Выбравшись на открытую площадку, Сергей остановился, но только на мгновение. Затылок и заднюю часть шеи обжигало раскаленным воздухом так, словно он стоял спиной к раскочегаренной паровозной топке. «Как быстро пламя охватило вагон», — изумленно отметил Сергей. Он приготовился к прыжку, отлично понимая, что наверняка разобьется. В это время поезд на большой скорости мчался по высокой насыпи. Но лучше свернуть себе шею, чем сгореть заживо! Во всяком случае, так у него будет хотя бы призрачный шанс выжить. Он отпустил перила и поставил правую ногу на самый край площадки, чтобы получше оттолкнуться…
* * *
Полученная от перевербованного австрийского агента информация, что к тайному шпиону, окопавшемуся в штабе фронта, должен прибыть новый связник вместо погибшего Яна Гомбровича, взволновала начальника контрразведки Восьмой армии полковника Гарина. Ведь если удастся взять связника живым, то всего через несколько часов контрразведка наконец узнает имя доселе неуловимого «крота», который уже должен подъезжать к Петербургу в личном салон-вагоне генерала Брусилова. Но для этого дорогого гостя необходимо хорошо встретить…
Для захвата опытного шпиона выехала внушительная воинская команда во главе с начальником контрразведки: офицеры — в открытом легковом автомобиле, а за ними следом грузовик с солдатами.
Прежде чем направиться к указанному осведомителем хутору, контрразведчики заехали в ближайшее село и взяли с собой местного полицейского урядника. Он чинно следовал верхом на своем буром, довольно рослом мерине рядом с открытым «делоне-бельвиле», в котором ехали офицеры. Водитель штабного автомобиля буквально кипел раздражением оттого, что ему приходится черепахой ползти из-за этого деревенского чурбана, который отчего-то не желает пустить своего конягу бодрой рысью. Но деревенский исправник явно привык чувствовать себя единственным представителем власти в этих местах и не желал ни под кого подстраиваться. С исхлестанной, простой, старой нагайкой, висящей на запястье, и с непокорным чубом, выглядывающим из-под фуражки, он напоминал вольного казака.
Версты за четыре от хутора полковник Гарин приказал остановиться. Оставив в лесу солдат и машины, начальник контрразведки направился дальше вместе с двумя своими лучшими оперативными сотрудниками. Впереди шел полицейский, ведя свою лошадь под узды. Заранее было решено, что он первым наведается в дом, чтобы выяснить обстановку. Уряднику по службе было положено регулярно обходить свою территорию, так что его визит не должен был насторожить хозяйку хутора, с которой вражеский агент давно находился в любовной связи.
И все равно, когда полицейский направился к дому, один из подчиненных Гарина с сомнением сказал начальнику:
— Может, для верности окружить дом? Вдруг агент уже прибыл. Как бы он не выскользнул из западни.
Но полковник ответил, что задействовать солдат стоит лишь в крайнем случае:
— Я взял их на тот случай, если придется прочесывать лес. Но лучше обойтись без посторонних. Когда в операции принимает участие много дилетантов, кто-нибудь обязательно допустит оплошность по неосторожности или из-за равнодушия. А мне этот парень нужен живым.
В ожидании возвращения полицейского урядника разведчики расположились за огромной поваленной сосной. Пока окончательно не стемнело, полковник вынул карту местности и стал изучать ее. В это время его подчиненные расстелили на земле кусок брезента, на который стали выкладывать консервы, хлеб и колбасу для ужина.
Рассмотрев карту, полковник Гарин с острым любопытством стал наблюдать за хутором, пытаясь представить, что сейчас делается в доме. Стоящие между ним и хутором небольшие группы деревьев не были ему помехой. До хозяйского дома от их позиции было саженей двести.[20] Приближаться было опасно, ибо их могли учуять сторожевые собаки и поднять лай.
Это была довольно обширная усадьба. В центре ее стоял большой каменный дом в два этажа высотой. Его полукругом окружали различные хозяйственные постройки. Слева от хутора спускалась в балочку дорога и, вынырнув из оврага, уходила в лес. С правой же стороны за небольшим яблоневым садом начиналось поле — ровное, как стол.
Вечерело, стоящие особняком деревья отбрасывали длинные тени. В наступающих сумерках полковник обратил внимание на то, что хозяйка выставила в окне лампу с зеленый стеклом.
— Похоже на условный знак, — с нарастающим азартом произнес себе под нос Гарин и озорно взглянул на одного из офицеров. — Как бы нам не спугнуть удачу. Предлагаю поплевать через плечо и послать друг друга ко всем чертям.
Наконец вернулся урядник. Он рассказал, что, кроме хозяйки и служанки, в доме пока никого нет. Но там явно ждут дорогого гостя.
— Судя по ароматам, хозяйка забила свинью и готовит угощение.
— Она ничего не заподозрила? — озабоченно осведомился в предвкушении большого успеха Гарин.
В ястребиных, с рыжей радужкой глазах урядника появилось самодовольное выражение:
— Да нет-т! Марья мне две чарочки на подносе с пятирублевочкой поднесла, чтобы я лишних вопросов не задавал. Посидел немного для виду и отправился восвояси. Круг с версту сделал — и к вам.
От урядника и вправду сильно несло самогонкой. Перед тем как отправиться домой, он спросил, покручивая мокрый ус:
— А вы что ж, господа, выходит, теперь ждать станете?
Ему ответил один из офицеров, который уже устраивался на ночлег на расстеленной на земле шинели:
— А что вас смущает, уважаемый? По-моему, постелька вполне приличная, учитывая ситуацию. Обидно, конечно, что хозяйка этого симпатичного фольварка[21] ждет не меня. Но что поделать! Жизнь давно научила философски относиться к тому, что в мире нет гармонии.
После того как урядник уехал, полковник не удержался и решил сам поближе изучить обстановку. Гарин ползком преодолел открытое пространство. Несмотря на свой достаточно солидный возраст, он двигался очень ловко, не производя ни малейшего шума. Даже чуткие уши сторожевых псов не уловили приближения чужака. Оказавшись возле дома, полковник осторожно заглянул в окно. В доме не спали. Хозяйка — некрасивая немолодая женщина с типично крестьянским лицом, от которого веяло деревенской простотой — причесалась и надела нарядное платье. Вместе со своей служанкой женщина пила чай.
Гарин обошел вокруг дома, изучая расположение фермы. Это было идеальное убежище и одновременно база для действий на неприятельской территории. Все здесь дышало атмосферой замкнутости и изолированности. Хозяйка хутора — немолодая бездетная вдова, скорее всего, души не чает в ухажере. Агент же так уверен в своей пассии, что даже заранее как-то подал весточку о своем скором визите. Хотя обычно у профессионалов не принято посвящать знакомых женщин по ту сторону линии фронта в свои планы. «Значит, она ему не просто любовница, а верный помощник», — сделал вывод полковник и похвалил себя за то, что раньше времени не раскрыл своего присутствия перед хуторянкой.
Когда Гарин возвращался обратно к месту засады, на него упали первые капли дождя. А через полчаса послышался нарастающий гул приближающегося аэроплана. К этому времени разверзшиеся небеса проливали на землю потоки воды. Только редкий смельчак мог рискнуть подняться в небо в такую погоду. Но, видимо, отменить вылет было нельзя.
Самолет делал круг за кругом над полем, иногда его пилот, словно примериваясь, направлял машину вниз и включал фару. Но, вероятно, раскисшая земля под крылом не казалась авиатору подходящей для посадки.
Было слишком темно, чтобы контрразведчики могли увидеть в деталях, что делается в небе и на земле. Поэтому они ждали в темноте, держа свои револьверы наготове. В конце концов, описав кругов шесть, самолет улетел. Гарин и его люди подумали, что из-за неподходящих погодных условий агент решил возвратиться за линию фронта. Но они ошиблись. Едва забрезжил рассвет, контрразведчики заметили, что в поле шагах в ста от дома лежит какая-то куча тряпья, нечто вроде изодранной палатки. Накануне ее там не было. Подойдя поближе, Гарин и его люди увидели, что это парашют, который не полностью раскрылся. Совершивший неудачный прыжок человек был еще жив. Дыхание его было неестественно частым, иногда из груди вырывались тихие стоны. Он лежал на боку, хотя такая поза лишь усиливала его и без того ужасные мучения. Большой горб мешал ему перевернуться на спину. Этот горб был образован корзиной с почтовыми голубями, привязанной ремнями к его плечам под широким, специально скроенным дождевым плащом, стянутым в талии поясом. Гарин снял с лица агента защитную кожаную летную маску.
— Умоляю, дайте обезболивающего, — едва слышно простонал незадачливый парашютист. Несчастный угасал на глазах. С тоской глядя на врагов, он попросил их еще об одном одолжении:
— Умоляю, дайте обезболивающего, — едва слышно простонал незадачливый парашютист. Несчастный угасал на глазах. С тоской глядя на врагов, он попросил их еще об одном одолжении:
— Я не хочу, чтобы меня закопали как собаку… я католик.
Гарин велел одному из своих подчиненных скорее сбегать за аптечкой. Когда шприц оказался в его руках, полковник показал его агенту.
— Скажите, к кому вы летели, и я прекращу ваши муки. Обещаю, что вам доставят католического пастора.
Умирающий благодарно прикрыл веки и разлепил потрескавшиеся губы. Гарин припал к самой его груди и с трудом разобрал вырвавшиеся с последним вздохом слова.
— Кличка агента «старик»…
Глава 27
Сапогов пришел в себя на диване в купе Князевой. У него раскалывалась голова от боли, чувствовалась слабость во всем теле и сухость во рту. Жажда была такая, словно он пересек пустыню без воды. Рубашка его была расстегнута. Доктор делал ему массаж сердца.
Сергей попросил пить. Князева поднесла ему стакан с водой. Сделав несколько глотков, Сергей приподнялся на локте.
— Кажется, я был немного не в себе? — смущенно спросил он, переводя взгляд с одного встревоженного лица на другое, пока не наткнулся на своего напарника-контрразведчика. «А он как здесь оказался?» — изумился Сергей. Ротмистр скромно сидел на краешке дивана за спинами хлопочущих над Сергеем доктора и певицы.
— Благодарите своего ангела-хранителя и вот этого господина, — указал на Дуракова доктор. — Этот господин из соседнего вагона. Случайно увидел, как вы рветесь расстаться с жизнью, и чудом успел поймать вас за шкирку, когда одной ногой вы уже были на том свете. Что за сумасшедший дом! Уже второй мой попутчик рвется свести счеты с жизнью.
— Спасибо вам! — сказал Сергей Дуракову так, словно они незнакомы.
— Да не стоит благодарностей. Со всяким может случиться, — понимающе ухмыльнулся Дураков и поднялся с дивана. — Тогда я, пожалуй, пойду, а то меня товарищи наверняка заждались.
Когда посторонний вышел, доктор попросил у Сергея:
— Может, объясните, что с вами произошло. А то ваш спаситель, похоже, решил, что вы допились до белой горячки, и наверняка подозревает в нас ваших собутыльников.
Тут доктор почтительно взглянул на «звезду».
— Вы, Варвара Дмитриевна, естественно, вне подозрений.
Сергей подробно описал события, которые сохранила его память.
— Полагаю, что я был отравлен, — заключил он свой рассказ и посмотрел на еще стоящую на столе свою чашку с недопитым чаем. — Полицейские эксперты наверняка обнаружили бы там яд.
— М-да, скорее всего, вам дали сильную дозу морфия, — со знанием дела вывел фабрикант и объяснил: — Три года назад на охоте приятель по ошибке всадил в меня пулю. Чтобы снимать приступы сильной боли врачи два месяца кололи мне морфий. Из-за этого я едва не стал морфийным наркоманом. Так что ваше состояние мне знакомо.
Фабрикант повернулся к доктору:
— А каково ваше мнение?
— Ну-с, что я могу сказать, — потирая пухлые красные руки, протянул Ирманов. — Состояние сильного возбуждения, необъяснимый страх, яркие фантастические образы, сбивчивое дыхание, сухость во рту, рвота — вы правы: налицо типичные симптомы отравления опиатами.
— Но зачем кому-то понадобилось травить Сережу, да еще наполовину? — непонимающе проговорила Князева.
Доктор авторитетно пояснил ей:
— Скорей всего, злоумышленник рассчитывал на летальный исход. Но молодой организм справился с ядом. Острый приступ галлюциногенного бреда — это защитная реакция пораженной нервной системы на токсическую атаку. Судя по рассказу молодого человека, неизвестный злоумышленник использовал против него достаточно большую дозу морфия.
— Тогда я не могу взять в толк: почему убить хотели именно его, а не меня или вас, доктор? — продолжала недоумевать певица.
— Наверное, потому что это я нашел документы, — ответил ей Сергей. — Я стал опасен для этого человека.
Тут его вдруг осенила внезапная догадка.
— А что, если хозяин яда специально добивался, чтобы моя смерть выглядела, как внезапный приступ острого умопомешательства. Ведь самоубийцами контрразведка не занимается. Ну подумаешь, очередной фронтовой калека выбросился из поезда из-за напомнившей о себе, старой контузии! Кого сегодня этим удивишь!
— Такое под силу очень умному, расчетливому и, не по боюсь сказать — по-своему талантливому человеку, — задумчиво произнес доктор.
— Значит, вы всерьез уверены, что преступник все еще на свободе? — спросила Князева, нервно передернув плечами.
— Теперь я в этом не сомневаюсь.
— Наверное, это кто-то из вагонных проводников или официантов, — предположил доктор.
— Точно! — согласился фабрикант. Не спрашивая, как бывало прежде, разрешения у хозяйки купе, он щелкнул зажигалкой, затянулся папироской, выпустил в потолок струю синего дыма и признался: — Эти рожи мне сразу не понравились. Здоровые лбы, а вместо того чтобы защищать Родину в окопах или приносить пользу на военном заводе, окопались возле генеральской кухни и жируют. Наверняка кто-то из них предатель.
— А мне кажется, что шпион прячется в соседнем вагоне, — выдвинула свою гипотезу Князева — Может быть, это даже тот человек, что был тут недавно. То, что он вас спас, Сережа, еще ничего не означает. Возможно, что на самом деле он собирался обыскать вас, прежде чем сбросить с площадки, но тут появились доктор и господин Ретондов, и ему пришлось срочно разыгрывать из себя спасителя. Вы заметили, господа? У него в лице было что-то лисье.
— Не надо самообмана, — довольно невежливо возразил примадонне Сапогов. — Злоумышленник один из нас четверых. И убеждать себя далее в обратном — опасно и преступно. Мы должны смело взглянуть правде в глаза, чтобы выжить и сохранить документы, за которые несем ответственность. Поэтому необходимо признать, что все, что произошло в этом вагоне, — дело рук одного из нас. Этот человек инсценировал самоубийство журналиста Медникова, который каким-то образом разглядел его истинное лицо под притворной маской. И он же хладнокровно расстрелял в упор курьера, чтобы забрать у него портфель, а заодно и оказавшуюся на свою беду поблизости девушку.
Присутствующие в купе люди замолчали, невольно с опаской поглядывая друг на друга.
— И именно этот человек пытался отравить меня сегодня, — продолжал говорить Сергей, — когда понял, что я опасен для него. Сейчас я скажу вам то, что мне советовал в такой ситуации делать один очень мудрый и знающий человек: с этой минуты и до прибытия поезда на петербургский перрон не доверяйте никому. Любой из нас может оказаться предателем. Вы должны постоянно помнить об этом. И еще… Теперь нам надо большую часть времени держаться всем вместе, на виду друг у друга. Ведь злоумышленнику легче расправиться с нами поодиночке.
— Как вы смеете подозревать Варвару Дмитриевну, меня и господина Ретондова! — возмущенно набросился на Сергея доктор. Ему было неприятно, что какой-то мальчишка, который почти всю дорогу держался незаметно, вдруг по-самозвански присвоил себе прежде принадлежавшие ему полномочия судьи и сыщика. — Мы все тут уважаемые люди. Я намного старше вас и имею чин, до которого вам еще служить и служить. А вот вы кто такой?! Это еще надо проверить, как вы пробрались в этот вагон. Лично у меня ваша персона вызывает наибольшие подозрения.
Возмущенный порыв пожилого чиновника неожиданно прервал промышленник.
— Послушайте, доктор, — спокойно сказал Ретондов, — я тут подумал… Одним словом, у вас ведь наверняка имеется с собой морфий, я видел, у вас в чемоданчике полно всяких склянок.
Доктор осекся на полуслове, явно неприятно пораженный какой-то мыслью.
— Неужели… об этом я не подумал, — пробормотал он себе под нос, но тут же взял себя в руки. Равнодушно пожав плечами, ответил: — Зачем мне морфий. Я же не практикующий врач и не фельдшер на полевом перевязочном пункте.
— Тогда, может, вы соблаговолите для общего спокойствия показать нам содержимое вашего саквояжа, — предложил фабрикант.
Но доктор с оскорбленным видом отказался:
— Полагаю, что вам должно быть довольно моего слова. Вы уже не впервые выдвигаете против меня оскорбительные гипотезы. Учтите, я смогу найти на вас управу, когда мы приедем в Петербург.
Между доктором и промышленником завязалась словесная перепалка. И Князевой снова пришлось брать на себя роль миротворицы. Ей даже удалось уговорить рассерженных друг на друга мужчин пожать руки. Тем не менее доктор всем своим видом демонстрировал, что оскорблен до глубины души.
Остаток вечера все провели в генеральском купе, соблюдая соглашение держаться на виду друг у друга. Только в половине второго ночи мужчины покинули купе Князевой. Как только они вышли, певица заперла дверь изнутри.