– Ну, вот видите! Я еще ничего не сказал, а вы уже кипятитесь! Так дела не делаются! – мягко сказал Олег. – Садитесь. Садитесь! И, пожалуйста, постарайтесь понять, что я – ваш друг. Я пришел к вам, чтобы помочь, а не пререкаться по пустякам!
– Вы? Вы – мой друг?! – удивилась Таня. Но все-таки опустилась на диван. – Что-то я раньше этого не замечала!
Олег придвинул к дивану свое кресло и, немного помолчав, так же тихо сказал:
– Я надеюсь, все, что я вам скажу, останется между нами…
– Мне, Олег, восемьдесят три года. Я не нуждаюсь в таких предупреждениях.
– Да, да. Это я знаю… И, уважая ваш возраст, мы подумали, вернее – я, я подумал, что… – он замялся.
– Есть какие-то возможности защиты? – подсказала Таня.
– Нет, – твердо сказал Олег. – Возможностей для защиты нет. Вы приехали, чтобы вывезти изменника Родины, и замешаны в убийстве. Как и насколько – это другой вопрос. Но обстоятельства против вас! И есть только слабая, понимаете меня, очень слабая, но все-таки надежда… – он опять замолчал, задумчиво потирая переносицу.
– Олег, не мучайте меня! Я старая женщина! Мое сердце может не выдержать! Какая надежда? Что вы все ходите вокруг да около?! Я же понимаю, что вы обычная пешка в этом деле. Так скажите мне, для чего вас прислали!
– Да нет! – раздраженно остановил ее Олег. – Вы снова все переворачиваете! Здесь нет пешек и королей! Просто, если дело дойдет до суда, то адвокаты, судебные издержки – все это будет стоить вам огромных денег. И неизвестно еще – поможет ли. Я лично в этом очень сомневаюсь. За всю нашу историю у нас еще не было суда, который вынес бы оправдательный приговор обвиняемому иностранцу. Но с другой стороны – здесь такие же люди, как и везде! И если имеешь дело с понимающим тебя человеком, все можно решить проще и быстрее. Не доводя до суда и прокуратуры. Вы – человек состоятельный… Только прошу вас, думайте, прежде чем отвечать!.. – Олег остановился, многозначительно обведя комнату глазами.
Они хотят денег! Боже мой, теперь понятны все их идиотские запугивания! Ведь это так очевидно: сначала загнать ее в угол, чтобы она лишилась от страха дыхания, нормального соображения, а затем – потребовать денег! Да ведь они ничем не отличаются от уличных бандитов!..
Первым ее желанием было расхохотаться Олегу в лицо. Но она сдержала себя и только долго смотрела новоявленному «другу» в глаза. Там была глухая стена невозмутимости и цинизма.
– Передайте, пожалуйста, полковнику Анисимову, что я серьезно подумала над всеми обвинениями, предъявленными мне. И готова сотрудничать с расследованием в любое удобное для вас время.
– Ну, вот видите, дорогая! Ведь так всем легче будет! – оживился Олег.
Таня достала из стола блокнот и размашисто написала: «Сколько?»
Олег вынул из нагрудного кармана ручку и тут же написал: «50 тысяч».
Таня удивленно вскинула на него глаза, но ничего не сказала, а быстро написала:
«Разве я могу в московском банке получить деньги по моему американскому чеку?»
«Нет», – отрицательно покачал головой он.
«Где же я достану в Москве такие деньги?» – написала она.
Олег пристально посмотрел на нее, затем перевел взгляд на ее пальцы, затем снова взглянул ей в глаза и написал:
«Ваши кольца покроют эту сумму».
Перед Таней возникли глаза полковника, внимательно изучающие ее руки. Она задохнулась от возмущения. Как? Ее кольца, их с мужем фамильные драгоценности, которым и цены-то нет, будет носить какая-нибудь паршивая жена полковника КГБ?! Подлецы! Подонки!.. Но разве у нее есть другой вариант?!
«И я смогу завтра улететь со всей группой?» – подумав, написала она в блокноте.
Он утвердительно кивнул.
«А как вы гарантируете, что меня никто не задержит в аэропорту?»
«Я провожу вас до трапа самолета, и там вы отдадите мне драгоценности. Но никаких шуток, потому что мы можем и самолет задержать…» – Олег многозначительно посмотрел на Таню.
Таня задумчиво повертела карандаш между пальцами и, решившись, снова склонилась к блокноту: «А что будет с Алексеем и Джуди?» Олег внимательно посмотрел на нее и сказал:
– Вы знаете, где они?
– Нет, – испуганно бросила Таня, увидев, как ожесточилось его лицо.
– Тогда не думайте о них! Их ждет суд за умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах. Я слышал, что за убийство офицера полиции даже в Америке приговаривают к смертной казни. А уж у нас…
Таня в ужасе посмотрела на него.
– Вы… Вы думаете, их найдут?
– Не сомневаюсь, – жестко бросил он. – Уже объявлен всесоюзный розыск.
– А что это значит? – одними губами прошептала Таня.
– Это значит, – Олег поднялся, – что их фотографии расклеены по всей стране. Они не смогут долго скрываться.
– А я… хотела бы… как-то помочь им, если их найдут. Деньгами…
Олег снова внимательно посмотрел на Таню и, помолчав, спросил в упор:
– Вы знаете, где они скрываются?
– Нет, но я подумала… Если это можно со мной, то…
– Нет, с ними это невозможно! Самое лучшее, что вы можете сделать для них, это побыстрее уехать!
Он посмотрел на часы:
– Пора на экскурсию! Вы поедете? – Он пошел к двери.
– Не знаю. А что сегодня? – вяло спросила Таня.
– Метро. Посмотрим несколько станций. Идемте. Думаю, что это ваш последний визит в Москву. Зачем же терять целый день? – Олег вдруг вернулся в комнату, взял блокнот, на котором они переписывались, вырвал страницу и зажигалкой поджег ее.
14
Станция метро «Маяковская» была ярко освещена лампами дневного света, вмонтированными в круглые ниши на потолке. Американская туристическая группа стояла на перроне, восхищаясь архитектурой станции – ее легкостью, стройностью, удачным сочетанием геометрического рисунка на мраморных квадратах светлого пола с взлетающими вверх изящными изгибами многочисленных стальных арок.
Спешащие мимо них к поезду москвичи завистливо косились на ухоженных иностранцев, некоторые замедляли бег, с откровенным интересом разглядывали их и снова торопились дальше. Было около пяти вечера, в Москве наступал «час пик»…
– Ну? Теперь ты можешь сказать, о чем с тобой говорил Олег? – Элизабет крепко держала Таню за локоть, словно опасаясь, что она убежит.
– Ничего особенного. Я же тебе сказала, все в порядке! Завтра мы улетаем домой. Я тоже, – Таня с трудом улыбнулась, пытаясь успокоить подругу. Не могло быть и речи о том, чтобы рассказать Элизабет о сделке с КГБ.
– Они что – нашли их?! – ужаснулась Элизабет.
– К счастью, нет, – вырвалось у Гур. Но она тут же поспешно добавила бодрым тоном: – Это ничего не меняет! Завтра мы улетаем!
– А как же Джуди?! И почему они вдруг решили тебя отпустить?
Таня молчала.
– Я энаю! – вдруг сказала Элизабет. – Они тебя обманывают! Они тебя никуда не отпустят, но они хотят, чтобы мы уехали без скандала. Они посадят нас всех в самолет, а тебя задержат в последнюю минуту – скажут, что у тебя в чемодане наркотики. Ты понимаешь? Я видела по телевидению – они так делают!..
Таня вздохнула:
– Элизабет, не говори глупостей…
– Владимир Владимирович Маяковский! – торжественно произнес Олег, подводя всю группу к высокой светлой статуе поэта в глубине зала станции. – Великий советский поэт! В его честь названа эта станция метро и площадь над ней. Он первый среди поэтов воспел Октябрьскую революцию…
Да, Таня помнила этого грубого задиристого поэта-футуриста. В конце 18-го года, пятнадцатилетней девчонкой она даже была на вечере футуристов в Политехническом музее. Высокий, молодой, красивый Маяковский потрясал тогда зал своим голосом и своими яростными стихами. «Кто там шагает правой? Левой! Левой! Левой!» – громовым басом Революции приказывал он, казалось, всему миру. Потом, уже в конце двадцатых годов, он – в одно время с Таней – побывал в Париже уже в роли признанного советского поэта и, она читала, написал в своих стихах: «Я хотел бы жить и умереть в Париже, если б не было такой земли – Москва!» Но, вернувшись в Москву, он через пару лет застрелился. Русские эмигрантские газеты писали, что чуть ли не по приказу самого Сталина Маяковского затравили критики, а потом посмертно Сталин назвал Маяковского «лучшим, талантливейшим поэтом эпохи». Говорят, это был один из любимых Сталиным приемов – точно так же он поступил с Горьким, Кировым, Орджоникидзе…
И вот он стоит перед ней – Владимир Маяковский, молодой, не старше двадцати пяти – действительно, почти такой, каким она видела его в 18-м году. Господи, что за превратности судьбы! Этот позер, повеса, футурист, расхаживавший по Москве в «желтой кофте фата», стал историей, классиком литературы, а она, та самая девчонка, которая завороженно слушала его почти семьдесят лет назад, стоит перед его памятником!..
– декламировал Олег знаменитое, переведенное на все языки мира стихотворение Маяковского. Женщина из Чикаго, закрыв глаза, слегка раскачивалась в такт жесткому ритму. Кто-то из туристов улыбался, кто-то тихо постукивал ногой. А на некотором расстоянии от группы те самые советские люди, о которых с такой гордостью писал поэт, штурмовали двери электропоездов, толкая и давя друг друга. Когда Олег закончил читать стихи, американцы громко зааплодировали, что вызвало некоторое изумление и даже оторопь спешащих мимо них русских.
– Наша следующая остановка – станция «Белорусская», – объявил Олег. – Прошу за мной. Не расходиться, держитесь все вместе. В Москве сейчас «час пик», вас могут и толкнуть. Но, в общем, народ у нас гостеприимный! Вот смотрите! – и он громко, на всю платформу, сказал по-русски: – Товарищи! Пропустите иностранных туристов! Пожалуйста!
И – действительно, толпа как-то раздалась, расступилась, и американцы, чувствуя даже какую-то неловкость, опустив глаза и рассыпая по сторонам свое «тэнк ю», прошли к краю платформы сквозь строй отчужденно-настороженно-хмурых лиц, взглядов. Но стоило открыться дверям подошедшего поезда, как сзади на всю группу американских туристов мощным напором надавила огромная толпа русских. И американцев, сдавленных, смятых, просто внесло в вагон, швырнуло в него. Кто-то споткнулся, кому-то отдавили ногу, и он вскрикнул, кто-то деланно улыбался: «Как у нас в Нью-Йорке, в сабвее!»…
Плотной волной человеческих тел Таню и Элизабет тоже внесло в вагон и по пути разделило. Кто-то толкнул Таню в плечо. Не услышав извинения, она раздраженно посмотрела на высокого парня в коротком темном пальто, шапке до бровей и вязаном шарфе, наполовину прикрывавшем его лицо. Нахально сверкнули его глаза. Таня поспешно отвернулась, чтобы не сказать какую-нибудь грубость. Поезд тронулся. Люди стояли молча и сосредоточенно, прижатые друг к другу. От них пахло потом, чесноком, дешевым одеколоном, а от одежды – бензином, скипидаром. Но осуждать их за это было трудно – на их лицах была печать усталости, тяжести жизни, их руки были отягощены какими-то тяжелыми сумками с картошкой, огурцами, хлебом. Таня поискала глазами Элизабет. Та стояла не очень далеко от нее. Но, попытавшись двинуться в ее сторону, Таня вдруг почувствовала, что тот же парень, оказавшись перед ней, загораживает ей путь и не дает двинуться с места. Таня удивленно подняла глаза.
Парень, держась двумя руками за поручни и не глядя на Таню, тихо сказал ей почти в самое ухо:
– Не двигайтесь!
У Тани все похолодело внутри. Что это? КГБ подослало к ней этого человека?! Но зачем? Ведь она пообещала им деньги! А может, они решили отделаться от нее, тихо убить в толпе руками уголовника! Она с ужасом посмотрела на парня, лихорадочно соображая, что делать.
– Я вас второй день караулю. Что? Не узнаете? – тихо спросил он и слегка опустил шарф, на секунду открыв лицо. Таня увидела знакомый прямой нос, насмешливо кривящиеся тонкие губы…
– Ты?… – испуганно охнула она, узнав Алексея. – А где?… Где Джуди? – и Таня невольно оглянулась.
– Нет, – усмехнулся Алексей. – Она далеко, не беспокойтесь.
– Зачем… Зачем вы убили тех? – спросила она почти беззвучно, одними губами.
– У меня не было выхода. И это я… я один! Она здесь ни при чем!
Таня вздрогнула. Жалость перехватила горло.
– Алеша… – только и могла выдохнуть она. – Что же делать? Они вас найдут! Вам надо бежать!..
Он кивнул, наклонился к ее уху и сказал тихо:
– Вы можете через месяц быть в Пакистане?
– Где-е? – изумленно отшатнулась от него Таня. Поезд въезжал на станцию.
– Выходим! Все американские туристы, выходим! – громко объявил Олег из глубины вагона и добавил по-русски:
– Товарищи! Разрешите выйти американским туристам!
– Будь где-нибудь рядом, нам нужно поговорить, – торопливо зашептала Таня Алексею.
Он согласно кивнул головой и вслед за американскими туристами подался к выходу из вагона. Таня вышла из поезда и тут же крепко взяла за локоть подошедшую к ней Элизабет.
В отличие от «Маяковской» зал станции «Белорусская» был оформлен не в стиле модерн, а лепными потолками и горельефами на мотивы а-ля белорусской сельской жизни.
Сквозь толпу пассажиров Олег вел свою группу к огромной скульптуре женщины со снопом не то гипсовых, не то бронзовых колосьев в руках и по ходу рассказывал:
– Общая протяженность линий московского метро 180 километров…
– Не вскрикивай! Не делай удивленного лица! – шепотом приказала Таня Элизабет, жестко держа ее руку. – Я разговаривала с Алексеем. Сейчас в вагоне… – Почувствовав, что Элизабет от неожиданности все-таки дернулась, она еще крепче сжала ее локоть: – Спокойно! Не верти головой! Надо что-то придумать, чтобы уйти от экскурсии! Мне нужно с ним поговорить!
Впереди звучал голос Олега:
– Московский метрополитен открылся 15 мая 1935 года. Первая линия метро длиной в 11,6 километра была построена в рекордно короткий срок – три с половиной года!
– Олег! – вдруг громко прервала его Элизабет. – Мне нехорошо… Давление подскочило! Мне всегда… под землей нехорошо! А таблетки забыла… в гостинице, – Элизабет тяжело дышала, с трудом произнося слова.
Таня с восхищением следила за этим актерским перевоплощением всегда честной и принципиальной Элизабет.
– Может, мы с ней возьмем такси и вернемся в гостиницу? – Таня заботливо обняла Элизабет, старательно отводя глаза от подскочившего к ним Олега. – Дорогая, ты можешь дойти до такси?
Туристы засуетились. Кто-то подскочил и, схватив руку Элизабет, стал считать пульс. Еще одна туристка начала рыться в сумочке, где были, наверно, все мыслимые и немыслимые лекарства на все случаи жизни.
– Что вы принимаете? Что вы принимаете? – настырно приставала она к Элизабет. – У меня есть адалат, кардизан и вискен…
– Я не помню… Я не помню… У меня в гостинице… – словно в полуобмороке, вяло говорила Элизабет, всем своим весом облокачиваясь на Таню.
– Надеюсь, вы не возражаете, если я отвезу ее в гостиницу? – сказала Таня Олегу.
– Сейчас я вызову врача. У нас в метро есть врачи…
– Нет, нет! – запротестовала Элизабет. – Я не приму русских лекарств! Никогда! У меня в гостинице свои…
– Хорошо, хорошо! Поезжайте в гостиницу! Только я сам посажу вас в такси!
– Спасибо, – сказала Таня, с удивлением отмечая, что припавшее к ней тело Элизабет становится все тяжелее и тяжелее. Как бы ее впечатлительной подруге действительно не стало плохо.
– Господа! – обратился Олег к притихшей группе. – Я вас на секунду оставлю. Прошу, не расходитесь! Я только посажу этих леди в такси и вернусь! – он взял Элизабет с другой стороны под локоть, и они пошли к эскалатору. Встав на ступеньку лицом к Элизабет, Таня внимательно следила за тем, кто заходит на эскалатор. Увидев, наконец, высокую фигуру Алексея, облегченно вздохнула.
Сразу при выходе из метро резкий морозный ветер заставил даже одетого в дубленку Олега зябко передернуть плечами. Пробегающие мимо люди поспешно ныряли в метро. На стоянке такси толпилась хмурая зябкая очередь, а машин не было.
– Мы вернемся внутрь, – сказала Таня Олегу. – Когда вы поймаете такси, вы нас позовете. А то как бы она совсем не свалилась!
Олег кивнул и пошел в начало очереди объяснить, что ему срочно нужна машина для больной американки. Но по лицам стоявших не было видно, что они готовы уступить ему очередь…
Войдя снова в метро, Таня внимательно оглянулась в поясках Алексея. Он стоял у ряда телефонных будок. Таня оставила Элизабет и заторопилась к нему.
– Мы сейчас поедем в гостиницу на такси. Стой здесь, я за тобой вернусь, – сказала она ему в спину.
– Нет. Ваш гид наверняка возьмет телефон таксиста и проверит, куда вы поехали. Поезжайте в гостиницу, а потом, минут через пятнадцать, приходите к Центральному телеграфу. Вы знаете, где это?
– Да, – Таня отвернулась от него и столкнулась с Элизабет.
– Зачем ты подошла? – зло прошептала Таня. – Ты с ума сошла! Мало того, что я подвергаю себя опасности, еще ты!.. Идем скорее, Олег уже возвращается…
Таксист, вероятно, был о чем-то предупрежден, потому что он с любопытством полоснул по ним глазами и, ничего не спросив, тронул машину. Обогнув памятник Горькому, такси выехало на улицу Горького и в потоке машин медленно покатило вниз. Шумно работали дворники, счищая с окон мелкий снег. Из небольшого транзисторного приемника «Спидола», лежащего на переднем сиденье, доносилась захлебывающаяся скороговорка комментатора хоккейного матча. За окном машины, по тротуарам торопились с работы уставшие хмурые москвичи, завихряясь в очереди у продовольственных магазинов. То тут, то там на проезжей части возникали люди с поднятой вверх рукой – вероятно, ловили такси. На троллейбусных остановках толпился народ, и, как только подходил троллейбус, все сразу бросались к дверям, забыв про очередь…