Он & Она - Рой Олег Юрьевич 19 стр.


Олеся, определившись с Глебом, без колебаний выбрала для себя роль Дульсинеи – у каждого рыцаря должен быть свой светлый образ – и даже перечитала Сервантеса, чтобы точнее играть. Со времен студенческих занятий по зарубежной литературе многое забылось. А потом начала принимать приглашение за приглашением, не забывая демонстрировать достоинство высокородной дамы. Рестораны, театры, модные выставки: Глеб выворачивался наизнанку, чтобы доставить ей удовольствие. И был вознагражден милым нравом избранницы, которая благодарностью и улыбкой отвечала на все его старания без исключения.

Чем больше Олеся узнавала Глеба, тем яснее понимала, что с женщинами он вряд ли имел дело и сохранил в свои немалые годы наивность младенца. Харитоновым можно было крутить, как угодно душе! Главное – завуалировать свои манипуляции. В отличие от прочих гринго его возраста и положения он не сомневался в девушке заведомо, а принимал ее интерес к себе за чистую монету и охотно играл в игру «мужчина и женщина» по правилам партнерши. Осознав это, Олеся выбрала манеру поведения, которая должна была неминуемо привести к уже наметившейся цели: замужеству.

Стратегия ее была предельно проста.

Девушка не просила денег, не выклянчивала подарков – боже упаси! Она преданно заглядывала рыцарю в глаза и готова была часами слушать его рассказы о жизни. Ей и самой, разумеется, при первой же встрече пришлось поведать собственную историю. И она обдумала все заранее, сочинив себе судьбу целеустремленной и порядочной труженицы. При этом Олеся не забывала украшать повествование трогательными и живописными деталями.

Чувствительный Дон Кихот разве что не расплакался, когда сообразил, какое ему повстречалось сокровище!

Накануне собственного дня рождения Олесе пришла в голову очень своевременная мысль: проверить серьезность намерений своего рыцаря. Она подговорила Жанку, и та позвонила во время их встречи с Глебом, якобы перепутав дату. Все прошло как по маслу, Харитонов не заметил подвоха. Зато на следующий день приехал за ней к офису и повез в шикарный ресторан, где уже был накрыт праздничный столик на двоих. Олеся еще в машине заметила на заднем сиденье довольно объемный подарочный пакет в фирменном цвете и с эмблемой Graff и мучительно гадала, что именно в нем. Реальность превзошла все ее ожидания! Весь вечер она мысленно прикидывала стоимость подарка и думала о Берлине для Ксюши. Но потом все-таки одернула себя: вряд ли пропажа колье пройдет для Глеба незамеченной. Лучше чуть-чуть подождать, выйти за Харитонова замуж и уже на законном основании распоряжаться его деньгами. Кроме того, московская прописка ей явно не повредит – сколько можно скитаться по чужим углам и бояться милиции.

Решительный шаг навстречу браку был сделан над Неаполитанским заливом. Олеся лежала на кровати в темном номере и даже сквозь мрак видела глубокие морщины на шее престарелого Дон Кихота. Он радостно сопел над ней, а она прилежно двигалась ему навстречу, изображая юную страсть. Ей было ни горько, ни обидно за себя – она давно потеряла жалость к собственному телу, служившему теперь лишь орудием, – ей было никак.

Олеся и дальше умело вела свою партию, а втайне надеялась, что рано или поздно на сцене, которую возвели они с Глебом, появится какой-нибудь вероломный и действительно высокопоставленный человек.

Так все и вышло: на дне собственной свадьбы она познакомилась с Антоном Котовым, о котором к тому времени была уже порядком наслышана.

5

Мама Олеси ждала ее появления на свет совершенно одна. Будущий отец и по совместительству бывший однокурсник решил, что карьера гораздо важнее ребенка: впереди ординатура, аспирантура, и не пристало перспективному молодому врачу думать о хлебе насущном, чтобы кормить семью.

Валерия Игоревна осталась в чужом городе, в квартирке, которую они с женихом снимали последние полтора года. Несостоявшийся супруг поступил благородно: оплатил жилье на двенадцать месяцев вперед, оставил на тумбочке деньги – хочешь, делай на них аборт, хочешь, покупай овощи-фрукты – и переехал в общагу. Конечно, они встречались в институте, но теперь это значения не имело: поздоровавшись, молодой человек спешил скрыться из виду.

А Лере первые семь месяцев было не до размышлений о будущем: сначала зимняя сессия, потом защита, и только после вручения диплома она задумалась, как дальше жить. Остаться в Ярославле, родить и только потом вернуться в родной город? Или собрать вещи и переехать сейчас? Ни на какие сборы у нее попросту не хватило сил, и она не уехала.

В Пригорск, к отцу с матерью, Лера вернулась в конце сентября сразу с двумя достижениями: красным дипломом лечебного факультета Ярославского медицинского института и белым свертком, перевязанным розовой ленточкой. Крошечное личико, утопавшее в пене кружев, с первого взгляда примирило прародителей с ситуацией: девочка была просто красавицей. Хоть сейчас на картину! Густые светлые волосики, мягкие, словно пух; умные глазенки бирюзового цвета; точеный носик, пухлые щечки. Первый год Олесеньку, в которой молодые дедушка с бабушкой души не чаяли, было легко любить. Она много спала, прекрасно ела и нежно улыбалась родным.

Рай в доме начал сменяться адом, как только Леся научилась ходить. Всего за пару месяцев спокойный ребенок превратился в разрушительный ураган: выпотрошенные шкафы, разбитая посуда, изрезанные шторы, утопленные в ванне радиоприемники и часы. Не было ни одного уголка в доме, до которого Олеся не могла бы добраться – тащит стул, лезет с него на стол, на комод, на шкаф. Бедная Лера не знала, что делать: стоило на минуту отвлечься, как квартира превращалась в руины. Бабушка с дедом, быстро сообразившие, что нажитое тяжким трудом рушится на глазах, сменили милость на гнев и велели отдавать внучку в ясли. По вечерам, когда дома все вместе, за егозой еще можно уследить – если по очереди. А днем, пока они на работе, Лера одна не справляется.

Бедная мама кинулась посреди года искать место в яслях. Олеся, разряженная как кукла, сидела у нее на руках – коляски она принципиально не признавала – и мстительно щипала родительницу за шею. Ей хотелось остаться дома, на собственной экспериментальной площадке, а мама силой одевала ее и брала с собой!

Пристроить Леську удалось только с пятой попытки, да и то благодаря счастливому случаю – в детском саду оказалось вакантно место медсестры, и заведующая предложила Валерии Игоревне сделку: она устраивается к ним на работу, а дочка вне очереди попадает в ясли. Так все и решилось. Конечно, с дипломом врача работать детсадовской медсестрой было не слишком приятно, но у Леры не осталось уже никаких амбиций. Она хотела лишь одного – глотка свободы. Пусть даже и в крошечном медицинском кабинете.

С детьми в своей группе Олеся на удивление быстро нашла общий язык: уже через месяц малыши плясали под ее дудку. А воспитатели – вот уж чего Лера искренне не могла понять! – не могли нарадоваться на ее дочку. «Спокойная, – говорили они, – разумная девочка». Дома Леська по-прежнему никого не слушала и устраивала еще более ожесточенные погромы, стоило взрослым хоть на мгновение отвернуться. Иногда Лере казалось, что ее дочь намеренно мстит. За что? За то, что мамы не бывает теперь рядом целыми днями? За то, что родные не отдают ей всего внимания? За то, что растет без отца? Лера не знала. Она видела только одно: Леся – это два абсолютно разных ребенка, живущих в одном теле. Как шторм и штиль на море.

Первый же утренник, посвященный Восьмому марта, расставил все по местам в голове бедной Валерии Игоревны. Вот, оказывается, что: ее дочка – актриса! Ей нужно, чтобы все внимание всех вокруг было приковано только к ней, тогда она расцветает.

Без тени смущения Леська исполняла перед публикой несложный танец с изяществом, данным ей от рождения. А когда послышались аплодисменты, Леся кланялась так долго, что Валерия побоялась, как бы у девочки не закружилась голова. И, уже уйдя со сцены, на которую тут же, согласно программе, вышли дети из средней группы, Олеся выбежала обратно. Бросила ревнивый взгляд на своих конкурентов и с энтузиазмом начала кланяться снова. Под смех и дружные хлопки родителей Лере, покрасневшей от стыда, пришлось уносить дочку со сцены.

А дальше жизнь вошла в свою колею. Олеся с удовольствием готовилась к утренникам и верховодила в группе, а Лера, уже сообразившая, что к чему, записала ее на танцы и пение, куда они бежали стремглав после детского сада. Только отзанимавшись три часа в студии, Олеся приходила домой счастливая, голодная и после ужина сразу же засыпала. И это было для всей семьи вновь обретенным раем! Бабушка с дедушкой снова были без ума от своей внучки – артистки.

В четыре года Олеся уже ездила на городские смотры художественной самодеятельности и участвовала в концертах. В шесть она выиграла на районном конкурсе приз «за артистизм», а в двенадцать самовольно ушла из студии и со сцены.

В четыре года Олеся уже ездила на городские смотры художественной самодеятельности и участвовала в концертах. В шесть она выиграла на районном конкурсе приз «за артистизм», а в двенадцать самовольно ушла из студии и со сцены.

Лера была в шоке. Как это так?! Ее девочка, такая талантливая и увлеченная своим делом, вдруг от него отказалась? Все объяснилось просто. Олеся изложила суть проблемы четко, как дважды два.

– Почему ты бросила студию? – спросила Валерия.

– Мне это все надоело, – капризно тряхнула Олеся длинными волосами, – особенно репертуар.

– Почему?! – Лера никак не могла взять в толк.

– Ты думаешь, – юная звезда гневно сверкнула глазами, – интересно без конца петь про оленей, солнечных зайчиков и снежинки?!

– А о чем, – Валерия Игоревна забеспокоилась, – ты хотела бы петь?

– О любви, конечно, – сообщила Олеся и, немного подумав, добавила: – Или о сексе!

– Господи!

– Не притворяйся, – выдала девочка, – как будто ничего не знаешь! Все взрослые думают только об этом.

– Лесенька, – реплика дочери повергла бедную женщину в педагогический ступор, – но это не так. Глупость какая-то!

– Так, так, – дочь усмехнулась, глядя на покрасневшую от стыда мать, – ты просто по-дурацки живешь.

– Я?!

– Ну, конечно! – Олеся фыркнула как норовистая лошадь. – Целыми днями сидишь в своей поликлинике, не ходишь никуда, не развлекаешься!

– Но…

– Знаю! Деньги отдаем за кооператив. Тебе надо работать в две смены.

– Да…

– А ты заведи себе любовника, – предложила дочь без тени стеснения, – он пусть заработает. Или хотя бы отца моего заставь нам платить!

– Что же ты говоришь, – в висках Валерии застучало, – человек должен сам себя обеспечивать. Только так правильно.

– А я не хочу жить правильно! Понятно? – красивый рот зло искривился. – Не хочу быть бедной, как ты!

Она вышла из их общей спальни, с силой хлопнув дверью, а Лера так и осталась сидеть на кровати. Что же она упустила в воспитании дочери? Ведь только ради нее и живет…

К этой теме они больше не возвращались, и Лера постепенно успокоилась. Это все подростковое, напускное! Вокруг ребенка столько глупостей – журналы, телевидение с их сказками о красивой жизни. На экране маленький человек видит одно, а дома и в школе – другое, вот ему и кажется, что реальность устроена неправильно. Он думает: хорошо предаваться праздности, купаться в деньгах. Со всех сторон: деньги, деньги, секс, секс. Ничего. Перерастет и поумнеет. В кого ей глупой-то быть?

В начале нового учебного года, едва перейдя в седьмой класс, Олеся вдруг безапелляционно сообщила, что теперь будет приходить домой поздно. В соседней школе старшеклассники создали свою музыкальную группу, и она прошла отбор на бэк-вокалистку. Репетиции будут каждый день – им разрешили оставаться в актовом зале до восьми часов вечера, а когда настанет время концерта, она пригласит.

Как ни пыталась Валерия выпытать больше: что за ребята, как учатся, сколько им лет, – Олеся не добавила к сказанному ни слова. Только фыркнула в ответ на вопрос матери, можно ли прийти, посмотреть на репетицию.

– Лесенька, – Валерия чуть не плакала, – ты же маленькая еще!

– Только ты так и думаешь, – дочь взглянула с презрением, – а я уже взрослая! Выгляжу на семнадцать.

– Кто тебе это сказал?!

– Все!

– Но в душе ты еще ребенок! Тебе только тринадцать лет будет!

– Если не болтать лишнего, – в голосе Олеси послышалась угроза, – никто не узнает!

– Как хочешь, – тон Валерии стал суровым, – а я приду! Познакомишь меня с ребятами, и потом мы решим, можешь ты там петь или нет!

– Только попробуй, – Олеся откинула назад тяжелые волосы, – если хоть раз увижу тебя в этой школе, пеняй на себя!

– Что? – Валерия не выдержала, голос сорвался на крик: – Что ты мне сделаешь?!

– Покончу с собой!

После таких слов Олеси Лера словно остолбенела. Все! Она больше не знает, что делать. Как помочь ребенку, который изобрел такую меру наказания для собственной матери? Зная решительный характер дочери, Валерия ни минуты не сомневалась в том, что, если понадобится, Лера исполнит угрозу. Отчаяния в ней хватало.

Валерия мучилась и страдала. Пыталась найти способ договориться с дочерью, да куда там! Все слова матери Лера воспринимала как обвинения и уходила, хлопнув дверью. Ей не нужны были чужие советы, неинтересен чужой жизненный опыт, ей было плевать на других. Валерия давно чувствовала, что перестала быть для дочки авторитетом, но теперь, когда у той появился свой круг «взрослого» общения, мать просто-напросто перестала существовать. И чем дальше, тем хуже становилась ситуация.

– Как ты думаешь, – поинтересовалась как-то Леся перед сном, уже лежа в постели, – мне пойдет пирсинг?

– Олеся! – Валерия не знала, как правильно реагировать: вопрос тринадцатилетней дочери выбил ее из колеи. – Конечно, нет!

– А я думаю, что пойдет, – Лера слышала, как Олеся улыбается.

– Бог ты мой, – затараторила она, – это же опасно, могут инфекцию занести, больно, в конце концов!

– Я терпеливая, – с гордостью сообщила дочь.

– Но ты подумай о будущем, – Валерия судорожно отыскивала в голове аргументы, – ты же не всегда будешь молодой. Кожа станет дряблой, обвиснет из-за этого пирсинга. На что будет похож твой живот?!

– А кто сказал про живот? – усмехнулась Олеся.

– Про что же ты говоришь? – сердце Леры ушло в пятки.

– Про язык, – объяснила Олеся. – Тухлый проткнул. Смотрится кульно!

– Господи! – у Валерии закружилась голова, и она проговорила на автомате. – Какой «тухлый»?

– Бас-гитарист наш, – недовольно сообщила Олеся, – Димка Тухманов.

– Господи!

– Что ты заладила?! – дочь раздражалась все больше. – Значит, ты мне не разрешаешь?

– Конечно, нет! – Валерия вздохнула с облегчением: если спрашивает, значит, ничего еще не решила. – Ты только пойми: это очень опасно. Я тебе как врач говорю! Риск заражения вирусом простого герпеса и гепатитом B и C. Ранка от прокола создает риск попадания бактерий в общий кровоток, а это может привести к развитию эндокардита – воспаления тканей сердца или его клапанов…

– И денег не дашь? – задумчиво перебила ее дочь.

– Олесенька, – страхи снова вернулись, – ты подумай сама! Это же больно, неудобно, ужасно! Ты же не папуас, ты взрослый, цивилизованный человек.

– Ничего не понимаешь, – разочарованно вздохнула Олеся и отвернулась к стене.

Для нее вопрос был исчерпан, а Валерия лежала целую ночь, тараща глаза в потолок. Что же за люди такие эти подростки?! Знала она, изучала на своем лечфаке возрастные изменения, да вот только ничего это не дает! В общении с дочерью Валерия Игоревна ощущала себя человеком, которого привезли и высадили на Марсе безо всякой специальной подготовки. Как хочешь, так и выживай.

Да неужели какая-то дурацкая штуковина во рту стоит того, чтобы подвергать опасности жизнь?! Открытая ранка от прокола, большое количество бактерий в полости рта. А если заденут нерв? А если попадут в кровеносный сосуд? Господи! Господи! Да кто же выдумал эти пытки и заставил детей желать их?! Она дала себе слово поговорить с Лесей серьезно. Не может быть, чтобы дочь не прислушалась. Она найдет нужные слова!

И Лера старалась. Несколько раз, старательно сдерживая раздражение, объясняла дочери, почему делать пирсинг в языке нельзя. Соловьем пела, приводила примеры. Олеся слушала молча и, казалось, все понимала.

Прошло несколько месяцев, и Лера занялась переездом – наконец достроили кооперативную квартиру. Она крутилась теперь как белка в колесе. Хорошо еще, дом поблизости от родителей выбрала: пять минут пешком. Иначе бы неизвестно, как со всем этим справилась.

Только сейчас, впервые в жизни, Валерия серьезно жалела о том, что рядом с ней нет мужчины. Пока жила с родителями, всю тяжелую работу по дому делал папа, да и доходов трех взрослых людей на семью хватало вполне. А сейчас, когда предстояло со всем справляться одной – от Леськи все равно никакого толку, – вдруг накатили тоска и одиночество. И почему она раньше не думала о замужестве или даже об отношениях? Не хотела ранить Олесю? Но ей, кажется, никогда не было до этого дела – вон даже сама советовала матери любовника завести. Нахалка!

Лера не позволяла себе думать о новой любви, да и времени на пустое копание в себе не оставалось. Но сейчас, невольно поразмыслив над своим одиночеством, она с горечью осознала, что родилась однолюбкой. Как и мать, только той больше в судьбе повезло. После Сергея Лера больше не знала и не хотела мужчин. Чувства, несмотря на то что она многим нравилась – пациенты в поликлинике часто начинали ухаживать, – не приходили. А секс без любви был ей не только не нужен, но и невозможен.

Вот и приходилось теперь выбиваться из сил самой, таская пакеты с вещами, бегая по мебельным магазинам и договариваясь с грузчиками за деньги. Спасибо отцу, согласился в выходные мебель собрать, а то бы и тут платить пришлось, а у нее уже ветер в карманах свищет. Остался только небольшой НЗ: накрыть в воскресенье вечером стол. И хотя приглашать она в гости никого не собиралась – измоталась совсем, – хотелось порадовать родителей и Леську праздничным ужином. Как-никак новоселье!

Назад Дальше