– Потребуются, государыня, – сказал Фридрих.
Людовик нервно заерзал на стуле, кусая свои толстые губы.
По лицам его вассалов тоже было видно, что они недовольны речью королевы и ответами герцога Швабского.
– У меня есть все основания больше доверять словам герцога Швабского, нежели твоим обещаниям, мой король, – проговорила Элеонора так, чтобы это услышали все присутствующие. – А посему нашему войску надлежит немедленно повернуть обратно, чтобы добраться до Антиохии через владения византийцев и Армянскую Киликию.
– Что я слышу, дорогая?! – возмутился Людовик. – Ты предлагаешь мне отступать перед сарацинами! Сударыня, это неприемлемо. Пока я не побежден в битве, назад я не поверну.
– А я поверну назад, мой дорогой, – ввернула Элеонора. – Мне, как женщине, простительны слабости. Я не могу обойтись ни дня без жареных цыплят с острыми приправами. Осада Дорилея может продлиться Бог весть сколько, и все это время мне придется питаться, как простолюдинке. Не бывать этому! Можешь двигаться дальше к Дорилею, мой милый. Путь назад я знаю. Герцог Швабский и его рыцари составят мне компанию. Герцог, ты же не откажешь мне в этой любезности?
– Посчитаю за честь сопровождать королеву Франции, – склонив голову, ответил Фридрих.
Толстые губы Людовика задрожали от еле сдерживаемого гнева.
– Это неслыханно, сударыня! – воскликнул он. – Фридрих, ты нужен мне здесь. Королева слишком раздражена, не следует воспринимать ее слова всерьез.
– Герцог, я твердо решила вернуться к побережью, – упрямо вставила Элеонора.
Глаза ее горели холодным гневом.
– Фридрих, я приказываю тебе остаться со мной! – взвизгнул Людовик.
В шатре повисла гнетущая тишина.
– К сожалению, государь, приказывать мне может лишь мой сюзерен, то есть король германский, – мягко возразил герцог Швабский. – И поэтому…
– Ошибаешься, дорогой герцог, – раздался самоуверенный голос аббата Бернара. – Над всеми христианскими государями есть один сюзерен, представляющий в миру Всевышнего, – это папа римский. Власть папы римского выше власти короля Конрада. Я, как представитель апостольского престола, приказываю тебе остаться с королем Людовиком.
– Ты тоже против меня, преподобный отец? – повернулась к аббату Элеонора.
– Дочь моя, цель моего пребывания здесь – не допустить разобщения между воинами-христианами, ибо крестоносцы избрали тяжкий путь, посвятив свое оружие Богу, – смиренно промолвил аббат Бернар. – Советую тебе, дочь моя, остудить свой гнев и с молитвой обратиться к Господу о ниспослании нашему воинству быстрой победы под Дорилеем.
Королева резко вскочила с трона.
Испугавшись ее грозного взгляда, аббат Бернар поспешно отпрянул в сторону.
– Где русский рыцарь? – воскликнула Элеонора. – Почему я не вижу его?
Фридрих, обернувшись назад, поманил к себе Василия Буслаева, который был совсем незаметен за спинами немецких и французских рыцарей.
Василий предстал перед королевой вместе с неизменным Потаней.
Однако помощь Потани не понадобилась.
Королева заговорила с Василием по-гречески:
– Ты православной веры, витязь?
– Да, государыня, – кивнул Василий.
– И все твои воины тоже?
– Все до единого, государыня.
– Заклинаю тебя святым распятием, славный витязь, – сказала Элеонора, глядя в глаза Василию. – Помоги мне!
– Сделаю все, что в моих силах, государыня, – промолвил Василий, прижав ладонь к груди.
– Мой отряд сегодня же выступает в обратный путь, – твердо проговорила Элеонора. – Прошу тебя, витязь, сопровождать меня. Я дам лошадей тебе и всем твоим воинам. Сколько их?
– Осталось двадцать, государыня, – ответил Василий.
– Вот и славно! – улыбнулась Элеонора. – Значит, лошадей хватит на всех.
Теперь уже Людовик вскочил со стула и закричал, обращаясь к Фридриху Швабскому:
– Герцог, запрети русскому рыцарю следовать за королевой, ведь он – твой вассал!
Фридрих только развел руками:
– Прости, государь, но Василий Буслаев отправился в крестовый поход не под моими знаменами. Приказывать ему я не могу.
Людовик повернулся к Бернару Клервосскому:
– Что же ты молчишь, аббат?
Элеонора засмеялась, видя неловкое замешательство священника.
– Его преподобие представляет здесь папу Римского, но никак не патриарха Константинопольского, – сказала она. – Аббат Бернар не может приказывать рыцарю православной веры. Я покидаю тебя, мой король. – С этими словами Элеонора сделала знак своим пажам и русичам следовать за ней. С гордо поднятой головой королева покинула военный совет.
– Ты еще пожалеешь об этом, Элеонора! – выкрикнул Людовик вслед жене и в бессильной ярости пнул сапогом пустой трон королевы.
* * *Сборы Элеоноры были недолги. Все пожитки королевы, уцелевшие от разграбления, ее пажи и единственная оставшаяся у нее служанка сложили в повозку. В другую повозку пажи и служанка сели сами. Еще на трех возах уместились вещи знатных француженок из свиты королевы, а также их слуги.
В свите Элеоноры состояли: герцогиня Бульонская, три графини, две маркизы, пять баронесс и дочь епископа Льежского.
Из них только герцогиня Бульонская, графиня Тулузская и баронесса Бельфлер были чуть постарше королевы. Графиня Делануа и дочь епископа Бригитта были одногодками с Элеонорой. Все остальные знатные дамы были моложе Элеоноры. Самой юной была семнадцатилетняя графиня Этьенетта де Суасси.
Элеонора распорядилась, чтобы все захваченные у сельджуков лошади были отданы ратникам Василия Буслаева.
Кортеж из благородных сеньор, одетых в наряды для верховой езды, во главе с королевой покидал стан под неодобрительными взглядами знатных крестоносцев и при недоуменных перешептываниях простых воинов, которые считали красавицу королеву своего рода знаменем в этом походе.
Простоватый Фома изумленно открыл рот при виде спутниц королевы, коих ему предстояло сопровождать вместе с Василием и прочими русичами. Пораженный прелестью и богатым одеянием графинь и баронесс, Фома застыл столбом, пропустив мимо ушей команду: «По коням!»
– Ну, чего вытаращился, дурень! – прикрикнул на Фому Худион. – Эти имовитые француженки тебе не ровня! Так что подотри слюни, приятель.
– Как знать! – дерзко ухмыльнулся Фома. – Временами и смерд боярыню берет.
С этими словами Фома вскочил в седло.
Костя придержал рядом с Фомой своего буланого жеребца, с улыбкой бросив ему:
– Не все сбывается, что желается, друже.
Фома не замедлил с ответом:
– Не все годится, что говорится, брат Костя.
Слышавшие их ратники дружно засмеялись.
В отряде Василия Буслаева кроме двух десятков всадников была еще повозка, куда были сложены три свернутые палатки, котел и неполный мешок проса. На облучке с вожжами в руках сидел Даниил-расстрига.
Глава восьмая. Баронесса Бельфлер
– Взад-вперед мы по энтой дороге мотаемся, и все без толку! – ворчал могучий Пересмета, сидя у костра. Он посмотрел на Якова Залешанина, который помешивал кашу в котле, висевшем над огнем. – А что, западные короли всегда так воюют?
– Западным королям и герцогам война, как забава! – усмехнулся кормчий. – Эти сеньоры войну обожают, будто девку молодую! Для них всякая новая война, как новая девица. Все западные рыцари одним мирром мазаны, хлебом их не корми, дай токмо повоевать где-нибудь. Они ведь все благородных кровей, вот и воюют по-благородному.
– Оно и видно! – ехидно заметил Фома. – Благородные рыцари месят грязь на дорогах, как квашню в ступе. Коль им себя не жаль, так хоть бы лошадей пожалели!
– Видали, какие холеные кони у королевы и ее свиты! – негромко вставил Костя. – Сытые да гладкие!
– По наездницам и лошади, – заметил Яков Залешанин.
– Признавайся, Фомка, какая из герцогинь тебе более по вкусу? – спросил Костя.
Дружинники, сидящие кружком возле костра, заулыбались, видя, что начинается очередное Костино подначивание Фомы.
Фома держался невозмутимо, стругая ножом тонкую палку.
– В свите Элеоноры всего одна герцогиня, да будет тебе известно, опентюх! – ответил он, не глядя на Костю. – А по вкусу мне больше белые калачи с медом.
Однако весельчак Костя не унимался:
– Хорошо, пусть я – опентюх, ибо в женской красоте ни черта не смыслю. Так ты мне растолкуй, что к чему. Я ведь вижу, Фомка, как ты шею-то воротишь, когда маркизы и баронессы мимо проходят. На какую из них глаз-то положил? Сознавайся!
– Я, может, на королеву глаз положил, – хитро ухмыльнулся Фома. – Иль она не женщина?
– Так ты для королевы, что ли, палочку-то выстругиваешь, а? – подковырнул Фому Костя. – На долгую память, так сказать.
Ратники у костра громко прыснули.
Фома пихнул в плечо смеющегося Костю и швырнул палку в костер.
– Отстань, комар надоедливый!
Костя давился от беззвучного смеха.
– Отстань, комар надоедливый!
Костя давился от беззвучного смеха.
– Каша готова, – сказал Яков Залешанин. – Кликните Потаню и Василия.
Кто-то из ратников сбегал к палатке, где разместился их вожак вместе с Потаней.
– Потаня трапезничать не будет, он уже лег спать, – вернувшись, сообщил дружинник. – Василий же ныне ужинает в шатре у королевы.
– Тем лучше, нам больше каши достанется, – проговорил Яков и повернулся к Домашу: – Давай ложки!
* * *Вечернее застолье у королевы Элеоноры было отнюдь не королевским. Из яств на столе были две жареные рыбки, посыпанные нарезанным репчатым луком, краюха довольно черствого ячменного хлеба, сушеные груши, халва и немного красного бургундского вина, которого только-только хватило, чтобы наполнить чаши королевы и ее позднего гостя.
Ужин сопровождался негромкой музыкой. Спиной к выходу из шатра сидела на стуле молодая служанка в длинном платье и белом чепце и негромко выводила нежным голоском грустный бретонский напев, подыгрывая себе на лютне.
– Вообще-то, я не люблю жареную рыбу, – промолвила Элеонора, придвинув свою оловянную тарелку к Василию, – а тебе, друг мой, это кушанье, кажется, по вкусу. Ешь и мою порцию, если не брезгуешь.
– Благодарю, государыня. – Василий без всякого смущения переложил содержимое тарелки королевы в свою тарелку.
Они разговаривали по-гречески.
Глядя на то, с каким аппетитом Василий уплетает подгоревшую рыбу и черствый хлеб, Элеонора с улыбкой заметила:
– А ты неприхотлив, витязь. Я хочу выпить за твою силу, отвагу и благородство. За то, что ты встретился на моем жизненном пути. До этого я ни разу не видела русичей.
Королева подняла свою чашу. Василий поднял свою, глядя в большие блестящие очи Элеоноры, в которых, как в омутах, отражалось пламя свечей.
После выпитого вина Василий осмелел.
– Недружно ты живешь со своим супругом, государыня, – сказал он, сам не ведая зачем.
– А ты, витязь, дружно жил со своей женой? – спросила королева, улыбаясь одними глазами.
Василий не смог удержаться от горькой усмешки.
– Лгать не стану, частенько мы с женой цапались, государыня. Так ведь не любила меня Доминика, царствие ей небесное! – Василий перекрестился.
– У нас с Людовиком то же самое, – призналась Элеонора. – Я не люблю его. Странно, что он меня любит при всей моей холодности к нему. – Королева пригубила из своего кубка и еще раз повторила, задумчиво глядя перед собой: – Странно! Мужская логика порой не поддается пониманию.
– А женская логика и вовсе темный лес, – смело заявил Василий, доедая остатки рыбы.
– Так и должно быть, витязь, – с улыбкой некоего превосходства промолвила Элеонора. – Чтобы разгадать женщину, понять ее душу, мужчина должен быть немного философом, немного мечтателем и непременно поэтом, а еще лучше – музыкантом. У него должны быть утонченные манеры, прекрасная речь, роскошное платье. Не повредит и чуточку развязности, но без пошлости. Непременно должно быть умение шутить и улыбаться, иначе унылость мудреца или недалекость повесы возьмут в нем верх над природными дарованиями. – Королева печально вздохнула, улыбка исчезла с ее уст. – Мой Людовик, к сожалению, груб и неотесан при всей своей начитанности и знании трех языков. Людовик очень силен телом, но неимоверно слаб духом. Если бы я не настояла, то он сам так и не решился бы отправиться в крестовый поход. Все эти графы и бароны просто стадо жадных, тупых и похотливых баранов! Гнусные и мерзкие люди, хотя они из благородных семей. – При этих словах красивое лицо королевы исказила гримаса отвращения. – Никому из них не откажешь в силе и умении владеть оружием, но что касается ума… Любой бродячий менестрель своими познаниями заткнет их за пояс!
Элеонора вновь вздохнула и залпом допила остатки вина в своем кубке.
– Вот напьюсь и выболтаю тебе все государственные тайны, витязь, – сказала королева, с таинственной улыбкой глядя на Василия.
– Меня интересует лишь одна государственная тайна, – прошептал Василий, устремив свой взор к Элеоноре.
В синих очах Элеоноры появилось любопытство.
– Какая же?
– Хранит ли королева Франции верность своему нелюбимому супругу? – так же тихо промолвил Василий.
Брови Элеоноры изумленно приподнялись, лицо ее приняло выражение надменной снисходительности. Она намеренно медлила с ответом.
Василий с внутренним трепетом ожидал от Элеоноры дальнейших слов и действий. Чем дольше длилась пауза, тем больше в нем росла уверенность, что он в конце концов добьется своего.
– Виолетта, – окликнула служанку королева, – проследи, чтобы к нам сюда никто не входил.
Музыка смолкла. Служанка с поклоном удалилась, плотно задернув за собой входной полог.
– Ты дерзок, витязь, – негромко и строго произнесла королева. – Думается мне, что ты любитель разбивать женские сердца. Признайся, сколько несчастных женщин ты соблазнил и бросил за свою жизнь?
– Всего несколько, государыня, – ответил Василий, опустившись на одно колено перед королевой.
Он старался держаться как можно учтивее, понимая, с кем имеет дело.
– Ты безрассуден, витязь, – без улыбки, но не сердито сказала Элеонора. – Ты ждешь от меня именно такой благодарности за свою услугу?
Василий оскорбленно вскинул голову.
– Речь идет не об этом, государыня.
– О чем же идет речь? – прикинулась наивной простушкой Элеонора.
– Государыня, там ты оставила целое войско разбитых сердец! – Василий указал рукой в сторону Дорилея. – Еще одно сердце находится здесь, в этом шатре. К чему лукавить, государыня, твой образ давно занимает все мои мысли. Судьба свела нас вместе, значит, Господь услышал мои молитвы. Государыня, ты из породы тех восхитительных женщин, ради которых стоит жить и ради которых не страшно умереть. Впрочем, я не королевской крови, государыня. Твой отказ не оскорбит и не обидит меня.
Элеонора порывисто поднялась со стула, положив свою правую руку на склоненную голову Василия.
– Я дам тебе возможность почувствовать себя королем на ложе со мной, мой прекрасный витязь, – волнуясь, прошептала королева.
Горя взаимной страстью, они торопливо избавились от одежд и, не задувая свечей, рука об руку устремились к постели, скрытой за занавеской в глубине шатра.
Слияние уст и тел довело пылких любовников до некоего умопомрачения, когда не нужны никакие слова, а любые ласки и прикосновения доставляют огромное наслаждение. Их возбуждение переливалось через край. Прошло немало времени, прежде чем двум истомленным телам понадобилась передышка.
– Ты просто великолепен, мой милый! – прошептала Элеонора, положив голову на грудь Василию. – Как жаль, что ты не король Франции.
– Как жаль, что я не могу забрать тебя с собой на Русь, – в тон Элеоноре прошептал Василий, гладя ее длинные шелковистые волосы.
Они были счастливы той мимолетной радостью единения душ и тел, той взаимной притягательностью, когда его сила и ласки принимаются ею словно от мужчины ее снов, а ее прекрасная нагота и неутомимость вызывают в нем восторг, как перед женщиной его мечты. Такое случается так редко, но если случается, тогда эти двое проносят столь непередаваемые ощущения через всю жизнь или же связывают свои судьбы навсегда.
От палаток русичей донеслось негромкое пение и сладкозвучные переборы гусельных струн.
Элеонора приподняла голову:
– Кто там поет?
– Это Потаня, мой побратим, – ответил Василий.
– Какой чудесный у него голос! – восхитилась Элеонора. – И какая изумительная мелодия!
– У нас почти все песни такие, – без хвастовства в голосе произнес Василий и вздохнул, поскольку Потаня пел о русской девице, ожидающей своего любимого из далекой страны. Василию вдруг вспомнилась Любава и расставание с нею на новгородской пристани.
Элеонора и Василий крепко спали в обнимку, когда их растолкала взволнованная служанка.
– Уже утро? – сонным голосом спросила Элеонора.
– Еще нет, госпожа.
– Зачем же ты нас будишь в такую рань?
– Беда, госпожа. Сюда идет король!
– Людовик?!. Как он здесь оказался?..
– Не знаю, госпожа. Но король здесь и с ним отряд воинов.
До слуха Элеоноры донесся храп разгоряченных лошадей, громкие мужские голоса, среди которых выделялся густой басок короля.
Оценив опасность, Василий вскочил с постели и, не стесняясь служанки, принялся быстро одеваться.
– Пусть твоя служанка разденется и ляжет с тобой на ложе, – сказал Василий королеве. – Я пойду встречу короля.
– В таком виде?! – изумленно воскликнула Элеонора.
Но Василий уже выбежал из шатра, на ходу натягивая на себя рубаху.
Людовик о чем-то оживленно беседовал с Потаней, когда перед ними возник Василий с растрепанными волосами и в наспех наброшенной одежде.
– Прошу прощения, государь, – проговорил Василий на плохом французском. – Я не думал…