— И это еще не предел. Вы будете так же богаты, как знамениты.
— Я должна содержать семью.
— И вы всегда будете заботиться о тех, кто от вас зависит.
Она почти откровенно смеялась над ним, она продолжала издеваться, чтобы он почувствовал все ее презрение.
Он рассказывал ей, как следил за ее карьерой, как восхищался, как тревожился — правда, не слишком, потому что был всегда уверен в ее успехе, — а просто как коллега, артист, который тоже знает, что такое публика, от которой зависит твое будущее.
— Дороти, — сказал он, — когда вы уехали, я понял, что потерял. Я не должен был отпускать вас.
— Тогда я не приехала бы в Лондон, и не было бы этого успеха.
— Вы все равно добились бы его. Вы великая актриса. Но вам нужен кто-то, кто станет о вас заботиться. Как я был бы счастлив, если бы вы выбрали меня!
— За это время вы научились думать совсем по-другому.
— Я хочу, чтобы вы стали моей женой, Дороти. Разлука с вами помогла мне это понять.
— Не так разлука со мной, как мои двенадцать фунтов в неделю. И перспективы. Вот что заставило вас передумать, Георг Инчболд! Неужели вы считаете меня такой дурой?! Я прекрасно понимаю вас. И вот вам мой ответ: вам никогда не видать успеха на сцене, если вы не можете играть лучше, чем сейчас, передо мной! Тщеславный поклонник, который узнал, что в прошлом нищая провинциальная актриса стала богатой и знаменитой. И он ее умоляет стать его женой. Георг, вы глупец. Я никогда не выйду замуж за глупца, я скорее предпочту расчетливого, бесхарактерного интригана.
— Дороти!
— Занавес, — сказала она, — эта маленькая драма окончена. Отправляйтесь обратно в Йорк, Галль... или Лидс... где вы сейчас играете? Ваше предложение отклонено самым решительным образом.
Георг попытался протестовать, но она смеялась над ним, и поскольку он не торопился уходить, сама вышла из комнаты.
Она решила: когда Ричард в очередной раз попросит ее стать его женой, она согласится. Он не заставил себя долго ждать, и она приняла его предложение. Он сказал ей, что чувствует себя самым счастливым человеком в Лондоне. Он всегда будет любить ее, он готов посвятить ей всю свою жизнь, потому что знает: без театра она никогда не будет счастлива.
— Я хочу, чтобы моя мама первой узнала о нашем решении. Я уверена, что она будет очень рада.
— И после этого я скажу своему отцу. До тех пор, пока они не узнают, это должно оставаться тайной.
Они отправились на Генриетта-стрит, и когда Грейс узнала новость, она была вне себя от радости: теперь понятно, почему Дороти выгнала Георга Инчболда! И все это время она была влюблена в Ричарда Форда и держала это в секрете! Когда будет свадьба? Грейс предпочла бы, чтобы ее не очень откладывали.
— Я думаю, что после гастролей на Севере, — сказала Дороти.
— Так долго ждать!
— Господи, мама, разве это долго?
Ричард искренне сказал, что согласен с матерью Дороти и тоже считает, что не следует ждать так долго. Грейс принесла вино, и они выпили за будущее. Это был счастливый вечер.
Ричард покинул Генриетта-стрит в смятении: он любил Дороти, очень хотел жениться на ней, но боялся признаться отцу в том, что сделал предложение, и оно принято.
Его отец был богатым и честолюбивым человеком, и Ричарду было известно, какие надежды он связывает с удачной женитьбой сына. У Ричарда были прекрасные перспективы, ему предстояло занять место в адвокатуре, что с деньгами отца и его связями при дворе было не так уж сложно. Отец часто внушал ему, что первый шаг к достижению успеха — правильный выбор невесты. Было несколько богатых и влиятельных семейств, куда Ричард мог бы войти.
Ричард не был очень решительным человеком, он был предан Дороти, считал ее лучшей актрисой в мире, был счастлив видеть ее на сцене, общение с ней доставляло ему радость, и он страстно желал сделать ее своей женой. Если бы его отец не был столь честолюбив!
Однако теперь он сделал предложение, и оно принято. Он должен сказать об этом отцу. Он твердо обещал Дороти жениться на ней, и ничто, убеждал он себя, не заставит его нарушить данное слово. Дороти — единственная женщина в мире, которую он хотел бы видеть своей женой!
Когда в тот вечер Ричард обедал с отцом, было очень заметно, что он чем-то взволнован. Он плохо ел, нервно вертел в руке рюмку, то и дело пытался что-то сказать, но каждый раз замолкал.
Доктор Форд, однако, прекрасно догадывался, в чем дело. Шеридан рассказывал ему, что юный Ричард уже в течение нескольких месяцев не вылезает из театра и всегда сидит в одной из балконных лож, когда выступает Дороти Джордан. Шеридан не сомневался в том, что юноша питает нежные чувства к его маленькой актрисе, и это его не удивляло: она была очаровательна, умна, наделена чувством собственного достоинства. Шеридан только никак не мог понять, как до сих пор какой-нибудь герцог или граф, на худой конец — баронет, не утащил ее в какое-нибудь маленькое любовное гнездышко. Шеридан не сомневался, что, несмотря на свою любовь к миссис Фиц, принц Уэльский не обошел своим вниманием и Дороти. Однако эту малышку никак нельзя было назвать неразборчивой, она действительно очень добродетельная леди: после того неверного шага, стоившего ей появления на свет мисс Фанни, она сказала себе: «никогда в жизни». Шеридан склонялся к мысли, что она могла бы согласиться только на замужество.
— Наша несравненная Сара задает в театре исключительно нравственный тон, — добавлял он.
Доктор Форд вспоминал все это, наблюдая за поведением сына. Если Ричард свалял дурака, это надо немедленно пресечь.
— Как только ты получишь звание адвоката, я смогу предоставить тебе самому заботиться о своем благополучии. У тебя прекрасное будущее, мой сын. В этом не может быть сомнений. Разумеется, тебе придется работать. Нельзя каждый вечер проводить в театре... Кто-то недавно рассказал мне, будто его сын влюбился в какую-то актрису... Тайком женился на ней... Именно женился... Его жизнь кончилась. Этого никто не одобрит, все его планы рухнут. Представь себе, что их ждет. Любовь быстро кончится, а на что они станут жить, когда появятся дети? Можешь не сомневаться — глупый мальчишка будет лишен наследства. Я твердо знаю, что он ничего не получит, — я сам поступил бы точно так же, да, если бы ты пришел ко мне и сказал, что сморозил подобную глупость, я бы сделал то же самое. Не сомневайся. Что с тобой? Я тебя напугал?
Ричард ответил робкой улыбкой. Как после всего этого он мог сказать отцу, что помолвлен и собирается жениться на Дороти Джордан?
Потом он пытался объяснить Дороти:
— Это разобьет его сердце. Он никогда с этим не примирится. Он рассказал мне о молодом человеке, который из-за женитьбы был лишен наследства. Он сказал, что поступил бы со мной точно так же.
— Похоже, — сказала Дороти, — что ему кто-то рассказал про нас.
— Я не знаю, кто. Мы никому не говорили. Я даже не смог сказать ему пока... пока... чего же нам ждать? Вы любите меня, Дороти, и любите достаточно сильно, чтобы не бросить из-за этого. Как только я начну зарабатывать деньги в адвокатуре, мы сможем пожениться. Как только я перестану зависеть от отца.
Он выглядел таким юным и беспомощным, что ей стало его жалко. Она не принадлежала к числу женщин, любящих роскошь и показные торжества, но ей очень хотелось, чтобы и у нее была красивая свадебная церемония, чтобы у Фанни был отец и будущие дети рождались без клейма «внебрачные». Все это она ему и сказала; он плакал и умолял: он понимает ее, они вместе снимут дом, она станет миссис Форд, они будут жить так, словно поженились. Никакой разницы, только не будет брачной церемонии. Со временем ему удастся убедить отца, но сейчас старик не станет его слушать, потому что считает своего сына слишком юным. Через несколько месяцев все изменится, но... он не хочет ждать, его влечет к Дороти, она ему нужна... сейчас.
Дороти не могла торговаться, когда речь шла о любви, а она его любила. И только вновь увидев Георга Инчболда, поняла, как сильно.
Они больше не будут ждать. Он дал ей торжественное обещание жениться, как только это станет возможным. А пока они смогут спокойно жить на его личные деньги и на ее жалование. Они строили другие планы, но и этот выход из положения был не так уж плох. Так Дороти и Ричард стали любовниками.
Грейс переживала жестокое разочарование: все шло к тому, что ее заветному желанию не суждено было сбыться.
— Они любят друг друга, мама, — убеждала ее Эстер, — и хватит Дороти быть одной. Я уже стала бояться, что Дэйли навсегда отвратил ее от мужчин. Мне кажется, она хочет быть с Ричардом.
— Пусть будет так. Она уже сейчас неплохо зарабатывает, и я надеюсь, что и в будущем она сможет обеспечить себя.
— И нас тоже, — ответила Эстер.
— Ричард тоже не из бедных.
— Я уверена, что он женится на ней, когда сможет. Они искренне любят друг друга.
— Ричард тоже не из бедных.
— Я уверена, что он женится на ней, когда сможет. Они искренне любят друг друга.
На этом они и успокоились.
БАТАЛИИ ЗА КУЛИСАМИ
Летом Дороти гастролировала в тех театрах, где она играла раньше; она радовалась встрече со знакомыми местами, связанными с ее первыми шагами на сцене, многие актеры и актрисы, с которыми ей довелось выступать, еще продолжали работать. В Лидсе она играла в «Деревенской девушке» и в «Сорванце» перед переполненным залом, ловила завистливые взгляды и реплики «Везучая», «Повезло». Это вызывало у нее улыбку, ибо она жалела этих провинциальных артистов и прекрасно понимала причину их зависти.
В Эдинбурге ее приняли несколько сдержанно, ибо его обитатели не поощряли легкомысленного поведения, и идеалом актерской игры в их представлении было то, что делала на сцене Сара Сиддонс. Совсем иначе дело обстояло в Глазго: она сразу же добилась успеха, и перед отъездом ее наградили золотой медалью.
После возвращения в Лондон она получила письмо от брата Георга. Он тоже надеялся стать актером и спрашивал, может ли он приехать к ним, чтобы попытать счастья.
Осенью Георг приехал в Лондон, Дороти и Ричард сняли на Гавер-стрит дом под номером пять, и Дороти поселилась там в качестве миссис Форд. Было ясно, что через несколько лет они смогут пожениться; благодаря их преданности друг другу и вполне семейной атмосфере в их доме, окружающие приняли Дороти как жену Ричарда. Грейс называла Ричарда «дорогой сын», а Дороти воспринимала не иначе, как замужнюю даму. Ее старший сын, Фрэнсис, служил в армии, его место в семье занял Георг, и все старались, не без помощи Дороти, поддержать его в стремлении стать артистом.
Денег им хватало: жалование Дороти казалось настоящим богатством, к нему добавлялись эпизодические заработки Эстер и личный доход Ричарда, и они спокойно ждали того момента, когда Дороти сможет стать настоящей миссис Форд. Дороти никогда не была так счастлива: она добилась успеха на сцене, была любима и любила сама. «Чего еще может желать женщина? — спрашивала она себя. И слышала собственный ответ: — Замужества».
Случилось неизбежное — Дороти забеременела. Грейс встревожилась, памятуя о том, что формально Ричард ей не муж, но Дороти была спокойна.
— Я буду играть до последнего месяца, деньги будут, — говорила она матери.
— А гастроли? — воскликнула Грейс в ужасе.
— Ну и что? Я поеду.
— А что, если...
— Перестань, мама, — сказала Дороти. — Между прочим, дети рождаются не только в Лондоне. В Лидсе, Галле и Йорке — тоже.
— Не знаю... Я хотела бы...
Но Дороти не дала ей договорить о своем желании. Она знала, чего Грейс хочет: чтобы Дороти вышла замуж, чтобы доктор Форд ее принял и чтобы ее будущее было обеспечено.
Дороти уехала и в Эдинбурге родила ребенка — девочку, которую она назвала Дороти, но которую скоро переименовали в Доди, чтобы не было путаницы. Дороти полюбила малышку с того самого момента, как только взяла на руки; она поняла, что, хотя и верила в свою любовь к Фанни, все же не могла забыть ни ее отца, ни связанных с ним унижений. Маленькая Доди пришла в этот мир совсем иначе.
Дороти хотела иметь много детей. Она видела себя в спокойной домашней обстановке, далеко от театра, волнений и перепадов настроения, злобы, зависти и затаенного недоброжелательства, запаха горящих свечей, коварства зрителей с их бурными проявлениями негодования и восторга. Покой, думала она, покой в окружении подрастающих детей. Может быть, это будет деревенский дом с красивым садом, где рядом с ней будут Ричард и играющие дети. Это прекрасная мечта, но не для нее. И правда ли, что она этого хочет? Может ли женщина, нашедшая свое призвание на сцене, обходиться без шума и суеты и довольствоваться спокойной, размеренной жизнью? Она посмеялась над собой. Я вернусь на сцену меньше, чем через месяц. Рождение ребенка делает женщину сентиментальной.
Однако пресса была отнюдь не такова. Она потешалась над тем, что произошло с их дражайшей маленькой артисткой. «Паблик Адвертайзер» поместила объявление: «Джордан — маленькое быстроходное суденышко — пришло в Эдинбург из Лондона с грузом и разгрузилось в Эдинбурге». Театральный мир без труда сообразил, что Дороти Джордан родила Ричарду Форду ребенка.
В ту весну сплетни и слухи о королевской семье обсуждались в Друри-Лейн так же заинтересованно, как и театральные дела. Связь принца Уэльского с миссис Фицгерберт продолжалась, и вопрос о том, женится он на ней или нет, волновал всех. Миссис Фицгерберт вела себя, как принцесса Уэльская, и всегда сопровождала принца, когда он посещал театр. Шеридан принимал ее с наивысшей учтивостью, на которую она реагировала с достоинством королевской особы, и принц, казалось, был от нее в восторге.
Вскоре, однако, возник более тревожный и волнующий слух, отодвинувший на время в тень возможную женитьбу принца. Предметом обсуждения стало состояние здоровья короля.
Из окружения короля доходили рассказы о его странном поведении: то он пытался задушить принца Уэльского, то наговорил дерзостей премьер-министру, то вздумал трясти дерево, приняв его за короля Пруссии. Было ли это правдой? Неужели король теряет рассудок? Некоторые считали, что дело идет к регентству.
Королева и принц Уэльский ссорились между собой: виги хотели, чтобы регентом стал принц, а тори прочили в регенты королеву.
Мистер Фокс вернулся в Англию, чтобы быть рядом с принцем, если тот станет регентом. В свое время он был вынужден уехать из-за испортившихся отношений с принцем: он решительно высказался в Палате Общин против женитьбы принца на миссис Фицгерберт, чем разозлил ее до такой степени, что она оставила принца, которому впоследствии пришлось приложить немало усилий, чтобы вернуть ее расположение.
Напряжение ощущалось повсюду, в театре люди говорили о болезни короля, они не прекращали разговоров даже во время действия, если актерам не удавалось завладеть их вниманием.
Что касается Шеридана, он, казалось, совершенно забросил театральные дела. Не вызывало сомнений, что регентство сулило лично ему многое: он был другом принца, и если тот станет реальным королем, даже не имея этого титула, те, кто его поддерживают, могут рассчитывать на удачу.
Шеридан всегда предпочитал работе веселые компании с вином и азартные игры; он растрачивал свой талант в саркастических высказываниях вместо того, чтобы сохранить его для литературы. Он написал несколько блестящих пьес, но с тех пор прошло уже немало лет, он явно предпочитал всевозможные развлечения литературной работе.
Кто знает, кем Шеридан может стать? Кто еще может стоять на его пути, если Фокс лишился благосклонности принца и, несмотря на все свое лицемерие, вряд ли вернет ее, пока миссис Фицгерберт царствует вместе с принцем, ибо смертельно оскорбил ее, высказавшись против их брака? «Обошелся со мной, словно я последняя дрянь», — говорила она. Она никогда его не простит. И хотя причина всего этого конфликта крылась в трусости принца и в желании мистера Фокса спасти для него корону, он сам стал козлом отпущения. Однако мистер Фокс возвращается домой, и грядут великие события. Жизнь очень оживилась и наполнилась ожиданием: никто не знал, что может произойти завтра.
В Друри-Лейн появилась молодая актриса, знакомая Дороти по Дублину, — Мария Тереза Романзини. Это была итальянская еврейка, маленькая, склонная к полноте, с чудесными черными глазами и волосами, скрадывавшими несколько грубоватые черты ее лица. Она прекрасно пела, благодаря чему и была приглашена в театр.
Она обрадовалась встрече с Дороти, и они вспомнили прошлое.
— Меня преследовал Ричард Дэйли, — сказала Мария, вздрогнув.
— И вас тоже? — спросила Дороти.
— Нас всех. Не представляю себе, чем бы это все для меня кончилось, не будь рядом моей мамы. Он всегда ко мне приставал, и я сказала об этом маме. Она знала, что мы можем легко вылететь из театра, но говорила, что пусть лучше так, чем я попаду в его лапы.
Дороти кивнула. Миссис Романзини лучше смотрела за своей дочкой, чем Грейс, подумала Дороти, но тут же устыдилась своих мыслей: Мария была моложе, почти ребенок, а ей, Дороти, было семнадцать, достаточно взрослая девушка, чтобы самой о себе позаботиться.
— Мама однажды специально на него так кричала, чтобы миссис Дэйли могла услышать, — сказала Мария, смеясь. — Я никогда этого не забуду. Мама была в ярости, она кричала ему, что у него такая красивая жена и чтобы он оставил меня в покое. И он отстал от меня. Но не от других. И нас не выгнали из театра, и это даже не помешало моему продвижению. Но я все равно счастлива, что избавилась от него.
Дороти взяла Марию под свою опеку и похвалила се Шеридану и Кингу. Однако Мария была достаточно самолюбива и вполне могла сама постоять за себя и благодаря чудесному голосу быстро завоевала любовь зрителей. Она не была похожа ни на Дороти, ни на Сару Сиддонс, ни на Элизабет Фаррен — ни на кого из трех признанных королев сцены, — но оказалась для театра очень ценной находкой. Когда появился Георг, между ним и Марией сразу же возникла взаимная симпатия, и ее стали часто приглашать и на Генриетта-стрит и в дом Фордов.