– Кто этот Оливье? – спросила Амелия. – Случайно не мой жених виконт де Вильморен?
Тетушка Клементина с жаром стала ее уверять, что она ничего подобного не имела в виду, но выражение ее лица говорило об обратном. Она вовсе не хотела огорчать молодую женщину, которая произвела на нее очень приятное впечатление; но, впрочем, Амелия восприняла известие о Терезе с поразительным спокойствием.
– А что же маркиз? – спросила она. – Неужели он не знает?..
– Дорогая, знает, конечно, но смотрит на это сквозь пальцы. Больше ему все равно ничего не остается… в его-то возрасте!
Сама Тереза сидела сейчас за столом по правую руку от маркиза Александра. Эта кудрявая темноволосая женщина не могла считаться красавицей, но была в ней какая-то изюминка – то ли удлиненные к вискам глаза, то ли длинная тонкая шея, то ли великолепные плечи, то ли кошачьи вкрадчивые манеры. Во всяком случае, она обращала на себя внимание. И Амелию, которой никогда в жизни не приходилось бороться ни за одного мужчину, невольно забавляла сложившаяся ситуация. Куда меньше она забавляла Терезу, которая предвидела, что у ее соперницы есть все качества, которые могут заставить любовника переметнуться к ней. При одной мысли об этом глаза Терезы темнели, и она начинала смеяться низким хрипловатым смехом, в котором сквозила угроза.
– Я слышал, Себастьена арестовали, но сразу же отпустили? – спросил Арман. – Как это произошло?
Себастьен де ла Трав поморщился.
– Кто-то донес им, что Никола был в войске принца Конде, – сказал он.
– Никола – это кто? – подала голос Амелия.
– Никола де Флавиньи – мой брат, – пояснила Анриетта, поворачиваясь к ней. – Когда все это началось, он эмигрировал. Потом он вступил в войско Конде и погиб в бою. – Она обернулась к мужу: – Откуда синие могли узнать об этом?
– Не знаю, – ответил Себастьен, – у этих негодяев везде шпионы. Думаю, проболтался кто-то из слуг, которые ушли от нас.
– Но синие вас отпустили? – спросил Оливье.
– А что им было делать? В нашей округе у каждого второго есть родственник или знакомый в армии Конде. Они спрашивали, что он делал за границей и не было ли от него вестей. Я им рассказал, что он погиб, и они от меня отстали.
– Если мы на заметке, то это плохо, – мрачно проговорил Арман. – Очень плохо.
Тереза улыбнулась.
– О, Арман, вы еще ничего не знаете, – весело сказала она. – Мы все тут ярые якобинцы. На улицу надеваем трехцветные кокарды и вместо месс поем «Карманьолу».
– Вы шутите, госпожа маркиза? – изумился Оливье.
– Никаких шуток, – отозвался старый маркиз. – Для всех синих мы свои. Как вы знаете, в прошлом я имел несчастье написать несколько статей, где говорил о необходимости преобразований. Заметьте, я до сих пор не отказываюсь от своих слов. Кое-что и в самом деле надо было изменить, но не таким же образом! Стоило разрушать Бастилию, чтобы переполнять Карм и Консьержери!
– Это парижские тюрьмы, – пояснила Анриетта Амелии. – Не дай бог туда попасть, из этих стен только одна дорога – на эшафот.
– И теперь вы вытащили свои статьи на божий свет? – спросил Оливье у маркиза.
– По необходимости, дорогой виконт. Опять же, мне легче было ходить к новым властям и просить за Себастьена. Но я сумел их обмануть. Я поклялся именем республики, что в моей семье нет роялистов и никогда не будет, произнес множество патетических слов, и Себастьена отпустили.
Оливье и Арман переглянулись.
– А это умно, господин маркиз, – заметил Арман. – Очень умно. Особенно теперь, когда мы ждем… одного человека.
Себастьен нахмурился.
– Вы назначили ему встречу в замке? – резко спросил он.
– Он едет из Амьена, и ему удобнее встретиться с нами здесь, – ответил Оливье. – Не беспокойтесь, кузен. Мы пробудем в замке всего один день.
– Полно, господа, – вмешался маркиз. – Любые гости желанны под этим кровом. Вы, Арман, и вы, виконт, можете оставаться здесь сколько пожелаете… как и все ваши друзья.
– Вы не понимаете, господин маркиз, – горячо проговорил Себастьен. – Когда моя жена ждет ребенка… Эта проклятая чернь звереет с каждым днем! Что, если вашего человека выследят и схватят? Что тогда будет с нами всеми?
– Себастьен! – вспыхнула Анриетта. – Как ты можешь так говорить? Разве эта страна не стоит того, чтобы бороться за нее? А что будет с нами, в конечном итоге совершенно неважно!
Она раскраснелась, ее глаза горели. Оливье поглядел на нее с невольным уважением.
– Я не могу сказать, что мне совершенно неважно, что будет с тобой, дорогая, – примирительно проговорил Себастьен. – Мы не должны подвергаться бессмысленной опасности, только и всего.
– Это не бессмысленная опасность! – отрезала Анриетта. – Если ваш человек именно тот, о котором я думаю… Мы столько времени ждали этого!
– Да, это он и есть, – подтвердил Арман.
– Он привезет конкретные предложения? – спросила Тереза, поводя плечом и улыбаясь Оливье.
Тетушка Клементина сладко всхрапнула и поникла головой в кресле. Разговоры, в которых не было ни слова о любви, ее утомляли.
– Перейдем в соседнюю комнату, – предложил маркиз. – Там и поговорим.
Лоран стал убирать со стола, и Роза принялась ему помогать. Маркиз Александр, Тереза, Себастьен, Анриетта и Оливье потянулись к выходу. Амелия подошла к окну и стала смотреть на вишневую аллею. Она не обернулась, даже когда почувствовала, что сзади нее кто-то стоит.
– Вы тоже можете пойти туда, – заметил Арман. – Вы ведь почти член семьи.
– Боюсь, я ничего в этом не понимаю, – сказала она. – И потом, я приехала из другой страны.
По ее тону он сразу понял, что дело вовсе не в этом. У Армана де Бельфора был большой опыт общения с женщинами, и сейчас он чувствовал, что Амелия предубеждена против него. Он заметил взгляды, которые она за столом бросала на Терезу и Оливье; эти взгляды говорили о многом. Конечно же, она знала, что у ее жениха есть любовница, и ее задело, что Оливье почти не разговаривал с ней. Можно было понять ее обиду – она приехала издалека, чтобы увидеться с человеком, которого ей прочили в мужья, и натолкнулась на такой прием.
А в соседней комнате Тереза, улыбаясь, подошла к своему любовнику, пока маркиз обсуждал что-то с Анриеттой и ее мужем.
– Ну, какого ты мнения о своей вдове? – спросила она. – Довольно мила, только вот бледновата, и плечи не слишком красивые.
– Я не заметил, – ответил Оливье, и это было чистой правдой.
– Она всем показывала твои письма, – сообщила Тереза, посмеиваясь. – Уверяла, что только они заставили ее пуститься в дорогу. Даже не заметила, что они написаны рукой Армана.
– И ты, конечно, ей сказала, – хмуро проговорил Оливье.
Тереза покачала головой.
– Она была так слаба после болезни, а я не настолько жестока, чтобы разочаровывать глупышку. Мой муж от нее без ума, Клементина – тоже. Она имеет большой успех у стариков!
– Тереза, перестань, – уже сердито шепнул Оливье. – Я вовсе не собираюсь на ней жениться, я уже много раз говорил тебе.
Его тон был так убедителен, а лицо так красноречиво, что Тереза поверила ему. Она не подозревала, что, говоря с ней, Оливье одновременно вспомнил, что разрешил другу заняться своей невестой, чтобы она не слишком досаждала ему самому. И это разрешение теперь смутно беспокоило его. Он любил Терезу и не собирался расставаться с ней; но и зарейнская красавица с отстраненным лицом оказалась ему не так неприятна, как он полагал и как хотелось бы Терезе. Зеленые глаза Амелии очаровывали, ее молчание обещало загадку, а нет ничего более увлекательного для мужчины, чем разгадывание женских загадок. Оливье был почти уверен, что на самом деле никакой загадки там нет и что Амелия в конце концов окажется такой же, как и другие женщины, которые встречались на его пути. Он был прав – и в то же время заблуждался.
Глава 3
Человек, которого так ждали Арман и Оливье, приехал в тот же вечер, и по манере держаться Амелия безошибочно угадала в нем высокопоставленного прелата. Он долго беседовал о чем-то с обитателями замка и уехал на следующее утро. Вскоре после отъезда гостя Арман и Оливье тоже стали собираться в дорогу.
– Если вас будут расспрашивать, – сказал на прощание Оливье маркизу, – то я приезжал к своей невесте. Больше вы ничего не знаете, а в замке не видели никого из посторонних.
Днем Арман и Оливье покинули замок и отбыли в западном направлении, а Амелия позаимствовала в библиотеке маркиза роман и устроилась полулежа на софе. Но она не переворачивала страницы, и Ева, вернувшись через полчаса, увидела, что книга по-прежнему раскрыта на первой главе.
– Я видела, как они уехали, – нарушила молчание Ева.
– И что? – рассеянно спросила Амелия.
Служанка вздохнула.
– Вы только и делаете, что мучаете себя, сударыня. Зачем?
– Я делаю лишь то, что должна делать, – возразила молодая женщина. – Может быть, это ничего не изменит – не знаю. Но если бы я не приехала сюда, мне было бы в тысячу раз хуже.
Днем Арман и Оливье покинули замок и отбыли в западном направлении, а Амелия позаимствовала в библиотеке маркиза роман и устроилась полулежа на софе. Но она не переворачивала страницы, и Ева, вернувшись через полчаса, увидела, что книга по-прежнему раскрыта на первой главе.
– Я видела, как они уехали, – нарушила молчание Ева.
– И что? – рассеянно спросила Амелия.
Служанка вздохнула.
– Вы только и делаете, что мучаете себя, сударыня. Зачем?
– Я делаю лишь то, что должна делать, – возразила молодая женщина. – Может быть, это ничего не изменит – не знаю. Но если бы я не приехала сюда, мне было бы в тысячу раз хуже.
В комнате повисло тягостное молчание.
– Как вам показался ваш жених? – наконец спросила Ева.
Амелия неопределенно повела плечом. Человек как человек. Хорошая фигура, широкие плечи, красивые белокурые волосы золотистого оттенка, но нос птичий, подбородок маленький, черты лица не слишком выразительные. И серые глаза посажены чуть ближе, чем следует. Ничего не поделаешь, вырождаются дворяне. Вот его друг куда виднее: черноволосый, голубоглазый, с ломаными бровями. Тетушка Клементина рассказывала, что бабушка Армана была испанкой. При старом режиме этот юноша разбил не одно сердце и, казалось, был способен только на то, чтобы волочиться за девушками, но вот пришла революция, и оказалось, что изнеженный ловелас на самом деле хладнокровен, отчаянно храбр и способен на самые решительные поступки. Амелии было известно, что он замышлял освободить короля по дороге на место казни, но правительство, предвидя такую возможность, удвоило охрану, и попытка сорвалась. Несчастный король, и несчастные его жена и дети, которым, быть может, придется страдать еще больше, чем ему. Она вспомнила слова поэта, которого встретила на верденском мосту: «Сударыня, ныне мы присутствуем при грандиозном действе, которое ставит сама история», – и поморщилась. Она не любила грандиозные действа, ей по душе была спокойная, размеренная жизнь. Да и в театре она предпочитала комедии, а не драмы.
– Вы разрешите мне говорить откровенно, сударыня? – спросила Ева с необычной для нее робостью.
Амелия спокойно взглянула на нее.
– Мы же давно условились, Ева, что ты можешь говорить мне все, что считаешь нужным. К чему эти церемонии?
Ева подалась вперед.
– Сударыня, – горячим шепотом выпалила она, – мне все это не нравится. И то, что творится в этой стране, и то, что вы здесь, и этот замок, и эти люди. Ведь видно же, что они что-то затевают. И не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что они хотят вернуть короля. И если уж я, простая служанка, вижу это, то и… ну, те, кого называют синими… республиканцы, которым только без короля и хорошо, они ведь тоже догадаются. И тогда… – Она запнулась. – Я за себя не боюсь, сударыня. Мне за вас страшно, что, если с вами что-то случится?
Но Амелия покачала головой.
– Ничего не случится, – сказала она. – И никто ни о чем не узнает. – Она посмотрела на лежащую перед ней книгу и захлопнула ее. – Роман какой-то скучный… Знаешь что, принеси-ка мне лучше ноты.
Пока Ева искала ноты, в одной из комнат замка человек заканчивал писать письмо.
«В революционный комитет города Амьена.
10 апреля I года единой и неделимой Французской республики.
Спешу уведомить вас, что в замок хорошо вам известного Александра де Доль на один день приезжали его родственники, господин виконт…»
Тут неизвестный спохватился, зачеркнул два последних слова и поставил вместо них предписанное республикой «гражданин», после чего вновь принялся скрипеть пером. Писал он медленно, потому что изменил почерк: в случае, если письмо попадет не в те руки, ничто не могло указать на его отправителя.
«…гражданин Оливье де Вильморен и гражданин Арман де Бельфор. Они прибыли из Парижа и привезли новость об измене генерала Дюмурье. Гражданин Оливье приехал в замок не совсем по своей воле, потому что здесь его ждет невеста, к которой он не слишком расположен. Это и есть та особа, о которой вы меня спрашивали, гражданка Амелия фон Хагенау. Касательно же того, не может ли она быть шпионкой роялистов, я должен ответить вам отрицательно. Все время, которое она находится в замке, я не упускал ее из виду. Она еще не вполне оправилась после болезни и целыми днями только и делает, что читает книги, гуляет в саду, говорит о цветах с господином маркизом…»
До него донесся мягкий фортепианный аккорд. Человек поднял голову, прислушиваясь к нежной мелодии, и на лице его возникло мечтательное выражение. Он вздохнул и приписал:
«…и играет на рояле. Полагаю, вышеозначенная особа никак не может являться шпионкой. Ее бумаги в полном порядке, ее рассказы полностью соответствуют тому, что мне известно о невесте господина…»
«А, черт!» – выругался про себя человек, зачеркивая опять не к месту вылезшего «господина».
«…гражданина Оливье. Несомненно, она является той, за кого себя выдает, что и доказывает отсутствие интереса с ее стороны к тому, что происходит во Франции.
Если мне удастся выяснить что-то новое о ней или об обитателях замка, я обязательно вам сообщу.
Сознательный гражданин».
А этажом выше Амелия, не подозревая о том, какая опасность нависла над ней из-за бдительности некоторых сознательных граждан, принялась наигрывать меланхолический ноктюрн.
Прошло несколько дней, и каждый день приносил новые слухи и новых гостей. В замке побывал разносчик товаров. У него была военная выправка, и сразу становилось ясно, что разносить он может разве что шпаги и пистолеты. Впрочем, доставил он на самом деле письмо для передачи «господину де Бельфору». Стоило ему уехать, как явилась какая-то дама под густой вуалью. Она долго говорила с хозяином замка о недавних волнениях в Амьене и выясняла, сможет ли маркиз воспользоваться этим недовольством и поднять округу. Но маркиз тактично ответил, что момент упущен, и дама уехала, весьма разочарованная. Из Парижа доходили странные новости: депутат Марат, ярый якобинец, арестован и предан революционному трибуналу.
– Ах, как было бы хорошо, если бы синие перегрызли друг другу глотки и король вернулся! – ликовала Анриетта. – Неужели это уже начинается?
Однако, к ее величайшему сожалению, Марата оправдали – эту весть привез вернувшийся Арман де Бельфор. Он прочитал письмо, которое ему отдал маркиз, и сжег послание, причем позаботился растереть даже оставшийся от него пепел.
– А где господин виконт? – спросил маркиз.
– Поехал к графу Ларошжаклену.
– Что вы предполагаете предпринять?
Арман ответил не сразу.
– Плохо то, что среди наших нет единства. Вы же видели эту даму, которая интригует от имени графа Артуа. Граф Прованский[12] тоже не всегда… – Он поморщился. – Наш король находится в заточении вместе со своей матерью. Так быть не должно! Их надо спасти, пока не случилось непоправимое.
– Вы настоящий рыцарь без страха и упрека, – заметил маркиз.
– Нет, – отрезал Арман. – Но я ненавижу, когда мучают женщин и детей.
– Значит, вы вернетесь в Париж?
Арман хмуро взглянул на него.
– Возможно, что все решится вовсе не в Париже, – ответил он. – Синие никак не могут справиться с тем, что творится в Вандее, и это вселяет в нас надежду. Кроме того, я виделся с одним человеком, который приехал из Англии. Похоже, что англичане решили всерьез приняться за дело, потому что они собирают армию, чтобы воевать на континенте. – Он слегка замялся. – А невеста Оливье еще здесь? Признаться, я ее не видел.
На самом деле он не слышал ее пения, когда подъезжал к замку, и отчего-то это вселило в него беспокойство.
– Да, она здесь, – ответил маркиз.
Когда Арман вошел в гостиную, Амелия и Тереза сидели на диване по бокам от Анриетты и о чем-то шушукались. Тетушка Клементина смотрела на них из угла с умилением.
– Но голова кружится ужасно, – донеслись до Армана слова Анриетты.
– Ну, это лучше, чем тошнота каждый день, – легкомысленно заметила Тереза.
– Головокружение – это хорошо, – с видом знатока объявила тетушка Клементина. – Тошнота – это к девочке, головокружение – к мальчику. А Себастьен так хочет сына!
– Все эти приметы – глупости, – возразила Амелия. – Я знаю, у моей матери кружилась голова, когда она меня ждала.
Она подняла голову, поймала взгляд Армана – и покраснела.
– Ну, вас трудно спутать с мальчиком! – сказал он, подходя к дамам, но сразу понял, что шутка вышла неудачной: не говоря ни слова, Амелия встала и вышла за дверь.
– Арман! – укоризненно сказала тетушка Клементина. Но тут же обо всем забыла, стоило ему улыбнуться. Она обожала Армана – этот отчаянный повеса напоминал ей кавалеров времен молодости, а то, что он постоянно рисковал своей жизнью, только прибавляло ему привлекательности. Она ограничилась тем, что потрепала его по щеке, когда он подошел, чтобы поцеловать ей руку.