Плэгуэй сразу догадался об истинной причине того, что заварилось в эфире, хотя за ревом моторов никак не мог расслышать отдаленного грохота сплошного взрыва, три минуты назад одновременно опоясавшего всю Атавию.
Конечно, благоразумней всего не пускаться в путь без действующей радиоаппаратуры. Но, во-первых, следовало во что бы то ни стало торопиться в Европу, где с минуты на минуту должны были разыграться первые и решающие этапы третьей мировой войны. А во-вторых, и с этим вынуждены были согласиться и штурман и подполковник Линч, самолеты летали и до изобретения радиолокации и вообще радиосвязи.
— Летали ли люди до изобретения радиолокации? — язвительно осведомился генерал.
Все члены экипажа «питона-18» находились на своих боевых постах. В длинной кабине без окон, кроме Плэгуэя и его чемоданов, прикорнули в разных ее уголках пять офицеров, составляющих свиту генерала. Они собирались вздремнуть, но увидели, что генерал с кем-то ведет беседу, то и дело поправляя давивший его толстую шею ларингофон. Содержания беседы им не дано было знать, потому что ни у кого из них, кроме старшего адъютанта, вообще не имелось шлемофонов, а невооруженным ухом ничего нельзя было расслышать в кабине из-за грохота моторов, толкавших всю эту огромную дюралевую махину через океан, через тысячи километров, на восток, во Францию.
— Летали, господин генерал, — услышал Плэгуэй голос подполковника Линча.
— Вы ничего не слыхали насчет такого прибора, как гирокомпас?
— Слыхал, господин генерал. У нас на борту имеется гирокомпас.
— И вы умеете им пользоваться?
— Я хотел только сказать, господин генерал, что в условиях…
— Надеюсь, штурман тоже умеет пользоваться гирокомпасом? — перебил его Плэгуэй.
— Майор Швайншмерц — один из лучших штурманов нашей авиации!
— Ну, вот и отлично. И не мешайте мне спать. Мне завтра предстоит уйма работы.
— Желаю вам спокойной ночи, господин генерал.
— Вот это разговор, достойный атавийского пилота!
— Билл! — подполковник нажал кнопку переговорного устройства, соединяющую его со штурманской рубкой. — Билл, генерал спросил меня, умеешь ли ты пользоваться гирокомпасом.
— А ну его! — рассердился Швайншмерц. — В конце концов почему я должен больше него беспокоиться о его же безопасности!
— Вот это разговор, достойный атавийского штурмана! — похвалил его Линч. — Набираю высоту, Билл, вхожу в сплошную облачность.
— Валяй, — отвечал ему из своей рубки майор Швайншмерц. — Курс прямо на ост, и нужно приложить неслыханные усилия, чтобы сбиться с такого курса.
— Спасибо за доверие, сынок!
Они были с майором однолетки, вместе летали на бомбежки в Корее, вместе кутили в Токио и Париже, вместе любовались своими фотографиями во многих и многих газетах и журналах, потому что они были чрезвычайно прославленные асы. Впрочем, это и так понятно: первому встречному никогда не доверили бы такой ответственный рейс.
На всякий случай Линч проверил правильность показаний гирокомпаса по звездам. В других условиях это было бы таким же ненужным времяпрепровождением, как проверять таблицу умножения. Но рейс начался нелепо, и подполковник Линч решил потратить несколько лишних минут на не менее нелепое дело.
Пришлось пробиваться сквозь почти шестикилометровую толщу туч, чтобы выбраться в чистое небо. Луна еще не взошла. Гирокомпас, как и следовало ожидать, в точности совпадал с привычными звездными ориентирами. Слева по борту, на траверсе, чуть ниже полпути к зениту, точно там, где ей полагалось, то есть на 42-м градусе, блистала Полярная звезда.
Затем Линч, посмеиваясь над своей глупой недоверчивостью к гирокомпасу, снизился до четырех километров и продолжал путь в западном направлении.
Крошечный вороненый самолетик, служивший стрелкой на приборе «искусственный горизонт», показывал, что они идут строго параллельно земле.
Сколько раз потом выпытывали у подполковника Линча, почему он повел самолет сквозь непроглядную гущу туч, когда проще было бы держаться над ними, ориентируясь по астрономическому компасу. Линч объяснял это тем, что у него якобы было какое-то особенное предчувствие. Возможно, что он, озлобленный на Плэгуэя, заставившего его продолжать опасный путь без радиоприборов, действовал по знаменитому принципу «пусть мне будет хуже».
Что до самого генерала, то он, как и полагается в такие минуты деятелю его масштаба, был весь, по самую свою макушку, погружен в размышления исторического порядка.
И вдруг омерзительное чувство падения в бездну прервало ход мыслей полузадремавшего генерала. Он уже не раз испытывал подобные ощущения: воздушные ямы попадаются на пути следования даже таких высокодоверенных и высокооплачиваемых деятелей Атавии. Но обычно этих ям хватало на доли минуты… А сейчас…
Выждав сколько следует, чтобы не выглядеть трусом в глазах пилота, генерал нажал кнопку переговорного устройства и услышал хриплый голос командира корабля:
— Подполковник Линч слушает.
— У меня такое ощущение, будто мы падаем.
— Так точно, господин генерал, я не решался вам раньше времени докладывать об этом…
— Падаем?.. Мы падаем на землю?! — Теперь настала очередь охрипнуть Плэгуэю.
— Никак нет, господин генерал. В том-то и дело, что никак нет.
— То есть как это нет?.. Значит, мы не падаем?
— Мы падаем… но только не на землю… Кажется, мы падаем на небо, господин генерал.
2
Минут за пять до этого удивительного разговора Линч, бросив ленивый взгляд на гирокомпас, удостоверился, что самолет летит правильным курсом. Стрелка компаса показывала прямо на ост. Очень приятно! Подполковник Линч ничего иного и не предполагал.
Он бросил еще более ленивый взгляд на прибор «искусственный горизонт» и тут же облился с головы до ног холодным потом: стрелка этого прибора, изображавшая крохотный вороненый самолетик, рванулась вниз и распласталась у самой нижней кромки шкалы. Это могло означать только одно: самолет, не игрушечный самолетик-стрелка, а настоящий, тот самый, которым командовал подполковник Линч, стремительно падал. Мы не говорим, что он падал вниз, так как вскоре выяснилось, что можно падать и вверх. А гирокомпас как ни в чем не бывало по-прежнему показывал, что самолет идет прямо на ост. Это было необычно, непостижимо, противоречило простейшей логике, и все же это было именно так.
Но времени на то, чтобы предаваться удивлению, у Линча не оставалось. Надо было попытаться выровнять самолет, если это еще окажется возможным. Вероятней всего, они уже так близко от поверхности земли, что выровнять не удастся…
Ему удалось выровнять самолет. Он блаженно вздохнул и позволил себе вытереть лоб. Показания гирокомпаса и «искусственного горизонта» были, наконец, приведены в соответствие. Однако, когда Линч уже поднес руку к кнопке, чтобы попытаться уяснить со Швайншмерцем, что это за чертовщина получилась с обоими приборами, стрелка альтиметра вдруг пулей взвилась вверх, и это означало, что и самолет свечой, чуть ли не по вертикали, взмывает вверх.
Их вышвырнуло из мощного слоя туч в чистое звездное небо, и облачность осталась у них ПОЗАДИ, не под ними, как следовало ожидать, а именно ПОЗАДИ, в самом буквальном и неожиданном смысле этого слова. Она высилась мрачной, бескрайней, чуть розовеющей снизу ВЕРТИКАЛЬНОЙ стеной.
Стрелка альтиметра показывала высоту в двенадцать с лишним тысяч метров. Слева по борту буднично и спокойно сияла Полярная звезда. Большая и Малая Медведицы, как всегда, мирно и без видимых результатов черпали своими бездонными блистающими ковшами темно-синюю, почти черную плоть небосвода. Привычно взвивалось четырехглазое созвездие Дракона. Впереди добродушно помаргивали старые знакомые — звезды Ориона, Близнецов, Льва, Большого и Малого Псов.
«Хорошо, что хоть со звездами все обстоит нормально», — подумал с некоторым не очень веселым юмором подполковник Линч и секундой спустя убедился, что поспешил со своим оптимистическим выводом.
«Вот я и спятил!» — пробормотал он с каким-то горьким удовлетворением и устало откинулся на спинку кресла.
Внизу, прямо внизу под самолетом, там, где следовало ожидать пелену облаков или чистую землю, Линч, его второй пилот и оба штурмана тоже увидели ЗВЕЗДНОЕ НЕБО, бескрайнюю, темно-синюю звездную бездну, и это был первый случай в истории человечества, когда люди смогли одним взглядом окинуть не половину (обычно даже меньше половины), а почти всю звездную сферу.
Но это не все.
Прямо под собой в быстро светлеющей бездне они увидели гигантский белоснежный серп какого-то неведомого небесного светила. Оно было по меньшей мере в пятнадцать, а то и в двадцать раз больше видимых размеров Луны и казалось настолько близким, что чудилось, вот-вот самолет со страшным, душу выматывающим скрежетом коснется его верхнего острия, и тогда и от самолета и от его экипажа и пассажиров даже пыли не останется.
Но это не все.
Прямо под собой в быстро светлеющей бездне они увидели гигантский белоснежный серп какого-то неведомого небесного светила. Оно было по меньшей мере в пятнадцать, а то и в двадцать раз больше видимых размеров Луны и казалось настолько близким, что чудилось, вот-вот самолет со страшным, душу выматывающим скрежетом коснется его верхнего острия, и тогда и от самолета и от его экипажа и пассажиров даже пыли не останется.
Гирокомпас с идиотским упорством продолжал показывать, что «питон-18» летит курсом на ост, альтиметр показывал предельную высоту, «искусственный горизонт» — что они стремглав летят вниз, и физически все на самолете испытывали тошнотворное чувство быстрого проваливания в пропасть, а видели они, что падают не вниз, а вверх, в глубину быстро светлеющей бездны, на дне которой белел, так же быстро теряя в яркости, неправдоподобно огромный серп загадочного светила.
Как раз в этот волнующий миг Линч и услышал в наушниках своего шлемофона раздраженный голос генерала.
— Мы падаем… Мне кажется, что мы падаем на небо, господин генерал, — сказал, как мы помним, одуревший от обилия навалившихся на него впечатлений подполковник Линч.
— Оказывается, вы шутник, подполковник.
— Никак нет, господин генерал… Вы себе не можете представить!.. Генерал, это похоже на дурной сон!
Плэгуэй ввалился в кабину пилотов в своем непомерно большом шлемофоне, облекавшем его розовое, идеально выбритое лицо, словно капор. На распахнутый китель свисали шнурки ларингофона, ошейником обхватывавшего его плотную шею.
Пилоты не заметили появления генерала. Свесившись со своих кресел и почти соприкасаясь головами, они растерянно смотрели на необычную картину прямо под их ногами, по ту сторону толстого слоя плексигласа, который отделял кабину от ледяного и разреженного воздуха субстратосферы.
Первое, что заметил генерал, глянув в том же направлении, насколько это позволяли головы обоих пилотов, был свет. Он брезжил снизу в кабину. Не сильный и не похожий ни на лунный, ни на электрический, но, конечно, и не солнечный. В тринадцать минут десятого вечером двадцать первого февраля на сорок втором градусе северной широты ожидать солнечного света мог только полный безумец или двухлетний ребенок.
— Я себя чувствую словно в оборвавшемся лифте, — промолвил генерал, позабыв, что могучий рев моторов исключал возможность разговора без помощи специальных приспособлений.
Сам не расслышав собственного голоса, он поискал, как бы тут подключиться к переговорному устройству, не смог разобраться в обилии разноцветных и разнокалиберных розеток и, чтобы привлечь к себе внимание, дотронулся до плеча одного из пилотов. Пилот поднял голову. Это был Линч.
Вероятно, то, что он видел под своим самолетом, начисто затормозило у него условный рефлекс субординации и чинопочитания. Он не встал с кресла, не предложил его Плэгуэю, не кинулся включать в розетки переговорного устройства штепселя генеральских шлемофона и ларингофона, не отрапортовал, как положено по уставу, об обстановке. Не вставая с кресла, точно перед ним был не главнокомандующий Европейской армией, а старый его собутыльник, он обнял генерала и пригнул его голову к прозрачному полу кабины. Только после этого он занялся шнурками его переговорных приспособлений.
Теперь и Плэгуэй убедился, что можно, испытывая все неприятные ощущения, сопутствующие стремительному падению, падать при этом не вниз, на землю, а вверх, в небо.
— Что это значит, Линч? — спросил Плэгуэй таким тоном, точно все, чему он сейчас был свидетелем, явилось плодом нерачительности командира воздушного корабля.
Линч не ответил.
— Что это за громадный серп? — продолжал Плэгуэй. — Неужели Луна?
— Луна во-он где, — отозвался Линч и снова с полнейшей бесцеремонностью повернул генерала головой направо.
Там генерал увидел сразу два светила. Одно из них безусловно было Луной. Второе слепило глаза хотя оно еще только-только возникало из-за горизонта. И это светило безусловно было Солнце. Солнце — в четверть десятого вечером, зимой!
— Вы что-нибудь понимаете? — крикнул генерал, хотя в шлемофон хорошо слышен и шепот.
Линч отрицательно покачал головой.
— Откуда сейчас солнце?
Линч молча пожал плечами.
— Где мы находимся? Приблизительно, конечно.
— Если это действительно солнце и оно действительно восходит, то мы, видимо, уже где-то над Советским Союзом… Хотя, по совести, я никак не возьму в толк, как мы проделали такой путь за четверть часа…
— Назад! — закричал Плэгуэй, хотя в шлемофон, повторяем, слышен был и легчайший шепот. — Немедленно поворачивайте назад вашу колымагу!.. Этого еще не хватало!..
— Слушаюсь, господин генерал, — с готовностью отвечал подполковник.
Но только он взялся за ручку штурвала, как Плэгуэй, побуждаемый какой-то внезапно осенившей его идеей, скомандовал:
— Отставить!
— Есть отставить! — послушно отозвался удивленный подполковник.
— У вас есть с собою фотоаппарат? — спросил генерал.
— Гарри, — сказал Линч второму пилоту, — дай генералу мой аппарат.
— Значит, никто из вас не знает, что это за серп и как он называется? — переспросил генерал и сделал один за другим четыре снимка, норовя захватить в объектив сразу все три светила, видневшиеся под самолетом. Затем он несколько раз заснял один только таинственный серп.
— Не думаю, чтобы хоть кто-нибудь на земле мог дать ответ на наш вопрос, — ответил Линч за себя и своего помощника. — Разве только какие-нибудь особенные специалисты. Хотя весьма сомнительно, чтобы такая большая сенсация могла оставаться тайной больше получаса.
— Вы все-таки на всякий случай проверьте у штурманов.
— Билл, — нажал кнопку переговорного устройства подполковник Линч, — генерал интересуется, известно ли вам, штурманам, что это там за рогатая штука торчит прямо по носу?.. Угм!.. Угм… Ну, конечно, конечно, разве другого ответа можно было ожидать от такой глубоко просвещенной особы!.. Он говорит, господин генерал, что теряется в догадках. Единственно, в чем он твердо уверен, так это в том, что ни один другой штурман во всей военной и гражданской авиации Республики Атавии и всего мира не смог бы сказать по этому вопросу больше него, то есть он хочет сказать, больше майора Билла Швайншмерца.
— В таком случае я единственный человек, знающий, что это небесное тело называется «Литтл Атавия», потому что именно так я его и называю на правах первооткрывателя. Приказываю вам, господа офицеры, быть свидетелями, а штурману Швайншмерцу зафиксировать в надлежащей форме и выражениях в бортовом журнале самолета, что, — генерал посмотрел на свои часы, — двадцать первого февраля сего года, в двадцать один пятнадцать генерал Плэгуэй открыл неизвестное доселе небесное светило, названное им в честь Атавии «Литтл Атавия». Поздравляю вас, господа, с тем, что вам выпало счастье и честь быть свидетелями нового завоевания атавизма! Да поможет нам бог!
— Аминь! — ответили пилоты, а подполковник Линч, кроме того, нетерпеливо спросил:
— Теперь можно поворачивать?
— Поворачивайте с богом, — ответствовал генерал, преисполненный самых набожных мыслей. Он считал, что если бог вдруг и в самом деле существует, то он, генерал, показал себя неплохим атавийцем…
Так, двадцать первого февраля, в двадцать один час пятнадцать минут атавийским генералом Плэгуэем с борта атавийского тяжелого четырехмоторного самолета «питон-18» была открыта и запечатлена в бортовом журнале, во славу атавизма, под названием «Литтл Атавия», то есть «Маленькая Атавия», планета довольно хорошо и давно известная человечеству под названием «ЗЕМЛЯ».
3
Опять взлет и физическое ощущение падения в пропасть. «Искусственный горизонт» поднялся до нормы, альтиметр показал предельную высоту, и вдруг снова ПРЯМО ПОД САМОЛЕТОМ развернулась звездная бездна. Но на сей раз в ней не было ни Луны, ни Солнца, ни Земли. Сейчас прямо под ними на дне черно-синей ямы лежали Большая и Малая Медведицы, созвездия Дракона, Геркулеса, Волопаса, Змея, Девы, Лиры. «Питон-18» камнем падал вверх (а может быть, это надо было уже назвать «вниз»?), на Полярную звезду.
А судя по гирокомпасу, они по-прежнему держали курс на ост.
И вот, когда Плэгуэй, на которого, как на старшего по званию и положению, легла вся ответственность за принятие решения, совсем было потерял голову и собрался приказывать, чтобы снова поворачивали назад (хотя куда, собственно, поворачивать и зачем, было непонятно), все вдруг само по себе встало на место. Небо, как ему и положено спокон веков, все собралось над самолетом, внизу снова угадывалась верхняя кромка безбрежного моря облаков, «искусственный горизонт» успокоился на средней линии, Полярная звезда как ни в чем не бывало заняла свое обычное место, на этот раз справа по борту.