В соборе было душно, в серебряных канделябрах оплывали свечи. У Марии кружилась голова, а в низу живота продолжала пульсировать и нарастать боль. Но королева дала себе слово – она не позволит себе быть слабой, она выдержит и церемонию коронации, и последующие балы и приемы, которые будут продолжаться без малого месяц.
Патриарх заканчивал службу, передавая эстафету гофмаршалу. Началась светская часть церемонии. Мария не смогла сдержать глубокого вздоха и заметила, какие удивленные взоры бросили на нее державные родственники. Ей больше всего хотелось сесть, однако это противоречило бы православной традиции, а она не хотела никаких исключений из правил. Ведь перед Господом все равны!
Архаичная церемония длилась уже четвертый час. Королева пошатнулась, и к ней подоспела одна из верных камер-фрейлин. Встав около Марии, придворная дама прошептала:
– Ваше величество, обопритесь на мою руку!
Мария так и сделала и почувствовала себя немного лучше. Но боль не отступила. Мария впервые за свою жизнь возроптала: неужели Господу недостаточно того, что он послал ей испытание в виде больного сына? Так отчего же он и в столь значимый для их династии день снова насылает на нее кару? Но королева тотчас устыдилась своих еретических мыслей.
А тем временем раздался гимн, и патриарх трясущимися руками – видимо, старче тоже был на последнем издыхании – взял из рук гофмаршала тяжеленную, усыпанную бриллиантами корону. Георгий, в пурпурной мантии, со скипетром и державой в руках, восседал, подобно изваянию, на старинном троне. Патриарх приблизился к королю… И, то ли запутавшись в своих одеждах, то ли оступившись, вдруг подался вперед, падая. По собору прошел возглас изумления и негодования. Старче не смог удержать в руках корону, и она шлепнулась на устланный бархатом пол.
Корону тотчас подняли два митрополита и вручили ее испуганному патриарху. Церемония возобновилась. Но Мария услышала фразочки, которыми по-английски обменялись ее кузины из Великобритании, представительницы королевского семейства:
– Какое ужасное предзнаменование! Корона упала на пол!
– Как бы это не было знаком того, что Любомировичи ее потеряют! Ах, им стоит опасаться революции!
Мария закусила губу, нахмурилась и устремила взгляд на фреску над головой супруга. Патриарха тем временем сменил один из более молодых митрополитов – старче, кажется, уже не мог держаться на ногах, все-таки ему было под девяносто.
И вот корона, отбрасывавшая разноцветные блики, опустилась на голову монарха. По старинной традиции все гости тотчас бухнулись на колени (в том числе и Мария), поклонились новому помазаннику Божьему, королю Георгию Третьему.
С большим трудом Мария, поддерживаемая камер-фрейлиной, поднялась снова на ноги. Георгий улыбнулся жене, и это было сигналом к тому, что наступал ее черед. Фрейлины отцепили шлейф, и Мария проследовала к трону. Супруг поднялся с него, церковный хор завел один из торжественных псалмов. Боль в животе стала невыносимой, женщине казалось, что она вот-вот разорвет ее изнутри. Внезапно Мария почувствовала, что по ее бедру что-то потекло. Нет, только не это! Неужели у нее начались преждевременные роды?
– И коронуем тебя сей короной, знаком древнего величия, делая тебя равной нам и владычицей над нашим добрым народом… – вещал митрополит.
Наконец Георгий взял с золотого подноса малую королевскую корону, поднял ее над головой Марии и начал произносить малопонятные слова древней клятвы на старогерцословацком. Женщина заплетающимся языком повторяла их. Гости переглядывались и шушукались – всем было видно, что королева вот-вот лишится чувств. Но нельзя же было прерывать коронацию!
– И да поможет мне Господь-вседержитель, управляющий небом, землей и нашими бессмертными душами! – завершил Георгий клятву.
От Марии требовалось повторить концовку, и тогда корона могла опуститься на ее склоненную голову. Но женщина уже ничего не слышала, перед ее глазами все плыло, а в голове был кровавый туман.
– И да поможет мне… – начала она и замолчала.
Георгий подсказал супруге шепотом последующие слова, но Мария только захрипела и неловко повалилась на пол. К королеве подоспели фрейлины и в ужасе видели, что подол ее коронационного платья весь в крови. Георгий в ужасе сунул кому-то корону и склонился над женой. Служка, который держал корону в руках, был сметен несколькими тучными митрополитами, выпустил из рук корону, и она покатилась по ковровой дорожке. Гости оторопело следили за тем, как сверкающий венец все катится и катится...
– Ну что, дорогая моя герцогиня, – заметила одна из великосветских сплетниц, – теперь вы убедились, что Любомировичей ожидает кошмарная участь? Одна упавшая корона – еще куда ни шло. Но две! Попомните мое слово, их судьба будет еще ужаснее, чем судьба Романовых.
* * *Ребенок появился на свет в кафедральном соборе – это была девочка, первая дочка королевской четы. Марию доставили во дворец в бессознательном состоянии. Малышка, оказавшаяся в руках медиков, была очень плоха, да и самой королеве давали минимальные шансы на выживание.
Георгий, нервно ходивший по апартаментам дворца, курил одну сигарету за другой, плакал и беспрестанно молился. А коронационные торжества продолжались – по личному приказу его величества о происшествии в соборе объявлено не было, и в то время, когда королева рожала, по всей столице звенели колокола, оповещая подданных, что в Герцословакии воцарилась новая королевская чета.
– Ваше величество, – произнес один из придворных, склоняясь перед королем.
Георгий, который только что возносил Господу горячую молитву, злобно посмотрел на него:
– Ну, что еще такое?
– Беда, – вымолвил придворный. – На Марсовом поле случилась невообразимая давка! Если желаете взглянуть…
Король прошел в другое крыло и увидел вдалеке колыхающуюся толпу.
– Быдло передавило быдло, и что с того? – бросил Георгий в сердцах. – Послать туда карательный отряд, зачинщиков расстрелять на месте, остальных прогнать взашей!
– Но, ваше величество, речь идет о сотнях убитых и, вероятно, о многих сотнях, а то и тысячах раненых… – заикнулся придворный.
Георгий отвесил ему знатного леща и крикнул:
– Что вы лезете ко мне с этими простолюдинами? Моя жена и дочка находятся при смерти! Делайте, что я говорю! Всех расстрелять! Тех, кого не расстреляли, повесить! А тех, кого не повесили, отправить в тюрьму!
Королева находилась между жизнью и смертью почти неделю – у нее началось заражение крови. Ее соборовали и ждали неминуемой кончины. Король Георгий всего единожды за эти дни видел свою дочку. Вообще-то он все время желал, чтобы супруга подарила ему девочку, но, подержав малышку на руках, он вверил ее заботам нянек и мамок и отправился к опочивальне, в которой умирала королева Мария.
В том, что она умирала, не было сомнений. Королева уже три дня была без памяти. Медики разводили руками и намекали, что если кто и может спасти ее величество, так только сам Господь.
Король не желал и слушать о том, что на Марсовом поле во время ужасной толчеи, вызванной борьбой за подарки, было задавлено свыше двух тысяч человек, а около тридцати тысяч получили травмы разного рода тяжести.
– Народ сам виноват в произошедшем, – отчеканил он и тотчас забыл о случившемся.
Георгий вбил себе в голову, что Мария, как и его брат Кароль со своей женой Александрой, – жертвы его грехов. Потому что его величество завел интрижку с примой-балериной Королевского театра, прелестной Марленой. Король убеждал себя, что раз он дал зарок не ходить больше по уличным девкам, то имеет право предаться любви с Марленой – ведь она не была шлюхой! Мария ведь не допускала его к себе уже много месяцев по причине беременности… Но Господь, оказалось, все видел, и обмануть его было невозможно. Вот он и покарал его, Георгия, за то, что нарушил обещание, данное умирающему брату.
– Ваше величество, – тронул его за плечо диктатор генерал Зорич. – Медики сказали, что надежды не осталось. Сегодня вечером или, самое позднее, завтра под утро. Вам лучше проститься с ее величеством сейчас…
Георгий, обливаясь слезами, долго целовал руки лежавшей на огромной кровати без сознания супруги. Ее могло спасти только чудо, а чудеса творил только Всевышний. Но Господь рассердился на него, короля, за то, что он удовлетворил свою похоть с Марленой...
Король поцеловал Марию в покрытый испариной лоб и, трясясь, вышел из ее спальни. Монахи принялись читать молитвы: королева вот-вот должна была умереть. Единственной, кто мог утешить Георгия, была его младшая сестра Зоя. Девочка долго гладила короля по голове и ничего не говорила. Его величество так и заснул в кресле.
Разбудил его барон Чучель. Открыв глаза, Георгий вскочил с кресла и испуганно спросил:
– Неужели все кончено?
Гофмаршал зашептал ему на ухо:
– Неужели все кончено?
Гофмаршал зашептал ему на ухо:
– Ваше величество, вы же сами знаете, что королеву Марию может спасти только чудо. Так вот у меня есть человек, который может творить чудеса.
– Еще одна клистирная трубка? – спросил король презрительно. Врачей он не особенно жаловал.
– Нет, нет, ваше величество! – ответил барон. – Это человек из народа, добрый монах, святой старец по имени Никодим! Он отшельник, провел долгие годы в горах, в пещере, где молился и постился. Господь явился к нему в виде белого голубя с огненными крыльями около года назад, и с тех пор старец Никодим может врачевать людей. Он спас от смерти многих безнадежно больных, тех, кого медики записали в покойники.
Взгляд короля просветлел:
– И где сейчас чудо-старец? У себя в горах? Но ведь пока его привезут…
– Ваше величество, старец Никодим здесь, – возразил барон Чучель. – Он уже две недели как в Экаресте и исцелил за это время графиню фон Киттлиц.
– Так у нее же был рак! – удивился король. – Я сам слышал, что ей давали от силы два-три месяца!
– Вот именно, ваше величество, рак молочной железы, который затем распространился по всему ее организму. Но старец Никодим денно и нощно читал у ее постели молитвы, и графине значительно полегчало. А потом медики сделали рентгеновские снимки и поразились – ни раковой опухоли, ни метастазов! Они исчезли! Графиня полностью здорова, в чем вы можете убедиться сами. Она ожидает вашей аудиенции в Малахитовой гостиной.
Король в волнении вскочил на ноги.
– Чучель, если это так, то я хочу видеть старца Никодима. Он должен исцелить мою жену! Где графиня?
Барон поспешил за королем в Малахитовую гостиную. Там его величество узрел пожилую графиню Аделаиду фон Киттлиц, которую видел несколько недель назад на балу – тогда она была худа, истерзана болезнью, лицо ее было ликом смерти. А теперь перед ним стояла румяная, дородная дама, выглядевшая намного моложе своих шестидесяти. Перемена была разительная, более того – волшебная.
Георгий в изумлении едва вымолвил:
– Графиня, как вы помолодели!
– И не только это, ваше величество, – ответила кокетливо женщина. – Я полностью здорова! Вот, взгляните…
Она показала королю ужасные фотографии – огромный нарост на груди, почерневшая кожа. А затем графиня, нисколько не смущаясь, распахнула свое платье, и король имел возможность лицезреть крепкую красивую женскую грудь без малейших признаков опухоли.
– Рак исчез! – заметила радостно графиня, позволяя его величеству пощупать себя. – Причем полностью! Не только из молочной железы, ваше величество, но и из всего моего организма! Врачи разводят руками и твердят одно и то же: «Чудо!» Они бормочут что-то о ремиссии, о целебных силах организма, о неведомых клеточных процессах. Но у чуда, произошедшего со мной, есть имя – старец Никодим. Он спас меня, вытащил с того света, победив болезнь!
Король, трясясь от нетерпения, заявил:
– Я желаю видеть этого святого человека! Доставьте его во дворец!
– Ваше величество, старец уже здесь, – доложил барон Чучель. – Велите привести его сюда?
– Немедленно! – крикнул король. – Сию же секунду! Я хочу немедленно увидеть святого кудесника!
Барон поклонился, на несколько мгновений покинул зал и вернулся с высоченным мужчиной, облаченным в мешковатую черную рясу. У него были рыжеватые волосы и абсолютно седая борода. Глаза у отца Никодима были огромные, зеленые, выпуклые – казалось, что их взгляд пронзает собеседника насквозь. Но особенно на лице выделялся крупный орлиный нос, больше похожий на крюк.
Монах, увидав короля, повалился на колени и пополз к нему, бормоча молитву. Затем бухнулся лбом о паркет и поцеловал голенище сапога Георгия.
– Батюшка великий государь, – заговорил он нараспев с простонародным акцентом дальних провинций, – да ниспошлет Господь тебе и твоей женушке счастья и здоровья! Я молюсь за тебя и твоих деток беспрестанно!
Король внезапно почувствовал, что с души у него свалился камень. Воспитанный в аристократической среде, Георгий привык к придворному двуличию, вечному притворству, фальшивым изъявлениям восторга. Но мужик, стоявший перед ним на коленях и целовавший его сапоги, был настоящим, его почитание и любовь тоже были неподдельными. Это чрезвычайно умилило короля, и он ласково произнес:
– Встань!
Монах неуклюже поднялся, и король отметил, что старец Никодим на самом деле далеко не древний и не ветхий – в заблуждение вводила седая борода. А вот кожа была смуглая, без морщин, зубы ровные и белые. Складывалось впечатление, что чудотворцу вряд ли больше сорока.
– Откуда ты, Никодимушка? – спросил король, и тот пояснил приятным, густым, завораживающим голосом, что родом он из горной деревушки, расположенной на восточной границе.
– И как ты стал… стал целителем? – поинтересовался Георгий, на что Никодим, возведя свои выпуклые глаза к потолку, ответил:
– На все воля Божья! Не скрою, твое величество, был я и распутником, и конокрадом, и даже лихим человеком. Пил беспробудно, воровал, купцов на большой дороге обирал, девок портил… Но Господь ниспослал мне прозрение! В жуткую грозу четыре года назад ударила в меня молния, и я упал и лежал, как мертвый. Меня даже похоронили! Благо что гроб был худой, да и закопали неглубоко. А ведь все это время я лежал недвижимый, слыша, что люди вокруг меня гуторят, даже видел их, хотя зенки мои были плотно закрыты. Как будто с высоты их видел, великий государь, паря над ними в воздухе! И помню, как меня опустили в сыру землю… Так бы и оказался я заживо похороненным, сгинул бы в гробу, но явился мне ангел Господень – весь белый, а лик золотой. И сказал, что прощены мне мои грехи. Тотчас обрел я силу небывалую и проснулся. И смог выбраться из могилы. Вот уж мои односельчане испугались, когда я под вечер, три дня после похорон прошло, появился в деревне! Думали, вулкодлаком или упырем я заделался. Но во мне святой дух сидел! И сделался я отшельником, твое величество. А потом сам Господь мне явился в виде голубицы. И дал мне силу людей целить и недуги изгонять.
Георгий, с воодушевлением слушавший повествование неграмотного мужика, всхлипнул. Подумал: если на кого он и может положиться, то не на дворян вовсе, не на денежные мешки, не на греховных попов. Именно такие, как старец Никодим, – соль земли герцословацкой, от них идет божественная благодать!
– Никодимушка, матушка наша королева находится при смерти, – сказал король, заикаясь. – Ты же многих исцелил, сам говоришь, и графиню вот… Так что тебе стоит и мою супругу исцелить. Если сделаешь это – озолочу! Дворянином сделаю! Замок подарю! Автомобиль роскошный!
Старец качнул своей головушкой и, поглаживая бороду, заявил:
– Негоже сие, государь. Не нужен мне титул дворянский, ибо родился и умру я простым мужиком. Золотые червонцы али яхонты сверкающие тоже не нужны, они от лукавого. Живу я в пещере, сплю в гробу, питаюсь кореньями да сушеными ящерицами иль тараканами, так что замок мне ни к селу ни к городу. А автомобиль – изобретение диавола, он людей давит да воздух портит.
Король чувствовал небывалый прилив сил, разговор со старцем подействовал на него эйфорически.
– И не я исцеляю, государь, а Господь через меня! Я всего лишь его смиренный раб. Господь знает, кому даровать прощение, а кого призвать к себе. Любая болезнь – не зло, а великий подарок небес. Но у матушки королевы пятеро детишек, ей нельзя сейчас кончаться…
Георгий схватил в порыве радости старца за руку.
– Исцели ее, умоляю! Ты ведь святой человек! Молись за мою королеву! Сделай так, чтобы она не умерла!
Старца проводили в опочивальню Марии. Врачи, собравшиеся на консилиум, постановили, что королеву уже не спасти, поэтому никто из них не возражал, дабы странный монах с длиннющей седой бородой и горящими глазами встал на колени перед кроватью, на которой лежала ее величество, и, мерно бухаясь головой о паркет, начал читать старинные молитвы.
Король Георгий не находил себе места. Он курил одну сигарету за другой, ходил взад-вперед по дворцу, не скрывал своих слез. Но слезы были уже не выражением отчаяния, а знаком умиления и просветления. Потому что встретил он наконец простого человека, который любил его всем сердцем, и за этим не скрывались ни корысть, ни желание выслужиться, ни подлый расчет. О, если бы вся страна была полна таких святых старцев! Тогда и революционеров никаких бы не было, тогда бы все жили счастливо и богобоязненно, как в благочестивую старину!
Прошла тревожная, жаркая, липкая ночь. Старец все молился и молился, как будто и не убывали его силы. А потом подхватил королеву, бывшую без памяти, на руки, словно перышко, и стал носить по опочивальне, приговаривая слова старинной колыбельной. Медики гурьбой ринулись к Георгию.
– Ваше величество, этот мужлан и шарлатан позволяет себе неслыханное! Велите его арестовать или хотя бы взашей выгнать из дворца! Он не дает ее величеству спокойно умереть!