— Я тоже вымотался — но деваться некуда. Как раз сейчас здесь требуются двое. Давай закончим, тогда ты передохнешь, а я займусь водородно-гелиевым теплообменником.
— Если бы мне только выбраться из этого скафандра на несколько минут…
— Нет. У нас нет времени снова проходить герметизацию и начинать все сначала, — Патрик старался, чтобы его голос звучал спокойно, сдержанно, но и он устал не меньше Элая. Или даже больше. Нервы были взвинчены до предела. — Времени нет, понимаешь ты это? Мы должны справиться, больше нам ничего не остается.
— «Прометей», вы готовы?
— К черту нравоучения, Патрик, без них обойдусь. А вы там, в Центре, заглохните, мы сами скажем, когда будем готовы. Я не знаю, смогу ли сделать это, перед глазами все плывет…
— Извини за поучения. Нам тут тоже нелегко.
Патрик подплыл ближе, их шлемы почти соприкоснулись, и положил руку Элаю на плечо. Сквозь слои ткани и пластика он мог ощутить внутри человеческое тело, лишь крепко сжав пальцы. Они были одни в космосе, в вечном вакууме, окружавшем их со всех сторон, четкие точки звезд точно отмечали вехами чей-то путь. Стальной корпус «Прометея» рядом с ними — капсула жизни в жуткой пустоте. Полнеба заполняла собой Земля.
— У нас нет выбора, Элай, — сказал Патрик. — Чтобы запустить нас сюда, потрачены миллиарды долларов и миллионы часов труда. И все пойдет прахом, если мы не закончим работу. Нам действительно ничего Другого не остается.
— Все верно, — отозвался Элай. — Извини. Давай, поехали. Что там дальше, Центр управления?
В Хьюстоне молча ждали, не в силах помочь. Они могли лишь давать инструкции и надеяться, что двое измученных людей в космосе выполнят их правильно.
— Перед вами пластина, на ней должен быть номер «Питер Альфред семь шесть». Там четыре крепления.
— Понял. Пат, дай-ка мне отвертку.
Патрик отстегнул страховку и передал ему громоздкий прибор.
— Там большая лопасть. Настроен на извлечение при минимальной скорости. Я готов.
— Хорошо.
Элай покачивался рядом, закрепившись за скобу, он вставил лопасть в паз первого болта. Когда он включил аппарат, тот взвыл, маховик быстро завертелся.
— Что за… — начал Элай, и тут лопасть врезалась в алюминий, и отвертка вырвалась у него из рук. — Слишком быстро!
Электроотвертка уплывала от них светящейся пылинкой в темноте.
— Я достану — держись, — крикнул Патрик, передвигая астроскаф и регулируя реактивную струю для полета вперед. Он взлетел следом, схватил отвертку и затормозил. Обратно он возвращался гораздо медленнее.
— Ты включил на слишком большую скорость, — сердито воскликнул Элай. — Она просто выскочила у меня из рук, когда заработала.
— Извини, это моя ошибка, но тебе следовало закрепить ее страховкой. Если бы ты это сделал, ничего бы не случилось…
— Элай, Патрик, полетное время 17:34, — сказала Надя, ее спокойная речь пробилась сквозь их раздраженные голоса. — Как подвигается работа?
Патрик судорожно вздохнул.
— Все по плану. Спасибо, Надя.
— Хотите, я кого-нибудь из вас сменю?
— Очень хорошая мысль. Как только мы снимем эту пластину, я отошлю Элая. Когда он перейдет в полетный отсек, ты можешь занять его место здесь.
— У меня все нормально, — сказал Элай.
— Нет, не все. И у меня тоже. Как только тебе станет лучше, ты сможешь заменить меня. Работать по очереди будет значительно легче. Теперь давай займемся пластиной.
— Ладно.
Наконец пластина была снята, под ней обнаружилась масса кабелей и проводов.
— Вам виден черный кабель с зеленой маркировкой?
— Похоже на кучу спагетти, — сказал Элай, придвигаясь ближе. — Вот этот вроде, да, зеленая маркировка.
— Вы должны перерезать его. Если потянуть, там есть люфт. Сможете вытащить кольцо наверх?
— Это… не так просто…
— Дай-ка я попробую, — сказал Патрик, приблизившись.
Взявшись вдвоем, они сумели вытянуть черное кольцо кабеля на два-три дюйма.
— Адская работенка — резать его! — воскликнул Патрик. — Он слишком толстый, нашими инструментами не возьмешь. Придется пережечь.
— А не опасно? Другие провода так близко…
— Выбора нет. Включи резак и давай мне сюда.
Элай вернулся к опоре двигателя, где они прикрепили свои инструменты. Он взял ацетилено-кислородный резак и укрепил его на своем шланге. Затем включил подачу газа и нажал на курок. Поток блестящих частиц замороженного газа превратился в огненное лезвие.
— Вот…
— Берегись!
Это крикнул Патрик — слишком поздно.
Поворачиваясь с зажженной горелкой, Элай не заметил, что перед ним колышется кусок собственного шланга. Шланги, казалось, ожили и двигались сами по себе от малейшего толчка, извиваясь, словно змеи.
Кольцо шланга всплыло вверх, и резак прожег его.
Патрик схватил резак, выключил, и оба они в ужасе застыли, глядя на почерневший кислородный шланг. Он был прожжен наполовину, поврежденная наружная оболочка вдавилась внутрь, гибкая внутренняя резиновая трубка выпирала наружу огромным пузырем. В тот момент, когда они дотянулись до шланга, чтобы заправить трубку, пузырь лопнул.
Элай вскрикнул, воздух выталкивался наружу потоком кристаллов, и звук его голоса слабел по мере того, как слабел этот поток.
— Задержи дыхание! — крикнул Патрик. — Задержи дыхание, я отнесу тебя внутрь, — он схватил лопнувший шланг, но не мог удержать воздух, проскальзывавший у него между пальцев. — В отсек! Надя, начинай герметизацию немедленно, дорога каждая секунда.
Он подхватил Элая свободной рукой и включил двигатели астроскафа — короткий выброс, затем поправка курса, полный вперед. Черепашья скорость, дрейф к далекой безопасности открытого люка, шланги тянулись позади. Лицевая шторка шлема Патрика была близко к шлему Брона, и он видел, как закрылся его рот, потом глаза — медленно, на них уже оседали кристаллики льда.
Открытый люк. Затормозить, ухватиться за край. Потом протолкнуть внутрь потерявшего сознание человека, втащить за собой кольца шлангов.
— Подтащи его поближе к воздухоотводнику, — крикнул он, расстегивая пояс, который соединял его с астроскафом, освободился и заставил себя задержаться, чтобы застегнуть страховку, прежде чем нырнуть в люк. Самое последнее действие — закрыть клапаны и отсоединить подачу воздуха от астроскафа. Задержав дыхание, не тратя времени на присоединение к подаче воздуха внутри, закрыть люк.
Белый снег испарился, когда в отсек начал поступать воздух. Надя склонилась над неподвижным телом. Патрик подскочил к манометру. Четверть атмосферы, вполне достаточно. Когда он поворачивал маховик на люке, ведущем в пассажирский отсек, его с силой отбросило назад воздухом, ворвавшимся в лишь частично разгерметизированное помещение. Надя снимала с Элая шлем. Патрик обнаружил, что все еще сдерживает дыхание, тоже поскорее скинул шлем и вдохнул полной грудью.
— Коретта, немедленно сюда, — позвал Патрик.
— Что у вас такое с давлением? — спросила она, пробираясь в люк.
— Это Элай, у него перерезало шланг.
— Пустите меня. Кто-нибудь, принесите из моей аптечки большую зеленую металлическую коробку.
— «Прометей», у вас критическое положение с доктором Броном, — в громкоговорителе раздался голос из Центра управления. — Медицинский контроль сообщает об остановке дыхания, сердечная деятельность тоже ослабевает.
— Дайте мне сведения о дыхании, пульсе и работе сердца, — попросила Коретта, надевая на Элая кислородную маску и открывая клапан. — Снимите с него этот костюм, чтобы можно было сделать искусственное дыхание.
Она бросила кислородный баллон и прижалась губами ко рту Элая, зажав ему рукой нос. То был знаменитый «поцелуй жизни», ибо Коретта заметила кристаллы льда на коже Брона.
— У нас есть рекомендации медицинской бригады. «Прометей», вы готовы записывать?
— Пишу, — отозвалась Надя, вынимая из кармана блокнот. Патрик тяжело осел; он бы упал, если бы не невесомость, последнее усилие совершенно доконало его. Коретта склонилась над неподвижной фигурой, Григорий наблюдал молча.
— Что же… с ним будет? — потрясенно спросил Григорий. Ни у кого не хватило духу ответить.
Глава 31
ПВ 17:45
— Мистер, уже четверть одиннадцатого. Смитсоновский институт, верно, часов пять как закрыт. Там нет никого.
Шоферу такси, дружелюбному негру лет пятидесяти, не хотелось среди ночи бросать такого приятного старичка в центре Вашингтона. Да еще когда вокруг полно бандюг и всякой швали.
— У меня там приятельница работает, — терпеливо объяснял профессор Вейсман, крепко сжимая свой портфель.
— Боюсь, она теперь уже дома.
— Я в этом уверен, но кто-нибудь здесь должен знать ее адрес или номер телефона.
— А в телефонной книге смотрели?
— Не указан.
— Садитесь-ка лучше. Мы подъедем туда, может, вахтера найдем. Не хочется мне бросать вас здесь — уж больно час поздний.
В этот поздний час от вокзала Юнион до Смитсоновского института ехать было недолго. Вскоре он возник перед ними — здание из красного кирпича в викторианском стиле, похожее на крепость и казавшееся довольно неуместным среди своих ультрасовременных соседей. Шофер притормозил у входа и внимательно вгляделся в темноту, прежде чем открыть заднюю дверь.
— Вон там, под фонарем, ночной звонок, а на улице вроде пока все тихо, — сказал он.
— Спасибо, не стоило так беспокоиться, — сказал Вейсман, выбираясь из машины.
— Есть причины. Вчера ночью на девчонку напали и убили всего за квартал от Белого дома. Это вам не Фансвилл.
— О Господи. Спасибо, — Вейсман пошел быстрее, чем обычно, и, запыхавшись, подошел к двери. Он нажал на звонок и слушал, как его звук глухо разносится в глубине здания. Вахтер появился через минуту. Его огромный живот выпирал из-под голубой форменной рубашки, он держал руку на рукоятке пистолета, медленно подходя к двери.
— Что надо? — крикнул он через стекло, не отпирая. — Закрыто.
— Мне нужна доктор Трайб.
— Она домой ушла, утром приходите.
— Мне нужно видеть ее сейчас. У вас есть ее адрес или домашний телефон?
— Слушайте, мистер, мы ночью не работаем. И таких сведений не даем. — Вахтер пошел было прочь, но, когда снова раздался звонок, неохотно вернулся.
— Вы что, не понимаете? У меня чрезвычайные обстоятельства, речь в прямом смысле о жизни и смерти. Можете вы позвонить доктору Трайб и сказать ей, что профессор Вейсман здесь и должен немедленно увидеться с ней? Она знает меня.
С явной неохотой нарушая заведенный порядок, вахтер согласился, но, пошлепав к телефону, дверь так и не открыл. Вейсман стоял на ступенях, с тревогой вглядываясь в темноту, а минуты шли. Шофер наблюдал за ним и грустно качал головой. И окно держал закрытым, несмотря на ночную духоту. Сторож вернулся меньше, чем через пять минут, но Вейсману они показались вечностью.
— Доктор Трайб велела вам ехать к ней, и я ей сказал, что вас ждет машина. Адрес — 4501, Коннектикут-стрит.
— Да, спасибо, большое спасибо.
Вейсман радостно плюхнулся под безопасный кров автомобиля и пока они ехали, прикладывал руку ко лбу.
К тому времени как они пересекли мост в парке Рок-Крик, ему стало лучше. Доктор Трайб знает, что делать.
Она заставила его сесть и выпить чашку кофе, а сама слушала, пока он все не объяснил. Про свой кофе она и забыла. Выслушав его, она схватила бумаги и уставилась в них невидящим взглядом.
— Вы уверены, Сэм, абсолютно уверены?
— А какой еще может быть ответ? Вот цифры, фотографии, все перед вами. Другого вывода быть не может.
— Нет, конечно нет. Вы кому-нибудь еще говорили об этом?
— Никому. Я понятия не имел, кому об этом рассказать, а нескольких людей, кому я звонил, чтобы посоветоваться, не оказалось дома. Я просто зашел в тупик. И подумал, что вы, находясь в Вашингтоне, сообразите, как поступить.
— Конечно, — она встала и пошла к телефону. — Я знакома с помощником госсекретаря. Он подъедет на своей машине и отвезет нас туда.
— Туда? Куда? — Вейсман устал и выглядел растерянным.
— В Белый дом, разумеется. Только президент имеет право действовать, получив подобную информацию.
Глава 32
ПВ 23:24
— Он дышит, — сказала Коретта. — Больше пока сказать ничего не могу.
Она посмотрела вниз, на неподвижное тело Элая Брона. Его пристегнули к койке и накрыли несколькими спальными мешками для тепла. Лицо у него было бледно-восковое, он не шевелился. Все сгрудились вокруг. Патрик плавал свободно, остальные закрепились внизу и молчали.
— Он так и будет без сознания? — спросил Патрик. Коретта кивнула.
— Да. Он перенес тяжелый шок, переохлаждение кожного покрова лица и век, остановку дыхания, кислородное голодание — именно последнее и беспокоит. В Центре управления прикинули время по записям нашей связи с ними и по показаниям биодатчиков. С момента аварии до того, как я начала делать искусственное дыхание, прошло почти четыре с половиной минуты.
— Я шел так быстро, как только мог…
— Патрик! Никто тебя не винит. Как раз наоборот, сомневаюсь, чтобы кто-то другой сумел принести его так быстро. Я не это имела в виду. То время, пока он не дышал. Нет дыхания — нет кислорода. Большая часть человеческих органов может обходиться без кислорода довольно долго.
— Мозг не может, — сказал Григорий.
— Верно. Возможно, в мозгу произошли необратимые изменения. Но мы не узнаем этого, пока он не придет в сознание, — Коретта заколебалась, потом добавила: — Если вообще придет.
— Так плохо? — спросила Надя.
— Боюсь, что да.
— Ну ладно, — Патрик глубоко вздохнул. — Он твой пациент, Коретта, я знаю, ты сделаешь все возможное. Тебе нужна какая-нибудь помощь?
— Нет, я смогу справиться сама.
— Хорошо. Надя, свяжись с Центром и объясни, что случилось. Скажи, что мы с тобой выйдем наружу и закончим ремонт. Вряд ли там много осталось. Спроси, сколько приблизительно времени понадобится для этого и сколько еще нам нужно сделать. Они теперь знают, как быстро мы можем работать, или, вернее, как медленно.
— Я все поняла, Патрик. Сейчас.
Она направилась к пилотскому отсеку, и Патрик двинулся было вслед за ней, но Григорий удержал его за руку.
— Я бы хотел помочь, — сказал он. Патрик внимательно посмотрел ему в лицо.
— Ты уверен, что справишься? — спросил он.
— Ты хочешь сказать, по-прежнему ли я дрожу от страха? Да, мне страшно. Но теперь я смогу этот страх перебороть. Коретта помогла мне.
— Таблетки?
— Ну… что-то вроде. Она прекрасный врач. — Он улыбался, и Коретта тоже. Патрик взглянул на них сквозь пелену усталости.
— Надеюсь, ты прав, Григорий. Я и правда выдохся. Если бы ты мог выйти и помочь Наде, я бы контролировал вас из полетного отсека. Это было бы очень кстати — и все же не совсем бездельничать. Я так устал, что больше не полагаюсь на себя.
— Зато я отдохнул. Можешь на меня положиться.
— Я всегда полагался. — Поддавшись внезапному порыву, он взял русского за руку. — Пока полет наш мало походил на увеселительную прогулку, но, возможно, все еще наладится. Как бы то ни было, поработать с тобой, Надей и полковником стоило. Руки, протянутые через моря, а? Немного взаимопомощи в нашем сложном мире, — он тряхнул головой. — Извини, я что-то слишком разболтался, просто устал.
— Ничего, я понимаю, товарищ. Я чувствую то же самое.
— Ну и хорошо. Твой скафандр вот там, в шкафу. Коретта, сумеешь помочь ему одеться? Или это сделать мне?
— Нет, я помогу, — она посмотрела на Брона. — Сейчас для него больше ничего нельзя сделать.
— Ладно. Григорий, одевайся и присоединяйся к нам. Боюсь, нам придется снова запереть тебя, Коретта. Ты останешься одна.
— Ну и что. Все равно только я могу ухаживать за Элаем. Приводите в порядок эти чертовы двигатели и вытаскивайте нас отсюда, — бодро, с улыбкой заявила она.
— Идет.
Он влетел в полетный отсек, пристегнулся к своему креслу и произнес в микрофон:
— Центр управления?
— Слушаем вас, «Прометей».
— Флэкс, ты знаешь, что произошло с Элаем? Похоже, дело плохо.
— Я знаю, Патрик.
— Слушай, даже если нам действительно удастся выскочить на орбиту повыше, ему это не поможет. Его нужно отправить на Землю, в госпиталь. Когда к нам может прийти спасательный корабль?
— Через две недели.
— Как насчет авиации?
— Я сейчас занимаюсь этим. Дам знать, как только получу сведения.
— Ты можешь внушить им, насколько это срочно?
— Думаю, они понимают, Патрик. Все ведь знают…
— Конец связи, — Патрик разъединился и взглянул на Надю, сидевшую в соседнем кресле. У нее был измученный вид. — Кто может знать? — спросил он.
— Я думаю, они знают. Я уверена, что они делают все, что могут. Только вот могут они так мало! Мы ведь должны сами справиться, разве не так?
— Да, ты права, — он улыбался, криво и устало, но все же улыбался. — Справимся сами. А в качестве утешения согласимся на то, что хуже все равно некуда.