложится на пол, чтобы было удобнее крепить деталь, и, словно механик, залегший под машину, пробует вставить ее в паз. Напрягается изо всех сил, помогая себе ногами, упираясь в пол, сосредоточенно щурится и сжимает зубы, но рейка никак не хочет входить.
– Вот черт, – произносит она с досадой, – надо бы пройтись по ней наждачкой.
«Иногда не хватает какого-то миллиметра, чтобы деталь вошла в паз», – размышляет она, замечая, что разговаривает сама с собой, как это часто бывает, когда она работает. Собираясь подняться, она чувствует, что в комнате кто-то есть.
– Я и не думал, что ты это умеешь, – признается Томмазо, когда Линда встает с пола и подозрительно смотрит на него. В его глазах – восхищение. Линда отряхивает шорты, она явно смущена, хоть и не хочет в этом признаться.
– Это меня дядя научил, – объясняет она, прерывисто дыша.
– Смотрю, ты вошла во вкус, – он улыбается глазами и подходит к ней.
– Знаешь, мне иногда нравится работать не только головой, но и руками.
– И мне.
Внутренний инстинкт подсказывает, что нужно подойти и сжать ее в объятиях. Но едва почувствовав этот порыв, Томмазо тут же приказывает себе остыть.
Их лица рядом, и они чувствуют дыхание друг друга. Томмазо ощущает тепло, исходящее от ее взмокшего тела. Линда смотрит ему в глаза. Она никогда не видела их так близко: они почти ее гипнотизируют. Томмазо проводит пальцами по ее волосам и стряхивает на пол запутавшиеся древесные стружки.
– Спасибо. – Она стирает пот со лба. – Я, наверное, ужасно выгляжу.
– Вовсе нет, – Томмазо отходит и нечаянно задевает ее руку.
По ее коже пробегают мурашки, а потом становится жарко. Она не понимает, что происходит. Электрический разряд от прикосновения Лорда Совершенство? Кто бы мог подумать.
Внезапно она слышит стук каблучков в прихожей. И голос, который не спутаешь ни с чьим другим, эхом раздается среди свежих оштукатуренных стен.
– Mon amour, ты где?
Томмазо поворачивается на голос, но не двигается с места.
– Надин тоже здесь? – спрашивает Линда.
Вид у него немного удрученный. А может, Линде это только показалось? Или ей просто хочется так думать.
– Да, мы проезжали мимо с друзьями и решили показать им виллу, – объясняет Томмазо.
С присущей ей безупречностью появляется Надин. Судя по цвету платья от Armani, у нее сдвиг на белом, думает Линда. Сама она – полная противоположность Надин, эдакая девочка-радуга, сбежавшая из дома на вечеринку.
– Здравствуй, Линда. Я и не знала, что ты здесь.
– Привет, – Линда натянуто улыбается. – Да я спонтанно приехала.
Надин бросает взгляд на Томмазо.
– У Франсуа и Жюли рейс через два часа. Нам пора.
– Конечно, – Томмазо направляется к двери.
Линда делает вид, что поправляет лежащую на столе рейку, но она смотрит в другую сторону. Она наблюдает за ними.
Ее образ отпечатывается у него в памяти, будто яркие трехмерные фотографии. Он видит очертания тела под одеждой, ощущает ее легкий цветочный аромат.
Надин и Томмазо стоят молча, не глядя друг на друга. Потом Надин бросает на него косой взгляд, который красноречивее всяких слов. Она подходит к Линде и кивает ей на прощание.
Ночью Томмазо не может заснуть и ворочается в постели. У него перед глазами стоит образ Линды: как она выходит из машины, идет к вилле, шлифует дерево, потом наклоняется, поворачивает голову и смотрит на него. Ее образ отпечатывается у него в памяти, будто яркие трехмерные фотографии. Он видит очертания тела под одеждой, ощущает ее легкий цветочный аромат.