Припомнил старик день за днём весь свой жизненный путь, вспомнил судьбу своих друзей и соседей и решил, что все дороги начинаются от сердца.
Если человек родился человеком, от его сердца идёт одна дорога, родился зверем – другая.
От зверя в сердце человека начинается жестокость, а она приводит на дорогу жадности, зависти, ненависти, войны и смерти.
От человеческого в сердце человека рождается мягкость, и она ведёт человека по дороге щедрости, сочувствия, любви, мира и жизни.
– Какая же из этих двух тропинок ведёт к войне и смерти, а какая к миру и жизни? – подумал старик.
Пока он думал, в доме проснулся самый маленький из внуков его внуков. Увидел, что дедушки нет дома, и вышел на улицу. Увидел следы на снегу и подумал: дедушка один, не нужна ли ему моя помощь?
Побежал мальчик по снежному следу и прибежал к высокой горе. Обнял дедушку и радуется.
Смотрят дед и внук его внуков, а с горы спускается девушка. Идёт и вся светится радостью. Такой красоты ни старик, ни внук никогда ещё не видали.
Старик спрашивает:
– Кто ты такая?
– Я – Счастье, – отвечает девушка.
– Зачем же ты ушла из нашего дома?
– Я прожила у тебя сто лет, а больше я не имею права оставаться у одного человека.
– Куда же ты теперь пойдёшь?
– Я пойду к внуку твоих внуков, – ответило Счастье. – Он выбрал такую же дорогу, как и ты.
Внук повёл дедушку домой, и старик жил ещё так долго, что никто уже и не помнит, когда он родился.
Человек и его тень (Лакская сказка)
Жили-были два брата – умный Ярахмед и глупый Карахмед. Однажды, когда Ярахмед пахал за горой своё поле, мать послала Карахмеда отнести ему обед.
Взял Карахмед горшок с хинкалом, идёт вдоль садов по дороге, нашёл золотую булавку. Миновал сады, стал подыматься в гору – смотрит, – а за ним его тень. «Кто это такой? – подумал Карахмед. – Не хочет ли этот человек украсть мою булавку?»
Он бросил булавку в суп с хинкалом и свернул по тропинке вправо. Только свернул, а тень тоже справа. Ещё раз свернул, – слева. «Не задобрить ли его хинкалом?» – подумал Карахмед.
Он бросил на дорогу одну галушку, завернул за скалу, и тень исчезла. «Ага, – подумал Карахмед, – наелся!» Но только он вышел из-за скалы, тень снова тут как тут.
Так Карахмед побросал на дорогу весь хинкал, который нёс брату, а потом свернул в лес. Тень исчезла.
В лесу Карахмед нашёл мёд, собрал его в свой пустой горшок и пошёл в гору. Только выходит из леса, а навстречу медведь. «Гыр-р, гыр-р, – рычит, – куда ты тащишь мой мёд?»
Карахмед бросил горшок и сделал ноги! Тень – за ним. Прибегает к брату, а тень тоже тут.
– Что случилось? – спрашивает брат. – Где хинкал?
Так, мол, и так, – отвечает Карахмед, – я нашёл золотую булавку, а вот этот человек хотел её у меня отнять.
– Это не человек, а тень, – рассмеялся Ярахмед.
А когда узнал, что случилось с хинкалом и мёдом, сказал:
– Ты хуже любого глупца, Карахмед, – можно выбросить горшок с пищей, но кто ж выбрасывает золото? Надо было сунуть булавку в карман.
– Хорошо, я в следующий раз так и сделаю.
На другой день мать снова послала Карахмеда к брату. По дороге Карахмед нашёл кинжал. Заметив тень, он быстро сунул кинжал в карман и порезал ногу. Прибегает к брату, – весь в крови, а кинжала нет.
– Эх, ты, – говорит Ярахмед, – надо было повесить кинжал на ремень.
– Хорошо, я в следующий раз так и сделаю.
На следующий день Карахмед нашёл красивого породистого щенка, затянул его ремнем и, испугавшись тени, побежал к брату.
Ярахмед выбросил задохшегося щенка и сказал:
– Надо было кинуть щенку кусочек хлеба, – он бы и сам пошел за тобой.
– Хорошо, я в следующий раз так и сделаю.
На другой день Карахмед нашёл на дороге топор и бросил ему кусочек хлеба. Из-за скалы показалась тень. Карахмед стал уходить от неё, бросил хлеб, пришёл к брату и ждёт, когда топор появится на дороге.
Ярахмед рассердился. Он оставил Карахмеда сторожить быков, а сам отправился подобрать хоть топор.
Так как глупый брат шёл, не разбирая дороги, умному пришлось идти по крошкам хлеба, которые тот оставлял по пути. Ярахмед так всматривался в эти крошки, что оступился со скалы и сломал ногу.
– Вот видишь, – обрадовался Карахмед, – я же тебе говорил, что это человек, а не тень. Зачем тебе нужен был его топор?
Как ни стонал от боли умный брат, глупый ни за что не хотел отнести его днем в аул, – боялся тени. Только ночью Карахмед попал, наконец, к лекарю.
А Карахмед дождался утра, вышел из аула, увидел тень и стал засыпать её камнями.
Говорят, он набросал уже целую гору, а всё никак не может отделаться от своей тени.
Хитрец и царская загадка (Аварская сказка)
Встарые, давно ушедшие времена у ханов был обычай задавать друг другу загадки. Так они проверяли, кто посмекалистей: не разгадал загадку – давай полную мерку золота!
Я, подобный таракану, так и быть расскажу вам, похожим на блох, одну из таких загадок.
Однажды русский царь прислал турецкому султану письмо: «Так, мол, и так – находящиеся в твоей конюшне кобылицы ржут и не дают покоя моим жеребцам; заставь-ка их замолчать!»
Созвал турецкий султан всех своих визирей и советников, думают они, гадают – ничего не могут придумать, как ответить царю.
Позвал султан самого главного визира, дал ему золота – послал искать человека подогадливей, чтобы раскусить загадку.
Истоптал визир все дороги в своей стране, не нашёл догадливого человека. Поехал по другим странам – тоже нет. Тогда он направился потихоньку в страну московского царя и очутился в Дагестане.
У первой же горы в этой стране визир рот разинул от удивления. Скала висит над рекой, а на скале селение. Половина дома на скале, а другая половина над дорогой. На крыше поля шест, а на шесте – старый бешмет, шест пошатывается, бешмет полами помахивает – ни один воробей на поле не сядет.
Поднялся визир на скалу, зашел в дом, говорит:
– Ассалам алейкум этому дому!
Слышит визир – отвечают ему «Ваалейкум салам!» Видит – в доме человек сидит. Справа от него – Коран, слева – детская колыбель, впереди – груда ложек. Глазами человек Коран читает, руками ложки строгает, ногами колыбель качает – это его жена за водой к речке пошла. К колыбели приделан шест – так человек заодно и воробьев с поля гонит.
Увидел визир, как хитрец сразу четыре дела делает, обрадовался – вот кто, думает, сможет ответить московскому царю.
Рассказал визир, какую загадку задали турецкому султану, и просит хитреца: помоги!
– Как же я помогу, – рассмеялся хитрец, – если я и султана не видел, и кобылиц его не слыхал.
– Так едем к султану, – обрадовался визир.
– Как же поеду, если я не обут, не одет и нет у меня денег, чтобы взять четырех помощников – делать мои четыре дела.
Одел визир хитреца, обул, дал золота работников нанять, – повёз к турецкому султану.
«Да живи ты, – говорит, – падишах, нам на страх и надежду; много я объездил дорог и стран, а умней и догадливей этого хитреца никого не нашёл».
Обрадовался султан, просит хитреца дать ответ московскому царю.
– Да живи ты своим людям на страх и надежду, падишах, – говорит хитрец. – Как же я, сидя у тебя, могу отвечать московскому царю? Повезите меня к нему, дайте мне всё, что попрошу, и я отвечу.
Султан велел дать хитрецу золота, коней и слуг, а от себя дал бумагу с бычью шкуру и приложил печать величиною с таз.
– Этого мне мало, – говорит хитрец.
– Чего же тебе ещё? – удивляется султан.
– Дай мне, падишах, искусного стрелка, чтоб стрелял, как моргну, и со слугами дай верблюда, козла да осла.
Дали хитрецу всё, что он попросил, и отправился он в путь.
И ехал хитрец, и отдыхал хитрец, и горы за собой оставил, и долины оставил, проехал и Эл-ал, и Хел-хал и, миновав широкие поля, приехал, наконец, к московскому царю.
Царь уже догадался, что ему везут ответ от турецкого султана, и велел вести хитреца прямо к нему.
Зашёл хитрец на царский двор, ищет глазами по сторонам, видит – царские собаки, моргнул стрелку – он всех и перестрелял.
Входит хитрец в царские палаты, а царь даже на «салам алейкум» не ответил.
– Зачем, – сердится, – моих собак перестрелял?
– А я, царь, – говорит хитрец, – не для того пришёл, чтобы о собаках речь вести. У меня дела царские – от султана ответ.
Царь засмеялся и говорит:
– Неужели у турецкого султана не нашлось никого с головой побольше?
– Как же, есть и такие, – отвечает хитрец.
По его знаку привели осла, и хитрец сказал:
– Поговори-ка с ним, царь, у него голова побольше. Видит царь, что хитрец не так прост, рассердился и снова вспомнил о своих собаках.
– Да не о собаках, царь, у нас с тобой речь, – отвечает хитрец, – а о задаче султану.
Не хочется царю платить мерку золота за проигранную загадку, он и выкручивается:
– Хоть бы султан кого постарше прислал, хоть бы с бородой.
– Изволь царь, – сказал хитрец, – есть и с бородой! – и велел привести козла.
Видит царь, что его и тут обошли, кричит со зла на хитреца:
– Шея у тебя куцая в царские дела лезть, ноги коротки царскую честь топтать!
– Изволь, царь, – говорит хитрец, – есть для твоих царских дел и такой посол, какого ты хочешь.
Ввели тут в царские палаты верблюда, – царь плюнул, верблюд плюнул, на том и поговорили.
Отдышался царь, видит, что от хитреца не отвертеться, и говорит:
– Хорошо, хитрец, я тебя выслушаю, но всё же скажи сперва: зачем ты убил моих собак?
– Изволь, царь, – отвечает хитрец. – Я ведь пастух, знаю толк в собаках. Однажды, когда я был с отарой на стамбульских горах, налетели волки и стали драть овец. Я позвал своих собак, но их порвали волки, позвал соседских собак – и их разорвали. Тогда я вспомнил о твоих собаках, их весь свет знает, но сколько ни звал, – они нe пришли. Вот я и рассчитался с ними!
– Да как же мои собаки могли услышать тебя, – рассердился царь, – если ты был на стамбульских горах?
– А как же твои жеребцы, царь, – засмеялся хитрец, – слышали кобылиц из Стамбула?
Видит царь, что вконец рассчитались с его задачей, и говорит хитрецу:
– Иди к моей жене – получай мерку золота!
Царская жена не приняла хитреца:
– Приходи, – говорит, – ко мне не при луне и не при солнце, по дороге и не по дороге, а когда придёшь – и в дом не входи и за домом не оставайся!
Хитрец пришёл не при солнце и не при луне, а при звёздах, шёл одной ногой по дороге, другой по траве, а когда пришёл, одной ногой ступил в комнату, а другую за порогом оставил. «Вот, говорит, я и в дом не вошёл и за домом не остался!»
Царская жена вынуждена была отсыпать хитрецу мерку золота, а так как парень не любил делать одно только дело, – он получил ещё полную мерку удовольствия.
Если не верите, отправляйтесь-ка к турецкому султану и узнайте, как ему помогали ответить на загадку московского царя.
И малые звезды украшают небо
Если бы умирало случившееся, не рождалось бы выдуманное
Надпись на камне в горах у перекрестка дорог.Брат Шахли-Шах-Абасса (Рутульская сказка)
У знаменитого Шахли-Шах-Абасса был младший брат по имени Тур-Абасс. Все говорили, что Шах-Абасс мудр и справедлив, а брата его считали тронувшимся умом.
Однажды Шах-Абасс собрался на охоту. С ним были министры, визиры и знатные люди, и, когда на краю шахского села Шах-Абасс увидел брата, игравшего с детьми у грязной лужи, ему стало стыдно, и он отвернулся от брата.
Один из визиров, от которого шах тоже отвернул лицо своих милостей, подумал: чем это занимается брат Шах-Абасса? Говорят, Али дурной, Вали дурной, так не все ли тут дурные? Он отстал от свиты шаха и стал смотреть, что делает его брат.
Визир увидел, что Тур-Абасс берёт горстями мокрую землю, швыряет её в сторону и что-то приговаривает.
Визир подошёл ближе и услышал: «Эта земля пусть станет пылью, которой обманывающие прислужники ослепляют тех, кому они служат». Визир подумал: «А ведь Тур-Абасс не глуп. Это первый министр шаха, мой злейший враг, лестью и подлостью отвёл от меня взор Шахли-Шах-Абасса».
Визир подошёл ещё ближе к Тур-Абассу и услышал: «Этот комок пусть станет пылью и засыплет глаза тому, кому они не нужны – он не видит родного брата и считает братом брата жены».
Визир вспомнил о своём брате и подошёл ещё ближе. «А этот ком земли, – услышал он, – тому, кто верит жене и без пыли слеп».
Визир решил докопаться до смысла этих слов. «Они словно арабские буквы, – подумал он, – и прямые, как луч, и кривые, как ключ, а всё-таки в них что-то есть».
Вернувшись с охоты, визир решил начать поиски смысла слов Тур-Абасса с проверки жены. Он пошёл на луг Шах-Абасса, поймал любимого оленя шаха и спрятал его в своей конюшне. Потом на базаре купил оленя, похожего на любимого оленя Шах-Абасса, зарезал его, а тушу втащил в дом, накрыл буркой и позвал жену.
– Милая моя жена,– сказал он, – я по ошибке убил любимого оленя Шах-ли-Шах-Абаса. Все знают, что верней тебя нет никого для твоего мужа. Давай сжарим оленя, а шкуру сожжём.
Жена не согласилась и сейчас же ушла в дом первого министра шаха, о котором говорила, что она ходит туда ради дружбы с женой министра. На самом деле она была любовницей первого министра и, поспешив к нему, сказала, что визир убил оленя Шах-Абасса.
Визир тем временем послал за братом жены своей и, показав ему прикрытую буркой тушу оленя, сказал, что это человек, которого он убил и что это один аз лучших слуг шаха.
– Ты и моя жена, – сказал он, – всегда уверяли, что ты мне родней родного брата. Помоги мне вынести этого мертвеца и тайком предать его земле.
Брат жены визира испугался и ушёл. Он сейчас же явился к начальнику шахской стражи и донёс на визира.
А визир позвал своего родного брата, которого не видел со дня женитьбы, и сказал, что под буркой первый министр шаха, которого он тайно убил.
Брат визира, с которым визир был в ссоре семь лет, обнял брата, заплакал и сказал:
– Давай пока спрячем убитого, а ночью зароем в моём саду. Если найдут, а скажу, что это я убил первого министра шаха.
Оставим визира, снова нашедшего своего брата, в его радости, а сами посмотрим, что было во дворце справедливого и мудрого Шахли-Шах-Абасса.
Тайный советник и начальник полиции Шах-Абасса, давно опорочивший его брата, явился во дворец и сказал Шах-Абассу, что наконец-то его соглядатаи расплели сети, о которых он давно говорил своему повелителю. Оказывается, Тур-Абасс не тронут умом. Нелепым он прикрывает злодейское. Это помогало ему собирать противников шаха, чтобы с их помощью захватить его престол.
Шах-Абасс рассердился и повелел: сейчас же схватить Тур-Абасса и к утру предать его казни.
Тут к Шах-Абассу пришли сразу и первый его министр, и начальник его стражи. Первый министр сказал, что визир зарезал любимого оленя шаха, а начальник стражи, – что визир убил лучшего слугу шаха.
Шахли-Шах-Абасс рассердился и повелел: сейчас же схватить визира и привести его на строгий и справедливый суд шаха.
Визира связали и привели во дворец. Визир сказал:
– Справедливый и мудрый Шахли-Шах-Абасс, твой брат так же мудр, как и ты. Он освободил мои глаза от пелены, которой затмила их моя жена. Сними и ты пелену со своих глаз. Пошли своих слуг в мою конюшню и пусть приведут тебе твоего живого оленя, которого я берёг и холил весь этот день. Пошли слуг в мой дом и пусть снимут бурку с туши, которую я притащил в свой дом. Это не твой верный слуга, а олень, которого я сегодня утром купил на базаре.
Шахли-Шах-Абасс убедился, что всё это правда, и, как и его визир, нашёл брата и отвернулся от всех, кто обманывал шаха и пытался повернуть его на дорогу несправедливости.
Легенда о старой Джурадж (Цахурская легенда)
Самый трудный путь от снежных гор к долине Самура в его верховьях идёт по ущелью Алахан. Когда-то здесь были древние цахурские аулы. Время сохранило от них лишь остатки стен. Старики видели их в лесу под корнями деревьев.
Самым большим в тех краях был аул Хырыца. Он запирал выход из ущелья, и старшины аула построили здесь ворота и со всех, кто хотел выйти на дорогу, ведущую к Рутулу и Ахтам, брали поборы.
Однажды на эту дорогу спустился с гор Хасан из аула Сырыма. Он славился мужеством, красотой и силой, но и перед ним не распахнулись ворота Хырыца – он откупился от стражников мёдом из кувшина, притороченного к седлу его коня.
Мёд Хасан вёз в Ахты, он спешил, там его ждала его любимая Хозра, и Хасану было досадно, что подарки, которые он вёз родителям девушки, оказались испробованными.
А подарками нагрузила Хасана старая Джурадж, его заботливая и одинокая в своём уже распадавшемся роду мать. Хозра была из их тухума, жила когда-то в Сырыма, но потом родители её стали жить в большом и богатом ауле Ахты, и мать отговаривала Хасана от поездки. Кто знает, не выдали ли уже замуж его Хозру? И не будет ли у Хасана стычки со старшинами Хырыца? – уж очень они не любили гордого и строптивого Хасана!
Думая обо всём этом, Хасан хмурился и торопил своего коня. И вдруг морщины на его лице расправились, и в глазах его засияло солнце. За скалой у поворота дороги он увидел стройную девушку, отпрянувшую от родника. Она работала с матерью неподалёку в поле, вышла к роднику, чтобы смыть соль с жаждущих губ, и Хасан, улыбаясь, смотрел, как капли воды стекают по ее порозовевшему лицу. А девушка и испугалась, и было видно, что она рада. Она замерла, как завороженная, и глаз ее могла оторвать от Хасана.
Девушка была красива, но Хасан подумал, что всё же на всём свете нет никого красивее его Хозры, и, так и не заговорив с незнакомой девушкой, поехал дальше.
А в ауле Ахты с его Хозрой случилось вот что.
Отец Хозры уже забыл об оставшемся в горах Хасане. Он был жаден и решил выдать дочь за сына богатого шейха. Перед свадьбой Хозра плакала, умоляла отца, разжалобила мать, но ничего не добилась. Она ждала, что вот-вот приедет Хасан и спасёт её, но не дождалась и в канун свадьбы вышла к крутому берегу Самура, закутала голову платком и ринулась в мутный водоворот быстрой горной реки.