Японцам приходится ввозить до 80 процентов необходимого ей промышленного сырья и 40 процентов продовольствия. Чтобы существовать в подобных условиях, стране приходится одновременно быть гигантским промышленным предприятием и торговым концерном. Как можно дешевле приобрести сырье, и, обогатив его вложенным трудом, как можно выгоднее продать в виде готовой продукции – вот стратегия японских предпринимателей.
Потерпев поражение в войне, Япония лишилась своих колоний, возможности эксплуатировать рабский труд корейцев и китайцев. К тому же, изогнутая цепь окаменевших капель с богатырского копья, практически не имеет полезных ископаемых. Но как ни парадоксально, это обстоятельство оказалось не минусом, а плюсом. Не помехой, а подспорьем для японского послевоенного экономического чуда.
По мнению токийских экономистов, отсутствие собственного сырья на каком-то этапе даже помогло Стране восходящего солнца в 60-80-х годах совершить феноменальный рывок вперед. Япония, считают они, могла сосредоточить силы на создание новых перспективных производств именно потому, что у нее не висели гирями на ногах добывающие отрасли – наименее рентабельные, наукоемкие и капиталоемкие. Избавив себя от расходов на модернизацию шахт и рудников, японские монополии сделали ставку на морской транспорт, на его новые возможности, открывшиеся с созданием крупнотоннажных судов и механизацией разгрузочных работ.
Секрет успеха оказался в том, что бедная полезными ископаемыми, Япония богата… побережьем. Это оказалось немалым преимуществом для страны в условиях удешевления морских перевозок. На каждый квадратный километр японской территории приходится вдвое больше побережья, чем в другой островной стране – Англии и в двенадцать раз больше, чем в США.
Извилистая береговая линия Японских островов создает благоприятные условия для того, чтобы каждое промышленное предприятие, перерабатывающее импортное сырье в экспортную продукцию, имело собственный порт.
Есть и другой фактор, привлекающий новые предприятия к побережью: поиски места для застройки. Речь идет не о прибрежной полосе, давно заселенной и освоенной, а о создании рукотворной суши. Если старые металлургические заводы строились вблизи угольных шахт, то теперь они создаются «на воде».
С одной стороны насыпного участка оборудуется приемный порт, где импортное сырье поступает в переработку. А на противоположной стороне отвоеванной у моря территории, создается отгрузочный порт, куда поступает готовая продукция.
Став продолжением цехов, порты сократили до минимума нужду в железнодорожных перевозках. Япония нынче практически не знает товарных поездов. Железнодорожный транспорт олицетворяют сверхскоростные пассажирские экспрессы.
Подсчитано, что доставить морем тонну коксующегося угля из Австралии в Японию дешевле, чем по железной дороги из Рура в Лотарингию. Итак, пользуясь возможностями дешевых морских перевозок, Япония предпочитает покупать сырье в наименее обработанном виде, дабы максимально обогатить его человеческим трудом. Главное внимание направлено сейчас на то, чтобы обеспечить преимущественное развитие наукоемких, высокотехнологичных производств.
Итак, отсутствие собственных добывающих отраслей поначалу не помешало, а даже помогло Японии стать третьей в мире индустриальной сверхдержавой после США и СССР. Однако обострение конкурентной борьбы на мировых рынках, особенно в области энергетических ресурсов, все чаще напоминает об уязвимости экономики островного государства, о ее зависимости от зарубежных источников сырья и энергии.
Возрастает роль таких факторов, как стабильность сырьевых по ставок, рассредоточенность их источников. Страна восходящего солнца достаточно настрадалась из-за однобокой ориентации своей внешней торговли.
В этой связи японцы все чаще вспоминают о мудрой народной пословице: «близкий сосед важнее дальнего родственника». По своей специфике японская экономика, зависящая от внешних связей, нуждается в атмосфере взаимного доверия и стабильности, во взаимовыгодных связях с соседними государствами. Поэтому стремление деловых кругов, широкой общественности к добрососедству, долговременному сотрудничеству с Россией, отвечает насущным интересам японского народа.
Контраст тесноты и безлюдья
Половина населения Японии живет на двух процентах ее территории.
Япония представляет собой поразительный контраст перенаселенных приморских равнин, где города и заводы теснят крохотные пашни, и безлюдных просторов нетронутой природы.
Существует представление, что необжитые места остались лишь на самом севером из четырех главных японских островов – на Хоккайдо. Но «японская Сибирь» не только там. Она всюду. Чтобы увидеть ее достаточно лишь отклониться от цепочки перенаселенных человеческих муравейников на восточном побережье, образующих Тихоокеанский индустриальный пояс.
Там глазам открывается лесная глушь, реки пенящиеся водопадами, ширь альпийских лугов, вулканические озера, дремлющие среди вековых елей. Такова северо-восточная и центральная часть Хонсю, таков юг Сикоку и юг Кюсю.
Порой даже не верится, что находишься в той самой стране, где города и поселки слились воедино, где борозды полей упираются прямо в заводские корпуса, где о тесноте напоминают даже сиденья в автобусе и кресла в кинотеатре, даже двери, которые не отворяются, а раздвигаются.
Однако границы этой малознакомой иностранцам Японии очень запутаны и извилисты. В отличие от Италии с ее четким разделением на индустриальный север и аграрный юг, экономические зоны здесь как бы совмещены и перемешаны. В подобном же противоречивом соседстве находятся два лица Японии: скученность и простор.
Площадь Японии не так уж мала. Это полторы Англии. Однако японская земля на пять шестых состоит из почти непригодных для освоения горных склонов. Как говорят в Стране восходящего солнца «горы и море теснят земледельца». Теснота здесь бросается в глаза, прежде всего, потому что половина населения сгрудилось на двух процентах территории страны – на узкой полоске Тихоокеанского побережья.
Казалось бы, бурное индустриальное развитие послевоенных десятилетий должно было привести к более равномерному размещению производительных сил, к освоению необжитых мест. Однако происходит обратное. Именно там где людей много, население растет быстрее всего. Там же, где их мало, оно уменьшается.
Обезлюдевшая глубинка
Обостряющаяся перенаселенность Тихоокеанского индустриального пояса породила диаметрально противоположную беду: глубинные районы, на долю которых приходится около половины сельскохозяйственных ресурсов страны, все больше страдают от недонаселенности.
Казалось бы, что человек, ставший куда более сильным в своем противоборстве с природой, способен далеко превзойти своих предков в освоении родной земли. Однако хотя в стране имеется лишь 6 миллионов гектаров пашни, японское крестьянство почти не осваивает новых земель.
Посевные площади сокращаются. И не только от того, что их съедает бесконтрольный рост городов и промышленное строительство. Даже освоенные земли, даже поля которые возделывались многими поколениями, все чаще оказываются заброшенными, ибо их некому обрабатывать.
Крестьяне сознают, что и в родных местах можно многое сделать, дабы поднять доходы. Но чтобы осваивать горные склоны, создавать сады, парниковые хозяйства, свиноводческие или птицеводческие фермы нужны деньги. А когда весь капитал состоит из пары мозолистых рук, приходится исходить из того, что в цехе или на стройке можно заработать больше, чем на поле. Доля рабочей силы занятой в сельском хозяйстве Японии за последние несколько десятилетий сократилась с 13 до 3 миллионов человек.
Судьба «второго сословия»
В феодальные времена земледельцы считались «вторым сословием». По своему положению в обществе они уступали лишь самураям. Ниже стояли ремесленники, а на последней ступени торговцы и ростовщики с их толстыми кошельками. Сам император доныне почитается первым из земледельцев. И каждый год собственноручно засевает крохотное поле возле своего дворца, дабы осенью возблагодарить небо выращенным там зерном.
В условиях послевоенного экономического бума 60-80-х годов «второе сословие» оказалось под угрозой. Из-за индустриализации и бурного роста городов село обезлюдело. Земледелие стало «занятием дедушек и бабушек» (больше половины сельских тружеников – люди старше 60 лет).
Став одной из ведущих индустриальных держав, Япония уже не могла следовать девизу предков: «земледелие – основа государства». Сельское хозяйство дает ныне меньше 2 процентов валового внутреннего продукта. Однако в абсолютных цифрах это отнюдь не мало для сектора экономики, где занято всего 5 процентов рабочей силы.
Три миллиона земледельцев полностью обеспечивают страну отечественным рисом. Его ежегодные сборы стабилизировались на уровне 10 миллионов тонн. (В дополнение к этому приходиться импортировать 5 миллионов тонн пшеницы, а также 20 миллионов тонн кукурузы и сои на фураж). Кроме того, крестьяне на 80 процентов обеспечивают страну овощами, наполовину – фруктами. А местные рыбаки поставляют почти две трети потребляемых морепродуктов.
Итак, «второе сословие» сумело выжить, несмотря на индустриализацию и урбанизацию. (Хотя Токио не может не тревожить тот факт, что самообеспеченность островов зерном за последние 30 лет снизилась с 60 до 40 процентов).
Пять крестьянских дворов из шести не могут прокормиться со своего надела и вынуждены искать дополнительные заработки на стороне. А от того, что сельская глубинка расположена рядом с промышленными центрами, деревни становятся все более безлюдными.
Обезлюдевшие села
Глубинная часть префектур Киото, Окаяма, Хиросима – живописный край лесистых гор и возделанных долин. После страдной поры на поливных рисовых полях мужчины уходили в горы выжигать уголь, женщины выращивали и перерабатывали тутовый шелкопряд. Часть страны, обращенная к западному побережью, что есть к Японскому морю, образно называют «Сан-Ин» («в тени от гор»). Сейчас такое название трактуется уже отнюдь не как поэтическая метафора, а как образ края оказавшегося в тени экономической, в тени социальной.
Плантации тутовника вырублены, ибо грозным соперником шелководов стал нейлон. Развитие бытовой электротехники подорвало спрос на древесный уголь, без которого японская семья прежде не могла прожить и дня. Из-за этого обезлюдили, словно вымерли от неведомой эпидемии целые волости.
Все реже возвращаются с отхожих промыслов мужчины. Приходит в упадок система поливного земледелия. Ведь созданные трудом многих поколений уступчатые террасы рисовых полей требуют постоянного ухода за сложным комплексом оросительных и паводко-защитных сооружений.
Из-за сокращения налоговых поступлений органам местного самоуправления не под силу поддерживать в порядке дороги, мосты, содержать врачей, учителей. Даже пожарные дружины приходится, как в годы войны, формировать из пожилых крестьянок.
Когда в селе из полусотни дворов остается 5-6 семей, даже тем, кому некуда уходить, жить становится невмоготу. На селе становится все меньше детворы. Вспоминается заснеженный школьный двор без единого человеческого следа, скрип пустых качелей под ветром. В сельских школах порой остается 2-3 ученика и один учитель.
Когда ходишь по обезлюдевшему «поселку призраков» среди покинутых усадеб, когда видишь заброшенные рисовые поля трудно совместить все это с укоренившимся представлением о Японии как о перенаселенной стране, где вроде бы ни один клочок земли не пропадает зря.
Но обезлюдевшие сельские районы – такая же горькая реальность современной Японии, как скученность половины населения страны на двух процентах ее территории.
Преодолевает стихию
Девятибалльное землетрясение в Японии в районе АЭС «Фукусима-1» поразило мир не только разрушениями и жертвами, но и стойкостью национального характера.
Стихийное бедствие, небывалое по силе за всю новейшую историю Страны восходящего солнца, погубило или сделало пропавшими без вести десятки тысяч людей, оставило без крова сотни тысяч семей. А главное – повредило систему охлаждения реакторов на атомной электростанции, что вызвало опасную утечку радиации, загрязнение прилегающих территорий у морской воды.
Как я уже отмечал, японцы часто сетуют, что им приходится жить, словно на вздрагивающей спине, которую выставил из пучины океанский дракон. За семь лет, прожитых в Токио, приходилось по два-три раза в месяц испытывать подземные толчки силой 5-6 баллов. Не случайно, любимая безделушка в японской семье – это местный аналог нашего Ваньки-встаньки. Фигурка буддийского проповедника Дарумы, олицетворяющего девиз: «Семь раз упасть и семь раз подняться».
Аварийные рюкзаки
Хочется сказать несколько слов о слагаемых японского характера. Прежде всего, это, конечно, «вздрагивающая спина дракона», на которой приходится жить японцам. Стихийные бедствия, повторяющиеся почти с такой же регулярностью, как смена времен года, выработала у народа целую систему традиций и привычек.
Вот характерный пример. 1 сентября 1923 года Токио был практически полностью разрушен землетрясением, которое произошло за несколько минут до полудня, когда во всех семьях готовили обед. И очаги в деревянных традиционных домах привели к тысячам пожаров, которые уничтожили то, что не разрушил подземный толчок. Примечательно, что с тех пор 1 сентября стало в Японии днем общенациональных учений на случай стихийных бедствий.
Мы привыкли к тому, что инспектор ГИБДД требует от каждого водителя автомашины предъявить аптечку, которую тот обязан иметь на случай дорожно-транспортного происшествия. Я всякий раз вспоминаю при этом участкового в Токио, который регулярно приезжал ко мне в корпункт и требовал показывать ему «аварийные рюкзаки», которые я должен был иметь для себя и для своей жены.
В каждом таком рюкзаке должен храниться электрический фонарик, два литра минеральной воды, две пачки галет, одеяло, ксерокопии паспорта и других главных документов, а также денежная сумма, равная примерно ста долларам.
На каждом мешке должна была быть пришита этикетка с моим именем, адресом, а также номером телефона, по которому надлежит звонить «в случае чего».
Я там указывал телефон советского консульства. Кроме того, каждый год проходили учебные репетиции аварийной эвакуации. Жители нашего квартала с упомянутыми рюкзаками должны были прийти к расположенному поблизости спортивному комплексу Синагава. Там на крытой теннисной площадке и для нашей семьи было заранее отмечено место аварийного ночлега.
Согласитесь, что если подобные маневры проводить каждый год и если назойливый участковый к тому же почти каждый месяц требует предъявлять ему на проверку аварийные рюкзаки, это помогает выработать привычку, превращающуюся уже в подобие инстинкта.
Спасаться под столом
И все-таки, в течение семи прожитых в этой стране лет я буквально каждый месяц по несколько раз испытывал это ощущение опасности и полного неведения того, что нужно делать.
Представьте себе: ночью кровать начинает подбрасывать вверх и раздается зловещий хруст стен, звон посуды в шкафах.
Мы с женой вставали, шли в соседнюю комнату к десятилетней дочери, брали ее за руки и ставили под дверной косяк, водрузив на головы подушки.
Замечал, что землетрясения происходили особенно часто, когда к нам из Москвы приезжали гости. Помню, однажды это были известные музыканты: композитор Тихон Хренников, скрипач Леонид Коган.
Едва мы уселись за стол, и я налил по первой рюмке водки, как люстра под потолком начала качаться из стороны в сторону. «Ну вот, поздравляю: вы ощутили нашу главную достопримечательность», – сказал я.
Должен сказать, что среагировал лучше всего Леонид Коган. Он тут же вскочил на ноги, схватил лежавшую рядом драгоценную скрипку Страдивари и нырнул с ней под стол. Потом я объяснил гостям, что это было самое грамотное решение. Как я уже говорил, если землетрясение застигло тебя дома, нужно либо вставать под дверной косяк, либо, что самое лучшее, – залезать под стол, особенно если он имеет массивные ножки. После разбора завалов разрушенных землетрясением домов, людей находят чаще всего именно под столами.
Атомная энергетика в стране Хиросимы
Нет сомнения, что жители Страны восходящего солнца быстро справятся с разрушениями. Главная проблема – утечка радиации на АЭС Фукусима-1.
Я помню, что создание атомной энергетики на Японских островах вызывало резкие возражения. И это не удивительно. Во-первых, страна пережила трагедию Хиросимы и Нагасаки. Во-вторых, японцы, как уже говорилось, живут на «вздрагивающей спине дракона». И, в-третьих, островное государство со всех сторон окружено морем и поэтому в дополнение к землетрясениям еще всегда существует угроза цунами.
Но страна, создавшая третий в мире производственный потенциал, нуждалась в энергоносителях, а своих источников топлива здесь практически не было. Япония добывала в 50-х годах 55 миллионов тонн угля. Но все эти шахты, расположенные на севере и на юге страны были закрыты. И не только потому, что уголь это самое «грязное», то есть не экологичное топливо. Важной причиной было и то, что японский профсоюз горняков был самым боевитым и самым организованным. Так что предприниматели и власти приняли решение, что удобнее и спокойнее пользоваться привозной нефтью.
Так промышленный потенциал Японии стал зависеть от географически отдаленного и политически нестабильного района Персидского залива. Нефтяной кризис 70-х годов заставил Японию все-таки принять решение о создании собственной атомной промышленности, и японские АЭС до недавнего землетрясения давали одну треть производимой в стране энергии.