Мясник поставил поднос с требухой на мраморный прилавок и вышел.
Новая Гертруда продолжила:
– У нас с Элсбет большие планы на следующий год. Предстоит сделать много увлекательного. В Дангатаре у всех дух захватит. Будет интересно, правда, Элсбет?
Элсбет Бомонт зажмурилась и подняла плечи, изображая восторг.
– Чрезвычайно интересно, – подтвердила она.
– Прошу прощения, мадамы, – сказал возвратившийся Реджинальд, – ваш «отец» спешит к вам и вот-вот прибудет. – Он слегка шаркнул ногой.
– Большое спасибо, – снисходительно поблагодарила Элсбет.
Редж вновь занялся требухой и тушами.
– Ну, здравствуйте-здравствуйте-здравствуйте, – загудел Элвин самым дружелюбным тоном бакалейщика.
Он приблизился к дочери (которую так удачно сбагрил) с широко распростертыми объятиями, схватил ее за талию и закружил, так что нижние юбки от Диора взметнулись в воздух, подняв с пола облако пыли. Мистер Пратт неуклюже поставил Гертруду на доски, обнял и закашлялся. Дочка оказалась заметно тяжелее, чем он ожидал.
– Девочка моя, – просиял он и взял ее пухлые щеки в свои ладони, перепачканные мукой.
Гертруда поморщилась и обменялась недовольным взглядом с Элсбет, потом поправила шляпку.
– Да-да, я заметил, – сказал Элвин. – Новая шляпка! – Он понимающе кивнул Мюриэль, которая закатила глаза.
– Папа, мы с Элсбет хотим, чтобы ты выставил этот проспект в витрину, на видное место, и развесил еще несколько экземпляров по магазину. Мы заказали несколько копий на мимеографе, и будут еще напоминания в местной газете…
– Мы организовали общественный клуб, – объявила Элсбет. – Я исполняю функции секретаря, Труди – президент клуба, Мона будет нашей машинисткой. Мы подумали, что Мюриэль могла бы стать нашим казначеем и…
– Труди?
– Да, мама, отныне меня зовут Труди. Первое заседание клуба назначено на понедельник. Оно состоится у нас дома, в усадьбе «На семи ветрах». Все мероприятия уже расписаны по датам, и мы намерены собрать горожан, чтобы распределить обязанности – назначить ответственных за сбор средств, чаепитие, крокет, танцы…
– Не танцы, а бал, – поправила Элсбет. – Речь о благотворительном бале.
– Да, это будет бал, самый грандиозный из всех, что проводились в городе.
– Кроме того, мы устроим айстедвод[21] с обязательной секцией ораторского искусства, – с нажимом произнесла Элсбет.
– Итак, – торжественно произнесла Гертруда и кивнула свекрови. Элсбет вручила размноженные копии Элвину – аккуратную пачку объявлений, на которых жирным шрифтом было напечатано: «ТРУДИ И ЭЛСБЕТ БОМОНТ приглашают ПРОГРЕССИВНО НАСТРОЕННЫХ ДАМ ДАНГАТАРЫ НА ВСТРЕЧУ». Далее следовал еще целый абзац текста, напечатанный красивым курсивом.
Элвин засунул большие пальцы рук под завязки фартука. Повисла пауза.
– Дангатары? – недоверчиво переспросил он.
– А где Мона? – осведомилась Мюриэль.
– Осваивает выездку, – ответила Гертруда. – В усадьбу наняли нового работника.
– Мона же до смерти боится лошадей! – воскликнула Мюриэль.
– Именно. В этом все и дело. – Зацокав языком, Труди покачала головой.
– У вас новый работник? – удивился Элвин.
– Его зовут Лесли Манкан. Настоящий джентльмен, – сообщила Элсбет и надменно засопела, глядя на Элвина.
Улыбка на лице мистера Пратта казалась приклеенной.
– Вон оно как…
Он оглядел женщин с головы до ног, начиная от колыхающихся перьев на чудных головных уборах и заканчивая стильными узконосыми туфлями.
– Славно провели время в Мельбурне, да?
Гертруда заговорщицки улыбнулась Элсбет, та в поддержку пожала локоть снохи.
– Полагаю, после сбора урожая Уильям зайдет ко мне с чеком, – любезно проговорил Элвин, – поскольку, как вы понимаете, дамы, задолженность Бомонтов не погашена. Надеюсь, вы принесли с собой все квитанции, выписанные в поездке? Идемте в мой кабинет, вместе просмотрим бумаги, прежде чем я подошью их в общую книгу расходов.
Лица обеих миссис Бомонт вытянулись.
– Папочка, я думала… – начала Гертруда.
– Я лишь сказал, что ты сама можешь купить себе скромное приданое, – уточнил Элвин, потом перевел взгляд на Элсбет и втянул ноздрями воздух.
Элсбет сунула проспекты Мюриэль и злобно посмотрела на молодую сноху.
Септимус Кресант и Хэмиш О’Брайен разговаривали за столиком в углу бара. Перл за стойкой красила ногти, а Фред, Бобби Пикетт и Скотти Пуллит сидели за карточным столом, дымя сигаретами, потягивая пиво и нетерпеливо ерзая. В конце концов Фред посмотрел на пустой стул Тедди и заявил:
– Ладно, пора начинать.
Реджинальд сдал карты, каждый играющий выложил на стол по монете в два шиллинга.
Зазвонил телефон. Перл подошла к дальней стене и осторожно, чтобы не повредить лак на ногтях, сняла трубку. Бобби помахал Перл веером из карт и одними губами произнес:
– Скажи ей, я только что ушел.
– Добрый день.
Игроки в покер уставились на Перл.
– Дорогая, спасибо за приглашение, но в воскресенье я целый день занята. Всего хорошего. – Перл повесила трубку. – Бедняжка Мона Одноклеточная звонила по поручению Дангатарского общественного клуба, приглашала к себе в «Пердячие ветра» обсудить благотворительный вечер с игрой в крокет, чаепитием и «ознакомительно-информационными мероприятиями».
– Намечается что-то интересное, – высказался Фред.
Перл закатила глаза и медленно покачала головой.
– Жду не дождусь, – саркастично произнесла она.
Мужчины вернулись к игре в покер, Хэмиш и Септимус возобновили беседу.
– Конечно, все пошло вкривь и вкось после того, как человек начал выращивать злаки: появилась нужда защищать посевы, собираться вместе и строить стены, чтобы обороняться от голодных дикарей неолита.
– Не-ет, – возразил Септимус. – Колесо – вот что сгубило род людской.
– Эй, как же без него? Колесо – это транспорт.
– А потом грянула промышленная революция, механизация – и все, крышка.
– Не считая паровых машин. Паровая тяга – безвредное изобретение. Паровоз, который летит на полной скорости, – это, я тебе скажу, впечатляет.
– Дизель безопаснее. – Септимус глотнул пива.
Раздающий прекратил тасовать карты, игроки, как один, обратили взоры на спорщиков-завсегдатаев бара.
Хэмиш исподлобья посмотрел на оппонента.
– А Земля круглая!
Он неторопливо вылил оставшиеся полкружки «Гиннесса» в каску Септимуса, стоявшую на полу. Септимус в ответ облил голову противника содержимым своей кружки. Пиво потекло по длинным, свисающим, как у моржа, усам Хэмиша. Он вскочил, сжав кулаки, принял классическую стойку «Несравненного» Джека Демпси[22] и заплясал, выбрасывая руки, точно паровозные поршни. Перл затрясла кистями, стараясь побыстрее просушить лак на ногтях. Фред вздохнул.
– Выходи, выходи на улицу, Септимус, покажи, чего ты стоишь… – подначивал Хэмиш, нанося удары в воздух.
Септимус наклонился за каской, а когда разогнулся и поднес ее к голове, послышался негромкий, но отчетливый шлепок, как будто на стол плюхнулось сырое яйцо. Третий удар Хэмиша достиг цели: Септимус схватился за разбитый нос.
– Хэмиш, – проговорил Фред, – тебе пора убираться отсюда.
Хэмиш напялил форменную фуражку с кокардой начальника станции. Бодро помахав с порога, попрощался:
– До завтра!
Перл протянула пострадавшему носовой платок. Септимус шагнул к двери.
– Ну и городишко, – пробурчал он. – Кому-то можно ухлестывать за чужой женой, и ничего, а стоит сказать правду, и тут же схлопочешь по физиономии.
– Ты прав, – сказал Фред, – поэтому на твоем месте я бы заткнулся, иначе в следующий раз ты уйдешь с переломанным носом.
Септимус покинул бар.
Перл поинтересовалась, намерен ли Редж и в этом году бесплатно снабжать футбольный клуб мясом.
– Угу, – ответил за него Скотти. – Заодно будет следить за хронометражем.
Организаторы Дангатарского общественного клуба также обратились с приглашениями к Рут, мисс Димм, Нэнси и Лоис Пикетт, Бьюле Харриден, Ирме Олменак и Мэриголд Петтимен. Фейт не оказалось дома – она репетировала с Реджинальдом. Мона пригласила упомянутых дам в усадьбу «На семи ветрах» на собрание в честь открытия клуба и любезно попросила принести с собой угощение. Только что завербованные члены Дангатарского общественного клуба немедленно принялись звонить на телефонную станцию и просить Рут соединить их с Тилли Даннедж.
– Сейчас с ней разговаривает Элсбет, – ответила Рут, – потом звоню я, а уж после меня на очереди все вы.
Поднявшись на холм, Рут забарабанила в заднюю дверь.
– Есть кто дома? – крикнула она.
– Сама знаешь, мы редко ходим по гостям, – ехидно отозвалась Молли.
Вслед за Рут явились остальные, и всем пришлось ожидать на кухне вместе с Чокнутой Молли, которая сидела, скрючившись в своем пестро украшенном кресле-каталке, и тыкала клюкой в горящее полено в камине. Молли сморкалась в руку и стряхивала зеленые сопли в камин, глядя, как они с шипением пузырятся и исчезают среди горящих углей.
Тилли с профессиональной любезностью беседовала с каждой клиенткой в столовой, где внимательно выслушивала, чего именно та желает и каким видит свой будущий наряд. Она обратила внимание, что все члены недавно образованного общественного клуба буквально за одну ночь приобрели новый акцент и теперь щеголяют произношением, принятым при дворе английской королевы, только в дангатарском варианте. Пожелания были одинаково простыми: «Хочу выглядеть лучше всех, особенно лучше Элсбет».
Лесли Манкан скромно сидел на кухне усадьбы «На семи ветрах», скрестив ноги, и разглядывал спину Моны, которая мыла в раковине посуду.
Лесли работал в прачечной в том самом отеле, где Бомонты остановились во время медового месяца.
Как-то днем он встретил в фойе Уильяма, читавшего газету.
– Девчонки отправились по магазинам тратить ваши денежки? – пошутил он.
– Да, – ответил удивленный Уильям.
– Вам здесь нравится?
– Да. А вам?
Лесли поправил манжеты на рукавах.
– Милый отель, – сказал он. – Вы из сельской местности, верно?
– Да, – улыбнулся Уильям.
Лесли окинул фойе цепким взглядом, потом уселся на кушетку рядом с Уильямом.
– Я много занимался верховой ездой и сейчас как раз подыскиваю работу. Вы случайно не знаете кого-нибудь, кому требуется хороший инструктор?
– Э-э-э… – замялся Уильям.
Лесли покосился на стойку регистрации.
– Конюх? Или, может, помощник конюха? Я могу начать хоть сегодня.
Как раз в эту минуту Элсбет, Труди и Мона, весело болтая, вошли в дверь, принеся с собой ароматы парфюмерного отдела универмага «Майерс». Лесли услужливо подскочил к ним, чтобы поднести покупки.
– Этот молодой человек тоже проживает в нашем отеле, – представил его Уильям. – Мистер?..
– Манкан, Лесли Манкан. Счастлив познакомиться.
– Мистер Манкан занимается лошадями, – продолжил Уильям.
– Вот как? – встрепенулась Гертруда.
– Мона, – Лесли указательным пальцем стряхнул пепел с сигареты, – если я могу поставить ногу в стремя, то и вы сможете. Это, так сказать, азы, моя дорогая.
Мона боялась лошадей, но хотела понравиться Лесли.
– Я попробую, – сказала она, без конца вытирая полотенцем чистую сухую тарелку. Моне срочно требовался компаньон и товарищ. Ее мать и Труди с недавних пор стали лучшими подругами, и теперь она нередко оказывалась в большом доме одна. Тогда она садилась у эркерного окна и смотрела на конюшни, где работал Лесли. Он обосновался на чердаке, но в последние дни стал захаживать на кухню, если видел Мону у окна.
– Отлично, – обрадовался Лесли, – именно этого и желает ваша матушка. Мы же не будем подводить начальство, верно?
Элсбет и Труди в компании Уильяма отдыхали в библиотеке, которая до того считалась гостевой комнатой. Это было помещение без окон, расположенное в центре плохо спроектированного дома, и прежде там хранили всякую рухлядь.
Уильям начал курить трубку. Он нашел, что вытаскивать трубку изо рта и размахивать ею во время разговора – очень полезный жест, который придает изреченной мысли значимость. Большинство его идей принадлежали Труди, однако она не возражала против их присвоения Уильямом, ведь при этом она всегда могла сказать: «Дорогой, ты же сам утверждал, что кожаный пиджак практичнее».
В новеньком проигрывателе негромко играла приятная мелодия: крутилась пластинка с мюзиклом «Юг Тихого океана». Внезапно Труди вскочила, зажала рот рукой и вылетела из комнаты. Уильям и Элсбет удивленно переглянулись.
Мона выбежала в коридор с криком:
– Мама, Уильям, скорее сюда!
– Ее стошнило прямо на тарелки! – простонал Лесли. Он закатил глаза и картинно закинул на лоб руку.
Уильям приблизился к жене.
– Что с тобой, Труди?
Элсбет тихо ахнула и прислонилась к холодильнику, чтобы не потерять равновесие.
– Я поставлю чайник, – сказала Мона.
– Милочка, давно ли ты плохо себя чувствуешь? – неожиданно серьезно спросила Элсбет.
– Нет, просто в последнее время устаю сильнее обычного, – отозвалась Гертруда.
Элсбет многозначительно посмотрела на Уильяма, и они оба устремили на Труди взор, полный любви и умиления. Мать и сын обняли ее, а Лесли, глядя в потолок, пробормотал:
– Боже, да она беременна!
Мона прижала чайник к груди.
– Теперь вы отберете мою комнату под детскую, – обиженно проговорила она.
Элсбет шагнула к дочери и влепила ей пощечину.
– Эгоистичная дрянь! – злобно прошипела она.
16
Однажды вечером Бьюла Харриден вышла на прогулку и увидела, как Элвин Пратт с фонариком заглядывает в багажник авто коммивояжера, перебирая дешевые ткани. На следующее утро материя появилась на прилавке Мюриэль, причем цены были явно завышены. В отделе тканей расширился ассортимент пуговиц, бисера и молний – Элвин говорил, что заказывает их в специализированных магазинах в самом Ричмонде, тогда как на самом деле закупал фурнитуру у оптовиков на Коллинз-стрит, а потом со стопроцентной накруткой успешно продавал дангатарским модницам. Женщины теперь шили домашние халаты из «импортной» парчи с пуговицами из слоновой кости или со стразами и расхаживали по своим одноэтажным сельским домикам в зауженных брючках из шифона и шелка пастельных тонов с широкими кушаками и трикотажных свитерах с высоким воротом, точно кинодивы.
На почту продолжали прибывать деревянные ящики, адресованные «Мисс Т. Даннедж, Дангатар, Австралия». Однажды вечером сержант Фаррат поднялся на холм и застал у ворот Рут, которая пыталась отбуксировать один такой ящик из фургона на веранду Тилли.
– Боже правый! – воскликнул сержант. – Там что, золото?
– Все необходимое, – ответила Тилли. – Материалы, выкройки, пайетки, журналы, перья…
– Перья? – Сержант Фаррат радостно хлопнул в ладоши.
– Перья, перья, – подтвердила Рут. – Каких там только нет.
Тилли холодно посмотрела на нее, вздернув бровь. Рут охнула и поспешно прикрыла рот ладонью. Все это не укрылось от сержанта Фаррата.
– И страусиные есть? – спросил он.
– Точно не знаю, сержант, – исправилась Рут. – Откуда мне знать? Я просто подумала, что там много чего должно быть, ведь только и разговоров, что о новых нарядах к первому собранию дамского клуба…
Все трое посмотрели на ящик. Пломбы были сорваны, там и сям белели раскуроченные отверстия, из которых явно вытащили старые гвозди и кое-как забили новые. Сорвана была и оригинальная клейкая лента, вместо которой налепили стандартную почтовую.
– Ну, я, пожалуй, пойду, – сказала Рут. – Перл ждет не дождется новых туфель, а для Фейт прислали новые ноты.
С этими словами она села в фургон и укатила. Тилли и сержант Фаррат проводили ее взглядом.
– Как поживает твоя мать? – с улыбкой поинтересовался сержант.
– Получает хороший уход. – Тилли прищурилась и скрестила руки на груди.
Сержант Фаррат стащил с головы фуражку, сунул ее в нагрудный карман.
– Да, конечно, – потупился он.
– Удивительно, насколько заметные результаты дает полноценное питание, – продолжала Тилли. – Иногда Молли чувствует себя лучше, иногда хуже, но никогда не хандрит. Порой у нее даже бывают просветления.
Вдвоем они перенесли ящик на кухню.
– Я был уверен, что за ней приглядывает Мэй, – сказал сержант.
Молли притащилась на кухню в ночной рубашке и тапочках, волоча за собой кусок веревки. Встала, пристально посмотрела на сержанта.
– Что, у нее уже проблемы с законом? Ничуть не удивляюсь.
– Выпьешь чаю с кексами? – предложила матери Тилли.
Молли проигнорировала ее и наклонилась поближе к уху сержанта.
– Мой опоссум пропал, – громким шепотом сообщила она, – но я, кажется, знаю, что с ним случилось. – Молли глазами указала на кастрюлю, в которой что-то варилось на медленном огне.
– Вижу, – сурово кивнул сержант Фаррат.
Молли, шаркая, вышла.
Тилли передала сержанту чашку с чаем. Он постучал по ящику ребром ботинка, обошел вокруг.
– Тут понадобятся клещи.
Тилли вручила ему инструмент, он отставил чашку и опустился на колени перед ящиком. Вытащил гвозди, откинул крышку, выгреб охапку свертков, поднес к лицу и глубоко вдохнул:
– Можно, я сам их вскрою?
– Я собиралась…
Тилли не договорила, потому что сержант Фаррат трясущимися от нетерпения руками уже принялся надрывать оберточную бумагу. Он доставал ткани, гладил их, тер между пальцами, затем размещал на небольшом рабочем столике Тилли. Она в это время разбирала выкройки и листки с замерами и укладывала их на соответствующий отрез материи.
Сержант добрался до последнего свертка на дне ящика. Прижав его к груди, разорвал коричневую бумагу, и по его рукам заструился целый каскад – метры и метры блестящей шелковой органзы цвета фуксии.
– О-о-о, – застонал сержант и зарылся лицом в шуршащую пышную массу, потом вдруг опомнился, покраснел и спрятал лицо в ладонях, устыдившись собственного порыва.