Многие роли, сыгранные Дороти, были встречены с большим одобрением. Одной из самых популярных ролей Дороти стала роль сэра Гарри Уилдера в пьесе «Неразлучная пара».
Летом, когда Друри-Лейн закрылся, большинство знаменитых актеров отправились на гастроли, и Дороти надеялась снова играть в Эдинбурге. Однако выяснилось, что миссис Сиддонс уже приняла приглашение играть там; это означало прямое соперничество с королевой трагедии и не предвещало ничего хорошего.
Строгая эдинбургская публика не симпатизировала тем, кто старался ее рассмешить, она явно предпочитала видеть «а сцене трагедию, и маленький Сорванец не мог рассчитывать на поддержку, тем более что миссис Сиддонс и ее поклонники вряд ли упустят возможность сообщить некоторые подробности его личной жизни, которая в отличие от яичной жизни великой трагической примадонны, отнюдь не праведная.
— Они не смогут долго продержаться, — говорила Грейс. — Вот увидишь, они будут смеяться до упаду.
— Только не в Эдинбурге, — ответила Дороти мрачно.
На ее руках была теперь большая семья: появилась малышка Доди, и Эстер вынуждена была проводить большую часть времени дома, ухаживая за детьми. Георг делал в театре только первые шаги, Ричард имел совсем небольшой доход. Дороти не могла позволить себе отказаться от гастролей, как бы сильно она ни хотела проводить побольше времени со своей семьей.
Неожиданно у нее появилась возможность разминуться с миссис Сиддонс. Король, чья болезнь наделала столько шума, начал поправляться, и королева решила, что ему следует восстановить свои силы где-нибудь вдали от Лондона и своих обязанностей. Брайтон подошел бы для этой цели, как нельзя лучше, но принц Уэльский превратил этот прекрасный город в свою собственность, а так как отношения между королевской четой и наследным принцем оставляли желать много лучшего, то о Брайтоне нечего было и думать.
Челтенгем был мало известен, но королеве его порекомендовали как прекрасный курорт с целебными водами, и было решено, что она, король, принцессы и их придворные проведут там несколько недель, чтобы король мог полностью восстановить свое здоровье.
Труппа Друри-Лейн раньше никогда не выступала в Челтенгеме. В городе был свой театр, но присутствие королевской семьи означало, что там будет не только много придворных, но и полно гостей. В таком случае городскому театру требовались хорошие актеры. Миссис Сиддонс едет в Эдинбург, понятно, что миссис Джордан должна собираться в Челтенгем.
Челтенгем произвел на нее прекрасное впечатление, хотя Дороти и предпочитала лондонских зрителей провинциальным. Сейчас, однако, его население увеличилось в три раза, и говорили, что если король возьмет за правило сюда приезжать, город станет похож на Брайтон. Она слышала, что королевскую семью сопровождают чуть ли не шестьдесят с лишним парикмахеров; там, где двор, там мода и постоянное внимание к прическам, что было особенно важно для высшего света.
Под театр был приспособлен амбар, построили королевскую ложу, соорудили различные помещения, чтобы создать возможные удобства и артистам, и зрителям, и жители с нетерпением ожидали удовольствий, которые должны были им перепасть благодаря присутствию знати.
К ним даже приехала миссис Джордан! Ее всюду встречали с большим восторгом. Люди останавливали ее на улице и говорили, с каким нетерпением они ждут ее выступлений и как они рады, что им удалось «похитить» ее у лондонской публики.
Владелец театра сказал ей, что, наверное, будет разумно не показывать королевской семье спектакли с переодеванием.
— Это совсем не то, что выступать перед Его Высочеством принцем Уэльским, миссис Джордан, — сказал он. — Его Величество придерживается строгих правил, поэтому — вот список пьес, в которых, по моему мнению, вам следует выступать.
Дороти посмотрела на список: «Деревенская девушка», «Девушка, живущая под дубами», «Султан», «Бедный солдат», «Девица без маски». Она с радостью сыграла бы сэра Гарри Уилдера.
— Вам следовало бы пригласить миссис Сиддонс, — сказала она ему.
— О, нет, Ее Величество королева считает, что легкое развлечение больше пойдет на пользу Его Величеству. Если вы сможете развеселить Его, миссис Джордан, вы доставите удовольствие королеве.
— Я постараюсь, — ответила Дороти. — Но я уверена, что роль с переодеванием лучше бы подошла для этого.
Однако владелец театра с ней не согласился.
Королевская чета осчастливила театр своим посещением только после приезда Дороти. Они с одобрением взирали на актеров из своей ложи, и Дороти испытала удовлетворение, когда услышала, как король смеется над шалостями ее героини. Королева была довольна, и когда Дороти склонилась в прощальном поклоне, они выразили свое одобрение едва заметным движением головы в ее сторону. Этот жест сильно отличался от живого одобрения принца Уэльского, но это был король, и в его слегка выпученных глазах, которые все еще казались не вполне нормальными, была доброта, так же, как и в его улыбке. Дороти услышала, как он сказал:
— Очень хорошо. Приятная, маленькая артистка, а, что?
И королева ответила, что получила большое удовольствие от игры миссис Джордан. Это был триумф труппы, и Дороти была очень рада, что участвовала в нем.
Зрители в Челтенгеме были тоже довольны. Знаменитая лондонская актриса изменила жизнь их города. Они были признательны ей, и ее присутствие радовало их так же, как и присутствие королевской семьи.
И все же она очень обрадовалась, когда пришло время возвращаться домой.
Дома ее ждали перемены. Доктор Форд — он должен был бы быть ее свекром — решил уйти в отставку и уехать из Лондона. Он купил дом в Уэльсе и поскольку собирался жить далеко от столицы, утратил интерес к театру и решил продать свой пай в Друри-Лейн.
К тому времени между Шериданом и Кингом уже практически ни в чем не было согласия: они расходились во взглядах на политику и имели разные художественные вкусы.
Шеридан приложил максимум усилий, чтобы урезать власть короля, и его значительно больше интересовало то, что происходило за стенами театра, чем в нем. Еще несколько месяцев назад это можно было объяснить болезнью короля и тем, что Шеридан считал принца Уэльского без пяти минут регентом. Однако Том Кинг негодовал по поводу поведения Шеридана: если он хочет заниматься политикой и быть светским человеком, ему следует отказаться от театра, настаивал Кинг.
Когда Кинг узнал, что доктор Форд намерен продать свой пай, он решил купить его для того, чтобы укрепить свое положение в театре; к несчастью, при попытке раздобыть для этого деньги он крупно проигрался и потерял даже то, что имел раньше. Он отправился к доктору Форду и сказал ему, что готов купить его пай, но, не имея наличных денег, может предоставить только гарантии оплаты. Кинг надеялся, что Шеридан, у которого никогда не было денег, не сможет собрать необходимую сумму.
Однако Кинг ошибся: он недооценил друзей Шеридана. К нему на помощь пришел герцог Норфолк, дал необходимую сумму наличными, и Шеридан вместе со своим тестем — Томасом Линли — стал владельцем Друри-Лейн.
Кинг сообщил о своем намерении переехать в Дублин и работать там, ибо он устал и от Шеридана, и от Друри-Лейн.
Так обстояли дела в театре, когда Дороти вернулась из Челтенгема. Ее не слишком взволновало известие об отъезде Кинга. Он был добр к ней, но она знала, что, будучи пожилым человеком, он не обращает внимания на стиль игры. Он не считал, что комедию можно превращать в шумную возню, как это делала она. Он считал, что комедия должна быть более утонченной, и по этой причине никогда не разделял того высокого мнения, которое имел о ней Шеридан, однако, как дедовой человек, он не мог отказать ей в умении нравиться зрителям и привлекать их в театр.
Когда был назван преемник Кинга, она заволновалась: Шеридан пригласил себе в помощники Джона Кембла, брата Сары Сиддонс. Трудно было рассчитывать на то, что он станет ее поддерживать. И действительно — огорчения начались сразу же после его появления.
Он ясно дал понять, что, по его мнению, самой выдающейся актрисой в театре является Сара Сиддонс и всем остальным следует знать свое место. Сара немедленно смекнула, что ей платят слишком мало, и Кембл нашел возможность платить ей тридцать фунтов за каждый спектакль. Это означало, что если у Сары будет только один спектакль в неделю, ее жалование превысит жалование Дороти, даже если та будет играть каждый вечер, ибо Дороти все еще получала двенадцать фунтов в неделю. Такое положение было для нее унизительным, и она твердо решила, что не должна этого допустить.
С самого рождения Доди она была не совсем здорова, и вот наступил момент, когда она была вынуждена пропустить несколько спектаклей. Кембл извлек из этого максимальную выгоду, распустив слух, что миссис Джордан зазналась и выступает только тогда, когда в настроении, ссылаясь при этом на болезнь. Это мнение не прошло мимо зрителей, которые раз или два вместо миссис Джордан были вынуждены довольствоваться более скромным зрелищем. Кембл твердо решил показать Дороти, что не намерен повышать ей жалование. Он готов признать, что у нее есть поклонники, но ни в коем случае не может поставить ее в один ряд со своей сестрой.
С самого рождения Доди она была не совсем здорова, и вот наступил момент, когда она была вынуждена пропустить несколько спектаклей. Кембл извлек из этого максимальную выгоду, распустив слух, что миссис Джордан зазналась и выступает только тогда, когда в настроении, ссылаясь при этом на болезнь. Это мнение не прошло мимо зрителей, которые раз или два вместо миссис Джордан были вынуждены довольствоваться более скромным зрелищем. Кембл твердо решил показать Дороти, что не намерен повышать ей жалование. Он готов признать, что у нее есть поклонники, но ни в коем случае не может поставить ее в один ряд со своей сестрой.
Однажды во время спектакля, в котором Дороти участвовала, ее брат Георг зашел за кулисы, мистер Кембл, увидев его там, поинтересовался, что он делает. Он занят в спектакле? Нет, Георг не играл в тот вечер. В таком случае, какое право он имеет находиться за кулисами во время спектакля?
— Вы забыли, моя сестра, миссис Джордан, играет сегодня.
— Я не забыл, но это не дает вам права находиться здесь. Вам придется заплатить пять шиллингов.
И Кембл зашагал прочь, Георг остался на месте в растерянности, слыша смех Сариных поклонников. В тот вечер происшествие живо обсуждалось в Зеленой Комнате, а на следующий день стало известно всему Лондону.
Это был удар, направленный на Дороти. Это был намек на то, что она значит не больше, чем самая незаметная статистка, и что ее родные и друзья во время спектакля не имеют права находиться нигде, кроме как в зрительном зале, на местах, за которые они заплатили.
Дороти заплатила пять шиллингов, но этим дело не кончилось. Происшествие начали обсуждать газеты, поддерживая ту или другую сторону в конфликте Джордан-Кембл, и Дороти ясно поняла, что ей надо либо сопротивляться, либо уходить из Друри-Лейн.
Гаррис из Ковент-Гарден, приложивший немало усилий, чтобы ее опорочить, без сомнения, переменит тон, если она только намекнет, что хотела бы у него работать, но она не имела ни малейшего желания делать это. Она не забыла удары, которые он ей нанес, и не собиралась прощать его даже из соображений собственной выгоды.
Конечно, она могла бы прибегнуть к помощи Шеридана, который был ее сторонником, но он бывал в театре очень редко, полностью поглощенный своими делами и высокопоставленными друзьями; к тому же многие замечали, что очень часто он ведет себя как-то странно, видимо, от неумеренного употребления спиртного.
Ей придется самой защитить себя. И не только в театре, к сожалению.
Самым важным для нее оставались отношения с Ричардом, который был так доволен их нынешним положением, что даже не пытался его изменить. Его отец оставил работу в театре и переехал в удобный загородный дом, имея, по слухам, состояние в сто тысяч фунтов, и ей казалось, что наступило время Ричарду сказать ему об их намерении пожениться.
— Нет! — закричал Ричард испуганно. — Он будет взбешен и лишит меня наследства.
— Пусть лишит. Это не имеет значения.
— Дорогая, неужели ты не понимаешь, что это значит? Он перестанет давать мне деньги, а того, что я получаю за ведение дел, нам не будет хватать.
— Нам обоим надо больше работать. Ты должен вести больше дел, а мне нужно добиться повышения жалования. Зрители предпочитают видеть на сцене меня, а не Сиддонс. И я не намерена впредь терпеть эту несправедливость.
Ричард попытался воспользоваться ее словами и увести разговор в сторону от цели, ради которой он был начат, но Дороти этого не позволила.
— Да, — повторила она. — Я не намерена этого больше терпеть. Но я не вижу причины, почему мы не можем пожениться. Этот Кембл распространяет слухи о моей безнравственности, и это порочит меня в глазах зрителей.
— Ничуть. Публика любит, чтобы в жизни их идолов было что-то волнующее.
— И ты называешь это «чем-то волнующим»! Я исполняю все обязанности замужней женщины, но не имею положения, которое дает замужество.
— Я был бы счастлив. Правда, мне кажется, что я не мог бы чувствовать себя счастливее, чем сейчас
— А я могла бы... если бы вышла замуж.
— Моя дорогая, как только старше согласится...
— Чего никогда не будет.
— Дороти, он не может жить вечно. Тогда я получу все эти деньги, потому что он был мною доволен все это время.
— К черту его деньги! Мы проживем и без них! Ричард отрицательно покачал головой. Она смотрела на него и старалась увидеть как бы свежим взглядом, не как мужчину, которого она полюбила и продолжала любить, хотя и по-другому, чем на первых порах. Она увидела совершенно беспомощного человека, трусливого и безвольного. Тряпка! Вот слово, которое лучше всех других подходит к нему. Он был безвольным и трусливым человеком и позволял ей этим умиляться, позволял ей заботиться о пропитании для всей семьи, он позволял ей делать все, только бы не увидеть отцовского гнева и не лишиться его денег.
Она чувствовала себя глубоко оскорбленной и не считала нужным скрывать ни свое разочарование в нем, ни гнев по поводу всего прочего. Она должна бороться за себя сама, и мужчина, которого она выбрала, ей не помощник. Он плакал и пытался ее переубедить, но она не изменила своего мнения.
— Сара и ее брат, они решили меня извести, — сказала она.
— Они не могут тебе навредить, — утешал он. — Ведь зрители ходят именно на твои спектакли. Ведь ты гораздо популярнее Сиддонс.
— Это правда, — сказала она, — но им внушают, что они, зрители, должны любить Сиддонс, а есть много людей, которые поддаются внушению и будут любить то, что должны: слезы и страдание — возвышенны, смех — вульгарен. Людям вбили это в головы, а Кембл и его окружение собираются доказать, что это собственное желание публики.
— Мы будем с этим бороться, Дороти, — говорил он, гладя ее по голове.
« Он будет с этим бороться, — думала она. — Когда он за что-нибудь боролся? Он не может проявить себя даже в собственной профессии».
Но она не хотела ссоры, она все еще продолжала убеждать себя в том, что в один прекрасный день они поженятся.
— Кроме всего, меня волнует мама, — сказала она. — Уже давно она плохо выглядит.
Да, это было очень трудное время.
Дороти решила, что не будет больше мириться с положением, в котором оказалась по воле Кембла, предложившего ей играть в «Сорванце» в тот вечер, когда миссис Сиддонс играет в «Макбете». Впервые услышав об этом, Дороти рассмеялась.
— Я понимаю, — кричала она. — Люди придут на мой спектакль, а будут говорить, что они пришли ради миссис Сиддонс. О, нет, нет! Она будет играть в один вечер, а я — в другой. Я не собираюсь служить приманкой для зрителей, чтобы потом ее превозносили за это.
— Вы себя переоцениваете, — ответил Кембл.
— Это немного уравновешивает то, что вы меня недооцениваете.
— Итак, вы отказываетесь играть в «Сорванце»?
— В тот вечер, когда ваша сестра играет в трагедии, — да.
— В чем причина на сей раз? Вы больны?
— Ни в коем случае. Я просто не хочу привлекать зрителей в театр, чтобы вашей сестре доставалась слава и... деньги.
В последних словах была угроза, но Кембл пожал плечами и отвернулся.
На следующий день в «Морнинг Пост» появилась заметка: «По слухам из Зеленой Комнаты, отношения миссис Джордан и Кембла отнюдь не дружеские. Говорят, что актриса пользуется своим положением и под предлогом болезни играет, когда ей этого хочется, и отказывается выступать в дивертисменте, если миссис Сиддонс занята в пьесе, под тем скромным предлогом, что «она не намерена заманивать зрителей и позволять миссис Сиддонс приписывать себе эту заслугу». Если это так, то следует довести до сведения этой леди, что драма будет процветать и тогда, когда все сорванцы и безвкусно одетые женщины будут забыты или их станут презирать».
Когда Дороти это прочитала, у нее не осталось другого выхода, как постараться встретиться с Шериданом, и как только он появился в театре, она предстала перед ним.
Он был слегка рассеян. Его мысли явно витали далеко от театра. Принц Уэльский несколько утратил свое влияние, и хотя он по-прежнему был привязан к своему дорогому Шери, впереди не просматривался большой политический успех. Мечты Шеридана были слишком радужными, он страстно мечтал о высокой государственной должности, он также знал, что удачный шанс выпадает человеку один раз в жизни и, если им не воспользоваться, может больше не повториться. Король не вечен, принц вступит на престол, но где к тому времени будет он, Шеридан? Это была грустная мысль.
И вот в такой момент появилась Дороти — недовольная, как это водится у актрис. Платят незаслуженно мало. Разве они бывают когда-нибудь довольны? К ней плохо относятся. Разве это не постоянная жалоба?
— Я не намерена с этим мириться. Кембл — болван. Я знаю, что Сара Сиддонс — его сестра, и пристрастность в разумных пределах вполне естественна, но своими попытками уничтожить меня он уничтожает театр. Если он не изменит своего поведения, наши зрители уйдут в Ковент-Гарден.