Василий, сидящий в сторонке у самой полотняной стенки шатра, саркастически усмехнулся, глядя на происходящее.
«Как бабы на торгу, ей-богу!» – подумал он.
Порядок в шатре восстановила Элеонора.
– Славные сеньоры, надеюсь, вы не обнажите мечи друг на друга! – воскликнула она. Рыцари притихли. – Кто более прав из нас, я или Фридрих, покажет время. Теперь надо решить, какой путь нам избрать. Слово за королем Франции!
Людовик почмокал толстыми влажными губами и с важным видом произнес:
– Король Франции принимает выбор своей супруги. Идем на Дорилей!
Французские рыцари принялись громко приветствовать Людовика и Элеонору.
– Пусть дрожат подлые сельджуки! Завтра наше войско пойдет по их земле! – воскликнул граф Орлеанский.
За растянувшимся на марше войском Людовика с дальних холмов постоянно наблюдали конные сельджуки. Всадники султана появлялись внезапно и так же внезапно исчезали. Так прошло два дня.
На третий день сельджуки осмелели и приблизились довольно близко к крестоносцам, разбивающим лагерь.
Два сарацина, выстрелив из луков по отряду французских рыцарей, стремительно поскакали прочь.
Обе стрелы вонзились в землю возле копыт коня графа Орлеанского.
– Жалкие трусы! – презрительно промолвил граф. – Неужели сарацины надеются одолеть нас одними стрелами?
– Чего еще ожидать от этих азиатов! – небрежно усмехнулся барон Роканкур.
– Я думаю, сельджуки нападут на нас ночью, – высказал предположение граф Гийом Неверский.
Однако ночь прошла спокойно.
Утром войско крестоносцев двинулось дальше.
Небо затянули тяжелые грязные облака. Моросил мелкий дождь.
– И это зима? – удивлялись русичи. – У нас на Руси уже снег лежит и холода такие, что без теплой шубы не выйдешь.
– Бывало, идешь по улице, а снежок так и поскрипывает под сапогами.
– А дышится-то как легко после снегопада!
Ратникам было приятно вспоминать о том, что близко и понятно каждому из них. Им хотелось пробуждать в памяти впечатления о жизни, оставшейся дома – на Руси.
Крестоносцев встречали пустые разоренные селения. У них на пути то и дело попадались полуразложившиеся трупы воинов-христиан, словно грозное предостережение или вызов от сторонников прорка Мухаммеда. Французы предавали земле останки собратьев-крестоносцев и продолжали свой путь, горя желанием поскорее скрестить мечи с сельджуками.
На одном из переходов на колонну крестоносцев с двух сторон набросилась конница сарацин. Главный удар пришелся на пехоту. Пока рыцари разворачивались и перестраивались, сельджуки привели пешцев в смятение, обратив большую их часть в бегство.
Стойкое сопротивление оказали сарацинам лишь немецкие ландскнехты, русские ратники и несколько сотен нормандцев, которые с такой свирепостью орудовали своими секирами, что устроили на дороге настоящий завал из порубленных всадников султана и мертвых лошадей.
Когда сельджуки были отброшены рыцарской конницей, Людовик с супругой и свитой пришли полюбоваться на кровавую работу нормандцев.
– Дорогой герцог, ты по-прежнему считаешь, что сельджуки сильнее нас? И что для сохранения войска нам следует двигаться в Сирию через владения византийцев? – с нескрываемой иронией обратился Людовик к племяннику германского короля.
Фридрих тактично промолчал, видя, что Людовик и его вассалы упиваются одержанной победой.
Ночью стан крестоносцев был засыпан множеством сарацинских стрел. Конные лучники султана гарцевали в каких-нибудь ста пятидесяти шагах от крайних палаток христианского лагеря. Многие стрелы сельджуков были обмотаны просмоленной паклей и подожжены. Сарацинам удалось воспламенить несколько шатров в самом центре стана, в том числе огромный королевский шатер.
Людовик выбежал из горящего шатра в исподней рубахе, но в кольчуге и шлеме, с мечом в руке. Не отстававшие от короля слуги на ходу набросили ему на плечи белый плащ с красным крестом.
– Ко мне, мои верные друзья и вассалы! – кричал Людовик, нимало не смущаясь своего внешнего вида. – Проучим эту свору ночных разбойников, которые именуют себя воинами Аллаха! Эй, трубач, труби общий сбор!
Подбежавший к королю трубач поднес к губам изогнутый медный рог, но в следующий миг его сразила шальная стрела. Он упал прямо к ногам Людовика.
Телохранители заслонили короля щитами.
Людовик поднял с земли боевую трубу и сам несколько раз подал сигнал общего сбора и тревоги не очень умело, зато громко.
Со всех сторон к королевскому шатру бежали слуги и воины. Они второпях принялись заливать пламя водой и забрасывать землей, кто-то сбивал огненные языки мокрым плащом. Смятения добавляли служанки королевы, которые разбегались кто куда, не заботясь о своей госпоже.
Элеонора появилась в дверном проеме шатра, верх которого полыхал ярким пламенем. На ней было длинное бежевое платье, запахнутое спереди, как халат, стянутое в талии узорным поясом. Ее длинные светлые волосы рассыпались по плечам. На королеве не было никаких украшений, так как всеобщая суматоха подняла ее с постели. Надетое в спешке платье совершенно не скрывало одну из стройных ног королевы, между отворотами платья также виднелся краешек ее роскошной груди.
– Я хочу знать, есть ли здесь мужчины?.. Или же меня окружают лишь визгливые служанки да пьяные глупцы, не удосужившиеся выставить надежную стражу! – во весь голос выкрикивала Элеонора, переполняемая сильнейшим негодованием. – Кто-нибудь может организовать защиту от сарацин! А может, мне самой взяться за меч и возглавить это стадо ослов, называющих себя крестоносцами! Всевышний наверняка смеется или плачет, взирая на это безобразие!
Элеонора гневно отпихивала от себя пажей короля, которые хотели увести ее подальше от горящего шатра, видя, что сверху так и падают куски полыхающей парчи.
– Прочь руки, презренные! – воскликнула королева. – Я не страшусь ни огня, ни вражеских стрел, ибо я чиста перед Господом, который не допустит моей гибели!
Рыцари, оруженосцы, слуги и пажи короля, столпившись перед пылающим королевским шатром, таращились не столько на пламя, стремительно пожирающее парчовый покров, сколько на красавицу Элеонору, которая стояла уперев руки в бока и слегка отставив в сторону свою белую обнаженную ногу. Упреки и горькие насмешки королевы, казалось, не доходят до воинов, завороженных такой смелостью Элеоноры, а может, ее вызывающей полунаготой.
Шатер за спиной у Элеоноры быстро превращался в гигантский огненный факел. Вокруг втыкались в землю сарацинские стрелы. Однако Элеонора не двигалась с места. Она стояла босая, полуодетая, с растрепанными волосами и все же такая прекрасная в своем гневе!
Василий и его дружинники тоже прибежали тушить королевский шатер.
– Ох и отчаянная женка у Людовика! – восхищенно проговорил Фома, толкнув локтем Потаню. – О чем она толкует столь гневно, а?
– Ругает мужа и всех его рыцарей за глупость и трусость, – ответил Потаня.
– Что ж, так оно и есть, – сказал Василий, кивнув на Людовика, которого трое слуг сажали на коня. – Король-то пьян. До сечи ли ему?
Во хмелю в эту ночь оказался не только Людовик, но и многие из его приближенных. Накануне французские рыцари допоздна праздновали свою первую победу в стычке с конниками иконийского султана.
До самого рассвета крестоносцы не сомкнули глаз, отгоняя от своего стана легкую конницу сельджуков.
Наступивший день открыл воинам-христианам вид надвигающегося на них войска сарацин. Густые пешие отряды врагов спускались с холмов на равнину, по которой уже растекалась многочисленная сарацинская конница с трепещущими пучками конских волос на древках копий. Воинственные крики сельджуков сливались с грозным гулом многих тысяч копыт.
Людовик, еще не вполне протрезвевший, без промедления бросил свое воинство в сражение.
Рыцарская конница с ходу опрокинула и погнала всадников султана. Со стороны могло показаться, что тяжелая конница христиан в жесточайшей сшибке одолела легкую кавалерию сельджуков, если бы не ничтожные потери сарацин и не их стремительное бегство, более похожее на заманивание.
Пехота сарацин тоже сражалась без должной отваги и вскоре стала отходить обратно к холмам.
Русичи, видевшие стойкость сельджуков в двухдневной сече при Дорилее, не могли взять в толк, что стало с их врагами. Куда подевалась доблесть сельджуков?
– Дурман-травы нехристи объелись, что ли? – со смехом выкрикнул Костя, видя, как сарацины пятятся назад от взмахов его топора.
– Уловка это! – ворчал Потаня. – Как пить дать – уловка! Остановиться бы нам надо, братцы.
– Как тут остановишься? – возразил ему Худион. – Видишь, как бургундцы на нехристей напирают, и анжуйцы вместе с ними! А нормандцы аж вон куда прорвались!
– Василий, скажи военачальнику анжуйцев, пусть он остановит своих воинов! – не унимался Потаня. – Войско наше наступает без всякого порядка. Добром это не кончится!
– Василий, скажи военачальнику анжуйцев, пусть он остановит своих воинов! – не унимался Потаня. – Войско наше наступает без всякого порядка. Добром это не кончится!
– Окстись, Потаня! – отозвался Василий. – Кто из военачальников станет меня слушать, ежели враг вот-вот спину покажет!
У самого подножия холмов пешие воины султана и впрямь обратились в повальное бегство. Вдогонку за ними вверх по склонам возвышенности, поросшей низким редким кустарником, устремились и торжествующие крестоносцы. Самые резвые из них, настигая убегающих врагов, поражали их копьями в спину.
Добравшись до вершины, сельджуки все разом повернули на крестоносцев, и битва вспыхнула с новой силой. Но это была уже другая битва, ибо воинов султана будто подменили. С неистовой яростью они бросались на христиан, не обращая внимания на свои раны и перешагивая через своих убитых.
Теперь уже крестоносцы подались назад, еле сдерживая натиск сарацин. Склоны холмов покрылись телами сраженных воинов в белых плащах с красными крестами. Скатившись к подножию возвышенности, крестоносцы наконец сплотили свои ряды и остановили наступающих сельджуков.
Больше часа воины-христиане и сарацины рубились со слепым ожесточением, напирая стенка на стенку.
Сначала нормандцы, потом швабы и баварцы стали одолевать сельджуков. Храбро наседали на врагов анжуйцы и бургундцы. Вскоре в сече наступил перелом. Сарацины обратились в бегство, бросая копья и знамена.
На вершине холма Василий снял с головы шлем и утер пот со лба.
Рядом с ним остановился Худион, воткнув в землю свой окровавленный меч.
– Победа! – прохрипел он, с трудом переводя дыхание.
Василий с улыбкой кивнул Худиону, подставив свежему ветру свое разгоряченное лицо.
Отсюда, с высоты, открывались голубые дали широких равнин, на юго-востоке горизонт замыкали желтые горы. Как на ладони был виден стан крестоносцев и извилистая лента дороги.
Вот только что там за переполох?
К Василию подбежал Потаня и сердито ткнул пальцем в сторону далекого христианского лагеря.
– Я предупреждал, что неспроста отступают нехристи, – ворчливо сказал он. – Увязались мы за ними все скопом, позабыв на радостях про лагерь и обоз. Теперь, как ни поспешай, нам не спасти королевских слуг от плена, а добро Людовика от разграбления.
– По-твоему, там сарацины хозяйничают? – промолвил Василий, пристально вглядываясь в мелькающих среди шатров далеких всадников.
– Знамя видишь? – хмуро спросил Потаня.
Над отрядом конников, гнавших к лесу стадо вьючных животных, развевалось зеленое знамя пророка Мухаммеда.
– Перехитрил нас султан! – досадливо покачал головой Василий.
– Ладно бы токмо нас, – проговорил Потаня.
Худион же сердито выругался.
* * *Взору крестоносцев, вернувшихся в свой стан после преследования отступающих сельджуков, открылись сорванные с колышек палатки, исполосованные саблями шатры, опрокинутые повозки, убитые возчики и стражники, которые лежали повсюду среди обрывков материи, открытых сундуков, распоротых мешков с пшеницей и овсом.
Воины султана угнали почти всех вьючных животных, похитили королевскую казну, множество ценных вещей из шатров знатных рыцарей, а также разграбили обоз с продовольствием.
Под впечатлением от разоренного стана победа крестоносцев превратилась в тяжелое поражение.
Элеонора, возглавившая конную атаку своих знатных амазонок, едва спешившись с коня, приказала перебить всех пленных сарацин. Приказ разгневанной королевы был приведен в исполнение прямо у нее на глазах. Словно помешавшись от ярости, Элеонора отсекала своим мечом головы у мертвых сельджуков и пинала их ногами, как мячи.
– Дорогая, это недостойно королевы и христианки! – попытался урезонить супругу Людовик. – Успокойся! На тебя смотрят твои подданные.
– Я – женщина! Мне позволительны слабости! – кричала на мужа Элеонора. – А вот как ты, повелитель войска, ввязался в войну, не оставив дома свое пристрастие к вину, не отказался от своей глупой самонадеянности! Этого я не понимаю. Вдобавок ты окружил себя такими же самонадеянными советниками, полагающими, что сарацины ни на что не годны на поле битвы. О Дева Мария, и эти люди собрались идти путем Готфрида Бульонского!..
По требованию королевы был немедленно созван военный совет, на котором Элеонора первая выступила с гневной речью.
– Поскольку я участвую в сражениях наравне с мужчинами, значит, у меня есть право высказывать напрямик свои суждения в столь высоком собрании, – молвила королева, сидя на троне.
Трон Людовика сгорел во время ночного пожара, поэтому король сидел рядом с супругой на обычном стуле.
– Намереваясь нести бедствие и разорение сельджукам, мы сами между тем терпим бедствия от них, – тем же раздраженным тоном продолжила Элеонора. – Сначала сарацины спалили королевский шатер и почти всю ночь обстреливали наш лагерь из луков, сея смерть и панику. Ныне же враги разграбили наше имущество, угнали в неволю почти всех моих служанок, убили моего лучшего повара. Но даже если бы повар остался жив, проку от него уже не было бы никакого. Проклятые агаряне похитили клетку с цыплятами, утащили все мои острые приправы, бросили в ручей мешки с солью. Кто ответит мне, что теперь делать? Вкушать грубую и пресную пищу я не стану!
Поскольку высокое собрание пребывало в подавленном молчании, Элеонора продолжала говорить:
– Поход только начался, уважаемые сеньоры, но ваша королева, по вашей милости, ныне осталась на хлебе и воде, как в дни Великого поста. Кто из вас отвечал за защиту лагеря? Пусть этот человек выйдет вперед.
Среди графов и баронов произошло какое-то движение, послышались перешептывания.
Слово взял граф Орлеанский:
– Государыня, все рыцари, повинуясь воле короля, участвовали в атаке на сельджуков. Лагерь был оставлен на попечение пехоты.
Теперь зароптали военачальники пеших отрядов. Один из них выступил вперед.
– Не гневайся, государыня, но и мы, исполняя волю короля, сражались с сельджуками в поле и отогнали врага далеко от нашего стана, – с поклоном произнес военачальник.
– Прекрасно! – с недоброй улыбкой сказала королева. – Все сражались, все вели себя храбро, все выполняли повеления короля! Тогда скажи мне, дорогой супруг, кому из вассалов ты поручил охрану лагеря и свою казну? – Элеонора обратила свой взор к Людовику.
Людовик завздыхал, как провинившийся мальчишка, виновато зачмокал толстыми губами, не смея взглянуть на свою властную жену.
– Лагерь и обоз, как всегда, должны были охранять лагерные стражи, – промолвил король, – а моя казна была оставлена на попечение шотландских наемников. К сожалению, они все перебиты сарацинами…
– Конечно, перебиты, ведь шотландцев было всего-то двадцать человек! – гневно произнесла королева. – Похоже, только шотландцы и сражались с сарацинами, в то время как лагерная стража разбегалась кто куда!
– Среди лагерных стражников тоже много убитых… – несмело возразил король.
– Убитых в бегстве! – бесцеремонно перебила его королева. – Тела сраженных стражников валяются в поле, а не в лагере среди шатров и повозок.
– Это война, сударыня, – слегка повысил голос Людовик, – и потери на войне неизбежны.
– Я знаю, что мы не на охоте в окрестностях Парижа, мой дорогой, – язвительно промолвила Элеонора. – Как знаю и то, что ты – бездарный полководец. Сегодняшние события лишний раз уверили меня в этом!
– Я вернулся с победой! – краснея, воскликнул уязвленный Людовик.
– Ты вернулся с победой в свой лагерь, разграбленный врагом! – выкрикнула Элеонора прямо в лицо мужу. – Ты лишился казны и съестных припасов! И это, по-твоему, победа?! Как я была недальновидна, полагая, что наше войско может уподобиться непобедимой небесной рати архангела Михаила. Теперь-то я понимаю, что герцог Швабский был прав, нам нужно добраться до Антиохии, сохранив войско. Может, у короля иерусалимского имеются достойные полководцы, которые, побеждая врага в сражении, не теряют при этом свой обоз.
– Я возьму штурмом Дорилей, моя бесценная, и у тебя опять будут жареные цыплята к столу и изобилие приправ, – сказал Людовик, просительно взирая на жену. – Потерпи, завтра наше войско подступит к Дорилею.
– Ты полагаешь, что сарацины так просто уступят тебе Дорилей? – усмехнулась Элеонора, глянув на Людовика. Она тут же громко обратилась к Фридриху Швабскому: – Любезный герцог, ты имел возможность видеть стены Дорилея. В каком они состоянии? Сможет ли наше войско взять Дорилей с ходу, без длительной осады?
– Думаю, государыня, что без осады не обойтись, – выступив вперед, ответил Фридрих. – Стены и башни Дорилея в хорошем состоянии, рвы перед стенами глубоки и наполнены водой.
– Значит, нам потребуются осадные машины? – спросила королева.