«Если», 1998 № 09 - Журнал - ЕСЛИ 12 стр.


— Не знаю, — честно ответил сержант.

— Это одна из моих сильных сторон, — сообщил Браги с откровенной гордостью. — Хотя сонеты я умею декламировать еще лучше. Удается ли моему противнику нежнейше понижать голос, читая двустишья? Может ли он извлечь слезы из ваших очей? Каков он в свободном стихе?

— Одну вещь он делает замечательно — заставляет дезертировать солдат, — проворчал Уилкокс.

— Что? Он даже не умеет удержать при себе слушателей?! — возопил Браги и захохотал. — Веди меня к нему!

— По-моему, вы меня не поняли.

— О, конечно, понял. Вы учиняете состязание между мной и этим обманщиком.

— И да, и нет, — сказал сержант.

— Объяснись, пожалуйста.

— Нам бы очень, очень хотелось устроить состязание, но не такое, какое вы предлагаете.

— Сгодится любое. Я уничтожу этого бездельника. «В Долину смерти поскакали шесть сотен»…

— Что-то в этом роде мы и имели в виду. — Уилкокс улыбнулся.

— Теннисона? — спросил Браги. — О, это один из моих любимцев!

— Нет, чтобы уничтожить бездельника.

— Не сомневайтесь, я ваших людей наполню духом таким, что станут они сильны и непобедимы.

— Действительно станут?

— Практически, — сказал Браги.

— Что в данном случае означает «практически»?

— Они будут отменно хороши по крайней мере пять минут после того, как я закончу декламацию.

Уилкокс покачал головой.

— Боюсь, этого недостаточно.

— Но постаравшись, я могу столь их воодушевить, что глянут они смерти в глаза и в смятенье ее приведут, — пообещал Браги. — Здесь пригодится «Тело Джона Брауна».[14]

— И что хорошего в том, что приведут? Они, наверное, сами будут как мертвые, так?

— Но умирать они будут со счастьем! И некоторые сумеют воодушевленно повторить слова отваги, которые услышали из моих бессмертных уст.

— Бесполезно все это, — ответил Уилкокс. Посмотрел на воина, который молча слушал их беседу, и приказал: — Олепесаи, отошли его обратно.

— Но я только что прибыл сюда!

— Ты понял, Олепесаи? Отошли его обратно, и мы призовем другого бога.

— Я протестую! — воскликнул скандинав.

— Протестуй сколько хочешь, — отрезал Уилкокс. — Мы напрасно теряем время.

— Обождите! — возопил Браги так отчаянно, что англичанин и масаи вздрогнули. — Нет, о нет, вы не можете меня отослать! Там, наверху, боги давно меня не слушают. — На глазах его выступили слезы. — Они уже слышали все мои стихи. Они начинают хихикать, едва я приступаю к декламации, и уходят, прежде чем я заканчиваю. Хуже всех — Локи, но и сам Один покидает зал, стоит лишь мне войти. О, позвольте мне попробовать уничтожить того бога! И тогда я сочиню великолепную новую оду самому себе, на три часа чтения, преисполненную столь яркой выразительности, что товарищи мои будут слушать ее с почтением.

Уилкоксу показалось сомнительным, чтобы любое существо, будь оно человеком или богом, согласилось три часа слушать оду, сочиненную Браги в свою честь. Но и его положение было достаточно отчаянным, и он решил позволить плачущему богу попытать счастья.

— Хорошо. Поскольку вы все равно здесь, попробуем это использовать. — Он подумал. — Думаю, что прежде всего нужно найти того, другого бога.

— Да хоть сейчас!

Уилкокс так и вскинулся:

— Где он?

— В пещере, что наверху в горах.

— У вас поразительно хорошее зрение.

— Боги способны видеть тех, кто им близок по крови.

— Правда?

— Нас не слишком много в мире, — объяснил Браги, — и мы воистину ощущаем свое родство и взаимную приязнь. Скажу вам со всем уважением, что вы оба мне отчаянно наскучили.

— Тогда пошли наверх, в горы, — предложил Уилкокс, который испытывал примерно те же чувства к норвежскому богу поэзии.

Но тот возразил:

— Известен мне путь много более легкий, смертный.


— Двадцать семь! — взвизгнул Питер Ньоро. — Вокруг нас десятки тысяч британских солдат, а тебе удалось подбить на дезертирство только двадцать семь!

— Время года неудачное, — оправдывался Гермес. — В Эспене еще мало снега, а в Майами идут дожди. — Он пригорюнился. — И еще «Канард» поставил «Куин Мэри» на переоборудование в сухой док…[15]

— Двадцать семь! — повторил Питер.

— Но есть еще одна блестящая возможность, — объявил Гермес.

— Ну?

— Есть. Начиная со следующей недели, «Пан-Ам» предлагает тридцатипроцентную скидку на кругосветные полеты.

Питер в сердцах повернулся к Матениве.

— Говоришь, две тысячи коров и быков?

Старый мундумугу покивал в ответ.

— Я делаю все, что могу! — захныкал Гермес.

— И твое «все» — меньше, чем ничего! — гулко ответил кто-то из глубины пещеры.

Питер выхватил пистолет и навел его на высокого белокурого человека в мехах, возникшего неизвестно откуда.

— Кто ты такой? — спросил Гермес.

— Я тот, пред кем вы должны упасть на колени. Слушайте и рыдайте!

(Перевод Дм. Раевского.)

Закончив чтение, человек в мехах воскликнул:

— Ну вот! Что вы об этом скажете?

Ответом ему было ошеломленное молчание. Наконец Гермес промолвил:

— Если серьезно, то мне это понравилось.

— Понравилось? — взволнованно переспросил Браги.

— Несомненно, — ответствовал Гермес. — Ненавижу я все эти новомодные штуки. Не понимаю, почему некоторые называют их поэзией — там даже рифмы нет.

— Точнейше те же чувства, что и у меня! — отозвался Браги.

— Между прочим, у вас на голове изумительный шлем. Не пожелаете ли поменять этот шлем на мой котелок?

— Пожалуй, нет, — сказал Браги после некоторого раздумья.

— Даю в придачу свой зонт. Здесь, в горах, дождь может начаться в любую секунду.

— Решено! — воскликнул Браги и снял шлем. Получив взамен зонтик и шляпу греческого бога, сказал благожелательно: — Вижу, ты парень совсем неплохой.

— Но и ты неплох, — ответил Гермес. — А стихи, если они настоящие, я могу хоть всю ночь слушать.

— Только не в моей пещере, — с неудовольствием сказал Матенива. — Здесь нельзя.

— Мы можем вернуться назад и заняться стихами за линией английских окопов, — продекламировал Браги, которому явно не терпелось выступить перед восприимчивой аудиторией.

— Нелепая затея, — откликнулся Гермес. — Для нас открыт весь мир!

— Неужели?

Гермес расстегнул свой портфель.

— Не далее, чем сегодня, я видел… Где же это?.. А, вот оно! — Он вынул проспектик. — Чего ради нам торчать в этих холодных и сырых горах, если мы можем отправиться в пятинедельный круиз на Таити, а оттуда перебраться в роскошный охотничий домик на Бора-Бора?[16] Круглосуточное обслуживание прямо в номере, собственная ванна, электрический потолочный вентилятор и шесть километров чистейших бело-песчаных пляжей!

— О, сколь восхитительная перспектива! — сказал Браги. — Но поведай мне и о судне.

— Ну, мы поплывем в первом классе, разумеется. Там будет бассейн, танцевальный зал… — Гермес взял Браги под локоть и повел вниз с горы по тропе, извивающейся вдоль ручья. — Два ночных клуба, библиотека, игра в шафлборд…

— Ночные клубы? Там, возможно, пожелают услышать мою декламацию!

— Весьма вероятно… Ежеутренне — шведский стол с восьми часов до…

Больше их не было слышно.

— И это — боги! — с горечью сказал Питер.

— Наверное, мы ждали от них слишком многого, — предположил Матенива. — Но может быть, и нет.

— Я не понял тебя.

— Если бы наши боги войны сошлись в битве с их богами, дело, наверное, кончилось бы вничью — как у этих двоих, — объяснил старик.

— Но сейчас, по крайней мере, горы остались на месте, и это хорошо, ибо мы захотим жить в них, когда наша война прекратится.

Через три месяца после этих событий Дидан Кимаси был убит, и на этом неофициально закончился режим чрезвычайного положения.

Питер Ньоро, некоторое время пробыв вольным охотником, затем принял христианство и остаток жизни служил священником в Найроби.

Майкл Уилкокс вернулся в Англию и тоже сменил веру — стал анимистом. Он бросил учебу в колледже и открыл магазин плакатов в лондонском Сохо.

Что же касается Гермеса и Браги, то они первыми открыли агентство путешествий в Папеэте, что на Таити. Прибыль от этого предприятия позволила им основать «ГиБ театр», где Браги и поныне каждый вечер выступает перед верной ему аудиторией из полинезийцев, не приученных высоко ценить свободное стихосложение.

Перевел с английского Александр МИРЕР

Публицистика

Владимир Корочанцев Тени обиженных предков

Темный африканский колдун из рассказа М. Резника оказывается мудрее и осторожнее «цивилизованных» европейцев. Ситуация отнюдь не фантастическая. Мы привыкли свысока взирать на «варварские» обряды «дикарей», не удосуживаясь задуматься над тем, что за каждым ритуалом — история и мудрость народа.

Об этом размышляет журналист-международник, не понаслышке знакомый с культурой и бытом народов Африки.

Перед моими глазами догонская скульптура — зажмурившийся человек, отчаянно зажимающий уши руками. Она как бы выражает стремление маленького народа отгородиться от пугающей его, самовлюбленной, эгоистической современной цивилизации, жить так, как заповедали предки. Наверное, догоны правы: они, защищенные своими богами, предками и обычаями, чувствуют себя в большей личной безопасности, чем мы. Африканцы не предают своих богов, завещанных дедами и седым, всеведущим временем, не отказываясь, впрочем, на всякий случай и от некоторых новых, привозных, европейских, когда они вписываются в их представления. Те же, кто меняет свои представления на чужие, обречены на неминуемые беды. Это я осознал, наблюдая подвижнический быт племени, взобравшегося на крутые скалы Бандиагары.

На востоке Мали, южнее излучины реки Нигер вздымаются причудливо изрезанное кристаллическое плато Бандиагара и самая высокая гора страны Хамбори (тысяча метров). Массивной отвесной стеной нависает уступ плато над выжженной саванной в долине Нигера. Среди скал, отсеченных друг от друга глубокими впадинами, в течение веков находят убежище догоны.

Что толкнуло целый народ поселиться на вершинах голых скал, добровольно пойти на лишения и трудности? Беспощадность завоевателей? Или желание уединиться?


Однажды в Бамако я прочитал в газете «Эссор» объявление о предстоящем ритуальном празднике Сиги в селении Юго-Догору. Праздник это необычный: он ежегодно перемещается из деревни в деревню, но так, что очередь каждой деревни наступает раз в 60 лет. И мне захотелось побывать на празднике, который бывает единожды в пределах человеческой жизни.

В Сиги ярко проявляются быт, обычаи и мировоззрение догонов. Сиги — одна из самых старинных традиций. Ее смысл — искупление каждым новым поколением вины перед некогда обиженным прародителем, испрошение у него спокойствия и благ для деревни.

Вождь деревни Санга Огобара Доло поведал мне историю ритуала.

— Когда-то компания легкомысленных молодых людей совершила кощунственный проступок, рассердивший старейшину деревни — прародителя Дионгу Серу. Выпив в саванне просяного пива, они в масках, пританцовывая, возвращались домой, натолкнулись на Дионгу, который только-только перевоплотился в змею, и обменялись между собой шутками. Старики тогда могли обращаться в любое священное животное, и это не мешало им вновь обретать человеческий образ. Серу не мог сдержать себя при виде их недостойного поведения и в облике змеи отругал их на человечьем языке. Нарушив табу, запрещавшее перевоплотившимся говорить на языке людей, он тут же испустил дух. Поначалу прямые виновники его смерти — жители деревни Юго-Догору — не осознали трагедии случившегося. Они уразумели это, когда вскоре в одной из семей родился мальчик с красной кожей, покрытой коричневыми змеиными пятнами. Его кожа обрела нормальный вид лишь через семь лет, когда деревня вымолила прощение у оскорбленного предка. Именно тогда, в первый праздник Сиги, была вырезана из большого дерева великая маска «Имина на», а мальчик стал первым членом тайного традиционного общества масок Ава. С тех пор раз в 60 лет каждое новое поколение отмечает Сиги и пополняет ряды посвященных — членов Ава.


К событию готовятся загодя. После сбора урожая, почти за четыре месяца до праздника лучшие деревенские резчики по дереву удаляются в саванну на поиски тогодо — гигантского дерева, красный сок которого отождествляют с человеческой кровью. Маска вырезается как раз из тогодо и после процедуры освящения слывет одушевленным существом, обладающим магическими свойствами. «Имина на» достигает десятиметровой высоты, и надо быть атлетом, чтобы не только носить маску, но и непринужденно танцевать в ней. Ее венчает ползущая вверх змея с прямоугольной головой и крепким извивающимся туловищем, как бы слепленным из красных и черных треугольничков.

…Ранним утром гулко загремели барабаны. Мулоно, почтенные старцы, стали созывать односельчан. Мужчины в черных фланелевых брюках и белых треугольных головных уборах, следуя за олубару, теми, кого принимают в общество масок, отправились к источнику для омовения.

На заполненной уютной сельской площади, над которой с незапамятных времен возвышается баобаб, толпа с нетерпением ждала начала торжеств. Все яснее доносился гул барабанов и перекличка флейт. Скоро на площадь вереницей, пританцовывая, вторглись мужчины Юго-Догору. Впереди, демонстрируя высокомерие житейской мудрости, обозначая ритм легкими телодвижениями и словно соревнуясь между собой, приплясывали старики — отцы деревни с посохами в руках. Знак к общим танцам был подан. Зазвучали обрядовые хоры, на ритуальном языке сиги со декламировались мифы и легенда об обиженном предке. Этот язык общества масок отличается от современного догонского языка до-го со. На нем изъяснялись предки. Занятия по изучению сиги со ведутся сугубо индивидуально. Предварительно, по ритуалу, учитель и ученик обязаны выпить из калебасы напиток — смесь полупросяного-полурисового пива, масла сезам и различных приправ.

К вечеру участники церемонии вынесли «Имина на», и наступил самый торжественный момент. «Великую маску» расположили между ветвями дерева, и вокруг нее завязались горячие, неистовые пляски масок, которых у догонов 80. Каждый плясун щеголял в своей оригинальной маске и заранее сшитой к празднику обрядовой одежде. Маски и костюмы изображали священных животных и птиц, обитающих в округе. Все, в том числе и я, инстинктивно приплясывали, подчиняясь вихрю зажигательных ритмов.

Бурю ликования вызвал выход многочисленных вариаций маски канага. Зрители расступились, освободив ей место. Плоское лицо канаги с отверстиями для глаз как бы делилось пополам тонким вертикальным выступом носа, упиравшимся в нависавший трехгранным карнизом лоб. На большинстве догонских масок рот не обозначен; африканцы часто считают, что рот (точнее, язык) празднословием больше вредит человеку, чем помогает, а потому относят его к недостойным внимания органам. «Смотри человеку в глаза, а не в рот — и ты лучше поймешь его», — советуют догоны. Над лбом сидела похожая на дрофу птица. Маска была увенчана высоким наголовником наподобие лотарингского креста с поднятыми вверх и опущенными вниз концами двух параллельных перекладин. У догонов — это символ человечества, сотворения жизни. Увенчивающие крест две человеческие фигурки представляют двух прародителей рода человеческого, вылупившихся, согласно мифу, из яйца мира. Впрочем, есть у догонов и другие версии сотворения человека. Очень многие их маски завершаются огромным крестообразным изображением рук Аммы — главного бога догонов.

Рождение маски вытекает из мировоззрения, философской системы африканцев. Первая вертикальная ветка креста имеет вид свастики в честь первого жеста демиурга Аммы, сотворившего сей мир: удовлетворенный своей работой, он поднял руку ладонью вверх, чтобы показать небо, свое вечное жилище Другая его «рука» была опущена вниз ладонью к земле.

Догоны веруют, что космос включает семь нижних миров, расположенных друг под другом. Один из них — наш, человеческий. Над нашим миром есть еще семь верхних. По понятиям догонов, все вещи и явления мира не уникальны, а имеют двойников и являются двойниками чего-то. Жизнь рассматривается как взаимосвязанная, непрерывная цепь явлений, вещей и объектов, дублирующих друг друга. Где-то цепь непременно замкнется. Пусть это «где-то» пока неизвестно, мы о нем не думаем, но его существование несомненно. Тем самым уникальность явлений и событий размывается и исчезает, теряет всякое значение, но зато колоссальную важность приобретает то общее, что объединяет людей.

Я приехал в Юго-Догору увешанный фотоаппаратами. Однако старики-астрологи, посоветовавшись накануне со звездами, предписали чужеземцу пройти специальный обряд очищения, прежде чем быть допущенным к съемкам сцен праздника. Мне выбрили голову, оставив по-догонски клок волос на макушке. Затем предложили хлебнуть из калебасы пива. Пить этот напиток нелегко — тем более тому, кто знает рецепт его приготовления.

Поначалу рис и просо с приправами закладываются внутрь недавно забитой и выпотрошенной курицы, которую вместе с содержимым оставляют на три-четыре дня. Затем прорастающую массу зерен, впитавшую весь аромат и соки разлагающейся птицы, вываливают в сосуд с жидкостью. После брожения пиво готово к употреблению…

Назад Дальше