Медвежонок вздохнул.
– Принимай, Юрий Саныч, гостей! – потребовала бабка Семина, на манер Василисы Премудрой выпуская из рукава живую тварь, правда, не гуся-лебедя, а своего ненаглядного песика Мульку.
Участковый Юрий Александрович с усилием сделал приветливое лицо и убрал с живота полотенце, защищавшее его форменную рубашку от борща. Не то чтобы борщ напал на участкового, скорее наоборот. Юрий Александрович мирно обедал, пока ему не помешала премудрая бабка Семина.
– С чем на этот раз пожаловали, Анфиса Яковлевна? – старательно улыбаясь, спросил участковый.
Бабка Семина запросто могла победить во всероссийском конкурсе «Самая вредная старуха года». За прошедшие двенадцать месяцев она приходила к участковому с разнообразными жалобами ровно двадцать пять раз, и вот, нате вам – едва лишь наступил новый год, как замшелая Мисс Вредина России уж тут как тут!
Дипломатичный Юрий Александрович проглотил нехорошее слово вместе с борщевой гущей и пытливо посмотрел на Мульку, который лег на пузо и, судорожно дергая паучьими лапками, пытался залезть под шкафчик. Цели и намерения Мульки были участковому неясны, но подозрительны. На всероссийском конкурсе особо вредных созданий Мулька тоже мог рассчитывать на призовое место.
– Сигнализировать буду, – сообщила бабка Семина очевидное, присаживаясь к столу. – Романчиковых с верхнего этажа знаешь?
– Знаю Романчиковых, – кивнул участковый. – Хорошие люди, приличное семейство.
– Было приличное! – возразила бабка Семина и возбужденно поерзала на стуле. – Девка-то ихняя совсем плохая стала!
– Она же учительница, – напомнил ей участковый.
– Вот именно! Чему ж она детей наших научит?!
Вообще-то детей у бабки Семиной никогда никаких не имелось. У нее даже мужа не было – ни одного, и умудренный жизненным опытом Юрий Александрович подозревал, что гиперактивная жизненная позиция Анфисы Яковлевны сформировалась именно на половой почве. Не получив возможности исполнить супружеский долг, бабка Семина ревностно исполняла гражданский.
– Ну, рассказывайте, – участковый вздохнул и покорился.
– Значится, так.
Анфиса Яковлевна выпростала из шубного рукава узловатую твердую пятерню и приготовилась загибать сучки пальцев.
– Вопервых, к этой Ольке мужик ездит, да не просто мужик, а иностранец! Давеча вот как рявкнул из окошка на своем басурманском языке, так я аж присела со страху.
– Присела, – эхом повторил Юрий Александрович, втайне мечтая: а посадить бы эту бабку суток на пятнадцать!
– То есть она, Олька эта, с иностранцем спуталась. И ладно бы просто с иностранцем, так еще и с медведем! Вот те истинный крест, Юрий Саныч: у них живой медведь! И что они там втроем с этим медведем делают – один Бог знает!
– Бог знает, – эхом повторил участковый, с сожалением думая: нет, на пятнадцать суток – это мало, ее бы вовсе из мира живых удалить, но когда же это случится? Вот именно, один Бог знает!
– Дальше! – Бабка Семина с хрустом заломила второй палец. – Гуляем, значится, мы с Мулечкой вчера во дворике и видим: валяется эта Олька в подъезде, как куль с мукой. Прям на проходе разлеглась, тварь бесстыжая! Мы с Мулечкой только заглянули, а оттуда как порскнет какая-то бандитская рожа! Не иначе, тоже Олькин дружок, с кем она там валялась.
– Ну, почему же сразу валялась? – Участковый сделал попытку вступиться за девушку. – Может, она…
– Может она, не может она! Уж чего она только не может! – перебила его Анфиса Яковлевна. – Нынче вот белым днем чего учудила? Высунулась ажно по пояс из окошка – почитай, голая, – да как заорет на весь двор: «Эй, маньяк! Вот я тебе покажу!» И давай, значит, себя показывать. Тьфу, срамота! А у нас, между прочим, во дворе не маньяки, а дети гуляют и старики! Им, между прочим, на такое смотреть совсем не нужно!
– Не нужно, – повторил участковый, с сожалением подводя итог своим тайным размышлениям на тему: а не пристрелить ли ему вредную бабку из табельного пистолета?
– Так что ты, Юрий Саныч, имей в виду: девка Романчиковых с пути сбилась и в разнос пошла! – тоже подытожила бабка Семина. – Ты, конечно, можешь от сигнала общественности отмахнуться…
– Ах, если бы! – пробормотал участковый.
– Но я тебе отмахиваться от моих сигналов не советую, – с угрозой в голосе закончила Анфиса Яковлевна и грузно поднялась со стула. – Муля, Мулечка! Иди к мамочке, детка, нам пора домой.
Бабка с собачкой ушли, оставив после себя отчетливый скверный запах. Мало того что рассказанная бабкой история дурно пахла сама по себе, так еще и дрянная псина Муля пакостливо нагадила под шкафом!
Несмотря на то что Малинин отнюдь не проявил энтузиазма, отправляясь «на дело», справился он с ним успешно и быстро. Угон мотоцикла с коляской майора ФСБ не затруднил!
– Может, я автобуса подожду? – привычно замялась Оля при виде тарахтящего мотомонстра. – А вы с Ваней на «Яве» поедете, все равно шлемов только два!
– Все равно на Ванькину башку шлем не налезет! – парировал Малинин.
Он прямо-таки лучился самодовольством и выпячивал грудь, как будто ожидал, что на нее прикрепят орден «За угон первой степени».
Неформатную Ванину голову обмотали Олиным шейным платком, и получилась прекрасная бандана. В коляске «Явы», помимо пары шлемов, обнаружились мотоциклетные очки на резинке, их тоже отдали мишке. В очках, бандане и хозяйском мохеровом шарфе медвежонок в коляске смотрелся как слегка принаряженный ребенок снежного человека.
– Будем надеяться, что к нему никто не станет присматриваться! – махнул рукой Малинин. – Все, едем!
И они поехали, но по пути вынужденно – детективного дела ради – сделали остановку у салона тату.
Его вывеска попалась на глаза Ольге Павловне как прямой ответ на вопрос: «Что делать дальше?» То есть она вовсе не собиралась делать себе татуировку. Она придумала обратиться к специалистам данного заведения за информацией.
Салон тату «Узорочье» разместился в бывшей жилой квартире на первом этаже «хрущовки». Нижний ярус здания уже полностью выкупили предприниматели: слева от салона тату располагались парикмахерская и ногтевая студия, справа – ветеринарная аптека и булочная. Соседство обнадеживало: по идее, во все указанные заведения должна была регулярно наведываться санинспекция.
Под окнами салона очень удачно сгруппировались большой джип и пара сверкавших металлом мотоциклов. Малинин поставил «Яву» так, чтобы джип закрывал ее от пешеходов, и ветеран мототехники вполне органично влился в компанию.
– Прошу тебя, посиди спокойно пять минут! – попросил Малинин Ваню Пуха. – Ольга, идем!
От притона, каким представляла себе татуировальный салон Ольга Павловна, «Узорочье» выгодно отличалось отсутствием паутины на стенах, окурков на полу и пьяного, с грязными руками и угрожающего вида инструментом, детины, накалывающего на бугристой спине клиента сакраментальную надпись с орфографическими ошибками: «Низабуду мать радную!»
В салоне играла приятная музыка, было чисто, светло и свежо. В маленькой приемной скучала за стойкой красивая девушка в белоснежной спецодежде. На стенах красовались фотографии, запечатлевшие лучшие работы мастера и его самого. Взглянув на фото, Малинин заслонил спутницу своим телом и бросил через плечо:
– Разговаривать буду я.
Мастер татуировальных дел оказался здоровенным парнем и выглядел как расписной индийский слон.
– Мы из журнала «Мир тату», – небрежно облокотившись о стойку, доверительно сообщил Андрей белоснежной девушке. – Готовим обзор лучших татуировальных салонов. Можно поговорить с вашим мастером?
– С Антошей? Конечно! – Девушка обрадовалась и сразу же огорчилась. – Только он плотно занят, часа на полтора. Вы же, наверное, не будете столько ждать?
– Ждать не будем, – подтвердил Малинин. – Но мы можем расспросить маэстро без отрыва от производства. Нам так даже интереснее.
– Ну, если клиентка не будет против…
Белоснежная девушка ускользнула в соседнее помещение.
– А откуда ты знаешь про журнал «Мир тату»? – шепотом спросила Малинина любознательная Оля. – Ты что, читаешь такое?
– Я разное читаю, – тоже шепотом ответил ей Андрей. – А журнал «Мир тату» я просто придумал и, видишь, – попал. И это неудивительно: сейчас каких только миров не увидишь – и «Мир мебели», и «Мир посуды», и даже «Мир сантехники».
Белоснежная голубица вернулась с благой вестью: мастер был согласен дать интервью, клиентка тоже не возражала. Впрочем, Оля заподозрила, что мнения этой дамы не спросили – она все равно ничего не видела и не слышала. Глаза у нее были закрыты, из ушей тянулись провода плеера.
Уважаемая клиентка лежала на животе, подставив мастеру накожной живописи тугую ягодицу. Несмотря на то, что рассматривать чьи-либо интимные места Ольга Павловна считала неприличным, она все-таки поглядела – что там рисует мастер Антоша? Разумеется, только для того, чтобы в случае, если он с ошибками пишет про незабываемую мать, напомнить: «не» с глаголом пишется раздельно!
Антоша не писал про мать. Антоша рисовал чертовски красивого змея с райским яблочком во рту. Змей у него получался как живой, и яблоко – тоже как настоящее.
Оля отпрянула.
Малинин сглотнул слюну.
Оля нахмурилась.
– Очень аппетитное яблоко, – объяснил свою реакцию Малинин.
Оля надулась.
Малинин ухмыльнулся.
– Присаживайтесь, уважаемые, – гулким басом пригласил мастер. – Задавайте свои вопросы. Что вас интересует?
– Буквы! – забыв, что говорить должен Малинин, выскочила вперед Ольга Павловна.
– Какие буквы?
– Отдельно взятые! Например, буква «М». Что означает такая татуировка?
– Эммммм… – Мастер задумался. – Интересный вопрос! Я что-то не помню… Так, давайте по порядку! Итак, одиночные буквы… При Михаиле Федоровиче Романове бунтовщиков клемили буквой «Б». При Петре Великом ссыльным, освобожденным от смертной казни, натирали порохом на коже букву «В». Екатерина Вторая тоже, бывало, клеймила воров буквой «В», а убийц – буквой «У». А одному чиновнику, уличенному во лжи, написали букву «Л», и произошло это в конце восемнадцатого века. Да, еще бродяг в Сибири клеймили буквой «Б». Во Франции клеймо «V» означало «вор», а «F» – фальсификатор.
– То есть тату злодеям ставили по первой букве слова, обозначающего род их преступных занятий? – смекнула Ольга Павловна, сделав страшные глаза Андрею Петровичу. – Тогда «М» – это точно «маньяк»!
– Или мошенник, или многоженец, или медвежатник, – не согласившись, пробормотал Малинин.
– Сам ты медвежатник! – прошипела Оля.
– Сегодня татуировки в виде букв несут совсем иной смысл, – успокаивающе пророкотал мастер Антоша. – Их накалывают на память о любимых людях или местах. Например, Анджелина Джоли на левом запястье сделала себе татуировку буквы «Н» – в честь брата Джеймса Хейвена.
– Так что «М» – это могло бы быть «Малинин»! – нашептал Андрей в ушко Оле.
– Понятно, – разочарованно протянула Оля, соображая, показывать ли мастеру свой набросок.
И тут застопорившееся было расследование подтолкнула сама Фортуна.
Рука судьбы имела вид гладкой, покрытой ровным загаром конечности, которая непринужденно потянулась почесать не затронутую манипуляциями мастера ягодицу.
Оля сдавленно пискнула и блеснула глазами. Чуть выше запястья загорелую девичью руку пятнало полустертое клеймо в виде одинокой буквы «М»!
– Вот! – тыча пальцем в рисунок, вскричала Оля.
– Это? – Мастер Антоша пренебрежительно хмыкнул. – Так это вовсе не тату! Это печатка.
– Печатка? – повторил Малинин, внимательно отследив движение загорелой руки, которая вновь взлетела вверх и спряталась под грудью клиентки.
– Печатка, печатка. Обычный штампик, – объяснил знаток. – Такие ставят в ночных клубах, дискотеках и аквапарках. Чтобы, значит, клиенты могли выходить и возвращаться, не предъявляя билетов.
– Извините, я на минуточку! – поднявшись, произнесла Оля таким напряженным голосом, что Малинин счел нужным проявить заботу и доверительно шепнул ей:
– Туалет по коридору направо.
– Да, да, туалет! – не вникая в сказанное, согласилась Оля и выскочила за дверь.
Ей действительно срочно нужно было уеди-ниться для совершения неотложного интимного действия – секретного звонка младшему брату.
– Костя, быстро скажи, только честно: ты бывал в заведении, которое называется «Мыльня»? – требовательно спросила она, едва брат подошел к телефону.
– Ночной клуб? Да ну, что ты! Там же дорого! И вообще пускают только с восемнадцати лет, – заюлил Костик.
– Там мама с тобой рядом стоит? – догадалась Оля. – Все равно, отвечай честно, это сейчас важнее всего.
– Ну, ладно, – сдался братец. – Что ты хочешь знать про «Мыльню»?
– Ставят ли там посетителям чернильные штампики? И если да, то какие?
– В виде буквы «мэ», а что?
– «Эм», а не «мэ», двоечник! – не сдержалась Ольга Павловна. – Так-так-так! Аккуратная такая буковка с хвостиком, как у обезьянки?
– Ну да, с крючком. А что?
– А где эта «Мыльня» находится и когда открывается?
– Олька! У тебя что, появилась ночная жизнь? – радостно удивился Костик.
– Скорее ночная смерть.
– Чего?!
– Того! Не задавай мне вопросов, сам отвечай: где этот клуб и в котором часу он открывается?
– На площади Революции. Начало в десять, но так рано нормальные люди не приходят.
– Мы ненормальные, – отмахнулась Оля.
– Кто бы спорил, – согласился братец и тут же спросил: – А с кем ты?
– С кем надо.
Она уже хотела выключить трубку, но вспомнила еще один немаловажный вопрос:
– А очень дорого там? Сколько нужно заплатить за вход?
– На твое счастье, сестрица, симпатичные девушки у них проходят бесплатно!
– Спасибо тебе!
Сестрица отключилась, и Костик даже не понял, сказала ли она ему «спасибо» за комплимент или же за информацию.
Повесив трубку, он таинственно улыбнулся и подмигнул своему отражению в зеркале. Галина Викторовна и Любаня, с комфортом отследившие мизансцену у телефона из боковой ложи в дверном проеме, заинтересованно переглянулись, и Любаня спросила:
– Кто это идет в ночной клуб?
– Моя сестра! – ответил гордый брат.
– Наша Олюшка? В клуб?! – Любящая мама Галина Викторовна растроганно всхлипнула и едва не пустила слезу.
– С кем это она идет в ночной клуб? – недоверчиво прищурилась Любаня.
– А вот это – тайна, покрытая мраком неизвестности! – с удовольствием ответил Костик и, насвистывая, пошел к компьютеру.
– Не, Сергуня, ты рано! Рано сдаешься! – с пьяной уверенностью постановил Иваныч, размеренно покачав перед багровым носом приятеля нечистым пальцем. – Подумаешь, один-единственный раз перепутал бабу с мужиком, а мужика с бабой, так что? Из-за этого сразу пить бросать?! Нормально все с тобой, Сергуня! Апс… Абсолютно нормально!
– Нърмалек, – поддакнул Васек, качнувшись и тюкнув лбом пустую пивную бутыль, которая опрокинулась, как кегля, и с треском поскакала по асфальтированной дорожке между гаражами.
– Сгоняй за второй! – повелел разговорившийся Иваныч.
Сергуня вытянул из кармана деньги, старательно разложил на фанерном ящике купюры и монеты и трижды пересчитал их, шевеля губами и пальцами. Всякий раз итоговая сумма у него получалась разной – не то двадцать шесть, не то двадцать восемь, не то даже тридцать рублей. Но на «литрушку» скверного разливного пива в любом случае хватало.
– Сгоняю! – сгребая деньги, объявил Сергуня.
Пивной ларек располагался на другой стороне улицы. Сергуня дисциплинированно двинулся к пешеходному переходу, промахнулся мимо «зебры» на пару метров и с полминуты потратил на корректировку своего местоположения в пространстве.
Пока он в челночном режиме сновал вдоль дороги, красный сигнал светофора сменился зеленым. Сергуня все медлил. Поторапливая его, остановившийся у перехода мотоциклист посигналил.
– Иду, мужики, иду! – сказал Сергуня и располагающе улыбнулся.
Мужики на мотоцикле на это ничего ему не ответили, а вот пассажир в коляске приветливо оскалился, и на Сергуню мгновенно напал приступ нервной икоты.
Часто вздрагивая и покачиваясь, он изумленно воззрился на зубастого мохнорылого карлика в бабьей косынке на голове, мужском шарфе на шее и очках авиатора на тотально небритой физиономии.
Светофор поменял цвет, мотоцикл протарахтел мимо. Сергуня проводил мутным взглядом удалявшийся транспорт, попятился, с трудом сохраняя равновесие, развернулся и с сильным креном влево устремился к гаражам.
– А пиво где? – увидев гонца, возвращавшегося с пустыми руками, огорчился Иваныч.
– Все! Пива не будет! – выворачивая карманы, отчаянным голосом объявил Сергуня. – Мужики, бабы, дети! Хос-сссподи! Мне всюду черти мерещатся! Нет, братцы, амба! Вы как хотите, а я завязываю!
Ваня Пух стойко перенес одиночное заключение в мотоциклетной коляске, но при появлении хозяина проявил беспокойство. Он ругательно ворчал и настойчиво тыкался носом в Олину сумку, пока та не скормила косматому попрошайке все свои витаминные конфеты и еще полпачки мятной жевательной резинки.
– Домой надо ехать, Ваньку кормить, – сделал вывод Малинин и посмотрел на часы. – На вечер в наших планах ночной клуб, так?
– Так, – охотно согласилась Оля.
Ей было приятно, что у них с Андреем Петровичем общие вечерние планы, да еще такие шикарные, как посещение ночного клуба.
Несмотря на то, что Ольга Павловна считала увеселительные заведения «для взрослых» злачными местами, несоответствующими ее вкусу, стилю и тонкой душевной организации, морги и кладбища нравились ей еще меньше. Определенно, пора было начинать встречаться как-то более традиционно: в парках, ресторанах и на танцплощадках.
«В сквере уже встречались», – напомнил ей внутренний голос.
Интонация у него при этом была самодовольная. Действительно, хотя в сквер Ольга Павловна ходила на встречу с предполагаемым маньяком, завершилась эта авантюра неожиданно романтично – их первым поцелуем с Андреем Петровичем. То есть сквер, как близкий родственник парка, показал себя очень даже правильным местом для встреч и свиданий.