Возвращение к цивилизации застало окопника врасплох. Проходя мимо большого зеркала в штабном вестибюле, Сергей случайно заметил в нем человека, в облике которого ему показалось что-то знакомое. Он не сразу узнал себя! А когда понял, что видит собственное отражение, несколько минут в изумлении простоял перед зеркалом. Наверняка и отец его не сразу бы признал в этом возмужавшем мужчине с твердым взглядом и сединой на висках своего бесхарактерного, инфантильного сынка. Война сильно меняет людей!
Разговаривал с Сапоговым начальник контрразведывательного отдела штаба армии полковник Гарин. Он был высок и сухощав. Форма сидела на нем без единой складочки. На вид хозяину кабинета можно было дать лет 50–60. Черты лица его были благородны и четко очерчены. С этого импозантного мужчины можно было бы лепить Цезаря. Во всяком случае, что-то общее с внешностью древнеримского императора полковник явно имел. След от ожога на подбородке совсем не портил его. Напротив, создавал ощущение, что перед вами личность с серьезной биографией.
Задавая Сергею вопросы и выслушивая ответы, полковник смотрел на собеседника с одобрительной улыбкой. Так преподаватель принимает экзамен у студента, которому открыто симпатизирует:
— Похвально, похвально… Вы поступили очень мужественно и профессионально. Буду с вами откровенен: информация, которая содержалась в шпионском сообщении, могла бы повлиять на весь ход войны. Уверен, что ваш отец гордился бы вами.
Эти слова задели болезненные струны в душе молодого мужчины, так что он не смог смолчать:
— Мой отец давно махнул на меня рукой. По его мнению, я мотылек, порхающий от цветка к цветку ради собственного удовольствия. И пользы от меня обществу никакой.
Полковник понимающе покачал головой:
— Представьте себе, когда мне было двадцать лет, мой отец говорил мне примерно то же самое. Отцам свойственно слишком критично относиться к сыновьям. Вечная проблема отцов и детей!
Все это время звонили телефоны на столе полковника. Извинившись, Гарин снимал трубку, внимательно выслушивал очередного собеседника, в нескольких сжатых фразах отвечал, после чего продолжал прерванную беседу:
— А ведь я хорошо знал вашего отца, — откинувшись на спинку стула, вдруг заявил Гарин. Голос полковника зазвучал с ностальгической протяжностью.
— Замечательные были времена! Мы служили с ним вместе… Давненько это было…
В кабинет, постучав, заглянул ротмистр Дураков. Он выходил по какому-то делу. Полковник стал рассказывать, обращаясь поочередно то к своему сотруднику, то к Сапогову, какой замечательный человек и необыкновенный профессионал отец Сергея.
— Ваш отец никогда не соблюдал правила. Правда, за это начальство его, мягко говоря, недолюбливало. Но зато ему удавалось то, что не могли сделать другие…
Сергею было приятно, словно хвалили его самого.
Снова плавно перейдя от отца к сыну, полковник стал расспрашивать, когда Сергей намерен ехать в отпуск.
— Завтра в четыре у меня поезд до Петербурга. Я уже получил в комендатуре билет.
Тогда полковник попросил:
— А не могли бы вы на несколько деньков задержаться здесь? Нам очень нужна ваша помощь. О проездных документах не беспокойтесь, вам переоформят их на любое число.
— Я готов… — немного растерянно ответил Сергей, — но, право, не понимаю, чем могу помочь контрразведке.
— Вы должны хорошо знать район, который нас очень интересует, — пояснил Гарин. — У нас есть сведения, что перехваченного вашей ротой шпионского голубя могли запустить вот отсюда. — Полковник развернул на столе карту и обвел на ней карандашом приличный участок территории.
Сергей действительно хорошо знал эти места. В этих нескольких десятках верстах, которые можно было объехать за день на крестьянской подводе, ему знаком был каждый хутор. Не один месяц их рота занимала рубеж возле украинского села, чье название по-русски звучит как Подгорное. Бесчисленное количество раз Сергей проходил и проезжал через покинутое местными жителями из-за опасной близости к передовой селение, наполненное солдатской жизнью. Или отправлялся на подводе по старому шляху мимо не сшибленного снарядами деревянного креста с жестяным кружевным щитком над образом Спаса — выполнять очередное снабженческое распоряжение командира роты. Штабс-капитан всегда назначал именно его в хозяйственные экспедиции в ближний тыл, как самого бесполезного в боевом отношении подчиненного. Так что Сергей без труда мысленно представил себе местность, на которую указывал карандаш в руке полковника. А тот рассказывал:
— За последний месяц нашими наблюдателями зафиксировано еще два пуска почтовых голубей в сторону австрийских позиций. И оба раза это происходило из нашего ближнего тыла — вот отсюда и отсюда.
Остро заточенное острие полковничьего карандаша сделало две точки вблизи жирной красной кривой, обозначающей линию фронта.
— Как видите, это тоже недалеко от позиций вашего полка.
Сергей вспомнил, что еще до того, как ефрейтор Боков подстрелил почтаря, он слышал, как солдат-ездовой из обозной роты рассказывал, что видел, как из леска верстах в пяти от позиций их полка из рощи выпорхнул крупный голубь. Он не был похож на дикую птицу. Голубь стремительно понесся в сторону линии фронта.
Полковник стал рассказывать, что в последнее время контрразведка армии начала активную борьбу с неприятельской голубиной почтой посредством ястребов, расстановки пикетов и высылаемых вдоль лини фронта конных разъездов, в которые назначаются первоклассные стрелки из числа опытных охотников и егерей.
— Поэтому их агенты не рискуют пускать голубя с важным донесением с большого расстояния, а вынуждены пробираться для этого в наш ближний тыл. Из-за особенностей рельефа местности это самый удобный район с нашей стороны на много верст вокруг для организации такого рода связи. За позициями наших частей на этом участке фронта много лесов, затрудняющих наблюдение, и невыселенных деревень, где можно снять угол. Австрийская военная станция приема голубей, по нашим сведениям, тоже расположена всего в трех верстах от передовой.
Полковник стал излагать Сапогову план намечающейся операции:
— Вы отправитесь вместе с двумя нашими людьми. Они будут одеты, как простые солдаты вашей роты. Будете заезжать в села и хутора, предлагать жителям обычные крестьянские заработки вроде извоза для армии; набирать плотников для укрепления ходов сообщения, договариваться о закупке продуктов для разнообразия офицерского меню. Это будет прикрытием для ваших поисков.
Сергей понимающе кивнул, и полковник продолжил:
— Ваше появление не должно вызвать подозрений, ведь вас неоднократно посылали с подобными поручениями. Если, как мы предполагаем, неприятельский агент-связник действует в этом районе не один месяц, то наверняка он хорошо изучил обстановку. Не исключено даже, что вы с ним уже встречались, и он знает вас в лицо.
После инструктажа довольный тем, что уговорил Сергея, полковник весело предложил, потирая руки:
— А не побаловаться ли нам чайком?!
Он повернулся к ротмистру Дуракову:
— Ника, распорядись-ка, чтобы согрели самовар.
Полковник сложил и убрал в сейф карту и стал доставать из огромного буфета чашки, вазочки с печеньем и конфетами.
А Сергей получил возможность как следует осмотреться. Комната была достаточно сумрачная, но очень уютная, с узкими, охваченными решетками окнами и низкими сводчатыми потолками. Даже днем заниматься письмом или чтением здесь можно было лишь при свете большой массивной бронзовой лампы с абажуром. Обставлен кабинет был добротной дубовой мебелью: стульями с высокими готическими спинками, шкафами в полстены. Полированный рабочий стол создавал ощущение солидной тяжеловесности.
По стенам была развешана плохая живопись, потолок украшен лепниной, на полу персидский ковер с «протоптанной» дорожкой — прежний хозяин кабинета явно имел привычку в раздумьях прохаживаться по комнате взад-вперед.
В дальнем углу висела большая икона в старинном серебряном окладе, а перед ней зажженная неугасимая лампадка.
Чувствовалось, что мещанская обстановка комнаты досталась военным в наследство от прежних хозяев дома. И деликатные постояльцы старались без особой нужды ничего здесь не менять. Сергей заметил только прикрытую от чужих глаз занавесочкой военную карту, прикрепленную на стену позади стола. Похоже также, что часть полочного пространства в шкафах была освобождена от посуды и разного домашнего скарба и отдана под казенную документацию.
Подушка и длиннополая кавалерийская шинель на стоящем вдоль стены диване свидетельствовали о том, что нынешний хозяин кабинета порой и ночует здесь.
Желая развлечь гостя, полковник рассказал, что это один из лучших домов в городе. Он принадлежит одному из здешних богатеев. Его родственники сами из патриотических чувств предложили командованию предоставить дом под штаб. Сам же престарелый владелец дома ныне находится на излечении в дорогой заграничной клинике для душевнобольных. Под конец жизни у уважаемого в городе купца случилось тихое помешательство: он стал бояться разбойников, которые, как он считал, однажды ночью могут пробраться в его жилище и взять его в заложники, чтобы потребовать в качестве выкупа все его состояние. Одну из комнат своего дома (в которой они теперь находились) купец превратил в настоящий жилой сейф. По его приказу стены были обшиты дополнительными пулестойкими броневыми листами, дверь тоже укрепили и снабдили секретными английскими замками, ключи от которых хозяин держал при себе. Снаружи подобрать ключи к замкам или воспользоваться отмычками преступники не смогли бы, ибо дверь закрывалась только изнутри, а с внешней стороны даже не имела замочных скважин. Домочадцы свихнувшегося купчины называли его убежище «комнатой страха».
Желая развлечь гостя, полковник рассказал, что это один из лучших домов в городе. Он принадлежит одному из здешних богатеев. Его родственники сами из патриотических чувств предложили командованию предоставить дом под штаб. Сам же престарелый владелец дома ныне находится на излечении в дорогой заграничной клинике для душевнобольных. Под конец жизни у уважаемого в городе купца случилось тихое помешательство: он стал бояться разбойников, которые, как он считал, однажды ночью могут пробраться в его жилище и взять его в заложники, чтобы потребовать в качестве выкупа все его состояние. Одну из комнат своего дома (в которой они теперь находились) купец превратил в настоящий жилой сейф. По его приказу стены были обшиты дополнительными пулестойкими броневыми листами, дверь тоже укрепили и снабдили секретными английскими замками, ключи от которых хозяин держал при себе. Снаружи подобрать ключи к замкам или воспользоваться отмычками преступники не смогли бы, ибо дверь закрывалась только изнутри, а с внешней стороны даже не имела замочных скважин. Домочадцы свихнувшегося купчины называли его убежище «комнатой страха».
— Однако для размещения контрразведки лучшего места не придумаешь, — обводя взглядом свою штаб-квартиру, пояснил полковник.
Когда все было готово для чаепития, полковник неожиданно обнаружил, что большая жестяная банка, где хранилась заварка, пуста. Он озадаченно посмотрел на ротмистра и незаметно для Сергея подмигнул ему:
— Что будем делать, Ника?
Дураков задумчиво почесал затылок и неуверенно предложил:
— Может, у шифровальщиков попросим?
— Не дадут, — уверенно мотнул головой полковник. — Ты же этих куркулей знаешь!
Тут полковника осенило. Он повернулся к Сергею и предложил:
— А знаете что, давайте будем считать это вашим испытанием и посвящением в разведчики.
Он сказал это как бы в шутку. Но Сапогов почувствовал, что ему собираются устроить самую настоящую проверку.
— В мирные времена от меня требовали оформить кучу бумаг, чтобы даже временно зачислить кого-то в отдел. Надо было послать добрую сотню запросов и получить десятки высоких резолюций. К счастью, на войне все решается значительно быстрее и проще. Если не возражаете, первую проверку вам на годность к нашей службе мы устроим прямо сейчас.
— Как, сейчас?! — насторожился Сергей.
Полковник подтвердил:
— Ну да. Привыкайте. Нам долго раскачиваться некогда. В конце концов, вы же сын кадрового разведчика! Ну как, согласны?
Полковник выразительно взглянул на Сергея.
Сергей кивнул, впрочем, не слишком уверенно. Но полковнику этого было вполне достаточно, так как он сразу приступил к инструктажу:
— На этаже под нами находится комната, на ее двери весит табличка «Шифровальный отдел».
Сергей заволновался: «Сейчас он, чего доброго, потребует, чтобы я выкрал секретный шифр и приволок его сюда. Веселенькое дело! Меня же просто пристрелят, как пробравшегося в здание неприятельского шпиона! Нелепость какая-то!»
К счастью, полковник имел в виду совсем другое. Он протянул Сапогову пустую банку из-под чая и пояснил:
— У шифровальщиков лучший чай в здании. Китайский! Подполковник Никитин два месяца назад ездил с нашей военной миссией в Китай ко двору нового китайского императора Юань Шикайя, чтобы с представителями других держав-союзниц уговорить его вступить в войну с Германией на стороне Антанты. Там он оказал услугу одному высокопоставленному чиновнику.
Должно быть, желая разрядить обстановку, полковник Гарин рассказал презабавный эпизод из китайских впечатлений коллеги. Будучи приглашенным к обеду в дом китайца, русский офицер узнал, что такое китайская вежливость. Под конец обеда слуга с черной лоснящейся косицей степенно приблизился к своему хозяину и с поклоном поставил перед ним серебряный тазик. От другого лакея хозяин дома принял павлинье перо и полотенце. Пощекотав себе в горле, вельможа изрыгнул все съеденное в таз. Русский гость, будучи в шоке, повернулся к соседу справа, дипломату, долго жившему в Поднебесной. Тот пояснил, что своим поступком китаец дает понять, что кушанья, приготовленные для званого обеда, восхитительны, а полученное им удовольствие от общения с гостями настолько велико, что он готов отобедать еще раз.
— Чай, за которым я вас посылаю, — продолжал говорить Сергею Гарин, — выращен на плантациях того самого китайского чиновника. Каждому из гостей он на прощание подарил по здоровенной банке. Этот сорт называется «Разговор с богами». Говорят, если правильно заварить, напиток получается действительно божественный.
Сергей покинул кабинета Гарина в полной растерянности. Он понятия не имел, как можно выполнить странное поручение полковника. Но и отказаться ему не позволяла гордость. Проходя по коридору, Сергей увидел в приоткрытой двери одного из кабинетов полного мужчину средних лет в полковничьем кителе, склонившегося над строго одетой, хорошенькой барышней, которая безостановочно печатала на машинке. Сергей замедлил шаг, прислушиваясь.
— Ниночка, неужели вы все вечера собираетесь проводить у себя дома? Что за монастырь вы себе устроили! При ваших-то красоте и обаянии. Позвольте мне все же развлечь вас. Конечно, мы не в Петербурге и даже не в Киеве, но и в этом городишке можно приятно провести время…
Едва зайдя в комнату шифровальщиков, Сапогов с порога заговорил игриво:
— Добрый день, господа! У нашей Ниночки появилось желание выпить чайку, а наши запасы заварки — увы и ах! — внезапно закончились. Во имя мужской солидарности не дайте осрамиться перед хорошенькой мадемуазелью! Обещаем вернуть в двойном размере.
Через несколько минут Сергей покинул владения шифровальщиков, прижимая к груди заветную добычу. Сделав несколько шагов, Сапогов услышал, как за дверью один голос обращается к другому:
— Послушай, ты знаешь, кто это такой?
— Да разве этих новеньких упомнишь! Постоянно из Петербурга присылают «моментов».[5] Месяц-другой побудут, фронтовой стаж заработают и моментально обратно в столицу — за новыми чинами и должностями.
Глава 5
На поиски вражеского агента Сергей отправился вместе с двумя сотрудниками контрразведки. На этот раз они ехали не в автомобиле, а верхом на бельгийском мотоцикле с коляской. За рулем сидел ротмистр Дураков, за ним во втором седле — старший унтер-офицер Черпаков по прозвищу Черпак — широкоплечий силач под два метра ростом.
Незадолго до наступления сумерек они остановились возле придорожного распятия. Спутники Сапогова, коротко посовещавшись в сторонке, зачем-то принялись выкапывать крест.
Сергея возмутило такое богохульство. Тогда Дураков пояснил новому в их деле человеку, что австро-германская разведка для своих целей ничем не брезгует. В специальной школе под Инсбруком австрийцы тренируют для шпионской работы священников, которые должны устанавливать специальные указательные знаки, замаскированные под распятия, и иконы на всех важных дорогах, возле мостов и железнодорожных узлов населенных пунктов, занятых нашими частями, чтобы помочь неприятельскому генеральному штабу планировать диверсионные операции и рейды по нашим тылам.
По словам ротмистра, имелись у австрийцев и особые отряды шпионов, которые состояли исключительно из стариков, калек и детей, посылаемых в пределы военной зоны под видом нищих и бродяг.
Вообще, агентов неприятель вербовал из представителей самых разных профессий. Засланные врагом лазутчики, маскируясь под крестьян-коробейников, торговали табаком, спичками и другими мелкими товарами на перекрестках стратегически важных дорог, по которым передвигались войска и обозные колонны снабжения. Они служили лакеями в ресторанах, парикмахерами, фотографами, банщиками и чистильщиками сапог.
— Воры, убийцы, проститутки — для разведки все это подходящий материал, — открывал Сергею сермяжную правду войны Дураков. — Вот представьте: вырвался офицер с передовой в какой-нибудь прифронтовой городок. Куда он первым делом отправится в поисках развлечения? В ресторан или, пардон, в публичный дом. И там и там его ожидают дамы свободного обращения.
По рассказу разведчика, в прифронтовых городах австрийская разведка специально организовывает нелегальные притоны, а также квартиры с гостеприимными симпатичными хозяйками, куда заманивают наших офицеров. В пьяной компании, хвастаясь друг перед другом своей осведомленностью, гости в погонах часто выбалтывают военные секреты. Хозяйки и прислуга таких «малин» не упускают шанс украсть у загулявшего гостя документы, которые могут заинтересовать их хозяев. Особенно шпионов интересуют те, кто служит в штабах, в телеграфных ротах, на радиостанциях, так как через них можно получить особо ценные сведения о применяющихся в русской армии шифрах и кодах.