Я встал и подошёл к столу. Там пару секунд поглазел на горшочек на полке, но, прежде чем потянулся к нему, уже понял, что здесь что-то не так. У меня появилось дурное предчувствие. Я взял горшочек в левую руку и заглянул в него. Предчувствие тут же переросло в панику.
Невероятно, но в горшке осталось две таблетки.
Очень медленно, будто я разучился двигаться, я сел на кресло за столом.
Пару дней назад я положил туда десять таблеток, и взял только две. Где ещё шесть?
У меня закружилась голова, я вцепился в подлокотники.
Геннадий.
Когда я говорил с банком по телефону, Геннадий стоял у стола, спиной ко мне.
Мог он взять пару таблеток?
На первый взгляд, вроде, нет, но я попытался представить, как всё происходило, кто какие движения делал. И вспомнил – когда я взял телефон, чтобы позвонить Говарду Льюису, я повернулся к нему спиной.
Прошло несколько минут, за которые до меня дошла хитровыебнутая ситуация с Геннадием, сидящим на МДТ. Сколько времени уйдёт, думал я, чтобы препарат оказался на улицах, чтобы они разобрались, что же это такое, и начали барыжить им в клубах, в машинах, на углах улиц… микродозы вперемежку со спидом по десять баксов за таблетку? Наверно, так далеко пока не зайдёт – пока у Геннадия всего шесть доз. Учитывая суть прихода от МДТ, после первого эксперимента вряд ли он будет беречь оставшиеся таблетки. Но при этом вряд ли он забудет, где их взял.
Я взял одну из таблеток, ножом разделил пополам и проглотил одну половинку. Потом сел за стол и начал думать, как же это всё так изменилось буквально за три-четыре дня, как всё началось разваливаться по швам, что вот конвульсии, вот кровотечение, вот рецидив, болезнь, хроническая и неизлечимая.
Потом, минут через двадцать, даже пикирующее настроение не помешало мне заметить, что головная боль прошла, как будто ее и не было вовсе.
Глава 19
Потом пару дней я принимал по полтаблетки утром за завтраком. При такой дозировке я вернулся в нормальное состояние, насколько оно вообще может быть нормальным при таких обстоятельствах. Сначала я боялся, но поскольку голова больше не болела, я чуток расслабился и решил, что нашёл выход, или, хотя бы – учитывая наличие семи сотен таких доз – время на то, чтобы искать выход.
Но если бы всё было так просто.
Утром в понедельник я проспал до девяти. На завтрак съел апельсин, тост и кофе, выкурил пару сигарет. Потом принял душ и оделся. Надел новый пиджак – уже не совсем новый – и посмотрелся в зеркало. Надо было идти в офис к Карлу Ван Луну, но внезапно мне стало очень неуютно в этой одежде. Мне казалось, что я выгляжу по-дурацки. Чуть позже, входя в вестибюль Здания Ван Луна на Сорок Восьмой улице, я так засмущался, что уже ждал, вот сейчас меня похлопают по плечу и скажут, что всё это ужасная ошибка, и что мистер Ван Лун приказал выпроводить меня вон, если я посмею прийти.
Потом, когда я ехал в лифте на шестьдесят второй этаж, начал думать о сделке, которую мы с Ван Луном должны были подготовить – поглощение “Абраксасом” MCL-Parnassus, о которой не думал уже несколько дней – но теперь, едва я попытался вспомнить детали, в голове всё смешалось в кашу. Там крутилась фраза “модель оценки стоимости возможности”, я слышал её снова и снова – “модель оценки стоимости возможности” – но едва понимал, что она значит. Ещё я знал, что “построение широкополосной инфраструктуры” – это важно, но не мог сказать почему. Как будто я проснулся ото сна, где говорил на иностранном языке, и понял, что совсем на нем не говорю, и едва ли понимаю пару слов.
Я вышел из лифта в приёмную. Подошёл к главному столу и стал ждать, когда на меня обратят внимание. Там сидела та же секретарша, которую я видел в прошлый четверг, так что, когда она повернулась ко мне, я улыбнулся. Но по ней я не заметил, чтобы она меня узнала.
– Чем могу помочь, уважаемый?
Интонации у неё были холодными и формальными.
– Эдди Спинола, – сказал я, – к мистеру Ван Луну. Она посмотрела у себя в ежедневнике, а потом начала
качать головой. Уже хотела было что-то мне сказать, может, что мистера Ван Луна нет в стране, или что у неё не записано, что мне назначено – но тут из коридора слева от её стола вышел сам Ван Лун. Он был хмур, и когда протянул мне руку, я заметил, что горбится он сильнее, чем прежде.
Секретарша вернулась к тем делам, от которых я её отвлёк.
– Эдди, как дела?
– Замечательно, Карл. Чувствую себя гораздо лучше. Мы пожали руки.
– Хорошо. Давай, заходи.
Меня снова ошеломили размеры кабинета Ван Луна, громадного, но обставленного в стиле минимализма. Он подошёл к столу и сел за него. Показал, чтобы я тоже садился.
Он вздохнул и покачал головой.
– Знаешь, Эдди, – сказал он, – эта статья в “Post” в пятницу, это было плохо, мы не хотим, чтобы в прессе такие выражения ассоциировались с нашей сделкой.
Я кивнул, не зная, что будет дальше. Вообще я надеялся, что он про статью не узнает.
– Хэнк тебя не знает, и сделка пока не афишируется, так что пока волноваться не о чем. Просто я бы не советовал тебе больше показываться в “Лафайет”.
– Да, понимаю, конечно.
– Держись тише воды, ниже травы. Торгуй от нас. Я говорил, у нас есть своё помещение для трейдинга. Тихое и неофициальное. – Он улыбнулся. – Никаких, блядь, бейсболок.
Я тоже улыбнулся – но на деле чувствовал себя неуютно, будто сейчас сблюю.
– Я хочу попозже тебя кое с кем познакомить. – Да.
– Ещё хочу сказать тебе, и, может, это хорошая новость, что Хэнка завтра не будет. Его задержали дела в Лос-Анджелесе, так что мы перенесём встречу на… ну, где-нибудь на середину или конец следующей недели.
– Да, понятно, – пробормотал я, обнаружив, что мне сложно смотреть Ван Луну в глаза, – наверно… как вы сказали, это хорошая новость, да?
– Да, – он взял ручку со стола и стал вертеть в пальцах. – Я тоже уеду, как минимум до выходных, так что у нас появляется пространство для манёвра. В четверг, я считаю, мы поторопились, но теперь спешить некуда, можно отшлифовать цифры, сделать хорошую, неодолимую подборку.
Я поднял глаза и увидел, что Ван Лун мне что-то протягивает. Я потянулся через стол. Это оказался жёлтый блокнот, на котором я в прошлый четверг расписывал оценку стоимости возможности.
– Я хочу, чтобы ты углубил выкладки и перенёс на компьютер. – Он прочистил горло. – Кстати, Эдди, я изучил их, и у меня есть несколько вопросов.
Я откинулся на стуле и уставился на ровные ряды цифр и математических символов на первом листе блокнота. Хотя почерк был мой, я с трудом видел в них смысл, как будто разглядывал странную форму иероглифов. Постепенно, однако, у меня в голове начал проясняться смысл, и если бы я мог сосредоточиться на них на часок, я бы, наверно, расшифровал их.
Но Карл Ван Лун сидел прямо напротив меня, и хотел задавать вопросы, так что пары часов у меня не было. Это был первый признак того, что стратегия минимальных доз может только оберегать меня от головных болей. Других эффектов МДТ не было, и я начал весьма болезненно понимать, что такое “нормальное состояние”.
В “нормальном состоянии” люди больше не попадают под моё влияние, не хотят идти у меня на поводу. Я не смогу больше инстинктивно принимать решения и постоянно оказываться правым. Не смогу вспомнить мельчайшие подробности и на лету сделать все расчёты.
– Да, тут есть определённые несообразности, – сказал я, пытаясь предупредить вопросы Ван Луна. – И вы правы, мы поторопились.
Я перелистнул на вторую страницу и встал со стула. Притворившись, что я сосредоточился на расчётах, я стал бродить по комнате и придумывать, что бы ещё сказать – как актёр, забывший текст.
– Я хотел спросить, – сказал Ван Лун со своего места, – почему время жизни… третьей возможности отличается от остальных?
Я посмотрел на него, что-то пробурчал и вернулся к блокноту – пристально уставился на него, но в голове было пусто, и я знал, что ничего в ней не появится и спасения нет.
– Третья? – сказал я, пытаясь вывернуться. Ещё полистал страницы.
Потом захлопнул блокнот и сунул подмышку.
– Знаете что, Карл? – сказал я, глядя на него, – мне надо всё тщательно пересчитать. Давайте я всё обработаю дома на компьютере, а потом мы…
– Третья возможность, Эдди, – сказал он, внезапно поднимая голос, – что за хуйня? Ты не можешь ответить мне на простой вопрос?
Я стоял в пяти метрах от стола человека, чья фотография украсила дюжины журнальных обложек – миллионера, предпринимателя, иконы – и он орал на меня. Я не знал, как на это реагировать. Я потерял опору под ногами. Я боялся.
А потом, к моему облегчению, зазвонил телефон. Он снял трубку и рявкнул:
– Чего?
Я подождал секунду, а потом отвернулся и отошёл, чтобы он мог поговорить. У меня дрожали руки, вернулось ощущение тошноты.
– Не отсылай пока, – говорил Ван Лун по телефону за моей спиной. – Уточни сначала у Манкусто, и знаешь, даты поставок…
Радуясь, что казнь откладывается, я отходил по громадной комнате к окнам. Громадным окнам на запад, прикрытым жалюзи. Когда Ван Лун договорит, скажу ему, что у меня болит голова, я не могу сосредоточиться. Он видел, как я расписывал всё в четверг, и мы обсудили каждую цифру, так что вряд ли он усомнится в том, что я владею материалом. Теперь нужно просто суметь уйти отсюда.
В ожидании я принялся разглядывать кабинет. В дальнем конце доминировал громадный стол Ван Луна, но остальное пространство размерами и аскетичностью напоминало зал ожидания вокзала в стиле арт деко. Когда я дошёл до окон, уже казалось, что Ван Лун остался далеко позади, и что если я обернусь, его фигура будет едва различима – голос его еле слышно гудел про даты поставок. В этом углу стояли красные кожаные диваны и стеклянные журнальные столики с наваленными деловыми журналами.
Когда я стоял у окон, глядя между жалюзи, первым делом в глаза мне бросился – среди прочих давно знакомых небоскрёбов – блестящий кусок Здания Целестиал в Вест-Сайде. С этой точки он казался воткнутым в кучу из десятка других зданий, но если приглядеться, было видно, что он стоит гораздо дальше остальных и на самом деле вокруг него ничего нет. Казалось невероятным, что пару дней назад я шёл по Целестиал и размышлял, не купить ли тут квартиру – причём из самых дорогих…
Девять с половиной миллионов долларов.
– Эдди!
Я обернулся.
Ван Лун договорил по телефону и шёл ко мне с той стороны комнаты.
Я собрался с духом.
– У меня тут появились дела, Эдди, надо бежать. Извини. – Он снова говорил со мной дружелюбно, и когда дошёл до меня, кивнул на блокнот у меня под мышкой. – Подготовь всё, потом обсудим. Я говорил уже, до выходных меня не будет, время у тебя есть. – Вдруг он хлопнул в ладоши. – Ладно, хочешь посмотреть на наше помещение для трейдинга? Сейчас вызову Сэма Уэллеса, он тебе всё покажет.
– Я бы предпочёл пойти домой и заняться расчётами, если вы не против, – сказал я, протягивая ему руку.
– Да тут дел-то… – Ван Лун замолчал и уставился на меня. Я видел, что он озадачен, и чувствует ко мне лёгкую неприязнь, как раньше, но при этом не знает, что это с ним и что теперь делать.
Потом он сказал:
– Эдди, да что с тобой? Ты что, меня боишься?
– Нет, я…
– Потому что эта хренотень не для трусливых.
– Я знаю, я просто…
– Ты учти, я тут серьёзно рискую. Никто ничего не знает. Кинешь меня через хуй, проговоришься – и доверию ко мне хана.
– Знаю, знаю. – Я указал на блокнот подмышкой. – Просто хочу как следует всё подготовить.
Ван Лун на мгновение удержал мой взгляд, потом вздохнул, словно говоря: “Ну, рад это слышать”. Потом он обернулся и пошёл назад к столу. Я за ним.
– Позвони, когда будешь готов, – сказал он. Он стоял спиной ко мне и листал то ли ежедневник, то ли записную книжку.
Я подождал, но потом понял, что меня отпустили. Не говоря ни слова, я вышел из кабинета.
По дороге домой я зашёл в “Гристед” и купил пару больших пачек чипсов и пива. Вернувшись домой, я сел за стол, достал толстую папку, которую на прошлой неделе прислал Ван Лун и перебрал записи. Я подумал, что если смогу разобраться в материале, всё будет хорошо. Я войду в тему и буду разбираться, не хуже, чем в тот раз, когда обаял Ван Луна своим предложением по структурированию сделки.
Начал я с квартальных отчётов МСL-Parnassus. Разложил их на столе, открыл первую пачку чипсов и бутылку пива, и начал читать.
Через два часа усердного листания я признал, что чтиво, во-первых, тоскливое до безобразия, во-вторых, лично мне совершенно непонятное. Проблема была в том, что я не помнил, как интерпретировать эти данные. Я просмотрел ещё пару документов, и хоть они были чуть менее насыщенные и непонятные, чем квартальные отчёты, спать от них хотелось не меньше. Но я крепился и прочитал всё – в том смысле, что пробежал глазами по каждому слову и строчке, не пропустив ничего.
Я доел чипсы и допил пиво, и в десять заказал на дом китайскую пищу. Чуть за полночь я, наконец, заполз в кровать.
Утром я сделал быстрый и ужасный подсчёт. Я вчера восемь часов читал то, на что раньше хватало сорока пяти минут. Потом попытался что-нибудь вспомнить, но в голове остались только обрывки и общие слова. А раньше я мог повторить весь текст, сзади наперёд, шиворот-навыворот.
Соблазн принять пару таблеток МДТ был невероятен, но я удержался. Если я снова начну напропалую глотать колёса, я опять буду отключаться, и чего хорошего? Так что ещё пару дней схема оставалась прежней. Я сидел дому и рылся в сотнях страниц материала, выходил из дома только, за чипсами, чизбургерами и пивом. Смотрел телик, но тщательно избегал новостей и актуальных шоу. Телефон выключил. Я заставил себя поверить, что смогу во всём разобраться, но дни шли, и я всё чётче осознавал неудачу.
В среду вечером у меня снова разболелась голова. Не знаю отчего, может, от пива и бомжатины, которой я питался, но когда к утру четверга она не прошла, я решил увеличить минимальную дозу МДТ до одной таблетки в день. Конечно, через двадцать минут после того, как я принял таблетку, голова перестала болеть, и, конечно же, я распереживался. И что, я так и буду увеличивать дозу? Когда мне придётся принимать по три, а то и четыре таблетки в день, чтобы только справиться с этими болями?
Я снова достал записную книжку Вернона и пролистал. Мне не хотелось снова никому звонить, но, тем не менее, я чувствовал, что если и осталась надежда, она где-то среди этих номеров. Я решил позвонить по тем, которые были зачёркнуты, и рядом с которыми не было новых. Может быть, я узнаю, что их хозяева до сих пор живы, и даже не больны, и я поговорю с бывшими клиентами. А может – и скорее всего – я выясню, что клиенты стали бывшими, потому что умерли. Но попробовать стоило.
Я выбрал пять номеров. Первые три были отключены. Четвёртый не отвечал, и автоответчика тоже не было. На пятом сняли трубку через два гудка.
– Ну?
– Алло. Могу я поговорить с Дональдом Гейслером?
– Говорите. Что нужно?
– Я был другом Вернона Ганта. Не знаю, в курсе ли вы, но его недавно убили, и я…
Я замолчал.
Он повесил трубку.
Тоже реакция. И парень явно живой. Я подождал десять минут и снова позвонил. -Ну?
– Не вешайте трубку. Пожалуйста.
Повисла пауза, но Дональд Гейслер остался на проводе. Так ни слова и не говоря.
– Мне нужна помощь, – сказал я, – хотя бы информацией. Не знаю.
– Откуда у вас номер?
– Он был среди его вещей.
– Бля!
– Но ведь ниче…
– Ты коп? Это что, расследование?
– Нет. Верной был моим другом.
– Херня какая-то.
– Он был братом моей бывшей жены.
– Мне тебя поздравить или посочувствовать?
– Знаете, дело в…
– Не по телефону.
Я снова замолчал. Он знал.
– Хорошо, не буду. Но как нам переговорить? Мне нужна помощь. Вы же явно знаете…
– Тебе нужна моя помощь? Это вряд ли.
– Да, потому что…
– Значит, так, я сейчас повешу трубку. И не звони мне больше. И вообще не пытайся меня найти, и…
– Мистер Гейслер, я могу скоро умереть.
– О, чёрт.
– И мне нужно…
– Отстань от меня, ясно? Он повесил трубку. Сердце моё колотилось.
Если Дональд Гейслер не хочет говорить со мной, я тут ничего не поделаю. Может, он и помочь бы не смог, но я всё равно расстроился, что не смог договориться с человеком, который явно знал про МДТ.
Не в настроении продолжать звонки, я отложил записную книжку. Потом, в, надежде отвлечься, я вернулся за стол и взял распечатанную статью с одного финансового сайта.
Открыл и начал читать.
Статья была посвящена техническим аспектам антитрестовского законодательства, и на третьей странице слова начали ускользать от меня. Вскоре я бросил читать, достал сигарету и закурил. Так и сидел, курил и смотрел в никуда.
Ближе к вечеру я пошёл в банк. Геннадий должен был прийти с утра за вторым платежом по долгу, и я не хотел его огорчать. Я снял 100 000 долларов наличными, собираясь отдать ему сразу всё – с процентами, со всем. Чтобы он от меня отстал. Если Геннадий принял шесть таблеток МДТ – а только этим можно было объяснить их пропажу – я, определённо, не хотел, чтобы он каждую пятницу приходил ко мне домой.
Пока я ждал, что приготовят деньги, мой лысеющий и тучный банковский менеджер, Говард Льюис, пригласил меня к себе в кабинет поболтать. Этот ходячий сердечный приступ переживал, что после первой вспышки деятельности в “Клондайке” и “Лафайет” – вылившейся в весьма значительные депозиты – я “затих”.
Я недоверчиво уставился на него через стол.
– …и ещё вы снимаете крупные суммы, мистер Спинола.
– А что не так? – спросил я, интонацией добавив, вот уж не твоё сучье дело.
– Ничего плохого, мистер Спинола, но… в свете статьи в “Post” в прошлую пятницу о…
– И о чём?
– Знаете, это всё… нестандартно. В наши дни нельзя слишком…