Несколько минут все в кабине — и оба пилота и генерал — молчали, напряженно вглядываясь в небо — не упадет ли оно им снова под ноги. Небо пока что не падало.
Но надолго ли оно останется на месте? Какую еще фантастическую неожиданность таило в себе это видимое спокойствие? А вдруг самолет ни с того ни с сего перейдет в вечный штопор и будет в таком виде вертеться, пока не рассыплется на части? А что, если он будет продолжать свой полет боком, на крайнем ребре крыла, или хвостом вперед? Или вдруг из-за какого-нибудь созвездия вышвырнет им навстречу Сатурн и они с лету врежутся в его кольца?
Но время шло, никаких происшествий не происходило. Все приборы, кроме бездействовавших радиоприборов, работали исправно и безотказно. Правда, гирокомпас показывал, что самолет идет курсом не на ост, а на вест, но в этом не было ничего удивительного, потому что они летели ведь сейчас обратным курсом. Надо было принимать решение насчет дальнейшего пути: с каждым мгновением — и это было ясно и пилотам, и штурманам, и генералу — они, очевидно, все больше удалялись от берегов Франции.
Плэгуэй вопросительно оглянулся на Линча. Линч сидел, непринужденно откинувшись на спинку кресла, и смотрел на генерала с почти нескрываемым злорадством. Всем своим видом он недвусмысленно показывал, что с себя лично он всякую ответственность за полет в таких идиотских условиях снимает и что пускай господин генерал, если ему придет в голову дельная мысль (что весьма сомнительно), сам отдает приказания, и он, подполковник Линч, пожалуйста, как дисциплинированный офицер, будет их выполнять, сколь бы нелепы и бесполезны они ни были.
Ну и влипли же они в кашу по милости этого проклятого генерала!.. Следовало сразу, как только началась чертова магнитная буря, во что бы то ни стало, не считаясь ни с каким риском, немедленно идти на посадку…
Непривычное чувство горькой легкости, дурманящее волю, сознание полной обреченности, освобождающее от утомительных и бесполезных попыток спасения, на некоторое время овладело им. Подполковник Линч был слишком лакеем, чтобы взбунтоваться по-настоящему, именно поэтому он и упивался беспомощностью положения, в котором находился его столь высокопоставленный и всемогущий начальник.
Часы на пульте перед Линчем показывали двадцать один час двадцать три минуты. Неужели с момента взлета с аэродрома прошло меньше получаса? Он проверил по своим ручным часам и удостоверился, что именно так дело и обстояло.
— Ну? — буркнул Плэгуэй, не выдержав затянувшегося молчания.
— Я слушаю вас, генерал, — отвечал Линч с подчеркнутым повиновением.
— Что вы собираетесь предпринимать?
— Я жду ваших приказаний, господин генерал.
Плэгуэй сделал вид, будто не понял издевательского характера этого ответа.
— Может быть, стоило бы пробиться под тучи и ориентироваться по местности?
— Слушаюсь, господин генерал.
— Да постойте вы! — рассердился генерал, видя, что командир самолета с вызывающей исполнительностью взялся за штурвал. — Хотелось бы раньше узнать ваше мнение, стоит ли это делать.
Линч с такой же готовностью выпустил из рук штурвал.
— Полагаю, сударь, что это было бы не очень резонно. Под нами или океан, или, чем черт не шутит, суша, неизвестная нам часть суши.
— Ничего не понимаю! Разве нельзя определиться по каким-нибудь наземным ориентирам?
— Я не очень доверяю нашим приборам. Конечно, не всегда, а только сейчас, после всего того, что мы только что пережили. Нас могут свободно подбить наши же собственные зенитные батареи, если мы не над океаном. Потому что теперь опасно верить и гирокомпасу.
— А разве нельзя сначала хоть приблизительно определиться по звездам? Астрокомпас в порядке?
— Боюсь, господин генерал, что звезды не в порядке.
— Остроумно сказано! Давайте все же попробуем.
— Слушаюсь, господин генерал… Билл! — Линч соединился с Швайншмерцем. — Надо срочно определиться по звездам. Займитесь этим делом оба и порознь. А я пока буду совершать круги.
И самолет стал кружить в холодном и мрачном черном небе в ожидании результатов расчетов, которые в штурманской рубке спешно производили Швайншмерц и его помощник.
Видимо, у них что-то не клеилось. Они сделали все необходимые расчеты, и один раз и другой тщательно проверили расчеты, и снова принялись за таблицы.
— Вам не кажется, что следовало бы выбирать для своего самолета более опытных штурманов? — съязвил Плэгуэй.
— Несправедливо сказано, господин генерал. Мы с ними проделали всю корейскую кампанию. Они отличные штурманы.
— Сомневаюсь… Так что же у них там получается, если это не тайна?.. Звезды в порядке?
— В порядке, господин генерал… Звезды в порядке… Но Луна… Я разрешаю себе исходить из бесспорной предпосылки, что астрономические таблицы не заслуживают никаких сомнений и не могут испортиться…
— Короче! Прошу вас, ко-ро-че!
— …С Луной что-то не совсем ладно…
— Да не выражайтесь вы загадками, черт вас побери! Говорите точнее и короче!
Видно было, что Линч не на шутку огорошен тем, что ему доложили штурманы, и это никак не прибавляло генералу спокойствия.
— Я предполагал, господин генерал, вернее, я позволил себе шутливо утверждать, что не совсем в порядке звезды. Так вот: если ориентироваться по звездам, то все в порядке… Но если ориентироваться по Луне…
— Боже, да говорите же!..
— Какая-то чертовщина, — пожал плечами обескураженный подполковник Линч. — Единственный разумный вывод, который можно сделать, если исходить из предпосылки, что астрономические таблицы не врут… Словом, все расчеты показывают, что мы находимся на высоте ОКОЛО ШЕСТИДЕСЯТИ ТЫСЯЧ КИЛОМЕТРОВ НАД УРОВНЕМ МОРЯ…
4
Последующие расчеты неизменно приводили к тому же несуразному итогу.
У Плэгуэя мелькнула мысль, что штурманы лишились рассудка. Но в таком случае почему у них, работавших порознь, роковым образом получались одинаковые цифры?
— Будем снижаться? — спросил он у помрачневшего Линча.
— Боюсь, что у нас нет другого выхода. — Линч отвечал не очень уверенно. — Может быть, нам как-нибудь удастся приземлиться… В крайнем случае будем летать под нижней кромкой облаков, пока не успокоится магнитная буря, потому что ведь должна же она когда-нибудь закончиться, будь она трижды проклята!.. Разрешите пробиваться к земле?
— Шестьдесят тысяч километров вниз по прямой?! — хихикнул генерал. — Вам не кажется странным, что мы удерживаемся на такой высоте? До сих пор я был убежден… Меня учили в школе, что на высоте, и в тысячу раз меньшей, не то что самолет, даже паутинка не может удержаться. А вас разве этому не учили?
— Меня учили, что и падать на Луну не менее немыслимо…
Они пробились сквозь толщу облаков и совсем близко, не более чем в двух километрах под собою, увидели несколько больших скоплений мерцающих огней, соединявшихся тоненьким двойным светящимся пунктиром. Все это никак не походило на звездное небо. Нетрудно было догадаться, что самолет сравнительно низко пролетает над какими-то населенными пунктами, а тоненький двойной пунктир был двумя рядами фонарей, освещавших дороги между ними.
— Сколько мы потратили на снижение, подполковник? — воспрянул духом Плэгуэй. Голос его был полон яда.
— Четыре минуты, господин генерал.
— Займемся простейшей арифметикой: делим шестьдесят тысяч на четыре. Получается пятнадцать тысяч?
— Так точно. Пятнадцать тысяч.
— Помножаем пятнадцать тысяч на шестьдесят. Получаем часовую скорость, равную девятистам тысячам километров. Не так ли, подполковник?
— Так точно, — отвечал Линч, — девятьсот тысяч.
— И вы будете после всего этого утверждать, что ваши штурманы не наделали в своих расчетах самых идиотских ошибок? — не унимался Плэгуэй.
— Я не знаю, как это произошло, — устало отвечал Линч, окончательно сбитый с толку, — только что касается квалификации моих штурманов, то…
Однако закончить фразу ему на этот раз не удалось. Одновременно слева и справа по борту на земле беззвучно вспыхнули десятка два багровых всполохов.
— Ого! — пробормотал он, с силой дернув на себя штурвал. — Узнаю знакомую картину.
Но прежде чем самолет успел скрыться в спасительном мраке облаков, они увидели, как и внизу, на земле, все также погрузилось во мрак, и сразу в радующем отдалении от самолета с ослепительным пламенем грохнули разрывы двух десятков зенитных снарядов.
— Молодцы зенитчики! — пробурчал Линч, с шумом выдыхая из себя воздух.
Дальнейших залпов не последовало, потому что радиолокация все еще бездействовала. Зато в небе стремительно рыскали толстые и бесплотные щупальца прожекторов, выхватывая из низкого облачного неба расплывчатые желтоватые непрозрачные дымчатые круги.
— Молодцы зенитчики! — пробурчал Линч, с шумом выдыхая из себя воздух.
Дальнейших залпов не последовало, потому что радиолокация все еще бездействовала. Зато в небе стремительно рыскали толстые и бесплотные щупальца прожекторов, выхватывая из низкого облачного неба расплывчатые желтоватые непрозрачные дымчатые круги.
— А теперь что? — спросил генерал, глядя в ветровое стекло кабины, за которым ровным счетом ничего не было видно. — Можете быть уверены, на тысячи километров в округе уже объявлены затемнение и воздушная тревога!
— Поднимемся за верхнюю кромку облачности и будем там летать.
— Покуда не иссякнет горючее?
— Или покуда не утихомирится магнитная буря, господин генерал.
— Успокоительная перспектива, нечего сказать!
— К сожалению, ничего более приятного предложить не могу, господин генерал, — снова ожесточился подполковник Линч.
— Ну что ж, — скривил губы Плэгуэй, — полетаем.
И отправился отдохнуть.
Был на исходе второй час с момента их отрыва от взлетной дорожки…
Они проплутали после этого в воздухе еще девятнадцать с лишним часов. Пять раз пытались пробиться вниз, под облака, чтобы определиться по местности, и все пять раз еле уносили ноги.
Когда спустились ранние сумерки двадцать второго февраля, горючее у Линча было на исходе.
Плэгуэю, как старшему по чину и положению, было предоставлено печальное право определить, каким образом принять им всем неминуемую и сейчас уже вплотную приблизившуюся кончину: от зенитных снарядов, от пулеметного или пушечного огня истребителей или в результате заранее обреченной на катастрофу посадки на нервом попавшемся поле или пустыре,
— Орудия и пулеметы изготовить к бою! — скомандовал Линч,
Из башен (две на крыльях, две под крыльями и одна хвостовая) доложили о готовности к бою.
Они были на полпути к нижней кромке облаков, когда в радиорубке вдруг грянул джаз. Разухабистые синкопы рок-н-ролла загремели с такой силой, что у радиста чуть не лопнули барабанные перепонки. Это был радиомаяк. Магнитная буря прекратилась так же внезапно, как и началась.
Потребовалось несколько мгновений, чтобы определить, что это атавийский маяк на атавийской территории, и немногим больше, чтобы договориться с ближайшим аэродромом.
Вскоре они благополучно снизились, проплутав над Атавией в общей сложности свыше двадцати одного часа. Они привезли с собой фотографии нового небесного светила, открытого генералом Плэгуэем и в высшей степени патриотично названного Маленькой Атавией, и подробный отчет о первых двух часах полета, который должен был перевернуть вверх дном многие привычные представления о небесной механике и строении солнечной системы.
Но сейчас Атавии, которая все еще не знала, что она сама стала новым небесным телом, было не до похождений и открытий генерала Плэгуэя и его свиты.
Страна была охвачена паникой.
Итак, вот что произошло в результате ядерного залпа, организованного незадачливыми атавийекими стратегами. Атавия вместе с прилегающей к ней небольшой страной Полигонией оторвалась от Земли и на высоте шестидесяти тысяч километров превратилась в самостоятельное небесное тело — плоское, со средней толщиной сорок-пятьдесят километров. Вокруг этого выброшенного в пространство тела и плутал самолет с атавийским генералом на борту.
ИЗ БЛОКНОТА «ИСКАТЕЛЯ»
ПУТЕШЕСТВЕННИК ПО ВЕКАМ
Василий Васильевич живет в Акрополе Пантикапея — на месте столицы древнего Боспорского царства. Адрес у Василия Васильевича ««исторический» — Керчь, Верхняя Митридатская, Дом археологического заповедника.
Василий Васильевич по специальности не археолог. Он инженер. Всю жизнь проработал на строительстве железных дорог. Впрочем, почему всю жизнь? Ведь без этих лет, которые прожиты здесь, в этом маленьком домике, летопись его дел была бы неполной…
Началось это тогда, когда Василий Васильевич Веселов работал на строительстве переправы через Керченский пролив. Удивительная история этого края, настоящей археологической кладовой, заинтересовала инженера. Он стал частым гостем библиотеки Керченского историко-археологического музея. Он мечтал найти Порфмий — поселение, откуда древние переправлялись через пролив на Большую землю. Археологи безрезультатно искали его сто лет… А он нашел! Нашел, верно, потому, что сам строил переправу. Древние греки оказались неплохими инженерами — ось фарватера их переправы совпадала со створом нынешнего парома-гиганта.
Пенсионер, почетный железнодорожник, он думал, что Керченская переправа будет его последней стройкой и теперь он сможет заняться историей. Но в газетах появилось новое слово — «целина», и Василий Васильевич решил, что царю Митридату придется подождать его еще несколько лет.
В длинном списке мест, где приходилось работать путейцу Василию Веселову, прибавились новые стройки: станция Шильда, Адамовский район.
Вот уже несколько лет живет Василий Васильевич в Акрополе Пантикапея, прямо у ограды домика начинается раскоп. Некоторые археологи называют Веселова «королем искателей». Веселов открыл более пятисот древних памятников керамики, обнаружил и нанес на карты поселения эпохи бронзы и раннего железа, сооружения древних греков, археологические клады времен римского владычества и раннего средневековья. Он составил уникальный каталог найденных им клейм, которыми древние мастера метили черепицу, отыскал черепицу новых форм и объяснил ее назначение.
Его работы опубликованы в научных журналах, переведены за рубежом.
Осенью прошлого года, рассматривая отвалы грунта, вынутого при рытье одного котлована, Веселов нашел мраморную голову. Скульптурный портрет боспорца пролежал в земле 2 300 лет.
— Думаю, что это один из правителей династии Спартакидов. Афиняне ставили им памятники в награду за боспорский хлеб, — говорит Василий Васильевич.
Свою находку Веселов послал в Москву. Через некоторое время в домик на горе Митридат пришло письмо:
«Министерство культуры СССР приносит Вам глубокую благодарность за передачу одному из центральных музеев обнаруженной Вами античной портретной скульптуры. Мы высоко ценим Ваш гражданский поступок, который Вы связываете с XXII съездом КПСС, крупнейшим историческим событием в жизни нашего народа. По нашему мнению, найденный Вами памятник должен занять достойное место в экспозиции Государственного музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина в Москве…»
Василий Васильевич уверен: его народу нужны и железные дороги, которые он строил, и обломки клейменых черепиц, которые он отыскал на горе Митридат. А ведь эта уверенность и есть человеческое счастье.
Я. ГОЛОВАНОВ ЛАБОРАТОРИЯ ПОД ВОДОЙКаким способом можно погрузиться в глубины моря, чтобы вести там научные исследования? В скафандре, в подводной лодке, в батискафе… Еще как?
По проекту известного французского океанографа Ива Кусто в Ницце изготовляется стальная труба длиною свыше 300 метров. С помощью балласта в 110 тонн она будет вертикально поставлена в море. Верхняя часть трубы, через которую станет поступать воздух, будет возвышаться над водной поверхностью. Лаборатория, устроенная в средней части трубы, окажется под водой.
МУЗЕЙ МЕТЕОРИТОВ
Экспонаты в этот музей попадают… с неба. Работники обсерватории в маленьком городке Пульсинец на юге ГДР вот уже тридцать два года коллекционируют метеориты. Конечно, собранные здесь небесные тела — некоторые из них весят несколько центнеров, а другие всего граммы — упали на Землю не в том месте, где стоит городок Пульсинец. Организаторы музея при обсерватории ведут переписку с астрономами мира и, как правило, получают в год примерно по два новых экспоната.
БАБОЧКИ С РАДАРОМ
Это, конечно, удивительная особенность летучей мыши — ее «радарное устройство». Издавая ультразвуки, она не только безошибочно ориентируется в своих ночных полетах, но и точно засекает, где в данное мгновение находится насекомое, ее добыча. Жертве ускользнуть не удается…
Так по крайней мере считалось до сих пор. Но совсем недавно у одной из разновидностей ночных бабочек обнаружено нечто не менее удивительное. Оказывается, эти бабочки имеют слуховой аппарат, который позволяет им принимать сигналы летучих мышей на большом расстоянии и ускользать от опасности.
Исследования энтомологов Рёдера и Трима — поведение бабочек они фотографировали, а ультразвуки летучих мышей записывали на пленку — продолжаются…