Но нет…не раздалось…
Сергей с трудом перевел дух и аккуратно отложил в сторону истончившуюся пластинку, стараясь унять предательскую дрожь в руках. Затем оттер мокрые ладони о штаны и сделал глубокий вдох, кляня себя за небрежность. Столько раз он уже доставал из тайника заветную картонную коробочку, и ни разу не случалось осечек. А тут, такое…
В этом месте одну из главных ролей, играет тишина. И те звуки, которым в обычной жизни мы даже не придадим значения, тут могут сыграть самую роковую роль.
В маленьком картонном прямоугольнике с красным кругом в центре и мелкой надписью о вреде курения под ним, находилась одна помятая сигарета и самая дешевая пластмассовая зажигалка. Судя по весу, газа в ней оставалось совсем мало - его уровень вряд ли был больше пальца. Хотя, чтобы закурить последнюю сигарету это было более чем достаточно…
Она была прекрасна. Как просты и обыденны эти слова на первый взгляд, но лишь они могли хоть в какой-то мере отразить всю Ее красоту.
- Вам придется со многим смириться, если хотите остаться здесь…
Она обвела насмешливым взглядом всех собравшихся в центральном зале. Тридцать мужиков, закутанных во всевозможные теплые одежды - от валенок и унт, до алясок и пуховиков, из-под которых выглядывали то растянутые рукава шерстяных свитеров, то длинные концы толстых шарфов.
- С чем, например… - облизнув засохшие и потрескавшиеся в кровь губы, поинтересовался Андриан. На удивление, среди присутствующих он хуже всех переносил холод. Почему на удивление? Да потому что, стоявший неподалеку темнокожий Джаб, только широко улыбался и с детским непередаваемым восторгом осматривал помещение и занятные ледяные скульптуры высоких рыцарей.
Она улыбнулась. Вообще, когда Она говорила, - не важно о чем - то всегда улыбалась. Так мило, непринужденно, можно было даже сказать, застенчиво. Будто это не группа бородатых интернациональных оборванцев находилась у нее дома, а, наоборот.
- Ну, для начала…звуки… - изящным жестом она приложила указательный пальчик к губам и шаловливо прищурилась, - Я терпеть не могу лишнего шума. Вообще, каких бы то ни было звуков. Мне становится плохо…начинают болеть глаза, затем, пульсирующим щупом боль поднимается выше - будто кто-то вставил в глазницы крючья и, зафиксировав голову, начинает медленно, но неутомимо тянуть вверх…вы не представляете какая это пытка…
С каждым сказанным словом, улыбка с Ее лица сползала, превращаясь в какое-то выражение полной сосредоточенности, а, затем, и легкой злобы, искажающей прекрасные черты.
- Для начала, я, конечно, постараюсь потерпеть…но я не буду вредить сама себе. Надеюсь, вы понимаете, что это значит?
Она кинула взгляд на все так же восхищенно осматривающегося Джаба, озадаченно нахмурившегося Ирвина и сделала вполне ожидаемый вывод о том, что ни черта этим аборигенам не понятно.
- С этого дня, запрещаются устные разговоры. Общаться друг с другом будете только в письменном виде. Так же, мои Советники обучат вас языку жестов. Если вы хотите остаться, вытерпите…обязательно…как вытерпела я…
Собравшиеся в зале пришельцы взирали на Нее с немым вопросом на губах. Но, задать его так никто и не решился.
Видя такое беспрекословное повиновение, Она наградила их очаровательной улыбкой.
- Я смотрю, вы все верно поняли. Далее… - Она помотала из стороны в стону головой, отчего волосы издали мелодичный звук, больше похожий на переливание маленьких серебряных колокольчиков, - Ни при каких обстоятельствах никто из вас не должен заходить в мое крыло Замка. Вас, конечно, схватят и обезвредят уже на подходе, но я хочу, чтобы вы даже не думали об этой глупой выходке…
И последнее…самое главное…Любые вещи, так или иначе связанные с огнем, будут у вас изъяты. За какое бы ни было нарушение, вас ждет наказание. И будет оно тем сильнее, чем дольше вы будете здесь находиться. Так что, пока не поздно, можете беспрепятственно уйти. Мои слуги не будут вам чинить препятствий…
Из тридцати усталых, голодных и изнеможенных мужчин, едва добравшихся до мечты, легендарный Замок, не покинул ни один…
Сигареты были спрятаны на совесть. Сообразив чем чреват Ее запрет на все так или иначе связанное с огнем, Сергей первым и, наверное, единственным, прямо в том же приемном зале запрятал заветную пачку с зажигалкой в трусы. Одетый в здоровенный, почти безразмерный пуховик, Сергей проделал это практически незаметно - самым главным было аккуратно высунуть руку из объемного рукава куртки и нащупать во внутреннем кармане предметы поиска.
Как Она и предупреждала, все остальные предметы изъяли в том же зале, после того, как Она ушла, закусив губу и приложив ладошку ко лбу.
После этого, таинственные Советники, - высокие мужчины в темно-синих плащах с мертвыми глазами - показали каждому из гостей его комнату, возле которой недвижимой ледяной статуей высился Хорд. В обязанности последнего входило следить за безоговорочным исполнением запретов в прямом смысле этого слова.
В конце, каждому из пришедших в Замок людей, Советники еще раз предложили безвозбранно уйти из этого места. Однако, из тридцати усталых, голодных и изнеможенных мужчин, едва добравшихся до мечты, легендарный Замок, не покинул ни один…
Сергей бережно поднес зажигалку ко рту и подышал на нее. Пусть, сами они благодаря странным свойствам этого чуждому обычным представлениям, миру, уже почти не чувствовали холода, но у предметов из Прошлого все же осталась привычка замерзать и отказывать в работе…
Другой рукой - не менее бережно - Сергей взял из пачки последний белый цилиндрик и зажал его губами. Зажигалка медленно приблизилась к сигарете. Руки постыдно дрожали, а уши напряглись в ожидании самого страшного здесь звука…
Последняя сигарета…
Однако, первое чувство вины…
Мысли путались и возвращались к тому времени, когда Сергей первый раз нарушил Ее запреты.
Ледяные пальцы - не от окружающего холода, а от страха, - надавливают на черную кнопку зажигалки. Все тело напрягается до предела и одновременно съеживается, будто стараясь принять в себя все окружающие шумы. Жаль, только, ему это неподвластно…
Раздается аккуратный, точный, больше похожий на выстрел, щелчок пьезоэлемента и на миниатюрном, едва заметном конце трубки, подводящей газ, загорается миниатюрное солнце. Оно тут же отражается и вспыхивает в окружающих ледяных гранях, наполняя комнату неестественным оранжевым светом, против привычного уже какого-то невзрачного бледного и блеклого. И оттого, создается впечатление, что отовсюду - изо всех частей Замка видна его комната, помеченная знаком ненавистного хозяйке огня. И осознание этого факта - даже не того, что он нарушил запрет, а того, что его поймали, - заставляет сломленный разум биться в истерике и молить невидимых наблюдателей о прощении. Ему кажется, что, стоит только пошевелиться, как оплавятся окружающие человека стены, стекут, подобно талой воде весной, и перед ним предстанет Она…
Она ничего не скажет…ни слова…лишь улыбнется - грустно так, с сожалением…но в глазах, ледяных, безжалостных и острых, как этот ненавистный лед, он увидит разрезающий сердце на кровоточащие лоскуты, ледяной укор…
Но, сигарета, словно живая, сама падает на пламя, а Сергей делает затяжку. Палец отпускает кнопку и виноватый во всех человеческих и божественных грехах, огонь, исчезает вместе с неожиданным, пробирающим до самого сердца, наваждением…
Щелк! Елк! Лк! К! - внезапно раздался громоподобный звук, а в глаза ударил свет.
Сергей испуганно перевел взгляд на руку. Большой палец судорожно давил на черную кнопку, а рядом, всего в сантиметре от него, плясал переливающийся от невзрачно-синего, как окружающий человека лед, до ярко-желтого, почти слепящего и напоминающее позабытый свет ярких уличных фонарей, лоскуток огня…
Съежившееся от ужаса сознание, в который раз за день, мысленно закричало, но его неслышный крик грубо оборвали и разметали по самым дальним закоулкам разума…
Хорд!
Если ты услышал "хорд!" - замри! Если ты услышал "хорд!" - молись, кому только угодно - все еще может обойтись. Если ты услышал "хорд!" - бойся. Потому что, если раздастся…
От завоевавшего все тело страха, Сергей даже не смог разжать руку и отпустить заветную черную кнопку. Сигарета же выпала из изогнувшегося в немом вопле-плаче-всхлипе, рта и теперь лежала между ног человека в небольшой лужице, что осталась от ледяных пластинок, скрывавших схрон. Сигареты, ведь, были спрятаны на совесть…
Хорд! Хорд!
…если раздастся "хорд! хорд!", бояться будет уже поздно…
На пороге выделенной Сергею комнаты, появился хорд. Именно появился. Будто, не шел, тяжело переваливаясь из стороны в сторону, а спустился с постамента, тремя звуками обозначив свое действие и скорую расплату за нарушение запрета. А потом, в одно мгновение, просто соткался из ледяного воздуха перед входом кельи отступника…
Сергей заметил, как ледяной страж перевел взгляд с него на зажигалку и, без того огромные глаза хорда, распахнулись в непередаваемом ужасе.
«Что?» - жестикулируя свободной правой рукой, спросил Сергей.
Вместо ответа, гигант напрягся - искусно высеченные изо льда мускулы, больше подчеркнутые, чем скрытые снежной броней, захрустели, увеличиваясь в объеме - и молча направился к человеку.
Хорд!
Сергей, не поднимаясь, потянулся к оброненной сигарете и поднял намокшую смертоносную трубочку. Тоненькая табачная бумага потемнела от воды и даже надорвалась в некоторых местах. С кончика сигареты беспомощно свисала небольшая капелька. Только это была не вода…
Лишь сейчас Сергей заметил, сочащийся из белоснежного цилиндрика, яд. Концентрированный, скрывающий в себе зародыша паразита, пожирающего человека изнутри. Огромного и неповоротливого, с внушительным, гибким и многосуставчатым ядовитым жалом, как у скорпиона. Вкалывая его в самое чрево его носителя, он заставлял употреблять человека все больше порций этого яда. Потому что, с каждой такой порцией, паразит становился все сильнее…
Хорд!
Однако, именно сейчас Сергею это стало абсолютно безразлично. Он сжал сигарету губами и поднес к ее кончику все еще метавшегося, словно в страхе перед неизбежной смертью, огонька зажигалки. Металлическая окантовка ее уже нагрелась и обжигала ноготь, но Сергей этого почему-то не чувствовал. Бумага зашипела, мгновенно высыхая и воспламеняясь.
Хорд!
Он с наслаждением затянулся и выпустил облачко серого дыма.
Серого, словно, сам прах…
Хорд!
Ледяной воин приблизился к человеку и занес над ним руку для удара.
Страха действительно, не было…
Затяжка…
- С-сво…лач! - заплетающимся от долгого молчания языком, с великим наслаждением произнес Сергей. Неожиданно громкий звук его голоса слился с резким ударом хорда.
Тлеющая сигарета вновь упала в лужу и обиженно зашипела…
«Вы нарушили самый важный запрет. Зачем вы это сделали? Что вы вообще хотели этим добиться?»
Как всегда донельзя важные Советники в темно-синих ледяных плащах смотрят поверх человека, сидя в роскошных, даже по меркам этого ничтожного царства мерзлоты, креслах. Они лениво теребят застежки плаща, скрывающего черную, обмороженную плоть и даже не ждут ответа на заданные вопросы.
Их мертвые глаза бесцельно блуждают по ледяному куполу.
А Сергей и не утруждает никого ответом. Он лишь грустно улыбается и трогает обожженный палец, который отказывается проявлять боль. Как Она и обещала, чувства все сильнее и сильнее притуплявшиеся с каждым проведенным в этом мире мгновением, исчезли совсем.
Исчезло чувство жизни…
«Если бы ты подождал хоть немного, все было бы по-другому…»
Сергей непонимающе мотает головой.
«Почти одновременно с тобой не выдержал и Даниель…Он нарушил первый запрет. Зарыдал над фотографией жены…»
Сергей хмурится. Последний из тех тридцати оборванных мужчин, что зубами вгрызались в лед, ломали об него ногти, но прокладывали дорогу к счастью, исчез. Растворился в мире холода и льда. Был поглощен строением из снега - замерзшей воды, которое ошибочно считают своей мечтой тысячи оказавшихся в ловушке человек и называют Замком Надежды.
И он сейчас сгинет в этом Замке. Сергей это чувствовал - иначе бы Советник не заговорил об англичанине.
Какая же злая ирония - каждый день добравшиеся до Замка счастливчики встречались в общей зале. Это стало доброй традицией после того, как кончились скоростные курсы Советников по обучению языку жестов. Люди выбирались просто посмотреть друг на друга, почувствовать, что они не одиноки в этом безжизненном строении, потому что о Ней уже начали забывать. С того самого дня, когда тридцать оборванных путешественников смогли пробраться в Замок, Ее больше никто не видел. Она словно забыла о своих гостях, которые скоро превратились в пленников. Не только трех запретов, но и собственных мыслей. Люди не выдерживали, ломался внутренний хребет, и с каждым днем их становилось все меньше. Первым не вынес испытания веселый и любознательный Джаб. Его поймали, когда бедняга пытался обойти второй запрет. А ведь он хотел задать Ей всего лишь один вопрос:
- Хотите, я помогу вам избавиться от головной боли?
Следующим оказался Ланс. Оказывается, он, так же как и Сергей, сумел пронести и спрятать спички. Советники взяли его сами - без помощи хорда. Ланс, положив голову на сгиб локтя, зачарованно наблюдал за тем, как малюсенький язычок огня лижет тоненькую деревянную палочку, оставляя после себя лишь черный безжизненный уголь.
А последним оказался Даниель. Вернее, он - Сергей. С Даниелем, видимо, уже разобрались. А вот, Сергей еще тут, лишь потому что его вина намного тяжелее - он нарушил сразу два запрета, из которых последний - самый важный.
«За какое бы ни было нарушение, вас ждет наказание. И будет оно тем сильнее, чем дольше вы будете здесь находиться…»
Сергей поспешно оборачивается, обводит глазами зал, но не находит Ее…Может быть, Она даже не знает о том, что вот-вот в Ее Замке не останется ни одного чужака.
«Я думаю, нет смысла спрашивать признаешь ли ты свою вину?» - жестикулирующий Советник насмешливо вскидывает бровь.
Сергей лишь устало кивает головой, ловя себя на дикой мысли, что хочет лишь одного. Чтобы все это кончилось как можно скорее…
Ближайший к нему советник показывает рукой на дверь в конце зала. Ледяной сгусток, больше похожий на драпировку. Внезапно она раскалывается - в стороны брызжут мелкие осколки и снежинки. Сергей подходит к ней и видит вдалеке темные, неясные силуэты. Их много - не один десяток. Если бы он захотел их пересчитать, то насчитал бы ровно двадцать девять…
Но он не хочет…
Он и так это прекрасно знает…
Все фигуры напоминают застывших в самых разных позах людей, на тела которых, словно гигантские доспехи, были надеты объемные куски льда. С каждым мгновением, пока Сергей смотрит на них, ледяные пласты истончаются - места их соединений все больше и больше напоминают аккуратные сочленения, изгибы становятся более плавными, а внешний вид - хищным.
Не в силах больше наблюдать эту метаморфозу дальше, Сергей оборачивается. Но, еще не закончив движения, он уже знает что увидит…
Советник держит на вытянутых руках темно-синий плащ, переливающийся, словно состоящий из мириад мельчайших, не заметных глазу, льдинок. Он молча протягивает его Сергею, а остальные Советники подходят и обступают их полукругом.
«И будет оно тем сильнее, чем дольше вы будете здесь находиться…»
И опять Ее нет рядом…
Вместо этого, вокруг - лишь мертвые глаза и черная от обморожения, плоть…
Сергей падает на колени и кричит - тяжело, с надрывом…не от страха или боли, а от обиды и желания увидеть Ее - хотя бы последний раз в жизни…
Принесший в комнату Советников Сергея, хорд, что до этого момента неприметной грудой льда стоял у входа, молниеносно подскакивает к человеку. Так быстро, что Советники даже не успевают не то, что предпринять что-либо, а, даже, шевельнуться.
Ледяной меч, выхваченный гигантом из заплечных ножен, со свистом рассекает холодный воздух…
Сергей успевает откинуться назад, но ледяное лезвие медицинским скальпелем начисто срезает лицо без вести пропавшего человека. Кровавая маска, состоящая из лоскутов кожи и хрящей, бывших раньше верхней губой, носом и частью надбровных дуг, летит на пол. Резкая боль вонзается Сергею в то место, где к него раньше находилось лицо и принимается растерзывать открытую рану, словно надеясь добраться до мозга. И затихает она лишь тогда, когда Советники отстраняют хорда и кладут руки на кровоточащую рану Сергея. Лед срывается с обмороженных ладоней и останавливает кровь, а, затем, мягко повторяя изгибы человеческого лица, Дарует ему новое.
В виде ледяной маски с задумчивым, словно даже вопрошающим, выражением лица…
Однако, исторгнутый чревом измученного тела, крик уже разносится по всему Замку. Отражаясь даже от скрытых и недоступных никому, кроме Нее, уголков ледяного убежища, он набирает силу и снова пытается сокрушить сдерживающую его преграду…
А Она морщится от невыносимой боли. Царапает ледяными ноготкам высокий ледяной лобик, что от надрывного человеческого крика уже исходит мелкой сетью трещин и стискивает в жалкой попытке перетерпеть боль, зубы. Однако, и они, не выдерживая столь мощной нагрузки, крошатся, заставляя Ее издать, наконец, этот очищающий вопль…
Легкий перезвон колокольчиков в Ее волосах теряется среди нового звука - резкого, рвущего и разметывающего в куски, наполненного непередаваемой мукой и горечью…
Лед жалобно хрустит и осыпается целыми пластами. Истончившиеся и осыпавшиеся идеальные когда-то своей формой, ножки уже не могут держать на себе весь вес столь же идеального тела. Раздается два аккуратных сухих щелчка и, совершеннейшая фигурка устремляется к ледяному полу.