— А что такое ОЗК? — спросил Корзун.
— ОЗК, дурило, — это общевойсковой защитный костюм, — пояснил Малина. — От радиации, газов и микробов разных.
— Решили сбежать? — пожал плечами Борев. — Ну и придурки. Я бы никогда отсюда не сбежал.
— Почему это? — Корзун повернулся к Бореву.
— Потому что тут начинается самое главное. Правильно, что у них компасы отобрали, а то бы в лесу все позаблужались бы. Все бы разбегаться стали. А я говорю — тут все самое интересное начинается.
— Как это главное? — допытывался Корзун. — Что это интересное?
— Увидишь, — загадочно ответил Борев.
Вмешался Малина.
— А я вспомнил, — сказал он. — Я однажды на чердаке журнал нашел, там вот тоже такое было.
— Какое такое? — Корзун развернулся уже к Малине.
Малина загадочно улыбался.
— Там все так и описано, — стал рассказывать он. — Земной спутник был захвачен инопланетянами, и все, кто смотрел передачу со спутника, сами превратились в инопланетян и поубивали всех вокруг. Всех в подвале центра управления. И с ними никак нельзя было справиться, разве что бомбу сбросить. Потому что каждый, кто видел этих существ, сам сразу же становился инопланетянином.
— На нас тоже сбросят бомбу, — сказал Корзун. — Хотя почему? Я лично никаких инопланетян не видел…
— И тогда, — продолжал Малина, — перед тем как сбросить бомбу, решили, что надо послать в подвал одного чувака. Он был слепой от рождения, но у него было отличное чувство пространства и он очень хорошо слышал. Его вооружили автоматом, и он должен был перебить их на слух. Этот чувак спустился в подвал и перестрелял всех, кроме одного. А последний пришелец включил запись, какой-то набор звуков. Слепой выстрелил на щелчок тумблера и убил последнего. А эти звуки все раздавались и раздавались, и вдруг слепой почувствовал жуткий холод на правой руке, а потом на груди, а потом он вдруг почувствовал, что его руки начинают превращаться в когтистые лапы. Эти звуки превращали его в инопланетянина. Слепой понял, что если он станет инопланетянином, то на весь город придется сбросить бомбу. Тогда он засунул ствол автомата себе в рот и застрелился. И перед тем, как застрелиться, он первый раз в жизни увидел мир своими глазами. Глазами инопланетянина.
— И к чему ты все это рассказал? — спросил Корзун. — При чем тут мы?
— При том, что звуки и слова — они тоже могут изменять людей. Вот мы слушаем этот рассказ уже который день и сами постепенно изменяемся, превращаемся…
— Ни в кого я не превращаюсь! — злобно сказал Корзун.
— Ну-ну, — хмыкнул Борев. — Все так думают…
— Это только кажется, что ты не изменяешься, — объяснял Малина. — А на самом деле ты изменяешься очень быстро. Вот ты, Корзун, прислушайся к себе.
Корзун замолчал и стал прислушиваться к себе. Он прислушивался довольно долго, и вдруг Борев понял, что Корзун вовсе не прислушивается к себе, а молится.
— Корзун, ты что делаешь? — спросил Борев.
— Отстань.
— Народ, слушайте, Корзун молится! — крикнул Борев.
— Болваны, — тоже крикнул Корзун. — Надо прекратить читать эту черную тетрадь! Надо завязывать! А то у нас крыша совсем спрыгнет. Мы тут друг друга поубиваем просто…
— Поздно, Корзун, поздно, — хихикал Борев. — Процесс уже пошел… Скоро ты покроешься сизыми пятнами…
Корзун отвернулся к стене палатки. Борев перестал смеяться и решил по обыкновению посмотреть в окно. Церковь светлела в наступающих сумерках, и от этих сумерек чудилось, что церковь не белая, а розовая. И еще что-то произошло с вечерним светом, и Бореву показалось, что чернота стала сползать с куполов и растекаться по розовой известке.
— Кстати, видели, сегодня физрук в помойке крыс жег? — сказал Малина. — Целую кучу крыс.
— Видели, — кивнул Борев. — И правильно делал. Давайте лучше слушать историю. Новенький, сколько там у тебя еще осталось?
— Скоро кончится, — сказал новенький.
Черная тетрадь была уже приготовлена. Она лежала у новенького на груди и ждала своего часа.
— Скоро кончится, — повторил новенький.
«Сначала я хотела вернуться назад, туда, где остался Жук. Но потом поняла, что это бесполезно. Что надо идти в эту сторону. Что выход, если он даже и есть, находится там. Я отошла еще на некоторое расстояние и увидела конец коридора. Коридор обрывался и без всякого перехода превращался в пещеру. Место перехода выглядело не очень приятно — гладкие бетонные стены переплавлялись в неровный красноватый камень, будто что-то живое врастало в неживую бетонную плоть. Я вспомнила, что говорил Жук. Что эти существа могут управлять водой, ветром и камнями. И светом. Ламп в этом коридоре больше не было, а свет был — стены светились как бы сами по себе. Я стояла на пути в мир, где обитали существа, для которых люди были едой…
…скоро все кончится, я буду думать, вспоминая события этой ночи, думать и решать для себя: почему я тогда не боялась? И умные доктора в одноразовых зеленых халатах объяснят мне, что у меня был сильный нервный шок — в этом все дело. Что мой мозг как бы отстранился от всего, что со мной произошло, и выстроил защитные барьеры.
И еще они объяснят мне, почему я не боялась: потому что на самом деле всего того, что со мной случилось, в реальности не происходило, что все это, весь этот поход в подземелье, было моим бредом. Что будто бы мы спустились в подвал, а туда прорвался какой-то газ и этот газ вызвал галлюцинации. И чтобы доказать свою правоту, они предъявят мне Дэна и Жука, обоих целыми и невредимыми. Но я-то знаю, почему они целы и невредимы — потому что их спасла я. Но они убедят меня, эти взрослые дяди, что ничего этого не было, и я сделаю вид, что верю им. Хотя всегда буду знать — то, что случилось тогда в День Всех Святых, случилось на самом деле…
…подводные очки. Зачем Дэн взял подводные очки? Впрочем, очки весили немного, и я их решила оставить. А вдруг придется плыть? Тут везде какие-то реки обнаруживаются.
Свисток на шее. Забавно, но я совсем забыла про этот свисток. И Жук забыл, и Дэн забыл. Хотя куда тут можно свистеть? Свисток я не стала выкидывать, а вдруг пригодится?
Последней вещью в рюкзаке Дэна был кроссовок Володьки. Кроссовок Володьки мне был не нужен.
Я вывернула мешок Жука. В мешке Жука нашлись: теплые носки, два шоколадных батончика, пачка соли, серебряная вилка. Зачем Жуку понадобилась тут соль? Непонятно. А вилка? Серебряная… Ясно. Серебряной вилкой и можно убить Крысолова. Как только? В глаз ему, что ли, воткнуть?
Еще в мешке обнаружилась бутылка с бензином, наполовину пустая. Ее я тоже решила прихватить. Ну и, конечно, надувная подушка. Надувную подушку я тоже прихватила.
Граната. Граната хранилась в моей сумочке, но теперь я достала ее и поместила в специальный кармашек на патронташе.
В результате ревизии припасов в моем инвентаре остались: свисток, очки, вилка, бензин, подушка, баллончик, компас, леска, граната. Кажется, все. Остальное осталось лежать на полу, забыто.
Да, вот еще. Я свинтила с баллончика колпачок и написала на стене: «Валя, Дэн и Жук были здесь». Потом еще добавила: «И Володька тоже».
Затем я перебинтовала себе руку. Забавно, но раны на руке почти затянулись. Я даже испугалась, что на мне тоже завелось пятно, и на всякий случай ощупала себя. Нигде не было этого холода, видимо, порезы затянулись просто от страха. Такое иногда бывает. Моему двоюродному брату в драке откусили палец, а он заметил это только через десять минут.
Все. Закинула рюкзак за плечи и шагнула в пещеру.
В пещере оказалось гораздо теплее, чем в коридоре. Я потрогала стены — они были почти горячие. Тепло, наверное, исходило из самой земли. Я слышала, что шахтеры уже на глубине в триста метров работают раздетыми. Потому что жарко. Интересно, на какой глубине я сейчас нахожусь?
Я шагала довольно уверенно — в правой руке через плечо самострел, в левой зажата вилка. Для борьбы с мировым злом вполне достаточно. Наверное.
Очень скоро пещеры стали разветвляться, но я на это никакого внимания не обращала — всегда шагала в средний проход. И через каждые двадцать шагов ставила на стене пещеры метку из баллончика, так, чтобы от одной метки было видно другую.
Постепенно пещеры все меньше напоминали коридоры и все больше походили на сказочное подземное царство — потолок стал выше, стены окончательно утратили гладкость и стали совершенно кривыми, а с потолка свисали сосульки, которые называются как-то по-научному, но я напрочь забыла как.
Эти сосульки были красивыми и разноцветными, мне даже захотелось сорвать одну на память. Я протянула к сосульке руку и потянула за холодный конус, как вдруг из-за сосульки высунулось пятно.
Это пятно слегка отличалось от тех, что поселились на Жуке. Наверное, это было взрослое, самостоятельное пятно: по нижней его стороне струились многочисленные мелкие ножки, спинка была покрыта чешуей, а на передней части имелись маленькие красные глазки и зубастая пасть. Пятно заметило меня и засуетилось, оно то ли спало, то ли занималось какими-нибудь своими пятнистыми делами, то ли просто не ожидало меня увидеть. Так или иначе, пятно растерялось и раскрыло рот, я же, завизжав и совсем не думая о последствиях, ткнула его серебряной вилкой.
Это пятно слегка отличалось от тех, что поселились на Жуке. Наверное, это было взрослое, самостоятельное пятно: по нижней его стороне струились многочисленные мелкие ножки, спинка была покрыта чешуей, а на передней части имелись маленькие красные глазки и зубастая пасть. Пятно заметило меня и засуетилось, оно то ли спало, то ли занималось какими-нибудь своими пятнистыми делами, то ли просто не ожидало меня увидеть. Так или иначе, пятно растерялось и раскрыло рот, я же, завизжав и совсем не думая о последствиях, ткнула его серебряной вилкой.
Ткнула от души. Вилка вошла прямо между глаз, пробила с хрустом чешую и воткнулась в сосульку. Пятно дернулось и повисло на вилке, как старая стелька. Сороконожьи ножки растопырились и безжизненно опали, из пасти потекла красная слюна.
— Так вот, — сказала я. — Получи!
А потом произошло непонятное. Пятно вдруг шевельнулось. Сначала я думала, что это остаточные рефлексы, последние вздохи, пробегание всяких там нервных импульсов и тому подобная ерундистика. Но потом пятно зашевелилось как-то более осмысленно. Я протянула руку и осторожно дотронулась до вилки. Пятно скосило на вилку глаза и затряслось. Я отдернула руку. Пятно оживало на глазах. Оно шевелилось уже более активно и даже начинало грызть вилку. Я не могла понять, почему это все происходит, — вилка-то была серебряная! Она должна была убить это пятно, а оно ничего — постепенно приходило в себя, очухивалось и, судя по красным искоркам в глазах, собиралось преподать мне урок надлежащего поведения.
— Ты чего? — спросила я у пятна.
Пятно напружинилось, уперлось ножками в сосульку, отлепилось от нее и упало на пол. Упало пятно на спинку, тут же зашевелилось и стало вытаскивать из себя вилку. Я смотрела на все это и не знала, что мне делать. Пятно семенило ножками все быстрей и быстрей, вилка выдвигалась все дальше и дальше, пока не упала. Пятно перевернулось на живот и зашипело. Я ничего лучшего не придумала, как попытаться раздавить пятно ботинком, но пятно ловко увернулось, взобралось на стену и скрылось в неизвестном направлении.
Я подобрала вилку. Почему вилка не сработала? Жук сказал, что в мешке у него есть то, что может убить Крысолова. В мешке были шерстяные носки, шоколадные батончики, соль и серебряная вилка. Из всего этого колющими и режущими свойствами обладала лишь вилка. К тому же вилка была серебряной, а значит, обладала бактерицидными и другими полезными свойствами. Всем ведь известно, что именно серебром, серебряной пулей с особыми знаками, можно убить вампира и оборотня, что если капнуть расплавленным серебром на любую зарвавшуюся нечисть, то она сплавится и помрет. Несомненно, что именно вилку имел в виду Жук, когда говорил, что у него есть, чем убить Крысолова. Почему же вилка тогда не сработала? Может, серебро не совсем чистое?
Я стала разглядывать вилку. Было довольно темно и видно было плохо, я даже пожалела, что выкинула фонарики. Сейчас бы эти фонарики мне очень пригодились. Тут мне в голову пришла мысль — я взяла баллончик и распылила на стену довольно много краски. Краска легла большим кругом, который очень хорошо освещал все вокруг в радиусе метра. Я поднесла вилку к этому светящемуся кругу и разглядела на ручке две буквы.
«NS». Что такое «NS»? Должно быть, материал, из которого сделана вилка. Я прислонилась спиной к какому-то камню и стала быстро думать. Вспоминала уроки химии, вспоминала, что может означать «NS». И вдруг вспомнила. NS означало нейзильбер. Черт! Нейзильбер! Сплав меди, никеля и цинка. Ах ты! В этой вилке нет ни грамма серебра! Этой вилкой нельзя никого убить, даже самого завалященького вампира! Зачем же Жук взял ее с собой?
С химией у Жука было плохо, вот зачем!
Я огляделась. Без вилки я чувствовала себя какой-то безоружной. Я оглядела еще раз вилку, уже скептически, и спрятала ее в свободное отделение патронташа. Воткну кому-нибудь потом в глаз. Ха-ха. Становлюсь циничной. На меня вдруг накатилась какая-то дурная веселость, я взяла и крикнула:
— Эй, Крысолов! Ты полный придурок! Я оторву тебе твою грязную бороду! Ты у меня сожрешь свои пятна без уксуса!
Мне почему-то казалось, что у Крысолова есть борода. Борода, зубы, когти. А как еще могло выглядеть существо, появившееся на свет тогда, когда не было даже людей? Только так.
Пещеры ответили далеким, еле слышным сухим смехом, который я почему-то вполне расслышала.
Я вскинула самострел.
— Давай…
И тут я поняла, что имел в виду Жук, когда говорил, как можно убить Крысолова.
Соль.
Я вспомнила. Жук поморщился и рассказал мне:
— Соль убивает все нечистое. Раньше, когда сжигали ведьму, пепелище посыпали солью, чтобы она назад не возродилась. А колдунам в рот лили расплавленную соль… Я же говорю, хотел соляную стрелу сделать, не успел. А этой стрелой надо стрелять почти в упор…
Соль. Соль! Я оставила соль там, в коридоре. А вместо соли взяла эту дурацкую вилку! Я развернулась и побежала назад. Хорошо хоть, что я додумалась отмечать свой путь из этого баллончика — бежать по сияющим меткам было легко. А бегала я хорошо.
На двадцать второй метке я увидела начало коридора. На полу лежало все, что я оставила, — фонарики, носки, пустой вещмешок… Соли не было. Соль исчезла! Я приказала себе успокоиться, глубоко продышала легкие, помассировала переносицу. Немножечко помогло. Я огляделась еще раз, уже повнимательнее. Вдоль стены тянулась маленькая слизистая дорожка. Скорее всего, это пятно. Пятно пришло и утащило соль.
Почему пятно не полезло по стене? Потому что соль довольно тяжелая и у пятна не было сил волочь его по стене. Крысолов послал пятно, чтобы оно украло соль.
Почему он не вышел сам и не забрал соль? Потому, что он не может взять соль в руки. В лапы.
Почему он не послал несколько пятен? Неизвестно. Скорее всего, у него просто нет достаточного количества этих существ. А вдруг эти пятна тоже живут по тысяче лет? А вдруг они тоже вымирают? Хотя тут дело в другом — пятну для размножения необходима почва. То есть люди. А сколько пятен могут размножиться на одном человеке? Штук пять от силы. А людей у Крысолова мало. Значит, и пятен мало. И скорее всего он послал заняться проблемой с солью одну тварь, а не несколько.
Соль тяжелая. Навряд ли пятно смогло далеко утащить пачку соли весом в килограмм. Значит, его можно догнать.
И я пошла по следу пятна. Я торопилась — кто мог гарантировать, что Крысолову не придет в голову свернуть сейчас коридоры, или напустить в них воды, или запустить живых крокодилов или там пираний. Мало ли что могло прийти в эту голову? На этого Крысолова никак нельзя положиться.
Но то, что с пятнами можно справиться, я уже знала. Во всяком случае, их можно на какое-то время остановить.
Я догнала пятно метров через пятьдесят. Пятно старалось. Оно взвалило пачку себе на спинку и, быстро перебирая ножками, тащило соль вдоль стены. Иногда оно замирало и давало себе отдых.
Я остановилась метрах в пяти. Сняла с самострела разрывную стрелу и приладила на ее место обычную. Прицелилась. Жук говорил, что надо брать на пол-ладони влево. Я взяла на пол-ладони влево и надавила на курок. Стрела ударила в бетон в полуметре от пятна. Пятно остановилось и развернулось в мою сторону. Оно ощерилось, но соль не бросило. Я с трудом натянула резиновые тяги, зарядила новую стрелу, прицелилась и нажала на курок. Снова мимо.
Пятно развернулось и побежало. С пачкой соли на спине оно было похоже на ежика. На ежика, который тащит соль. На упорного ежика, который будет тащить соль до самого конца. Я пошла за пятном, на ходу перезаряжая самострел. Когда пятно остановилось, выбившись из сил, я прицелилась тщательнее, не торопясь, задержала дыхание и выстрелила между ударами сердца.
В этот раз я попала. Стрела угодила пятну в бок, пробила его насквозь и пришпилила к полу. Пачка соли свалилась на пол. Я снова зарядила самострел и приблизилась к пятну.
Пятно отчаянно корчилось, пытаясь слезть со стрелы. Из-под брюшка растекалась красноватая юшка. Глазки его быстро вращались, пытаясь оценить обстановку. Я подгребла самострелом пачку с солью.
— Ну что? — сказала я пятну. — Доигрался?
Я оторвала кусочек картона сверху пачки, набрала пригоршню соли. Пятно замерло и настороженно посмотрело на меня. Тогда я подошла ближе и высыпала всю соль прямо на пятно. Пятно завизжало, завертелось, от него пошел дым, и оно умерло. Скукожилось, почернело и рассыпалось в пыль. Стрела торчала из бетонного пола.
— Вот так, — сказала я. — И так будет с каждым.
Я подобрала соль, развернулась и пошла назад, к пещерам. На границе между коридором и пещерами я остановилась. Достала подушку Жука, надула и устроилась на ней поудобнее. Мне нужна была спокойная обстановка, несколько минут спокойной обстановки.