— А то, что он, этот Жук, нашу историю рассказывает.
— А у нас уже есть история?
В этот день они снова обкапывали палатку рвом. Ров стал глубже, и палатка напоминала теперь настоящую крепость. Кроме этого, Корзун отправился после обеда в деревню и вернулся с пригоршней маленьких оловянных крестиков. Сказал, что купил у одной бабки.
— Бабка эта непростая. — Корзун заговорщически всем подмигнул. — Божественная бабка. Может все. И порчу навести, и приворотное зелье состряпать. Я ей пятьдесят рублей дал, а она мне вот эти крестики. Один сказала на шею повесить, а остальные вокруг разместить. И тогда ничего не проникнет.
После этого Корзун сходил к завхозу и выпросил у него молоток и гвозди. И целых два часа прибивал к окрестным соснам крестики, выстраивая защищенное пространство в виде пентаграммы. При этом он два раза угодил себе по пальцам и один раз уронил молоток себе на ногу. Очень ругался, но к вечеру создал все-таки закрытое для вторжения пространство. Ребята из других палаток смотрели на Корзуна с улыбкой и вертели пальцем у виска.
Вечером, как только протрубили отбой, Корзун сразу же принялся обсуждать историю из черной тетради.
— Этот парень… — начал он. — Этот парень, ну, Жук, он же про нас рассказывает.
— Про что?
— Ну, сами смотрите — мы сидим, рассказываем друг другу страшные, а на самом деле не страшные истории. И тут появляется новенький. И начинается!
— Что начинается? — спросил Борев.
— События!
— Корзун, да какие вообще события-то? — Борев жевал большой кусок сосновой смолы и ковырялся в зубах хвоинкой.
— Как это какие? Да тут черт-те что происходит! Одно мясо это…
— Корзун, ты надоел уже, — сказал Малина.
— А сам-то ты чего амулет от сглаза повесил? — огрызнулся Корзун.
— Какой амулет? — Малина похлопал себя по карманам. — Нет у меня никакого амулета.
— Нет? — выдохнул Корзун.
— Нет. И никогда не было. Тебе приснилось, Корзун. Ты не болен случайно?
— А мне казалось… — Корзун был озадачен. — А мне казалось, что у тебя амулет…
— Корзун, ты давай успокойся лучше, — посоветовал Малина. — И давай слушать будем. Самое интересное начинается. Правда, Борев?
— Это точно. — Борев выплюнул в окошко комок сжеванной коры. — Самое интересное у нас впереди. Новенький, давай читай. А этого Корзуна ты не бойся. У него у самого холодные пятна на спине скоро пойдут.
— А я и не боюсь. — Новенький достал тетрадь и продолжил чтение:
«Пятно было ледяным. Цвета скорее не фиолетового, а сизого. Цвета голубя. Пятно спало под кожей и чуть-чуть выделялось над ее поверхностью, как будто там было спрятано плоское блюдечко от китайской лапши. И формой пятно тоже напоминало блюдечко, только слегка удлиненное по краям. Это пятно было совсем не похоже на тот синяк, который я трогала у Дэна. Тот был нормальным. Обычным синяком. Долбаните себя как следует по коленке чем-нибудь корявым, и вы сразу же обнаружите у себя такой же. Синяк у Жука — ненормальный. Это не синяк.
Я натянула перчатки и попробовала пощупать пятно посильнее. Пятно вдруг зашевелилось, и кожа над ним сразу покрылась напряженными красными венами. Я отдернула руку и еле сдержалась, чтобы не закричать.
Жук застонал и открыл глаза.
— Что там? — спросил он. — Что?
— Ничего, — сказала я. — Просто синяк. Ты ушибся сильно, вот и синяк.
— Это там, — прошептал Жук. — В трубе. Когда мы задом наперед лезли, стукнулся. Больно. И жжет…
— А Дэн? — спросила я. — Дэн стукался?
— Не знаю… Я на него не смотрел… Может…
Пятно успокоилось.
— Может, зеленкой помажем? — предложил Жук. — А еще свинцовая примочка здорово помогает…
— Да чего там мазать-то? И так все пройдет…
Конечно, пройдет. Час-другой, и все это пройдет. Эта дрянь…
Пятно зашевелилось. Жук застонал. Правой рукой, осторожно, чтобы Жук не видел, я придвинула к себе самострел. Пятно явно беспокоилось. Оно сместилось от лопатки вниз, замерло и стало мелко дергаться. Жук завизжал и укусил себя за руку. Смотреть на это было жутко, но закрыть глаза я не могла. И отворачиваться я не могла, я должна была смотреть, ничего другого мне не оставалось. Пятно рванулось к плечу, снова замерло, а потом стало медленно, сантиметр за сантиметром разрываться на две части. Оно расходилось в стороны. Превратилось в восьмерку, а потом разделилось вовсе.
Сначала Жук сипел, потом потерял сознание, и я подумала, что ему очень повезло, ну, что он свалился в обморок. Я сама чуть не грохнулась в обморок от всего этого. Я хотела бежать, бежать, бежать.
Новое пятно успокоилось. В месте разделения наливался красным разрыв, кожа тут потрескалась, и из этих мелких трещин сочилась прозрачная жидкость.
Я надела на Жука рубашку, Жук был без сознания.
Он очнулся минут через пятнадцать. Все пятнадцать минут я сидела и сторожила. Кажется, ему стало лучше. Во всяком случае, безумия во взгляде больше не было. И температура вроде бы спала. Только пот по лбу катился.
— Черт, — сказал Жук. — Как-то я вырубился… Что со мной?
— Скорее всего, грипп, — сказала я. — Тебе стало плохо, и мы пришли вот сюда. Теперь ты отдохнул.
— Ага. — Жук увидел свой самострел и сразу потянулся к нему. — Я так и подумал.
Я не решилась ему помешать. Я лишь вспомнила, что надо делать с гранатой. Прижать ручку, выдернуть кольцо, отпустить ручку, кинуть. Получи, фашист, гранату.
Жук проверил самострел, остался доволен.
— Что мы сидим? — спросил он и бодро, как-то даже рывком вскочил на ноги. — По-моему, пора двигать.
— Пора, — согласилась я.
— Могу поспорить, что вон там, за углом есть указательная стрелка. — Жук взял рюкзак, открыл дверь, и мы вышли в коридор.
Стрелка и в самом деле была, но я на нее не смотрела. Я смотрела на Жука.
— Отлично! — сказал Жук. — Нам туда.
И неутомимым шагом спортсмена-марафонца двинулся в указываемом стрелкой направлении. Я за ним еле поспевала.
— Володька заблудился, — рассуждал Жук. — И Дэн заблудился. Тут уж ничего не поделаешь. Но наша задача теперь заключается в том, чтобы найти выход и позвать на помощь людей. Мы баллончиком отмечали все повороты, так что их быстро найдут. И окажут первую медицинскую помощь, если нужно.
Да, думала я. Окажут. А у меня даже никакого оружия. Хотя нет, есть граната. Интересно, он о ней помнит?
— Кстати, Валя. — Жук обернулся. — Я там тебе гранату давал. Тебе ее не тяжело тащить?
Он о ней помнил.
— Тяжело, — сказала я.
— Правильно. — Жук забрал гранату. — И рука болит. Гранаты девушкам не игрушка.
Он забрал у меня гранату.
— К тому же она не настоящая. — Жук захихикал. — Учебная. Я вас наколол. Ею и кошку не убьешь.
Это уж точно, подумала я.
Мы вышли к мосту. Мост, вернее мостик, был перекинут над провалом. В этом месте коридор как бы расширялся и образовывалось пустое пространство, над которым был переброшен мостик. Жук зашел на мост и сразу же, как водится, плюнул вниз. Я осторожно перевесилась через перила.
Ничего видно не было. Наверное, внизу был ручей. Или река. Запах снизу поднимался соответствующий — водяной. Но не только водяной. То ли нефтью, то ли еще чем пахло от этой воды.
— Это река, — объяснил мне Жук. — Она течет в подземное море. В это море впадают все подземные реки этой стороны… И не только этой… Это очень необычное место…
Интересно, откуда он про все это знает? Впрочем, я догадывалась. Жук сел на мостик и свесил ноги. Он поглядел на меня и стал рассказывать.
Быстро, как будто слова вырывались из него сами, против воли.
— Но там есть не только море, там есть еще… Я не знаю, как это можно назвать. Но оно существует гораздо дольше, чем существуют люди. Может, это алтарь, может, это храм. Его построили те, первые существа. Они жили в те времена, когда люди еще бегали по зеленым равнинам в виде мерзких полосатых сумчатых крыс! Первые существа были великой расой! Да, моя милая Валя, да! Они владели планетой, и все, что могло двигаться, все древние твари, обитавшие в том мире, подчинялись Их воле. Даже больше. Они могли управлять камнями, Они могли управлять водой. Они могли управлять ветром. А потом случилась катастрофа, никто не знает, что это была за катастрофа, но первые существа почти все погибли из-за яда, разлившегося в воздухе. Выжило совсем мало. Те, кто выжил, спустились под землю и стали жить там в светящихся каменных лабиринтах…
Жук замолчал, прислушиваясь к своим ощущениям. Он пошевелил плечами, будто старался нащупать что-то там, у себя за спиной.
— Пятна… — сказал он. — Дэн дурак. Это не пятна. Это не пятна… Это слуги… ЕГО слуги! Он их кормит… кормит их…
По подбородку Жука потекла белая струйка. И я увидела, как под рубашкой задвигались эти твари.
По подбородку Жука потекла белая струйка. И я увидела, как под рубашкой задвигались эти твари.
— Крысолов кормит их… Они служат ему, они Его глаза, они Его уши… Если бы ты знала, как это больно…
Не знаю, что тогда случилось, скорее всего, Жук прикусил язык — на губах у него проступила красная пена. А может, это пятна стали рвать его изнутри…
Жук согнулся пополам и сидел так, наверное, с минуту. Потом он выпрямился и продолжил как ни в чем не бывало:
— Первые существа спаслись под землей. Но яд все равно уже отравил Их. Они умирали, медленно умирали, по одному. А потом, через много тысяч лет или даже через много миллионов лет, появились первые люди.
Жук сделал паузу и посмотрел мне прямо в глаза.
— Первые люди были Их пищей, — сказал он.
Жук сидел на мосту и рассказывал. Я его слушала. Читала по губам.
— Они выходили по ночам и заманивали своими песнями людей в пещеры. И люди боялись Их и по ночам сидели вокруг костров и заводили ручных волков, чтобы те предупреждали об опасности. Ненавижу ваших волков!
Жук стукнул кулаком по перилам.
— Но древних существ становилось все меньше и меньше, и люди отвыкли от Них. Они стали считать Их демонами. И придумали средства, чтобы бороться с Ними. И люди убили почти всех. Последние оставшиеся вынуждены были уйти в самые глубины земли и ждать там.
Жук снова плюнул вниз. Я подумала, что вот лишь эта привычка осталась от того Жука. Забавно: самое устойчивое, что было в Жуке, — это привычка плевать с высоты. Плевать с высоты в первобытное чернеющее море.
Жук продолжал рассказ:
— Последние теперь очень редко выходили на поверхность, только когда Им очень сильно хотелось есть. Или когда хотели есть Их слуги. Или когда надо было принести жертву на алтаре… И Они не утратили искусство заманивать людей и других тварей и пользовались им. Теперь пользоваться своим искусством Им было даже проще, чем раньше, потому что люди перестали в Них верить. Древние существа могли наслать какой угодно фантом, могли свести человека с ума. И это было очень легко сделать, потому что люди в Них теперь не верили. В Них верили лишь старики и дети. А когда кто-нибудь пропадал без вести, всегда считали, что человек или утонул, или уехал куда-нибудь. А это Они. Они живут под вашими городами, под заводами, под реками. Они прокапывают туннели вверх и ждут, ждут.
Жук никогда не говорил так много, долго и складно. Жук никогда так не говорил. Потому что это был не Жук.
— Они ненавидят людей, захвативших Их землю. Сейчас Их совсем мало, и Они почти все время спят. Но иногда Они просыпаются. Они просыпаются, просыпаются в те дни, когда ядро Земли начинает волноваться и приближаться к поверхности. В дни, когда лунатики выходят на свои прогулки, когда живым тварям не спится, когда живые твари чувствуют тоску и печаль, когда луна становится кровавой и большой! Сегодня такой день.
Он посмотрел мне в глаза.
— Иногда мы просыпаемся, Валя, — сказал Крысолов.
Я вздрогнула.
— Если встать лицом к востоку, то ты увидишь, как постепенно, минута за минутой вода начинает краснеть и наливаться силой…
Он еще что-то рассказывал про это море и про храм, существующий под городом в самой глубине, про пятна, но я не слушала, я боялась, что его рассказы взорвут мне голову. Я боялась, что умру от страха или не вытерплю и прыгну туда, в эту реку. Хотя я и боюсь высоты.
— Черные камни выстраиваются в круг, и жертва сама восходит на древний алтарь… Когда-нибудь придет день, и Они вернутся. Потому что Они умеют ждать.
Я зажмурилась, и Жук замолчал.
— У нас, кстати, леска имеется, — улыбнулся он, когда я снова открыла глаза. — Можем рыбу половить… Есть-то хочется.
Я заметила, что Жук даже как-то изменился, он похудел, щеки впали, а глаза блестели неожиданным блеском.
Видимо, в этот раз я не смогла справиться с лицом. Жук посмотрел на меня с подозрением, а потом сказал:
— Не хочешь — как хочешь. Пойдем дальше. Я думаю, недалеко уже осталось. Зря не хочешь рыбку половить. Зря.
Он легко вскочил и пересек мостик. Я еще раз посмотрела вниз. Мне показалось, что внизу переливается какая-то колдовская дымка. Впрочем, может, это был просто обычный туман, не знаю.
— Тот, кто увидел берега этого моря, уже не возвращается, — сказал Жук и направился дальше, в коридор. — Тот, кто взошел на алтарь…
Если бы у меня была сейчас граната, то я бы не выдержала и наверняка бы взорвала к черту этот мостик, чтобы не быть с этой тварью на одном берегу. Он будто подслушал мои мысли, обернулся и поманил меня пальцем. И я послушно пошагала за ним.
Не знаю, чем бы все это кончилось. Но Жука вдруг снова качнуло, повело в сторону, и он снова упал и застонал. Я осторожно подошла поближе. Жук смотрел в потолок.
— Валя, — сказал он, — зачем ты меня обманула?
— Я тебя не обманывала, Жук.
— Обманула… — Жук облизал губы. — Это ведь не синяк…
— Синяк, — уверила я его. — Это синяк.
— Я не помню, что я делал в последнее время. Не помню… Мы сидели перед какой-то дверью, а затем я оказался тут… Как?
— Мы пришли сюда.
— Я не помню… Скажи мне, только говори правду… Это пятно?
Я улыбнулась.
— Ну, какое пятно? Это не пятно…
— Не ври мне! — неожиданно рявкнул Жук. — Не ври! Это он!
Я заплакала. Во второй раз за последний час. Я становилась сентиментальной, это плохо.
— Значит, пятно, — заключил Жук. — Я же чувствую, что не все в порядке… То холодно, то жарко. И шевелится что-то… А то еще какие-то провалы… Как дырки в голове… Значит, пятно.
Жук замолчал и задумался.
— Оно залезло на меня где-то… И может слезть тоже… и может залезть и на тебя. Я подумаю.
Мне хотелось сказать ему, чтобы он думал быстрей, пока из него опять не появился тот, другой, но я не стала его торопить. Жук думал минут пять.
— Хорошо, — сказал он. — Я придумал. Только ты должна дать мне слово, что ты все сделаешь, как я скажу.
— Я не могу…
— Обещай! — рявкнул Жук. — Обещай мне!
Я пообещала. А что мне было делать? Жук снял куртку и стал отстегивать с пояса патронташ.
— Ты чего делаешь? — не поняла я.
— Ты обещала! — напомнил Жук.
Я кивнула. Жук снял патронташ и протянул его мне.
— Надевай! — приказал он.
Я взяла пояс. Жук показал, как его надо закрепить.
— Теперь самострел. — Жук протянул мне оружие. — Ты сейчас его возьмешь и больше мне не возвращай… Даже если я буду просить… Предохранитель здесь. Прицел чуть сбит, поэтому надо целиться влево на пол-ладони. Бьет уверенно на сто метров. В мешке… В мешке сама посмотришь, что там. Возьми одну гранату. Другую я оставлю… Да, оставлю.
— Ты чего это?
— Слушай меня!
Жук взял себе гранату.
— Я знаю, чем можно его убить, — сказал он. — Откуда-то знаю…
— Чем? — спросила я.
— Его можно убить…
Жук замолчал. Лицо его скривилось от боли, я заметила, как Они зашевелились под кожей. Будто волны под рубашкой заходили.
— Его можно убить… — снова попробовал сказать Жук, но пятна не давали ему говорить.
Жук извивался, рычал, пытаясь остановить Их, но не мог. Одно из Них выползло из-под воротника рубашки и стало обхватывать шею. Я сделала шаг назад.
— Беги! — заорал Жук. — Беги!
Я стала пятиться.
Пятно сползло из рукава и стало медленно перемещаться на стену.
— Это есть в мешке… — шептал Жук. — То, что может его убить… Это есть в мешке… Беги!
Я побежала.
Я бежала, размазывая слезы и спотыкаясь, поворачивая направо, поворачивая налево. Потом в спину ударил горячий воздух, бумкнуло, уши сдавило волной, стены вздрогнули, по коридору прошла пыль. Лампа над моей головой разбилась и осыпала меня мелким стеклом. «Ф-1». Разлет осколков…»
Двенадцатый вечер
— Интересно, чем его можно убить? — спросил Корзун. — Эй, новенький, чем его можно убить?
Новенький не ответил, лишь пожал плечами.
— Не забегай вперед, — сказал Борев. — А то потом неинтересно будет.
— Владыкина из третьего отряда положили в изолятор, — сообщил Малина.
— Чего? — встрепенулся Корзун.
— Говорят, корь.
Корзун скрипнул зубами.
— Ага, корь! Два дня назад пацаны решили отсюда соскочить и пошли прямо, через лес. Тут тридцать километров и железная дорога. У них компас был. Шли они по лесу шли, наверное, полпути уже прошли, и вдруг раз — из-за деревьев выскакивают мужики. С автоматами и в ОЗК. Куда, говорят, вы идете, пацаны, тут никуда пройти нельзя, потому что карантин — на железной дороге состав перевернулся со фтором. Этих пацанов в грузовик закинули и назад привезли. А потом у всех в лагере компасы отобрали. А родителям говорят, что мы ушли в поход и вне зоны досягаемости…