Руперт, раскрыв ладонь, изобразил, как плывет рыба по волнам, и продолжал:
— Под водой и зубы у водяного коня рыбьи, он ест улиток и водяные растения, все сырое и холодное. И кровь у него холодная, как вода, и в огне он не нуждается, но молодая женщина, как вы понимаете, это совсем другое дело. — При этих словах он подмигнул мне и посмотрел на меня с откровенным вожделением — ко всеобщей радости слушателей. — Ну так вот, жена водяного коня была очень грустная, холодная и голодная в своем новом доме на дне озера и не желала есть улиток и водяные растения. Конь ей попался из добросердечных, и отправился он на берег к дому человека, который был каменщиком. Пришел этот человек на берег и увидел красивого золотого коня с серебряной уздечкой, так и сверкавшей на солнце. Не удержался он, охватил коня за уздечку и сел на него верхом. Водяной конь, ясное дело, уволок его прямо под воду в свой холодный рыбий дом. И сказал каменщику, что отпустит его, если он сложит ему хорошую печь, с трубой, как положено, чтобы жена водяного коня могла погреть руки у огня и поджарить для себя рыбу.
Я отдыхала, положив голову Джейми на плечо, чувствуя приятную сонливость и поглядывая на свое ложе, хотя то было всего лишь разостланное на твердом граните одеяло. Внезапно я ощутила, что Джейми весь напрягся. Он положил руку мне на шею, как бы предупреждая: не двигайся! Я оглядела лагерь: все оставалось в прежнем положении, но я уловила этот передававшийся от человека к человеку дух напряженности.
Переведя глаза на Руперта, я увидела, что он еле заметно кивнул, перехватив взгляд Дугала, но продолжал свой рассказ.
— Ну, каменщик, делать нечего, выбора-то у него особого не было, исполнил что ему велели. И водяной конь сдержал слово, вынес человека на берег возле его дома. А жена водяного коня обогрелась и была счастлива и жарила себе сколько угодно рыбы на ужин. Потому вот и не замерзает вода у восточного конца Лох-Гарва, тепло из печной трубы водяного коня растапливает лед.
Руперт сидел на камне правым боком ко мне. Продолжая говорить, он наклонился, будто бы почесать ногу. Без малейшего намека на поспешность движения он взял в руку кинжал, лежавший на земле возле его ноги, и все с тем же спокойствием спрятал его на коленях в складках килта.
Я придвинулась поближе к Джейми и, как бы влюбленно лаская, пригнула к себе его голову.
— В чем дело? — шепнула я ему на ухо.
Он сжал зубами мочку моего уха и прошептал в ответ:
— Лошади беспокоятся. Кто-то есть поблизости. Один из мужчин встал и подошел к самому краю выступа помочиться. Вернувшись, он сел на другое место, рядом с погонщиком. Встал другой человек, заглянул в котел и вытащил кусок оленины. И так по всему лагерю началось не слишком заметное на первый взгляд общее передвижение, а Руперт все говорил.
Приглядевшись повнимательней, между тем как рука Джейми все теснее обнимала меня, я убедилась, что каждый из мужчин стремился подобраться поближе к своему оружию. Все они, ложась спать, оставляли кинжалы при себе, но палаши, пистолеты и круглые обтянутые кожей щиты аккуратно укладывали на землю на границе лагеря. Пара пистолетов Джейми лежала сейчас на земле неподалеку вместе с палашом.
Мне были видны отблески огня на дамасской стали. Пистолеты у Джейми были самые обычные, большие, рукоятки отделаны рогом, словом, такие же точно, как у остальных мужчин в отряде, но зато сабля и старинный шотландский палаш выглядели совсем особо. Он с гордостью показывал их мне на одной из стоянок, любовно поворачивая в руках блестящие лезвия.
Шотландский палаш был завернут в одеяло; я видела огромную Т-образную рукоять и эфес, который, чтобы он был шероховатым, тщательно натирали песком. Я подняла его — и чуть не выронила. Джейми сказал, что весит он около пятнадцати фунтов.
Палаш был на вид мрачный, смертельно грозный, но сабля… она была прекрасна. Две трети веса более крупного оружия, смертоносная, сверкающая, украшенная по всему лезвию арабской вязью, доходящей по голубоватой стали до самой рукоятки, имеющей форму спиральной корзинки, выложенной красной и голубой эмалью. Я видела, как Джейми упражнялся с ней, сначала правой рукой с одним из членов отряда, потом левой — с Дугалом. Джейми был тогда великолепен, легкий, уверенный, грациозный, что особенно впечатляло при его росте. Но у меня сразу пересохло во рту при мысли, что придется увидеть такое во время настоящего боя.
Джейми наклонился ко мне, поцеловал в щеку и при этом повернул меня лицом к одному из причудливых каменных выступов.
— Кажется, уже скоро, — пробормотал он, целуя меня уже чисто механически. — Ты видишь небольшой просвет между скалами?
Я видела: проход не более трех футов высотой, образовавшийся оттого, что один камень навалился на другой.
Он погладил меня по лицу, нежно подышал носом.
— Когда я скажу, иди туда и стой там. У тебя есть кинжал?
Он настоял, чтобы я взяла у него кинжал, который он тогда бросил мне в гостинице, хотя я твердила, что совершенно не умею с ним обращаться, да и не хочу учиться этому. Судя по тому, как он настаивал, Дугал был прав: Джейми упрям.
Кинжал находился в одном из самых глубоких карманов моего платья. Целый день он самым неудобным образом давил своим весом мне на ногу, но теперь я как-то успела о нем позабыть. Джейми слегка провел рукой по моему бедру, чтобы убедиться, что кинжал тут.
Потом он поднял голову, словно кошка, когда она нюхает ветер. Я заметила, как он отыскал взглядом Мурту, а потом перевел глаза на меня. Маленький человечек не сделал никакого ответного знака, но встал и перешел на другое место. Оно оказалось в нескольких футах от меня.
Позади нас беспокойно заржала лошадь. И словно по сигналу, они появились среди скал. Не англичане, как я опасалась, и не бандиты. Шотландские горцы, вопящие, словно одержимые злым духом. Гранты. Или Кэмпбеллы.
Чуть ли не на четвереньках я добралась до скал. Ушибла голову и расцарапала колени, но успела укрыться в тесной расщелине. Сердце билось молотом; я сунула руку в карман за кинжалом и по неловкости едва не ткнула им в себя. Я не имела ни малейшего представления, как обращаться с этим длинным и острым ножом, но чувствовала себя спокойнее оттого, что он у меня был. В рукоятку был вделан лунный камень, он как-то по-уютному упирался бугорком в мою ладонь. Во всяком случае, я была уверена, что в темноте ухватила кинжал за тот конец, который нужно.
Свалка началась такая, что вначале я не могла понять, что же происходит. Небольшая площадка полна была орущих людей, мечущихся из стороны в сторону, катающихся по земле, перебегающих с места на место. Мое убежище, к счастью, находилось в стороне от поля битвы, так что пока я была в безопасности. Оглядевшись, я заметила возле своей скалы небольшую, согнутую и прижавшуюся к камню человеческую фигуру. Я крепче схватилась за кинжал, но тут же сообразила, что это Мурта.
Так вот в чем заключался смысл знака, поданного Джейми. Он поручил Мурте охранять меня. Самого Джейми я нигде не видела. Большинство дралось на площадке возле скал и у телег.
Разумеется, именно лошади и телеги и могли быть, скорее всего, целью нападения. Нападающие представляли собой хорошо организованную и прекрасно вооруженную банду вполне сытых людей — насколько я могла разглядеть их при слабом свете костра. Если это были Гранты, то они в равной степенй могли гнаться за добычей и жаждать отомстить за недавний угон скота, совершенный Рупертом и компанией. Поставленный задним числом в известность об этом импровизированном набеге, Дугал отнесся к нему неодобрительно, но он был недоволен не столько набегом как таковым, сколько тем, что угнанный скот задержит наше продвижение. Он распорядился отделаться от него как можно скорее и продать на рынке в ближайшей деревне.
Вскоре стало ясно, что нападающие не слишком стремятся причинить увечья нашим людям; им хотелось поживиться за счет лошадей и телег. Кое-кто из них в этом преуспел. Я пригнулась пониже, когда неоседланная лошадь с завывающим, словно ошалелый кот, всадником на спине, крепко вцепившимся в гриву, перескочила через костер и унеслась в темноту.
Еще двое или трое пеших налетчиков уволокли мешки с зерном, предназначенным Коламу; наши преследовали их, изрытая проклятия по-гэльски. Судя по звукам, налет шел к концу. Но тут возле костра появилась группа мужчин, и свалка началась снова.
Драка казалась серьезной, это впечатление подтверждалось той яростью, с которой ее участники взмахивали сверкающим оружием; они запаленно выкрикивали что-то, но уже не орали и не выли. Мало-помалу я разобралась, кто с кем тут вел сражение. В центре схватки находились Джейми и Дугал, они вели бой спина к спине. Каждый из них держал тяжелый палаш в левой руке, а кинжал — в правой, и, насколько я могла судить, справлялись с делом отлично.
Их окружали четверо или даже пятеро, мечущиеся тени мешали сосчитать точно; эти люди орудовали легкими саблями, хотя у одного из нападавших висел на поясе тяжелый палаш, а по крайней мере у двоих — пистолеты.
Драка казалась серьезной, это впечатление подтверждалось той яростью, с которой ее участники взмахивали сверкающим оружием; они запаленно выкрикивали что-то, но уже не орали и не выли. Мало-помалу я разобралась, кто с кем тут вел сражение. В центре схватки находились Джейми и Дугал, они вели бой спина к спине. Каждый из них держал тяжелый палаш в левой руке, а кинжал — в правой, и, насколько я могла судить, справлялись с делом отлично.
Их окружали четверо или даже пятеро, мечущиеся тени мешали сосчитать точно; эти люди орудовали легкими саблями, хотя у одного из нападавших висел на поясе тяжелый палаш, а по крайней мере у двоих — пистолеты.
Очевидно, они хотели захватить Дугала или Джейми, а может, и обоих вместе. Захватить живыми. Ради выкупа, решила я. В пользу такого предположения свидетельствовал выбор более легкого оружия, которое могло, скорее, ранить и не было смертельно опасно в той степени, как тяжелые палаши или пистолеты.
Дугал и Джейми, наоборот, вели бой ничтоже сумняшеся, дрались всерьез, жестоко и умело. Спина к спине, они образовали замкнутый круг угрозы, каждый из них прикрывал уязвимое место другого. Когда Дугал взмахивал рукой, вооруженной кинжалом, мне казалось, что по отношению к нему слово «уязвимое» вряд ли уместно.
Вся эта возбужденная, рычащая, сыплющая проклятиями масса тел приближалась ко мне. Я как можно глубже втиснулась в расщелину, но она и всего-то глубиной была в два фута. Уголком глаза я уловила рядом с собой какое-то движение. Мурта решил принять более активное участие в деле.
Я никак не могла отвести полные страха глаза от Джейми, но все же заметила, как маленький клансмен неторопливым движением извлек свой пистолет. Тщательно проверил спусковой механизм и, вытерев пистолет о рукав, пристроил его на предплечье. И стал ждать.
Он ждал. А я сходила с ума от тревоги за Джейми, который продолжал показывать свое искусство и размахивал оружием с дикой силой туда и сюда, тесня наступавших на него теперь уже с откровенно кровожадными намерениями двух врагов. Какого черта этот парень не стреляет, с яростью думала я, но потом поняла почему. Оба — Джейми и Дугал — находились на линии огня. И я вспомнила, что кремневые пистолеты не отличались точностью боя.
Это предположение подтвердилось в следующую минуту, когда один из противников Дугала, сделав неожиданный выпад, нанес ему удар в запястье. Лезвие вспороло Дугалу предплечье во всю длину, и он упал на одно колено. Почувствовав, что его дядя упал, Джейми отмахнулся собственным кинжалом и быстро отступил шага на два. Теперь он прижался спиной к скале, а Дугал припал на один бок, защищаясь только при помощи кинжала. Это приблизило нападающих к моему укрытию, а следовательно, и к пистолету Мурты.
Прогремевший совсем рядом выстрел показался невероятно громким. Он был неожиданным для нападающих, особенно для того, в которого попал заряд. Секунду человек оставался стоять, беспомощно покачивая головой, потом медленно сел, повалился на спину и покатился вниз по склону на затухающий костер.
Оправившись от неожиданности, Джейми выбил палаш из руки нападающего. Дугал успел встать на ноги, и Джейми отодвинулся в сторону, чтобы дать Дугалу возможность орудовать палашом. Один из нападающих покинул место сражения и побежал вниз, чтобы оттащить раненого товарища с горячих углей. Оставались еще трое из нападавших, причем Дугал был ранен. Мне было видно, как падают на камень капли крови, едва он взмахнет палашом.
Они находились достаточно близко ко мне, и я видела лицо Джейми, спокойное и сосредоточенное и вместе с тем горящее восторгом битвы. Дугал вдруг что-то крикнул ему. Джейми на мгновение отвел взгляд от лица противника и посмотрел вниз. Обернувшись снова как раз вовремя, чтобы избежать разящего удара, он отклонился в сторону и метнул свой палаш кате копье.
Его противник в полном ошеломлении глядел на воткнувшийся в ногу палаш. Дотронулся до лезвия, ухватил палаш и выдернул из раны. Судя по той легкости, с какой он сделал это, я решила, что рана неглубока. Человек все еще казался удивленным и словно бы собирался спросить, что обозначает такое неправильное поведение.
Потом он закричал, швырнул палаш на землю и побежал прочь, тяжело прихрамывая. Двое оставшихся налетчиков обернулись на его крик и тоже пустились удирать, преследуемые Джейми, настигавшим их с неотвратимостью снежной лавины. На бегу он успел выхватить из свертка тяжелый палаш и вознес его над головой в виде несущей смерть арки из двух рук, сжимающих грозное оружие. Следом за ним несся Мурта, выкрикивая на гэльском нечто весьма далекое от комплиментарности и размахивая разряженным пистолетом в одной руке и палашом — в другой.
После этого вся картина сражения очень быстро переменилась, и уже через четверть часа или около того отряд Макензи воссоединился, и начался подсчет ущерба.
Он оказался не столь уж велик: увели двух лошадей и унесли три мешка с зерном, но погонщики, спавшие при оружии, не допустили дальнейшего грабежа, в то время как вооруженные члены отряда отогнали тех, кто пытался увести лошадей. Наибольшей потерей было исчезновение одного из наших мужчин.
Я подумала вначале, что он, вероятно, ранен или даже убит в свалке, но самые придирчивые поиски не принесли результата.
— Его похитили, — мрачно заявил Дугал. — Черт побери, выкуп за него придется внести не меньше чем в сумме месячного дохода.
— Могло быть хуже, Дугал, — сказал Джейми, вытирая лицо рукавом. — Подумай, что сказал бы Колам, если бы они уволокли тебя.
— А если бы они уволокли тебя, я отдал бы тебя им, и пришлось бы тебе менять фамилию на Грант, — отпарировал Дугал, но настроение у всей компании от этого только улучшилось.
Я взяла свою коробку с медикаментами и занялась пострадавшими, рассортировав их по степени серьезности ранений. С радостью убедилась, что ничего особо скверного нет. По-видимому, самой тяжелой была рана Дугала.
У Неда Гоуэна горели глаза, и весь он так и сиял оживлением, слишком увлеченный возбуждением схватки, чтобы сразу заметить собственную потерю: зуб, сломанный от неудачно направленного удара рукояткой кинжала. У него, однако, хватило сообразительности сунуть отломок себе под язык.
— Просто на всякий случай, — объяснил он мне и выплюнул отломок на ладонь. Корень не был сломан, и лунка еще кровоточила, так что я воткнула отломок на место и прижала покрепче. Маленький юрист сильно побледнел, но не издал ни звука. С благодарностью сполоснул рот виски — для дезинфекции, но тут же это виски проглотил — возможно, из привычки к бережливости.
На рану Дугала я как можно скорее наложила давящую повязку и была рада тому, что, когда потом повязку сняла, кровотечение не возобновилось. Разрез был чистый, но глубокий. Тонкая линия желтого жира виднелась по краям зияющей раны, которая уходила в мышцу по крайней мере на дюйм. Крупные сосуды, слава Богу, не были затронуты, но рану пришлось зашивать.
В качестве иглы можно было использовать только нечто вроде тонкого шила, при помощи этой так называемой иглы погонщики чинили порванную сбрую, но Дугал вытянул руку и отвернулся.
— Я не боюсь крови, — объяснил он, — но у меня нет желания видеть собственную.
Он уселся на камень и крепко стиснул зубы — видно было, как у него подрагивают челюстные мышцы. Ночь была прохладная, но на лбу у Дугала крупными каплями выступил пот. Один раз он попросил меня на минутку перестать и отвернулся в сторону, бледный, в полуобморочном состоянии, но справился с собой и снова протянул мне руку.
К счастью, один из владельцев таверны предпочел заплатить налог за эту четверть года в виде бочонка виски, и теперь оно чрезвычайно пригодилось. Я пользовалась им, промывая открытые раны, а затем предоставляя пациентам возможность лечиться самим, если они того пожелают. После завершения своих обязанностей врача я и сама пропустила глоток-другой. Выпила я с удовольствием и с не меньшим удовольствием улеглась на свое одеяло. Луна клонилась к закату, и я дрожала наполовину от холода, наполовину от нервного потрясения. Было так хорошо оттого, что Джейми лежит рядом и крепко прижимает меня к своему большому теплому телу.
— Они не вернутся, как ты считаешь? — спросила я, и Джейми в ответ покачал головой.
— Нет. Это был Малкольм Грант и два его сына, старшего я ранил в ногу. Сейчас они уже должны быть дома в своих постелях, — сказал он, потом погладил меня по голове и добавил: — Ты сегодня много поработала, милая. Я тобой гордился.
Я повернулась и обняла его за шею.
— Но не настолько, насколько я гордилась тобой. Ты держался великолепно, Джейми. Я никогда не видела ничего подобного.
В ответ он фыркнул пренебрежительно, но, думаю, был доволен похвалой.
— Это всего лишь набег, Саксоночка. Я к ним привык с четырнадцати лет. Это так, забава. Совсем другое дело, если сражаешься с тем, кто по-настоящему хочет тебя убить.