Тех, кто умеет выживать. А затем вы заставляете их сделать немыслимое, чтобы
выжить.
Я хотела шагнуть к Дину. Хотела накрыть его губы своими и забыть о Мэллори
Миллс, об имени моей матери на этой могильной плите и обо всём, что я прочитала в этой
папке.
Но я не могла.
— Когда я ездила к твоему отцу, он процитировал мне Шекспира. «Бурю». «Ад
пуст. Все бесы здесь».
Дин знал своего отца достаточно хорошо, чтобы читать между строк.
— Он сказал тебе, что твоя мать может быть не просто пленницей. Что она может
быть одной из них.
— Мы не знаем, что с ней сделали эти монстры, Дин. Мы не знаем, кем ей
пришлось стать, чтобы выжить, — по моей коже пробежал холодок, хоть я всё ещё
чувствовала исходящее от Дина тепло.
— Мы знаем, что она не просто жертва. Она — Пифия. Фемида — так её назвал
Найтшэйд. Судья и присяжные. Словно она была одной из них.
— Не по собственной воле, — мне нужно было услышать эти слова. Но это не
делало их правдой.
— Она по собственной воле убила женщину, которую мы похоронили, —
произнося эти слова, я чувствовала себя так, словно срываю повязку — а с ней и
несколько слоёв кожи.
— Твоя мать выбрала жизнь.
Я говорила себе об этом на протяжении десяти последних недель. Я провела
бессчётное количество ночей, глядя в потолок и гадая: чтобы сделала я, если бы меня
заставили драться на смерть? Смогла бы я убить другую женщину — прошлую Пифию,
сражавшуюся со мной не на жизнь, а на смерть — чтобы спастись?
Как и много раз до того, я попыталась забраться в голову своей матери,
представить, каково ей было, когда её похитили.
— Я просыпаюсь в полутьме. Я должна быть мертва, но это не так, — затем моя
мама подумала бы обо мне, но я пропустила это и перешла к мыслям, крутившимся в её
голове, когда она поняла, что произошло.
— Они резали меня. Ранили. Я была при смерти. А потом они вернули меня.
Сколько женщин, не считая моей матери и Мэллори Миллс, разделили ту же
участь? Сколько было Пифий?
Вы ждете, чтобы они исцелились, а затем…
— Они заперли меня в комнате. Но я там не одна. Ко мне приближается женщина.
У неё в руках нож. Рядом со мной тоже есть нож, — я отрывисто дышала. — Теперь я
знаю, зачем они едва не убили меня, зачем вернули назад, — мне казалось, что даже мой
голос звучит, как голос моей матери. — Они хотели, чтобы я посмотрела Смерти в глаза.
Они хотели, чтобы я знала, каково это. Чтобы я без тени сомнения знала, что я не готова
умереть.
Я беру нож. Я отбиваюсь. И я побеждаю.
— Владыки следят за этими женщинами, — Дин вытащил меня из мрака. Он не
стал использовать привычные для профилирования местоимения — ни «я», ни «мы», ни
«ты». — Они наблюдают за ними. Они знают, через что они прошли, что пережили.
Я шагнула вперед, но замерла в дюйме от Дина.
— Они наблюдали за моей матерью — недели, месяца или годы, а я даже не
помню, в каких городах мы жили. Я — наше единственное подобие свидетеля, и я не могу
вспомнить ни одной полезной детали. Ни одного лица.
Я пыталась. Я пыталась вспомнить уже много лет, но мы так часто переезжали.
Каждый раз, моя мать говорила мне одни и те же слова: «Дом — это не место. Дом, это
люди, которые тебя любят. На веки вечные. Не смотря ни на что».
На веки вечные…
Тогда-то я и вспомнила. Моя мать обещала любить не только меня. Я была не
единственным свидетелем. Пусть я не знала, что делали с моей матерью и кем она стала.
Но кое-кто знал. Кое-кто знал и любил её.
Навеки вечные. Не смотря ни на что.
ГЛАВА 18
Моя сестра, Лорел, была мала для своего возраста. Педиатр решил, что ей было где-
то четыре. Она была здорова, не считая недостатка витамина «D». Вкупе с её бледной
кожей и тем немногим, что нам удалось узнать от самой Лорел, это привело нас к мысли,
что она провела большую часть своей жизни в помещении — возможно, под землей.
За последние десять недель я видела Лорел дважды. Чтобы организовать встречу,
понадобились почти целые сутки. Если бы решения принимали агенты Бриггс и Стерлинг,
эта встреча стала бы последней.
Это слишком опасно, Кэсси. Для тебя. Для Лорел, — предостережения агента
Стерлинг звенели в моих ушах, пока я наблюдала за тем, как младшая сестра, которую я
едва знала, стояла перед пустыми качелями и няпряженно глядела на них своим детским
личиком.
Словно ты видишь то, чего не видят другие, — подумала я. — Воспоминание.
Призрака.
Лорел редко разговаривала. Она не бегала. Не играла. Часть меня надеялась, что на
этот раз она будет походить на ребенка. Но она просто стояла там, в десяти футах и
световых годах от меня, неподвижно и неестественно тихо, как в тот день, когда я нашла
её в окровавленной комнате.
Ты мала, Лорел. Ты оправишься. Тебя охраняют. Я хотела поверить, что на этот раз
Лорел будет в порядке, но моя сводная сестра была рождена и росла для того, чтобы
занять место за столом Владык. Я понятия не имела о том, будет ли она в порядке хоть
когда-нибудь.
За недели, которые она провела под опекой ФБР, никто не смог узнать от неё ничего
полезного. Она не знала, где её удерживали. Она не могла — или не хотела — описать
Владык.
— Судя по уровню разрушения этой карусели, я бы предположила, что эту детскую
площадку построили между 1983 и 1985, — ко мне подошла Слоан. Агент Стерлинг
предложила, чтобы я взяла с собой кого-то из естественных. Я выбрала Слоан, потому что
она и сама походила на ребенка — и с меньшей вероятностью могла понять, насколько
израненной была психика Лорел.
Слоан утешительно сжала мою руку.
— В эстонском спорте под названием киикинг, игроки стоят на огромных качелях и
пытаются проделать поворот в триста шестьдесят градусов.
У меня был выбор: я могла остаться здесь, выслушивая все факты, связанные с
детскими площадками, которыми Слоан пыталась меня успокоить, или я могла поговорить
с моей сестрой.
Словно услышав мои мысли, Лорел обернулась, переводя взгляд с качелей на меня.
Я подошла к ней, но она снова повернулась к качелям. Я опустилась рядом с ней на
колени, позволяя ей привыкнуть к моему присутствию. Слоан подошла к нам и присела на
соседней качели.
— Это моя подруга Слоан, — сказала я Лорел. — Она хотела с тобой
познакомиться.
Лорел не ответила.
— Существует двести восемьдесят пять видов белок, — поздоровалась Слоан. —
И это не считая количество доисторических видов, имевших с белками общие черты.
К моему удивлению, Лорел склонила голову на бок и улыбнулась Слоан.
— Числа, — ясно произнесла она. — Мне нравятся числа.
Слоан приветливо улыбнулась Лорел.
— В числах есть смысл даже тогда, когда его нет ни в чем другом.
Я наблюдала за тем, как Лорел робко шагнула к Слоан. Числа тебя успокаивают,
— подумала я, пытаясь увидеть мир глазами моей младшей сестры. — Они тебе знакомы.
Для мужчин, благодаря которым ты появилась на свет, числа незыблемы. Высший
порядок. Закон.
— Тебе нравятся качели? — спросила у Слоан Лорел. — Это мой второй любимый
пример применения центростремительной силы.
Когда Слоан начала раскачиваться на качелях, Лорел нахмурилась.
— Не так, — решительно сказала моя сестра.
Слоан остановилась, и Лорел шагнула к ней. Она провела своими крохотными
пальчиками по звеньям цепей, на которых крепились качели.
— Вот так, — сказала она Слоан, прижимая свои запястья к металлическим цепям.
Слоан встала и повторила движения Лорел.
— Вот так?
Лорел осторожно обернула цепь вокруг запястья Слоан.
— Обе руки, — сказала она Слоан. Пока моя четырехлетняя сестра методично
оборачивала другую цепь вокруг второго запястья Слоан, я наконец-то поняла, что она
делала.
Цепи на запястьях. Оковы.
Я размышляла о том, что Лорел видела, глядя на качели. Теперь я знала.
— Браслеты, — голос Лорел звучал счастливее, чем я когда-либо слышала. — Как
у мамочки.
Если бы я уже не стояла на коленях, эти слова сбили бы меня с ног.
— Мама носит браслеты? — стараясь сохранить спокойствие в голосе, спросила я
у Лорел.
— Иногда, — ответила Лорел. — Это часть Игры.
— Какой игры? — у меня пересохла во рту, но я должна была спросить. Лорел
впервые приблизилась к тому, чтобы рассказать мне о том, как ей приходилось жить, и о
нашей матери.
— Игры, — повторила Лорел, качая головой, словно я задавала глупые вопросы. —
Не молчанки. Не пряток. Игры.
На несколько секунд повисла тишина. Слоан продолжила.
— У игр есть правила, — произнесла она. Лорел кивнула.
— Я знаю правила, — прошептала она. — Я знаю все правила.
— Ты можешь рассказать Слоан о правилах, Лорел? — спросила я. — Она хочет их
услышать.
Моя сестра уставилась на всё ещё обернутые в цепи запястья Слоан.
— Не Лорел, — яростно произнесла малышка. — Лорел не играет в эту Игру.
Меня зовут Девятка, — такими были первые слова, которые сказала мне моя
сестра. Тогда эти слова заставили холодок пробежать по моей спине, потому что в
группировка, которую мы искали, состояла из девяти человек. Семь Владык. Пифия. И
ребенок Пифии и Владык — девятый член этого садистского круга.
Девятка.
— Лорел не играет в эту игру, — повторила я. — В неё играет Девятка.
Крохотные пальчики Лорел крепче сжали цепи.
— Мамочка знает, — пылко произнесла она.
— Знает что? — спросила я, чувствуя, как пульс эхом отдается в моём горле. —
Что знает мамочка?
— Всё.
С выражением лица моей сестры что-то было не так. На нём не было эмоций. Она
не походила на ребенка.
Не Лорел, — её слова отдались эхом в моей голове. — Лорел не играет в эту Игру.
Я не могла так с ней поступать. Чтобы она не переживала, в какую бы игру не
играла. Я не могла заставить мою сестру сделать это.
— Когда я была маленькой, — негромко произнесла я, — мы с моей мамой играли
в игру. Игру на угадывание, — моя грудная клетка напряглась под весом воспоминаний,
угрожающих сбить меня с ног. — Мы наблюдали за людьми и угадывали. Какими они
были, что их радовало, чего они хотели.
Поведение. Личность. Окружение. Моя мать была хорошим учителем. Судя по
играм, которые упомянула моя младшая сестра — молчанка, прятки — я была готова
поспорить, что мама научила Лорел кое-каким навыкам выживания. Я не понимала
одного: была ли игра, в которую играла «Девятка» ещё одним изобретением моей мамы,
рассчитанным на то, чтобы скрыть весь ужас ситуации — включая цепи — от Лорел, или
же эту игру придумали Владыки.
Лорел протянула свою крохотную ладошку к моей щеке.
— Ты красивая, — сказала она. — Как мамочка, — она уставилась на меня с
пугающим напряжением. — Твоя кровь тоже красивая?
Вопрос выбил воздух из моих легких.
— Хочу посмотреть, — сказала Лорел. Её маленькие пальчики всё сильнее и
сильнее впивались в мою щеку. — Кровь принадлежит Пифии. Кровь принадлежит
Девятке.
— Смотри! — Слоан высвободила свои руки из цепей. Она показала свои запястья
Лорел. — Больше никаких браслетов.
Наступила пауза.
— Больше никакой игры, — прошептала Лорел. Она опустила руку и обернулась
ко мне, с по-детски обнадеженным выражением лица — совсем не таким, как за миг до
того. — Я умница? — спросила она.
Ты такая умница, Кэсси, — я почти слышала, как моя мама говорит мне эти слова с
улыбкой на лице, после того, как я правильно описала характеры семьи, которая сидела
рядом с нами за ужином.
Слоан попыталась завести разговор:
— Существует семь чудес света, семь гномов, семь смертных грехов и семь разных
видов близнецов.
— Семерка! — Лорел склонила голову на бок. — Я знаю семерку, — она напела
что-то себе под нос: несколько разных нот. — Это семерка, — сказала она Слоан.
Слоан повторила мелодию.
— Семь нот, — подтвердила она. — Шесть из них не повторяются.
— Я умница? — во второй раз спросила у меня Лорел.
Моё сердце сжалось, и я обняла её. Ты моя. Моя сестра. Моя ответственность. Не
важно, что они с тобой сделали — ты моя.
— Ты знаешь число семь, — пробормотала я. — Ты умница, — голос застрял у
меня в горле. — Но Лорел? Ты больше не обязана играть в эту игру. Больше никогда. Ты не
должна быть Девяткой. Ты можешь быть просто Лорел, на веки вечные.
Лорел не ответила. Её взгляд замер на чём-то, чуть выше моего правого плеча. Я
обернулась и увидела, как мальчик катает свою сестру на карусели.
— Колесо крутится, — окаменев, пробормотала Лорел. — Круг за кругом…
Ты
Скоро.
Скоро.
Скоро.
Владыки приходят и уходят, но Пифия живёт в комнате.
ГЛАВА 19
Благодаря моему разговору с Лорел, я узнала две вещи. Во-первых, какую бы
позицию не занимала моя мать, и какой бы не была её власть над Владыками, она
оставалась пленницей. Её «браслеты» были достаточным тому доказательством. А во-
вторых…
— Кровь принадлежит Пифии, — я повторила слова своей сестры вслух. — Кровь
принадлежит Девятке.
— Тук-тук, — у Лии была привычка произносить это вслух, а не стучать на самом
деле. Не дожидаясь ответа, она не спеша вошла в комнату, которую мы делили со Слоан.
— Маленькая птичка нашептала мне, что существует вероятность в семьдесят две целых
три десятых процента, что тебя нужно обнять, — сказала Лия. Она изучила моё лицо. —
Но я не обнимаюсь.
— Я в порядке, — сказала я.
— Вранье, — сразу же ответила Лия. — Попробуешь ещё разок?
На кончике моего языка вертелись слова о том, что после ссоры в доме Майкла, она
и сама была не в порядке, но я знала, что заговори я об этом, всё плохо кончится.
— Ты не обнимаешься, — вместо этого, сказала я. — А как относишься к
мороженому?
В итоге мы с Лией оказались на крыше. Между нами стояла упаковка мороженого с
белым шоколадом и малиной.
— Хочешь, чтобы я сказала тебе, что твоя мать всё ещё та, кого ты помнишь? —
спросила Лия, облокачиваясь на оконную раму за нашими спинами.
Если бы я попросила её об этом, Лия заставила бы слова прозвучать абсолютно
убедительно. Но я не хотела, чтобы она мне лгала.
— Несколько недель назад Найтшэйд сказал нам, что Пифия руководит Владыками
вместо своего ребенка, — слова казались горькими на вкус. — Но Лорел сказала, что ей
сковывают запястья.
Частично — королева, частично — пленница. Бессильная и могущественная. Как
долго человек может выдерживать такую двойственность, прежде чем он сделает что-то —
что угодно — чтобы вернуть себе свободу воли и контроль?
— Моя младшая сестра называет цепи браслетами, — я смотрела прямо перед
собой, крепко сжимая ложку. — Она думает, что это игра.
Я замолчала.
— Ну, пока что мне не скучно, — Лия взмахнула в мою сторону ложкой,
показывая, чтобы я продолжала.
Так я и сделала.
— Такое чувство, что в Лорел живет два разных человека, — через несколько
минут закончила я. — Маленькая девочка и… кто-то ещё.
Что-то ещё.
— Она сжала мою щеку до боли. Сказала, что хочет увидеть мою кровь. Но как
только Слоан высвободила свои руки из цепей, как будто выключатель щелкнул. Лорел
снова стала маленьким ребенком. Она спросила у меня… — слова застряли у меня в горле.
— Спросила, умница ли она, как будто…
— Как будто по сигналу она должна становиться совершенно жуткой, на грани
безумия? — подсказала Лия.
— Возможно, так и есть.
Лия выросла в секте. Однажды она сказала мне, что кто-то дарил ей подарки, если
она хорошо себя вела. Лия распустила волосы и вытянула ноги к краю крыши. Перемена
во внешности, перемена в позе. Я поняла, что так Лия пыталась отбросить эмоции,
которые она не хотела чувствовать.
— Когда-то давно… — небрежно и легкомысленно произнесла Лия, — жила-была
маленькая девочка по имени Сейди. Она должна была учить слова. Играть роль. И чем
лучше у неё получалось… — Лия сжала губы и улыбнулась мне. — Но это история для
другого раза.
Лия нелегко раскрывала части своего прошлого, и даже когда она это делала, нельзя
было наверняка сказать, были ли её слова правдой. Но я собирала частички и обрывки —
например то, что на Сейди — её настоящее имя.
Учить слова. Играть роль. Я гадала о том, что общего было у Сейди и Девятки. Я
знала, что мне не стоит профилировать Лию, но всё равно сделала это.
— Чтобы тогда не произошло, — мягко произнесла я, — это произошло не с тобой.
В глазах Лии мелькнул намек на чувства, словно блик на темной воде в глубоком
колодце.
— Так говорила Сейди её мама. Просто притворись, что это происходит не с тобой,