– Потом Таня родила мне мальчика, в скором времени она мутировала. Прошло семь лет, и все взрослые умерли, остались только юноши и дети. Парой лет раньше я спас чистого, и мы с ним обменивались полезными сведениями. Он написал мне, что чистые знают, где искать антивирус – на острове Готланд, который далеко на севере.
– Туда мы и поедем? – перебил Березка, вскочил. – Я хочу его на карте найти.
– Сядь. Дослушай до конца, потом мы все вместе возьмем карту и проложим маршрут.
Березка рухнул на стул, подпер голову левой рукой, а правой принялся крутить вилку.
Радим вздохнул и отобрал у него игрушку:
– Хватит уже, надоел. Учитель, что дальше?
– Мне показалось, что я слишком мало знаю о Готланде, – продолжил Фридрих. – И решил встретиться с чистыми, расспросить, вдруг они разработали антивирус. На тот момент мне еще не исполнилось двадцати семи, я был самым старым из всех наших и понимал, что должен жить дальше, чтобы научить детей хоть чему-то. Почему-то мне показалось, что у чистых есть сыворотка… В общем, почти отчаявшись, я отправился их караулить в месте, где мы оставляли друг другу послания. – Он зло улыбнулся. – Господи, каким же наивным я был! Мне хотелось, чтобы человечество объединилось ради решения общей задачи. Как же я ошибался! Мы, конечно, встретились, чистые даже снизошли до разговора, но… Как думаете, что было дальше?
Первым ответил Березка:
– Они начали стрелять и чуть тебя не убили!
– Нет, они посмотрели, какой я старый, и забрали меня с собой. Зачем – я понятия не имел.
Фридрих снова замолчал, чтобы ученики могли логически осмыслить ситуацию. Даже сейчас, признавая их взрослыми, он продолжал играть с ними в игру: «А ты как думаешь?» Мальчишки попали к нему десяти– и одиннадцатилетними, к этому возрасту уже заложены базовые черты характера, большинство связей между нейронами сформировано. Менять маленького человека можно только, ломая об колено, – до тех пор, пока под личиной зверя не проступят черты человека. А чтобы этот человек научился выживать в мире зверей, был всегда на шаг впереди, следовало сделать самое трудное – развить мозг при колоссальной задержке развития у детей.
Сначала на вопрос: «А как ты думаешь?» мог внятно и обоснованно ответить только Дима. Снег приходил в себя дольше всех, ему все давалось труднее, чем остальным. Только благодаря своему усердию этот ребенок выжил. Потом Демона догнали Радим и Березка. Леший оказался глуповатым от рождения, но этот недостаток он компенсировал грубой силой.
Мальчишки продолжали молчать. Лишенный ложки Березка принялся теребить рукав рубахи. Пришлось давать подсказку:
– Они поняли, что я – один из тех, кого не берет вирус.
– Ясно, – кивнул Радим. – Они захотели тебя изучить.
– Да. Мало того, потом попытались сделать из моей крови вакцину, как до того пытались добыть ее из крови маленьких детей.
Леший нахмурился:
– Они выкачивали у тебя кровь? И у детей?
– Дети при этом погибали. Мне удалось бежать. Только чудом я добрался до монастыря, где жили наши…
Теперь Фридрих замолчал, не чтобы позволить ученикам вставить вопрос – защемило сердце. Хочешь не хочешь, а возраст берет свое. Фридрих, тебе пятьдесят один год! И в лучшие времена не все мужчины доживали до этих лет. Иммунные тоже смертны.
Снег правильно уловил нить разговора:
– Чистые знали, где вы живете? – удивился Снег.
– Нет, конечно. Я не говорил им. Но когда я вернулся, то застал пепелище. Осталась только закопченная церковь. Всех, включая маленьких детей, заперли там и подожгли. А все, что было ценного, увезли. Ничего не осталось. И никого, только собака. Тогда я не понимал: почему? За что? Чем провинились эти люди, они ведь никого не трогали! Понял спустя пару лет: чистые уничтожали зараженных, делали так, чтобы они утрачивали знания и не мешали им.
– Уроды! – Лешего аж распирало от злости. – И что ты сделал? Конечно же, отомстил?
– Для начала мне надо было выжить. Я потерял все, что любил. Все книги, технологии. Остался только склад в доме по соседству, там были кое-какие детали и оружие. Мне предстояло по крупице собирать все заново. На это ушло шесть лет скитаний и одиночества. Я никому не мог верить, потому что чистые устроили на меня настоящую охоту, а зары могли продать за таблетку или оружие. С каждым годом я становился все старше, все больше привлекал внимание и в конце концов превратился в отшельника-изгоя. Выходя из убежища, я закрывал лицо платком и надевал перчатки. Только одно заставляло меня бороться за жизнь: в плену чистых ученый подтвердил, что действительно много экспедиций уходило на Готланд, но никто не вернулся. К этому я и стал стремиться.
Снег уперся пальцем в лоб, помотал головой:
– Невозможно. Если это остров, то вокруг – вода, где кишат мутанты. Разве что если по воздуху добираться… Я совершенно не помню, Готланд – это где, в каком озере?
Фридрих обернулся к Беркуту:
– Принеси, пожалуйста, карту.
Пока ждали карту, Снег спросил:
– Учитель, а ты других иммунных встречал? Сколько вас таких?
Фридрих вздохнул:
– Поначалу искал целенаправленно, всматривался в лица, слушал рассказы. До сих пор ходит множество легенд, но я не встретил никого. Иногда мне кажется, что я один такой. Чистые говорили, что был еще мужчина, но верится с трудом.
Пришел Беркут, сдвинул тарелки на середину стола и расстелил карту перед Фридрихом. Мальчишки вскочили, громыхая стульями, и встали вокруг. Интересно, не забыли ли они еще, как читать карту?
– Леший, иди сюда. – Здоровяк навис над плечом. – Где мы сейчас находимся? Остальные молчите.
Леший загудел, поскреб бритый затылок и потянулся пальцем к карте, ткнул в Москву и проговорил:
Во!
– Правильно. В «найди остров» играть не будем, Готланд здесь. – Фридрих щелкнул по продолговатому острову на севере Балтийского моря. – Как вы видите, он не посреди озера, а в море, что упрощает и усложняет задачу одновременно.
Березка, переминающийся с ноги на ногу, присвистнул:
– Ну ничего себе!
– Да уж, неблизко, – заключил Радим. – Не представляю, как мы туда попадем. А еще непонятно, почему именно мы? Почему сейчас, а не семнадцать лет назад, когда сохранилось больше технологий.
Фридрих немного развернулся, помассировал пекущую грудь. В старину эту болезнь называли грудной жабой, потом переименовали в стенокардию. Он слишком много пережил, слишком многих потерял, почти разучился чувствовать, но сердце помнило об утратах и все чаще давало сбои.
Фридрих уставился на трех снегирей, изображенных в имитации окна, кивнул на них:
– Вы не задумывались, кто все это рисовал?
Леший сел на свой стул и ответил:
– Нет. Думал, так и было.
– А мне казалось, – сказал Снег, все не решающийся сесть, – что или ты, или Беркут. Только непонятно, чего не признались.
– Не я и не Беркут. Ее рисовал парень Иван, чтобы мы не чувствовали себя подземными крысами. Вы не первые мои приемные сыновья. После того как бежал из плена чистых, я семь лет строил убежище летом, а зимой, когда мутов меньше, бродил по дальним городам, собирал знания и исправные механизмы. Я научился спать, сидя на дереве, и просыпаться от подозрительного дуновения ветра. Слышать лес: падение листьев, мышей, роющих норы под землей, и шаги даже самого осторожного противника. Я должен был много раз умереть, но сама судьба хранила меня. Собрав все необходимое для похода и даже больше, не верящий в людей, я решил добираться на остров один. Для этого у меня был броневик, шестьдесят литров спирта и катер на прицепе. Но однажды я увидел, как за мальчиком гонятся псы, мне стало жаль его, и я отбил его у стаи собак. Решение пришло само: нужно дать надежду еще кому-то. Так появились десять моих первых учеников. Но тащить с собой ребенка на север – самоубийство. Бросить малыша я тоже не мог. Пока придумывал, куда его пристроить, родилась идея вырастить помощников – честных, сильных, благородных. Будущую опору человечества. А потом, когда они повзрослеют, отправиться в поход вместе с ними.
Наконец и Снег сел, уперся локтями в стол, положил подбородок на сцепленные пальцы.
– Мутанты же потопят катер! Облепят его и потопят! – воскликнул Березка.
Учитель покачал головой и улыбнулся:
– Нет. Мы будем их глушить взрывчаткой, как когда-то глушили рыбу, и только тогда спускать катер на воду. Кто-то из мутов, конечно, заберется на борт, но их будет не несметное множество.
Снега волновало другое:
– Почему не получилось похода? Что-то случилось по пути или…
– Или. Слабая система защиты. Нас выследили зары и сдали чистым. Они нагрянули, когда я отлучался, и снова всех перебили, мальчишкам было по пятнадцать-шестнадцать. Такие уроки не проходят бесследно. В первый раз я хранил все в одном месте, во второй – и катер, и броневик у меня находились на разных складах. Сейчас они в дальнем гарнизоне.
– А чистые? – проговорил Леший.
– Того анклава больше нет. – Фридрих зло улыбнулся. – Да, я позволил себе маленькую слабость. Но потом понял, что чистые – тоже люди, они в еще более жестких условиях и выживают как могут. Бесполезно бороться с ними, надо менять ситуацию в корне.
– Я тоже был чистым, – проговорил Беркут. – Несчастные люди! Они стали заложниками своего страха, и я счастлив, что судьба подарила мне четыре года на поверхности.
Фридрих продолжил:
– Пара лет мне понадобилась, чтобы собрать технологии и обустроить новое убежище. А потом появились вы.
С минуту длилось молчание. Шумно дышал взволнованный Леший, пахло стряпней и обитаемым жильем. Фридрих сам не знал, что рассчитывал услышать. Речь, которую обдумывал годами, он напрочь забыл. Вот они смотрят на него с надеждой, и, похоже, никто не понимает, в какую авантюру ввязывается. Стоит ли им говорить об этом? Он уже говорил: имеющий уши да услышит.
– Теперь вы должны сделать выбор. Повторяю, – сказал он, допил травяной чай. – Нет никакой гарантии, что антивирус существует. Я не обещаю, что все получится. Осмотренный и отремонтированный катер ни разу не опускался на воду по понятным причинам. Нет гарантии, что он поплывет. Не исключено, что мы вообще не доберемся до места – что угодно может случиться!
И опять молчание. В этот раз оно длилось недолго. Березка завертел головой и возмущенно воскликнул:
– Не понимаю, чего мы молчим? Что мы должны сказать? Что хотим идти с Учителем? Не знаю, кто как, я – хочу и пойду, что бы нас там ни поджидало!
– Я тоже, – кивнул Леший и положил на стол ручищи.
– По-моему, это риторический вопрос, – сказал Снег. – Все мы, конечно же, пойдем. Правда, Радим?
– Конечно, – кивнул он и навис над картой. – Но не представляю, как это у нас получится. На севере ведь болот тьма, мутов – соответственно тоже. Переплыть море… Нет, не могу представить. Они же нас потопят. Катер ведь небольшой, большой мы попросту не протащим по лесам и болотам. Я ведь прав?
– Прав. – Фридрих скрестил руки на груди, поймал себя на том, что сделал закрытый жест, и, как Леший, положил их на стол. – Все вы уже взрослые настолько, что можете мутировать со дня на день. Я рассчитывал, что мы выдвинемся отсюда, когда начнутся первые морозы, муты попрячутся и болота замерзнут. В дальнем гарнизоне проведем два месяца до декабря, в Готланд поедем, когда совсем похолодает. Маршрут я уже проложил, пункт назначения – приморский город Вентспилс, оттуда мы уже поплывем. Чем холоднее будет зима, тем нам лучше. Теперь же придется выжидать в надежном месте, оно недалеко отсюда.
Фридрих посмотрел на наручные часы. Они давно встали, но он все равно носил их в память о молодости и времени, когда он обрел счастье, чтобы потерять навсегда. Стоило посмотреть на помутневшее стекло, и то время оживало, сердце начинало биться чаще, и в груди теплело.
Снег покосился на Беркута так, словно собирался спросить что-то запретное, и проговорил:
– Каковы шансы на успех?
Фридрих потер подбородок, колючий от начавшей пробиваться белой щетины.
– До дальнего гарнизона мы с большей долей вероятности доберемся полным составом, я на карте отметил опасные участки. Доплывем ли до Готланда? Шестьдесят процентов, что да. Найдем ли антивирус? Шанс есть, один из ста. И чистые, и зары посылали туда экспедиции, еще когда располагали технологиями, но никто не вернулся. Мы будем искать иголку в стоге сена. По-моему, вы хотели попрощаться с Демоном?
Снег вскинул голову:
– Не верю, что он так поступил с нами.
Фридрих кивнул. Он запугал ребят, что если узнает о связи с зарами – убьет. Видимо, Снег думает, что Демона нет в живых.
– Вы увидите Демона, но каждый должен поклясться, что вы не расскажете ему о наших планах. Все поняли?
– Конечно, – ответил Радим холодно, встал. – Я так понял, выдвигаемся мы на рассвете?
– Да. – Фридрих тоже встал. – Потому что следующей ночью будет ливень. А после сюда пожалуют чистые. Так что если хотите увидеть Демона – идите за мной.
Когда Фридрих отпер дверь в свою каморку, Демон стоял посреди комнаты. Сутулый, со сжатыми кулаками. Каштановые волосы – волной. Карие глаза прищурены, губы поджаты. Но даже несмотря на это, он выглядел надменным.
Фридрих прислонился к стене, пропуская парней в каморку, но они столпились у входа, потупились, будто в чем-то провинились перед Демоном. Он же так и стоял, ни один мускул на его лице не дрогнул. Первым заговорил Леший, разводя ручищами:
– Мы это, брат… В общем, знаем, что ты решил уйти. Ну, и того… Попрощаться пришли.
Рот Демона искривился, парень процедил:
– И что вы еще знаете?
– Что ты решил остаться со своей девушкой, – ответил Леший. – А что?
– И всё?
– Ну да. Всё. Или еще что-то?
Демон выдохнул с облегчением и посмотрел на Фридриха то ли с благодарностью, то ли с осуждением. Наверное, он решил, что остальным известно о его преступлении.
– Спасибо, что не забыли, – процедил он сквозь зубы, опуская взгляд.
Он нервничал, его глодало чувство вины, но ребятам подумалось, что он говорит пренебрежительно. Они спешно попрощались и вышли. Только Леший рискнул остаться, сгреб названного брата в объятия, собрался что-то сказать, но передумал.
– Ты держись. Будь мужиком, – проговорил он, отступая к двери, повернулся спиной и мимо Фридриха зашагал следом за остальными.
Демон вскинул голову, и на долю секунды с него слетело все напускное. Не надменный Демон провожал взглядом удаляющихся друзей – растерянный мальчишка Дима, брошенный и преданный друзьями. Наверное, что-то подобное чувствует подбитая перелетная птица, провожающая взглядом стаю.
– Это не я подговорил их прийти, – сказал Фридрих, переступая порог. – Снег подумал, что я узнал о твоих похождениях и прикончил тебя, занервничал и остальных завел.
– Спасибо, – зачем-то прошептал Демон и отвернулся.
– Переночуешь здесь с Беркутом…
– Мне хотелось бы побыть одному.
– Понятно. Тогда придется спать в пустой лаборатории на тряпках на полу.
– Не беда, так будет лучше.
– Когда все лягут спать, заберешь свой тормозок с патронами и пойдешь спать. К зарам отправишься на рассвете.
– Хорошо… И… Еще раз спасибо.
Фридрих подождал, пока он притащит битком набитый рюкзак, и запер Демона в лаборатории. Жаль, что экспедиция лишилась самого способного бойца. И лучшее место в дальнем гарнизоне осталось вакантным. Наверное, стоило им еще год назад рассказать, что их ждет в дальнем гарнизоне, тогда подобных проблем удалось бы избежать…
Удалось бы? Кто знает.
Фридрих не пытался представить, каково сейчас Демону, своих проблем хватало. Мальчик стал взрослым и сделал свой выбор.
* * *Демон пережил самую страшную ночь в его жизни. Еще до того как Учитель его спас, бывало страшно, когда он с мамой замирал, слушая мутантов, которые бродили вокруг убежища. Но тогда он еще не до конца понимал, что происходит. Другое дело – сейчас. Он метался по куче тряпья, кусая губы и до боли сжимая кулаки. Хотелось выть в голос, но гордость не позволяла вести себя, как баба.
Казалось, что Демон умирал, в страданиях рождался кто-то другой. Перед глазами мелькали картинки, все отвратительные, болезненные.
Братья, столпившиеся стадом баранов. Что им надо? Или это Учитель решил поиздеваться напоследок? Смотрят виновато, взгляды отводят. Они просто пришли попрощаться, они любят его. Но такое впечатление, что они нарочно делают еще больнее: посмотри, от чего ты отказываешься, предатель! Мы верили тебе, а ты…
Когда искал лекарства в сейфе Учителя, Демон призывал образ Карины. Красивой, нежной Карины. Ее некому защитить, она никому не нужна. Бедняжка сейчас лежит на тряпках и угасает. Но сейчас стоило представить ее, как спасительный образ вытесняло строгое, бесчувственное лицо Учителя: глубокие морщины, льдистые глаза, обветренные губы и волосы белые, с бежевыми прядками.
Здравый смысл метался и вопил. Что ты делаешь, идиот? Ты согласен променять долгую жизнь на человека, который, возможно, уже мертв? Если верить книжкам, твое состояние помутнения закончится через два-три года… если ты не мутируешь раньше.
Но стоило представить, что Карины больше не будет, как в груди будто образовывалась огромная черная дыра, куда летело все: и прочие чувства, и страх смерти.
Уснуть удалось не скоро. Едва Демон сомкнул веки, как щелкнула щеколда, он открыл один глаз и увидел лицо Учителя, на котором плясали отблески свечи.
– Вставай, тебе пора, – проговорил он.
Демон поймал себя на мысли, что ему безумно хочется участия Учителя, чтобы он упрашивал остаться. Тогда он, возможно, и передумает и удовлетворит здравый смысл. Но Учитель держался отстраненно, словно выгонял на улицу чужого человека.