С позиции бывшего советского человека, я могу сказать только то, что мне это непонятно. Мне просто лень было бы смотреть куда-то, думать, что происходящее плохо по своей природе и содержанию, и тем более утруждать себя звонками в полицию. С позиции немцев я понимаю, они поступают так совершенно искренне полагая, что это — их гражданский долг, и если они сами не будут следить за порядком, то никто и не будет. Беда только в том, что благое намерение, как всегда, умудрились испортить. В этом мы уже убедились позже. Сейчас можно определенно сказать, что азюлянту в этих хитрых переплетениях не разобраться. Когда до паспортишки дотянем, то все и объяснят. На кого стучать, кому и сколько раз в день.
На следующий день Борис открыл дело. Он ушел сразу после обеда куда-то, а мы сидели в тридцать третьем и посвящали себя профессиональному занятию азюлянтов: трепали языком. Ближе к вечеру, дверь открылась и, тяжело ступая под тяжестью набитого рюкзака, Борис появился. Он светился торжественной решимостью человека, нашедшего способ взобраться на Олимп, и уже ощущавшего себя победителем. Даже нервный взгляд куда-то исчез.
— Ну, чего достал, Боря?
Он таинственно подмигнул и слегка заикающимся голосом сообщил:
— Я вот тут решил вступить в конкуренцию.
Он раскрыл рюкзак, и мы увидели, что тот битком набит пивом.
— Что будет, Борис? — удивленным голосом поинтересовался я у него.
— Во! Боря решил бизнес устроить. — Усмехаясь сообщил Юра, а Леня добавил. — Ну все! Теперь будем тебя рэкетировать! Плати калым!
Боря махнул рукой и принялся перекладывать бутылки в ящик. Мы за ним наблюдали. Справившись с задачей, он сел, достал бычок, закурил и сказал.
— Нужно делать рекламу. Давайте, вы приводите клиентов, а я вам потом по банке дам.
— Не-е, Боря! Плати сначала аванс! — запротестовал Леня, и вполне резонно по нашему мнению.
— Конечно! Конечно! — мы поддержали.
— Н-нет. Я могу дать сейчас в долг, а потом расчитаемся.
Мы согласились. Пиво было выдано. Боря вытащил записную книжку. Там у него занесены с точностью до пфеннига мелкие деньги, взятые Юрой и Леней на сигареты. Он написал напротив имен «1 Б», что, видимо, означало банку. И собрался было и меня записать тоже. Но я подумал и остановил его, дал марку: «Потом рассчитаемся.»
Получив аванс, мы двинулись на поиск клиентов. Собравшись с мыслями, пришли к выводу, что в начале полезно проверить, как идет дело у конкурентов. Поэтому, двинулись к Филиппу. Филипп лежал на кровати и читал книгу. Он даже не подозревал, какие великие и страшные события произошли за последние часы, и что они грозятся разрушить его бизнес.
— Слышь, Филипп, Борода пиво решил продавать! — радостно вскрикнул Леня.
— Да ну, — тот спокойно продолжал лежать. По мнению Лени ему следовало подпрыгнуть от возмущения.
— Он тебе клиентов собьет, Филипп! — озабоченно выступил Юра.
— Не собьет. Их много, — наш друг явно не хотел постигать всю величину страшной угрозы.
— А Борода хочет, чтоб мы ему клиентов искали. Он нам по две банки пива дал. — Юра выложил последний аргумент и подмигнул нам.
— Молодец, — невозмутимый Филипп намек не поянял.
Надо было идти ва-банк!
— Мы тебе бы тоже могли искать, — раскрыл карты Леня.
— Ты банку пива от меня хочешь, что ли? — Филипп простодушно ему улыбнулся. — Ну так возьми. И так уже кучу настреляли. Что с вами сделаешь…
Мы от предложения не отказались. Филипп тоже взял банку, все к ней приложились.
— Хорошо, — Юра уже покраснел от двух порций. — Ладно, Филипп, спасибо, мы пошли клиентов искать, если будут, мы и к тебе пошлем.
Вышли в корридор, навстречу показалась громада туши Заира. Ему и выпало счастье быть нами замученным, как первому клиенту.
— О-о, Заир! Заир, хочешь биер? — срифмовал Леня.
Заир, похожий на глупого, но добродушного быка, покачал головой и заявил на смеси языков, что не понимает. Мы принялись ему втолковывать и он скоро понял слово «биер».
— Биер гут! Гут биер! — взревел он. Мы, решив, что клиент есть, потащили добряка к Боре.
— Вот, Боря, Заир пива хочет! — радостно выпалили все вместе.
— Ну гут, гут, Заир, — Боря, суетясь, достал банку и протянул ему. Айн марк, — произнес он, показав один палец, а мы согласно закивали головами.
— Ноу, — Заир потух. Он, конечно, ничего из наших объяснений не понял и решил, что его хотят угостить.
— Ноу марк, — он развел руками.
Это был для нас большой облом.
— Ладно, Боря, дай ты ему так, — начал уговаривать Юра.
Боря упирался, но Юра сказал, что за его счет, и Заир ушел, победно держа в руках банку.
Наша рекламная компания двинулась дальше. Афганцы заявили, что не пьют, и разговор с ними получился самый простой, потому что они понимали по-русски. Югославы с нами объяснились еле-еле, но результат был тот же. Огромнй рой бангладешцев засуетился, когда наша агитбригада подошла к ним. Немецкий они не знают вообще, но по их заявлению с английским у них в порядке. В переговоры вступил я, но уже через минуту понял, что тот английский, который они знают в Бангладеш, во всем другом мире не известен. Полностью выведенный из себя, взял банку пива, бывшую у нас товарным образцом и, ткнув кому-то у самого носа, сказал:
— Биер! Гут?
— Гут! Гут! — дружно зажужжали они.
Достав из другого кармана марку для наглядности, показал им и сказал для пущей убедительности:
— Айн марк!
Они наконец поняли, зажужжали с другой интонацией и опечаленно покачали головами. Мы плюнули.
Пошли опять к Филиппу, слегка удрученные. Все были огорчены тем, что явные прибыли, уже плывшие в руки, проплыли мимо, а я просто злой на бангладешцев.
— Дай, Филипп, четыре банки, — я протянул ему деньги.
— А чего вы? — спросил он, удивленный нашим видом.
Ему пояснили, что все разозлены неудачей, и я по этому поводу всех угощаю, и его тоже.
— Ладно, потом когда-нибудь, — денег он не взял, а достал четыре баночки, которые мы и распили, после чего все заметно повеселели.
— А черт с ними с банками, — в Юре уже притух огонек возбуждения идеей обогатиться. — Я Бороде куплю пива и отдам.
Посидели, толкнули по паре историй о своих и чужих похождениях, в основном придуманных по ходу дела. Потом Юра завел привычную песню о том, что Боря — дурак, и я ретировался.
Следующим утром, совершенно неожиданноо для нас с Катей, привыкших уже к лагерному расписанию и встававших под двенадцть, в девять утра забарабанили в дверь. Я крикнул кое-что нелестное по-русски, так как был убежден, что это какой-то идиот ошибся дверью. Но все же встал открывать. Вопреки ожиданиям, на пороге вырисовался перепуганный Юра, который сообщил, что его зовут в бюро лагеря, а меня он просит перевести. Я чертыхнулся, но пошел. Вид у меня оказался паршивый, заспанный и в глазах сверкали молнии.
В бюро нас уже ждали полицейские из тех, что имели с нами деловую беседу пару дней назад. Кристина стояла рядом с ними и вместо приветствия выдавила чтото насчет «Ага, попались!» Я огрызнулся, что попались они, то есть Юра с Леней, а если она будет говорить всякое такое мне, то я преспокойно отправлюсь спать и переводить не буду, а они пусть сами с ними договариваются.
Юра трясся, да и Лене явно не по себе. Они были уверены, что на них сейчас наденут наручники и повезут в тюрьму. Но разговор пошел в другую сторону. Полицейские, увидев, что мы все сонные, пару раз извинились за беспокойство. Потом, объяснив, что нужно составить протокол, поинтересовались, когда нам удобно приехать в участок. Я не был слишком суров в виду всех извинений, принесенных ими и назначил время нашего прибытия в полицейский участок. Полицейские, поблагодарив, удалились. Теперь настала очередь Кристины. Она заявила, что машина стоит на стоянке лагеря, а это запрещено. Потом спросила, не сумашедший ли Юра, что взял такую машину. На это мой коллега подтвердил, что он и вправду сумасшедший, но это его сугубо личное дело, как и то, брать машину или нет. Кристина щелкнула зубами и злобно повторила, что машину нужно убрать.
Настроение у меня не улучшилось, скорее наоборот. Утро испортили, подняв в такую рань. Чтобы не мешать Кате, пошел в тридцать третий.
— Что будем делать с тачкой, — по деловому, но с оттенком неуверенности спросил Юра.
— Не знаю, что ты будешь с ней делать, — Леня скривил ему рожу. Тебе, дураку говорили, чтоб не брал, а ты взял, теперь расхлебывай.
— А ты на ней не катался? — злобствовал «генерал», всего несколько минут назад почти замочивший штаны в бюро.
— Катался, и ты катался, что я могу поделать…
— Нужно ее убрать, — теперь Юра пел уже более конструктивынм голосом.
— Куда? В лес или в пруду утопить?
Это проблема. Мы ее еще часик попытались порешать. Каждый из нас посчитал своим долгом предложить Юре штук пять разных вариантов, все это было лишь для прикола, по делу никто высказываться не пожелал, а Юра страшно злился и всех называл идиотами. Потом подошло время и все разошлись обедать.
— А ты на ней не катался? — злобствовал «генерал», всего несколько минут назад почти замочивший штаны в бюро.
— Катался, и ты катался, что я могу поделать…
— Нужно ее убрать, — теперь Юра пел уже более конструктивынм голосом.
— Куда? В лес или в пруду утопить?
Это проблема. Мы ее еще часик попытались порешать. Каждый из нас посчитал своим долгом предложить Юре штук пять разных вариантов, все это было лишь для прикола, по делу никто высказываться не пожелал, а Юра страшно злился и всех называл идиотами. Потом подошло время и все разошлись обедать.
Море неудовольствия, которое обуревало мою душу в связи с утренним недосыпанием, хоть частично компенсировалось обедом. Все дело в том, что в нашем лагере еду не готовили, а лишь разогревали привозимую откуда-то. Существовал строгий график подачи не всегда хорошо разогретого обеда. В каждый день недели выдавали строго определенный паек, не такой, как в другие дни, и таким образом мы могли разнообразить желудок семью разными блюдами в неделю. Но, если быть точными, то получали разное основное блюдо, а гарнир всегда один и тот же — рис.
Сегодня «день куриной ножки», это «сытый» день для доброй половины азюля. В среду, когда нашему брату перепадает свиной шницель, арабы, бангладешцы, пакистанцы — все, кто считает себя верным последователем пророка Магомета, едят только рис. Что касается меня, то мои дни, в свою очередь, не очень сытые, как раз из-за этого риса. Я его не очень люблю, может даже не люблю, но здесь в терминах разобраться сложно, ибо я его просто не ем. Тем более без приправ, тем более каждый день. А при отсутствии другого гарнира приходится довольствоваться усиленной порцией мяса, доедая за Катей и Машей. Сегодня Бог меня решил вознаградить за утренние муки и послал неожиданно много макарон. За это искреннее спасибо. Настроение заметно улучшилось.
Ближе к вечеру Катя с Машей отправились навещать афганцев. Мне ничего не осталось, кроме как идти в тридцать третий. Там, размеренно, бездельничая сидела все та же компания. Молчали, каждый под своим предлогом. Я приссоединился к обществу и замолчал о своем. Стук в дверь прервал благодатную тишину и наш, бесспорно глубокофилософский полет мысли. Пришел Петя.
— Мужики! Филипп сказал, что у вас пиво есть. У него закончилось, так я хочу у вас взять.
Это прогремело, как гром среди ясного неба, ибо все уже давно потеряли надежду. Борис, как с катапульты соскочил со своей верхней полки и засуетился, вытаскивая поспешно две банки.
— П-п-пожалуйста! Сколько?
— Да пару штук.
Петя взял банки, протянул две марки и, поблагодарив, ретировался. Мы принялись бурно обсуждать события, а Юра даже заявил, что Петя будет теперь нашим постоянным клиентом.
Где-то через минут сорок в дверь опять постучали и вошел высокий, и худой, как палка, негр. Он начал вести переговоры на английском и заявил, что требуется пиво, причем десять банок, так как он там что-то негритянское празднует, а другой русскмй коллега не продает. Бог знает, почему он столь избирателен во вкусах и хочет совершить покупку именно у русских. Может это связано с воспоминаниями детства, когда в его стране все товары имели ярлык «Made in the USSR», может с тех же времен у него осталось в голове, что «все советское — все отличное». Впрочем пиво наше вполне, не хуже советского. В обмен на бумажку в десять марок, ему торжественно вручили десять банок вместе с пакетом, куда пиво сложили. Пакет сошел за бесплатный подарок фирмы.
Итак, дело пошло. Это был грандиозный и ошеломляющий успех. Даже Боря такому повороту событий страшно удивился и под торжественные взгляды вычеркнул долги из записной, а мне выдал аж две банки пива. Я протянул ему еще две марки и сказал, что всех угощаю. Банки выдали, правда Боря угостил сам себя.
Пиво пошло, хорошо подгоняемое чуством общей удовлетворенности. Я занял остальных обычными рассуждениями о полезности обладания немецким паспортом. Юра бил себя в грудь, утверждая, что его паспорт уже выписан. Лене в свою очередь на него по фигу. Боря ухмылялся, как обычно. Прескучившись и этим занятием, мозг выдал новую идею…
— Боря, — обратился я к нему, — а ты, случаем, в преферанс не играешь?
— Отчего ж, — с энтузиазмом ответил он. — Давай, но нужен третий.
За неимением более достойных кандидатов, обратились за помощью к Юре с Леней, находившимся под боком. Юра заявил, что играл в преферанс очень много, хорошо, ни разу не проиграл, но с нами играть не будет. Леня уломался посоперничать, хоть играть и не умел. Обучение коллеги Лени превратилось в маленький цирк, но, помучавшись час, мы что-то втолковали ему и заявили, что быстрее всего учишься, когда играешь на деньги. Он по неопытности своей и поверил. Быстро расписали пульку в двадцать, Леня умудрился проиграть пять марок, хоть и ставили по пфенингу за вист. Чтобы всадить столько денег, нужно играть виртуозно скверно, но он с задачей справился. Боря страшно обрадовался, хоть и выиграл чуть-чуть. Я довольно потирал руки.
— Ну что, еще по одной? — оптимистичный Боря уговаривал Леню, но тот не поддавался. — Ладно, давай, я всех угощаю! — последний аргумент убедил, и мы продолжили.
Новая игра пошла с новой силой. Теперь решили писать пульку в пятьдесят. Инициатива пришла от Бори и я его честно предупредил, что сам был против. Потом у него оказалось достаточно причин жалеть о своем предложении. Но пока мы играли. Играли серьезно. Леня от партии к партии играл все хуже и хуже. Все повеселели от пива, я радовался, что решил вначале угостить, вспомнил своего друга, призывавшего быть щедрым, потом, мол, отплатится…
— Давай, Боря за мой счет еще по паре! — махнул я рукой. — Пить, так пить!
У моего коллеги Бори стукнуло в голову пиво и счастье от такого количества полученных денег. Не знаю, что подействовало больше, но он обалдел здорово. Просто сложно представить, что можно так набраться с пары-тройки банок легкой бурды, которую по традиции в азюле кличат пивом. Хмель возымел просто роковое действие на качество Бориной игры. Все мои самые скромные ожидания были превзойдены в несколько раз. Он оказался разгромлен совершенно жестоко. Даже несмотря на выпитый алкоголь, после игры, в особенности после подсчета результатов у него совершенно испортилось настроение. Довольный успехом, я взял у Бори на весь его долг полтора десятка банок пива, которое немедленно было всеми выпито.
«Домой» я вернулся глубокой ночью и имел увлекательную и несомненно полезную беседу со своей женой на тему о пользе трезвой жизни и вреде алкоголя и игры в преферанс. Также нам удалось, несмотря на поздний час обсудить конкретный график возвращения домой после полуночи. Она пыталась определить вермя, после которого домой уже можно не возвращаться. При этом мы обменялись мнениями и узнали много нового о своих родственниках и личных качествах каждого. Потом Катя заснула, а мне еще полчаса лезли в голову мысли про азюль и про то, что мои мозги начинают просто дуреть от бесконечных пьянок. Я согласился, что пить вредно, решил больше не пить и на этом, удовлетворенный заснул.
Суббота стала знаменательной тем, что Боре не дали еду. Официально выдают ее до часу дня. Он пришел без десяти, а раздача уже закрылась. Хотя мой уважаемый коллега и не имеет больших познаний и практики в немецком языке, но голод погнал его куда-то ругаться. Дежурный начальник заявил, что уже поздно, и, вообще, Боря, мол — азюлянт, он должен радоваться, что его тут держут, а он еще и есть просит… Немец этот у нас только по выходным работал и опыта большого в общении с азюлянтами не имел. Думал, наверное, что он — с паспортом, может их, которые без паспорта, голыми руками взять. Но, если с каким азюлянтом такое бы и прошло, то с Борей достойным претендентом на гражданство, не тут то и было.
Собрав весь возможный лексический запас, тот частично на пальцах, частично словами поведал страшную по своим подробностям историю. Заключалась она в том, что утром видел, как добрая тетушка, обычно раздающая обед, перенесла из столовой к себе в машину два ящика, плотно набитых коробками с молоком. Кстати сказать, это была чистая правда. Я сам тоже видел. И вот сейчас он, Боря хочет поинтересоваться у лагерного начальства, кто это молоко конкретно недополучил. Дежурный начальник скривил удивленную физиономию и нахмурился. Однако, подумав, все же пришел к правильному выводу, пошел в столовую, вынес аж три порции обеда и отдал Боре. Тот в свою очердь решил, что справедливость восторжествовала и отправился их съедать. Вот так! По версии моей жены то самое молоко утром носилось на самом деле в машину дежурного, но это только ее версия.
Вслед за этим время медленно, но верно катилось, ускоряемое мелкими событиями лагерной жизни, попойками и еще чем-нибудь. Подошли Рождественские праздники. Трудно сказать, что кто-то из нас уже успел в рекордно короткий срок перекрестится в католики, но по выражению Филиппа, людей неудобно обижать, не уважая их праздники, а значит нужно отмечать. Нас такие проблемы особо не волновали, но возможность напиться пропускать никто не хотел. Денег на мелкие расходы так пока и не выдали, пришлося мне с Юрой и Леней новый абгемахт делать. Согласно ему, на праздник все покупаю я, а потом мы поделим стоимость и они отдадут с получки.