Он пренебрегал телохранителями в Штатах. В Мэверике презрел основное правило — команда. Он оставил в неведении спасателей, для которых волны и скалистый берег Мэверика — сущий ад. Он дал сумасшедшему течению втянуть себя в пещеру, а та тут же захлопнула за ним водяную дверь. Шона кружило в водовороте, относило к дальней стене грота, а когда он подплывал, лежа животом на доске, к выходу, очередная многометровая волна отбрасывала его назад. Им овладело отчаяние. Он понимал, что единственный путь к спасению — это спасатели на аквабайках и санях, следующих за водным мотоциклом на длинном тросе. Только ухватившись за сани, отпущенные спасателями по ходу волны, его могли вытянуть из смертельной ловушки.
Он потерял счет времени. Водовороты носили его по ноздреватому, как сыр, гроту и швыряли на стены. В ушах гул бесноватого моря и слабый голос Ёсимото: «Ты заплывал в пещеру?»
Шон оставил доску, и ее тотчас швырнуло в дальний угол грота. Отчаянный серфер пошел на больший риск. Во время десятисекундной передышки, когда один водяной вал сменял другой, он сделал короткую серию дыхательных упражнений и погрузился на дно пещеры. Он плыл, по сантиметру отвоевывая длинный каменистый коридор. Он в спокойном состоянии мог находиться под водой больше шести минут. Теперь же это время многократно сокращалось и насмехалось над его уникальным умением удерживать дыхание.
Одна неудачная попытка, другая... Силы таяли. В голове уже не шум, а рев всех морей на свете. И вдруг среди этого водяного и каменного нагромождения — вспышка просветления. В один миг Шон понял, как ему выбраться из пещеры, как обмануть смерть, в бешеном вальсе крутящуюся рядом, и не обмануть надежд Ёсимото. В этом каменном мешке, куда свет проникал на короткие мгновения, лицо Шона радостно осветилось; до нее путь короткий и в то же время длинный, трудный, невероятно трудный, но он один.
Снова серия дыхательных упражнений — но на этот раз Шон был полон надежд. Он резко ушел на дно. Там среди камней он нашел угловатый и, с трудом оторвав его от дна, поднял к груди. Он шел с камнем, и его качало взад-вперед. Но теперь течение не играло с ним, как с поплавком. Теперь он приобрел надежное сцепление с дном и шел по нему, как по лесной тропинке, обдуваемой сильным ветром.
Может быть, Шон побил свой же рекорд пребывания под водой без единого глотка воздуха — об этом не узнает никто. Он отпустил камень в тот миг, когда очередная волна отхлынула от пещеры, оставшейся позади.
Его голова показалась над водой. Шон с натугой вдохнул соленую взвесь, метавшуюся над ним, и на гребне волны, относящей его от скал, совершил главное в своей жизни скольжение по воде. Он что-то кричал, уносясь от скалистого берега к пляжу. Его тело содрогалось от страшного холода. На вопрос спасателя, увидевшего на берегу недвижимое тело: «Ты откуда свалился, Шон?» — он прохрипел: «С того света».
Шон Накамура смертельно устал. Дабы не явиться на базу разбитым, ему придется отложить поездку на «Ферму» до утра. Он не мог сказать Ёсимото: «Прости меня за неважный вид». Или просто: «Сумимасэн» — «Прости», что буквально означало «мне нет прощения». Шону было необходимо расслабиться, забыться на несколько часов, отречься от всего на свете. Он часто прибегал к одному приему и сейчас не отказался от него.
Он вышел из душа, по щиколотки утопая в мягком паласе. Насухо вытерся полотенцем и потянулся до хруста в суставах. Надев шорты и майку, которая подчеркнула его сильные грудные мышцы и оставила на виду идеальной формы бицепсы, Шон прихватил с собой старомодную кожаную «визитку». Просунув руку в петлю сумочки, он, игнорируя лифт и телохранителя, следующего за ним, направился к лестнице.
Заняв привычное место в машине, Шон Накамура отдал короткое распоряжение водителю:
— В салон.
Тот понимающе кивнул и взял направление в сторону Центрального Паттайя, где сосредоточена ночная жизнь курорта. На Бич-Род, что идет вдоль берега моря, водитель остановил машину. Сопровождающий Шона вышел и открыл дверцу. Он проводил босса лишь до широкой двери массажного салона.
Шон часто посещал это респектабельное заведение. Ответив кивком на приветствие менеджера, узнавшего постоянного клиента и назвавшего его по имени, он прошел к стойке бара и сел на высокий стул.
— Скотч, — он щелкнул пальцами, подзывая красивую барвумен в длинном серебристом платье.
Он смотрел прямо перед собой, где за прозрачной стеной стойки находился подиум. С подиума ему призывно улыбались девушки в вечерних платьях. Они были молоды, но не школьного возраста; секс со школьницами в Японии настолько популярен, что даже зрелые женщины облачаются в школьную форму.
Этот этап всегда напоминал Шону финальную часть конкурса на почетное звание «Мисс мира». Он не преувеличивал: любая из этих десяти тайских девушек могла дать сто очков вперед самой титулованной красавице, когда-либо примерявшей корону.
Девушки носили номера, приколотые к платьям. Шон снова решал трудную и в то же время простую задачу — кого из девушек подозвать жестом. Все они были профессионалками, тонкости их услуг не различались. Но важно сделать выбор, его могут привлечь совершенно незаметные хотя бы для сегодняшнего вечера детали, будь то просто взгляд, поза, улыбка, прическа, даже место на подиуме — первая, вторая, последняя...
По сути, Шон выбирал из десяти одинаковых и прекрасных фарфоровых кукол, одна из которых оживет, едва прикоснется к его телу, и загорится, когда он в свою очередь коснется ее. Трудная задача. Но она являлась неотъемлемой частью всего действия и также приносила удовлетворение. С одной стороны, он покупал услуги девушки, с другой — одалживал ее тело, и для Шона это не означало одно и то же.
Совершенно неожиданно он вдруг мысленно перенесся на «Ферму», где увидел Ёсимото. Как и любой японец, Шон баловал своего ребенка и относился к нему, как к «драгоценному подарку Неба». Но с одним «европейским» отличием: он поощрял старания Ёсимото повзрослеть. Это несмотря на то, что относился к нему как к сокровищу и, как и подобает, хранил свое сокровище в укромном месте. Пусть не скоро, но настанет тот час, когда Ёси, щелкнув пальцами, подзовет менеджера салона, сделает свой выбор и укажет на ту девушку, что ему понравилась.
Странные, слегка пугающие мысли. Еще и оттого, что Ёсимото предстал в этом баре в возрасте семи лет.
«Нет, я просто устал и жажду ласковых рук... Какую из них выбрать? Каждая покорила свою высоту, знает об этом, но не показывает виду. Интересно, хотят ли они чего-то большего? Уже другого подиума, с теми же номерами, но уже перед другой, строгой и в то же время похотливой аудиторией? Что для них значит испытать зависть или ее оборотную сторону?»
Шон внезапно понял, что отверг бы любую «мисс»...
В основном в этом заведении клиенты заказывали пиво. Шон снова отдал предпочтение шотландскому виски. Поигрывая стаканом и вслушиваясь в перестук ледяных кубиков в крепком напитке, он уже смотрел сквозь девушек и в какой-то миг осознал, что не понимает, зачем он здесь.
Относительно витрины он сидел ближе девушек и видел свое отражение, перекрывшее их лица. Кто-то, он уже не помнил кто, сравнил его с голливудским актером Марком Дакаскосом. Он не стал спорить, действительно находя сходство в гармоничном сочетании японских и европейских черт, и сам же сравнил это с перехлестнутой петлей, похожей на восьмерку...
И он указал на девушку под этим номером. Менеджер салона перехватил его жест и одарил ослепительной улыбкой, поощряя удачный выбор. Боже, не удержался от вздоха Шон, какая же стройная логика царит в этом заведении...
Он допил виски, повернулся на стуле, ожидая свою избранницу. Он уже не помнил, делала ли она ему массаж раньше. Кажется, нет...
Как и другие массажистки — тку по-тайски, она была маленького роста — чуть больше полутора метров. Она подошла к клиенту и, поклонившись, взяла его за руку, мягко, но требовательно потянула, предлагая следовать за ней. Они прошли через дверь за стойкой, затем узким коридором и оказались в комнате хозяйки, походившей на будуар. Здесь на виду были в определенном порядке разложены дамские безделушки, множество фотографий этой девушки — откровенных и завораживающих, даже деловых, где она, склонившись над низким столиком и поправляя волосы одной рукой, что-то записывает на листе бумаги.
Массажная кушетка посередине комнаты бросалась в глаза.
Впервые оказавшись в массажной комнате — это было пять или шесть лет назад, Шон испытал странные чувства. Увидев вместо ожидаемого бамбукового столика с безделушками металлический стол с инструментами для пыток, вместо штор (за ними — бутафория окна) железные жалюзи. Ему почудилось, что и массажный стол с фиксаторами для рук и ног тоже сделан из железа...
Девушка подала клиенту пример: убрав из высокой прически шпильки и положив их на столик, она, изящно изгибая тело, избавилась от вечернего платья, оставшись в узких белоснежных трусиках. Она сняла их, когда Шон полностью освободился от одежды.
Массажная кушетка посередине комнаты бросалась в глаза.
Впервые оказавшись в массажной комнате — это было пять или шесть лет назад, Шон испытал странные чувства. Увидев вместо ожидаемого бамбукового столика с безделушками металлический стол с инструментами для пыток, вместо штор (за ними — бутафория окна) железные жалюзи. Ему почудилось, что и массажный стол с фиксаторами для рук и ног тоже сделан из железа...
Девушка подала клиенту пример: убрав из высокой прически шпильки и положив их на столик, она, изящно изгибая тело, избавилась от вечернего платья, оставшись в узких белоснежных трусиках. Она сняла их, когда Шон полностью освободился от одежды.
Их руки снова встретились. Тку провела клиента в ванную комнату. Большая ванна казалась наполненной такой горячей водой, что в нее невозможно было опуститься. Девушка шагнула в ванну, не выпуская руки Шона, он последовал за ней.
В большом зеркале напротив Шон видел свое лицо, а также затылок и обворожительные плечи молоденькой хозяйки. Он приподнял руки и опустил их, прижимая к телу ноги массажистки. Закрыл глаза, отдаваясь первым прикосновениям девушки к своим ступням. Она мягко касалась его пальцев, потом ее движения стали более жесткими. Она перешла на его икры, бедра, умело, как бы невзначай, касаясь его возбудившегося члена.
Она первой вышла из ванны и подала Шону полотенце. В своей комнате она взяла со столика массажное масло и разлила его по кушетке, мягким жестом предложила клиенту занять место. Шон лег на кушетку животом вниз. Мягкие ладошки коснулись его разгоряченного тела и долго не отрывались от него. Потом он ощутил не менее приятное ощущение, когда по его спине потекло масло, а руки массажистки начали втирать его в кожу.
Шон снова увидел себя на песке в Мэверике. Обессиленный, замерзший, он продает свою душу дьяволу, а тот взамен бросает к его ногам целый тайский квартал. Ведет его к двери массажного салона и сам делает выбор в пользу одной из своих наложниц. Это она сейчас взобралась с ногами на кушетку и своим маленьким телом накрыла его. Обожгла и словно уменьшилась в размерах, скользнув к его ногам, а потом — назад, притягивая его за плечи. Она походила на маленького краба, снующего по его телу; она становилась то тяжелой, то невесомой; и тогда лишь тонкий слой масла отделял их тела.
Шон едва не проронил: «Ты слишком требовательна», когда девушка попросила его лечь на спину.
И снова она скользит по нему, касается выбритым лобком то его подбородка, то горевшего огнем члена. Массирует его всеми участками своего миниатюрного тела и не пропускает ни одного места на его теле. Она дарит ему не сравнимые ни с чем прикосновения своих по-восточному темных и набухших сосков.
Шон снова потерял счет времени. Прошло двадцать минут. Ему же казалось, это сладостное истязание, при котором он, придерживаясь правил игры, не мог ответить взаимностью, длилось целую вечность.
Он стоит под струями душа. Вода хоть и горячая, но она остужает его пыл. Накамура смывает с себя масло, поворачивается к девушке спиной и дает ей смыть гель со спины. Вот сейчас, когда их кожа заскрипела от чистоты, прозвучит главное. Шон даже закрыл глаза, ожидая этих слов, так как оплаченные им услуги были предоставлены.
— Вы хотите продолжения? — услышал он голос тку. Не открывая глаз, он с хрипотцой сказал:
— Да.
Шон обнял девушку за плечи и повернул спиной к себе. Она расставила ноги и оперлась рукой о влажную стену. Другой рукой она взяла его член и отпустила, когда он вошел в нее. Шону снова показалось, что он имеет власть над самой невинностью.
Секс с хозяйкой этой комнаты был короток, всего несколько мгновений, несколько резких движений. Но выброс энергии, накопившейся в Шоне за время получасового массажа, был огромен. На него накатила слабость, и он, с трудом удерживая равновесие, дошел до кушетки. Такое состояние длилось не больше минуты. Словно пройдя ритуал очищения, во время которого Шон обрел прежние силы и зарядился новой энергией, он покинул эту комнату как заново родившийся. Как отпущенный на свободу пленник.
2
Восьмичасовой сон без сновидений окончательно восстановил силы Шона Накамуры. Он спал, неосознанно регулируя движения груди при вдохе и выдохе, освободившись от чувств и переживаний. Теперь ему предстояло обратное: осознавать все свои движения, чувства и мысли, как учат в тайских монастырях.
Воспоминания о вчерашнем вечере родили на его губах улыбку. Прежде чем приступить к завтраку у себя в номере, он вызвал дежурную по этажу. Набросав на листке бумаги адрес, он высказал свою просьбу:
— Купите цветы и отнесите в салон от моего имени.
— Конечно, мистер Накамура.
— Можете идти.
Сентиментальность, охватившая Шона, была мимолетной, скоро от нее не останется и следа. Но он не был бы собой, если бы не подчинился приступу нежности осознанно, что, в его понимании, также было частью медитации — сати.
У него было две возможности попасть на «Ферму» — вертолетом, что быстрее, и на катере. Он сделал выбор в пользу катера.
Через полчаса джип остановился напротив клуба «Адвенчур Скуба», где рядом с укомплектованной для погружения аквалангистов лодкой покачивался быстроходный катер глиссерного типа. Шон сам стал у рулевой колонки и дал задний ход, едва матрос отдал швартовы.
Катер мчался со скоростью сорок узлов, обгоняя первые паромы, связывающие острова с берегом Сиамского залива. Спокойное утреннее море переливалось на горизонте огненными красками, тогда как нос лодки разрезал небесную синь. Восточный бриз превратился в ветерок и начал бросать в лицо рулевого соленые брызги. Только Шон в промокшей одежде не спешил покидать штурвал и провел за ним около полутора часов.
Наконец вдали показался молочный горб острова, походившего на голову слона и словно копировавшего очертания самого Таиланда. Даже ветер был не в состоянии согнать легкую вечную дымку, стелющуюся над ним. Она не мешала приземляться на двухкилометровой летной полосе самолетам, а, наоборот, служила для них ориентиром. От разрушительного цунами 25 декабря 2004 года, вызванного землетрясением в Индийском океане, пострадали некоторые курорты западного побережья Таиланда.
Но волна не тронула острова и побережья, омываемые Тайским заливом.
Казалось, не сам утренний туман тает, а его прогоняет взгляд. Шону это чувство было знакомо, и он снова и снова переживал его заново. И бухта, укрытая от всех ветров, встречала его словно впервые.
Накамура потянул рукоятку газа на себя и подвел катер к понтону. Заглушив двигатель, шагнул на борт и спрыгнул на деревянные мостки.
Он не любил шумные встречи и на пути к дебаркадеру встретил лишь матросов, занятых на судах утренней приборкой.
Шон недолго оставался на берегу. Поджидавший его военный джип домчал начальника базы до небольшого и уютного городка — всего несколько приземистых зданий, вместивших в себя простую, но необходимую для базы инфраструктуру. Здесь не было, как на других военных базах, флагов или каких-либо атрибутов власти.
Резиденция командора и губернатора этого острова, как часто называли Шона Накамуру, находилась в центре поселка и наружным декором не отличалась от других. Но внутри дома царил только ему присущий порядок и начинался он перед дверью, где снималась уличная обувь и надевались шлепанцы.
Здесь Шон отдыхал от постоянного прессинга общения и забот, присущих крупным городам. Он сходил с ума, бывая на исторической родине. На вокзале в ожидании поезда механический голос брал всех и каждого под свою опеку, объявляя, где сейчас находится экспресс, сколько секунд осталось до его прибытия, насколько он заполнен. Он советовал отойти от края платформы, подсказывал, сможете ли вы произвести посадку, не отрываясь от газеты, и если да, то газету нужно свернуть, чтобы не помешать другим пассажирам...
Шон на дух этого не переносил. Японец среди японцев никогда не будет предоставлен самому себе. В Америке же абсолютно все наоборот.
Он не хотел, чтобы его сын воспитывался в американском духе, который развращает, или японском, который основан на опеке со стороны окружающих и глушит способность самому заботиться о себе. Он выбрал для Ёсимото нечто среднее. Начальное образование он получит здесь, а будущее его ждет в Европе.
Шон по духу был самураем, однако преклонение перед «путем воина» не помешало его умению быть ясасии — нежным, заботливым, уступчивым, внимательным. Но только по отношению к одному человеку.
Он в это время еще спал. Одиннадцать на часах, а семилетний соня все еще не вылез из постели.
Подойдя к кровати Ёсимото, Шон сделал существенную поправку: сын притворялся спящим. Его дыхание было ровным, тогда как ресницы часто подрагивали, а напряженные губы были готовы расплыться в улыбке.
Шон подыграл ему. Склонившись над ним, он тихо прошептал: