– Да и я вот тоже об этом подумала. Скорее всего, дело обстояло следующим образом. Мужик этот, брат владельца земли, пришел на собрание, чтобы поддержать Артюшина, возможно даже, что он и сам каким-то боком имеет отношение к этой земле, может, часть денег принадлежала ему, словом, он пришел туда как по-настоящему заинтересованное лицо и внимательно следил за происходящим. А Стелла, возможно, загородила ему собой вид, понимаешь? Может, он собирался кого-то послушать, а тут она, он раз ей сказал, мол, подвиньтесь, второй, но в такой толчее трудно вот так сразу переместиться, да к тому же с какой стати ей было куда-то уходить, если и она сама могла увлечься происходящим возле трибуны. Вот и возник конфликт. Хотя постой… Глаша сказала, что, по словам Таисии, Стелла произнесла фразу, когда выбралась из зала наружу, в холл, что «толкаются разные», или что-то в этом роде.
– Это имело отношение именно к Артюшину?
– Этого мы не узнаем никогда. Да и Таисия этого тоже не знает. Она же была в коридоре, когда Стелла выбралась наружу. Просто Таисия запомнила огромного потного мужика, которого назвала «слоном». Но ударить ее мог совершенно другой мужчина, который просто не попал ни в один кадр… – И тут Лизу осенило: – Послушай, мы вот просматриваем все эти снимки, ищем крупного мужчину, способного одним ударом убить Стеллу, и как-то совсем забыли о том, что эта старая трибуна вместе с остатками школьных декораций, да еще и прикрытая бархатным занавесом и полиэтиленовой пленкой, могла послужить прекрасным укрытием для преступника! Этот мужчина мог войти в зал вместе со всеми и незаметно пробраться в самую глубь этого хлама, чтобы потом выйти, позвать Стеллу и убить ее. Нет, конечно, все выглядело гораздо правдоподобнее, то есть он же не мог знать, где именно будет находиться Стелла, поэтому он время от времени незаметно покидал свое убежище, чтобы, встретив Стеллу, подойти к ней, заговорить и оттеснить к старой трибуне…
– Хочешь сказать, что они все-таки были знакомы?
– По всей вероятности – да! Ведь за что-то он ее убил, как и всех остальных. Значит, их пути где-то пересекались.
– Там же, где и пути двух других женщин, – заметил Сергей. – Но Артюшин ни при чем, я в этом уверен. Хотя и попросил оперов проверить его – знакомства, личная жизнь… А вдруг они со Стеллой были любовниками?
– Знаешь, у меня из головы не выходит и тот факт, что Стелла тоже собиралась продавать квартиру. И ничего не сказала об этом брату, которого любила и которому доверяла. Все-таки надо бы мне еще раз встретиться с Арсениным, поговорить. Боже, я совсем забыла! Я же должна позвонить одному учителю рисования из художественной школы – Хлудневу Константину Григорьевичу. Мы же вчера были в гостях у Глафиры, и там я поближе познакомилась со старшим сыном Родионова – Арсением. Понимаешь, мне не дает покоя внезапное богатство Арсенина, и я хотела бы выяснить, так ли уж хороши его работы, чтобы на них можно было разбогатеть. Хочу попросить Хлуднева навести справки о нашем фигуранте, узнать его мнение. Уверена: в нашем городе не так уж много художников, работы которых оплачивались бы так щедро. Кроме того, я должна встретиться с Геннадием Бобровым, его близким другом, который в прошлом спонсировал его фермерский журнал, а теперь вроде бы скупает его картины… Об этом я узнала от Германа, приятеля Стеллы. Мне бы все так устроить, чтобы со мной к нему поехал Хлуднев.
– Не веришь, что Дмитрий хороший художник? Пытаешься связать внезапное богатство Арсенина со смертью Стеллы? Я понимаю еще, если он, к примеру, продал родительскую квартиру, купил жилье меньшей площади, а на остальные деньги жил, жировал. Но квартира – целехонька, а Арсенин неожиданно для всех стал ну просто гениальным художником.
– Вот-вот, и я о том же. Сейчас позвоню Хлудневу…
Лиза, оставив Мирошкина допивать кофе, скрылась в своем кабинете и набрала номер телефона художника, который ей сообщил Арсений Родионов. Вспоминая свой утренний разговор с мальчиком, Лиза улыбнулась. Каким важным и серьезным тоном он докладывал ей о своем разговоре с учителем, как гордился тем, что ему удалось уговорить его встретиться с ней!
– Константин Григорьевич? Меня зовут Елизавета Сергеевна Травина. Мой хороший друг, Арсений, порекомендовал мне вас в качестве эксперта…
Спустя несколько минут она уже возвращалась к Мирошкину, потирая руки.
– Знаешь, если судить по голосу и тону, мужик он, этот Хлуднев, непростой и очень высокого о себе мнения. И в курсе того, что происходит в нашем городе. А потому знает и об Арсенине, говорит, что ходят слухи о каких-то его потрясающих акварелях, но он их не видел, однако счастлив был бы побывать у него, познакомиться или просто увидеть его работы. Словом, к Арсенину мы поедем вместе!
– Вчера я полдня потратил на то, чтобы разыскать Наполова. Помнишь, это человек, который на пляже как бы случайно убил своего друга?
– Никита Наполов. Как же, помню. Я разговаривала о нем с одним человеком, с патологоанатомом Гладышевым. Он тоже помнил этот случай на пляже. И высказал предположение, что этот удар был нанесен тому парню не случайно, что между друзьями существовало нечто такое, что сделало их дружбу невозможной…
– Абсолютная правда! Перед тем как пойти к нему, я собрал кое-какую информацию и выяснил, что его жена до того, как выйти за него замуж, была девушкой как раз того самого друга.
– Значит, это было убийство?
– Нет, не думаю, что он хотел его прямо-таки убить. Но причинить ему боль – точно. Оба друга любили одну и ту же девушку, но девушка предпочла того, другого, парня. Наполов, умирая от ревности и ненависти к другу, старался не подавать виду, ему было стыдно, а потому он продолжал общаться с другом, они часто бывали вместе… Словом, во время борьбы, я думаю, тот, другой, парень, вероятно, ударил Наполова, сделал ему больно, и вот тогда тот не выдержал и, потеряв контроль над собой, нанес ему сильнейший удар в бок…
– И что было потом? Как ему удалось жениться на этой девушке?
– Она была в таком состоянии, находилась в такой страшной депрессии после смерти своего парня, что Наполов только и делал, что проводил с ней все время, как бы успокаивая ее. Ну и доуспокаивался. Ты же понимаешь, что все то, о чем я тебе сейчас рассказываю, – мои домыслы. Кто может мне сейчас, спустя годы, рассказать всю правду? Его жена, думаю, постаралась как можно быстрее забыть о трагедии. Наполов – тем более. Я же встречался с ним, чтобы выяснить, как он живет, с кем, чем дышит и что его может связывать со Стеллой Арсениной. И выяснил, что он работает в Сургуте вахтовым методом, что пятнадцатого августа прошлого года он был там. У них трое детей, хорошая, положительная семья. Полный достаток, они построили дом почти в центре города на земле, которая осталась ему в наследство от деда… Уверен, что Наполов здесь ни при чем. Ведь единственное, что привлекло наше внимание к нему, – это смертельный удар, который он нанес своему другу.
– Конечно, этого недостаточно… Я понимаю.
– Как поживает Глафира? Она счастлива?
– Думаю, да. Даже уверена в этом. Ты бы видел, какими глазами смотрит на нее Родионов, как он с нее пылинки сдувает! Знаешь, я ведь больше всего на свете боялась, что он станет ее обижать своим недоверием и будет ставить ей условия: мол, или я – или работа. Но ничего подобного не случилось, он уважает Глашу, понимает, насколько для нее важна работа. Да уже тот факт, что он вложил кучу денег в то, чтобы она стала моим компаньоном, разве не говорит о его чувствах к ней?
– Адвокатское бюро «Травина & Кифер», звучит неплохо. Вот только Глаше не помешало бы образование…
– Так она же учится на заочном.
– Представляешь, сколько пройдет времени, прежде чем она станет настоящим юристом?
– Зато она мать большого семейства, моя первая помощница и… Мирошкин, что-то ты сегодня какой-то скучный, депрессивный. И что ты докопался до Глафиры?! Она же не адвокат, в конце-то концов! Она прирожденный следователь, прекрасно общается с людьми, и вообще, у нее светлая голова, а еще она читает мои мысли. Мы с ней прекрасно ладим!
– Да, может, я просто завидую тебе, что у тебя есть Глафира и Денис.
– Дениса ты и так почти прибрал к рукам… Ладно, Серега, мне пора, у меня встреча с Хлудневым. Ты не представляешь себе, как же мне хочется покопаться в жизни Арсенина, заглянуть ему в душу…
– Скажи уж – в кошелек!
– Знаешь, деньги не берутся из ниоткуда. И от того, как человек их зарабатывает, точнее, где берет, зависит и мое отношение к нему. Ты не представляешь себе, как я зауважаю его, когда выяснится, что он на самом деле гениальный художник. Да я первая стану скупать его работы!!!
– А вот я его и без этого уважаю. За то, что он спустя год все никак не может успокоиться и продолжает поиски убийцы своей сестры. Это значит, что он – настоящий человек, понимаешь? И то, что он ушел от своей жены и занялся любимым делом, – тоже. Я бы хотел, чтобы он был моим другом.
– Сережа?!
– Удивлена? Мы все, ну или почти все, живем по инерции. Вот как стартовали, учитывая первоначально свои наклонности и принципы, так и движемся вперед, даже если и понимаем, что давно уже сбились с пути и катимся по наклонной не к счастью, а непонятно к чему и зачем. Говорю же – по инерции. И постепенно это становится уже образом жизни. То есть умом-то мы понимаем, что делаем что-то не так, что противоречим сами себе, что только других поучаем, как жить, а сами влачим жалкое существование, но ничего конкретно менять пока что не готовы. Время идет, и нам самим уже тошно от того, как мы живем, но мы усиленно делаем вид, что счастливы, прочно заняли свою нишу в этой жизни, а сами прекрасно понимаем, что проживаем не свою жизнь. И нам комфортно, понимаешь?
– Понимаю… – сказала Лиза. – У меня так было одно время. Но только не в глобальном масштабе, конечно… Приведу простой пример, и ты все поймешь. Одно время на меня напала страшная лень. И хандра. Это случилось после того, как я чуть не проиграла одно из своих самых сложных дел. Нас тогда подвел самый важный свидетель, который смылся сначала из города, а потом и из страны, и надо было срочно что-то придумывать, а до суда оставались считаные дни… Но я нашла способ, как доказать невиновность моего клиента, и мы выиграли дело. Но оно стоило мне здоровья, нервов… И тогда Дима увез меня в какой-то крутой подмосковный пансионат. Очень дорогой. Нам предлагалось великое множество разных затей – сауны-бани-бассейны, оздоровительные мероприятия, езда верхом, даже охота и рыбалка! Я сказала Диме, что хочу тупо лежать в постели и никуда не выходить. Что даже есть буду в постели – представляешь, Мирошкин, как я была вымотана, как устала! Поначалу мне было хорошо и комфортно, я лежала, потом начала читать, устроив ноутбук на коленях и не сползая с постели, и очень много спала… Мне доставляло удовольствие валяться, переворачиваясь с боку на бок, и ощущать тепло мягкого пухового одеяла и подушек. В номере одна стена была из стекла, и открывался потрясающий вид на осенний лес, и, когда шел дождь, мне казалось, что он идет прямо в спальне, а я отгорожена от него волшебным стеклом…
– Ты так сладко об этом рассказываешь, что я сейчас усну!
– Через двое суток у меня начали болеть бока. Я еле доходила до ванной комнаты, чтобы принять душ, не могла выпрямиться. А потом и вовсе согнулась, как старушка. Знаешь, идет такая старушка в пижамке по спальне, держась за поясницу. Уморительное зрелище! Дима просто хохотал – пока не понял, что у меня что-то с позвоночником. Я реально не могла выпрямиться. Вместо того чтобы получить удовольствие от пребывания в этом пансионате, я лечилась массажем, разными отвратительно пахнущими натираниями… Это таким ужасным образом я расплачивалась за твой тупой отдых, за неподвижность, понимаешь?! Конечно, это не совсем то, о чем ты говорил, но то, что произошло со мной, – тоже результат бездействия, нежелания тратить свои силы…
Лень – она бывает такая прикладная, какая случилась со мной в пансионате, и лень как образ жизни, внутренняя лень, когда мы не даем себе труда сделать какое-то движение, предпринять что-то радикальное, чтобы изменить все в жизни. А вот Арсенин преодолел эту лень, эту инерцию, несмотря на то что у него дети. В сущности, совершенно необязательно жить в одном доме с детьми, чтобы любить и заботиться о них. Постоянные ссоры между родителями – не самый благоприятный фон для воспитания детей. Они должны жить в покое и гармонии. К тому же, вот поверь мне, пройдет не так много времени, и дети запросятся к нему, они бросят мать, которая, оставшись одна, так и не научилась быть хорошей, ласковой мамой. Она злая неудовлетворенная тетка, которая измывается надо всеми понемногу. Эгоистичная и завистливая особа. Почему она сразу попала в поле нашего подозрения? Почему мы именно ее заподозрили в убийстве золовки? Да потому, что она открыто выказывала свою неприязнь к ней, даже ненависть! А ведь Стелла, если судить по рассказам о ней всех друзей и близких, была хорошим человечком, ангелом. И никому не желала зла. Абсолютно. Напротив, она любила своего брата и племянников, постоянно дарила им подарки, она была щедрой и гостеприимной. А еще наивной, конечно… Все-таки, думаю, что она влипла в какую-то историю… Да, кстати, а что там с кражей из музея, в котором она работала? Кажется, нашли вора?
– Да, об этом писали в газетах… Из музея были украдены ордена, медали и еще какие-то ценности, но их очень быстро нашли в антикварном магазине, выяснилось, что кражу совершил музейный сторож. Поэтому предполагать, что Стелла могла иметь к этому отношение, – форменная глупость.
– Вот и получается, что мы ничего не знаем о какой-то ее параллельной жизни, о том, чем жила Стелла последнее время и что скрывала ото всех.
– Может, она записалась в какую-нибудь религиозную секту? Там знаешь, как выкачивают деньги из людей!
– Может… Но как-то странно представить себе, что в эту же секту записалась и Тамара Белова. Я понимаю еще – Нина Фионова. Тихая, загадочная Ниночка, которая угробила своего отца, чтобы избавиться от него и свободно встречаться со своим любовником Борисом Голодом. Сложная натура, психически неуравновешенная, раз дошла до убийства родного отца, вот она как раз и могла после того, что совершила, искать успокоения в религии. Может, как раз тогда она и повстречала человека, протянувшего ей руку помощи и затянувшего Ниночку в челюсти секты, где ее убедили, что скоро конец света и ничто материальное ей уже не понадобится, что ей следует все продать, а деньги отдать секте.
– Но Стелла тоже могла тайно от брата посещать секту, а потом, с вынутым там мозгом, выставить квартиру на продажу… Постой, Лиза, а что, если наш Арсенин, в любви к которому я только что тебе признался, вовсе и не такой прекрасный… Господи, меня аж в пот бросило… – Мирошкин достал платок и промокнул лицо. – Лиза, а что, если он как раз и знал о том, что Стеллу затянуло в секту и она решила продать родительскую квартиру? Что он мог сделать, чтобы остановить ее?
– Сначала – просто поговорить. А если бы понял, что разговоры ни к чему не приведут, начал бы действовать. Он прекрасно понимал, какой мощный скандал разразится в его семье, когда Людмила узнает, что Стелла продала квартиру, а деньги присвоила себе или тем более (!) отдала в секту!!! Мошенникам! К тому же Арсенин не такой дурак и прекрасно понимал, что родительская квартира – это и его гавань, пристанище в случае развода. Уверен, что Стелла неоднократно говорила ему, что если что – добро пожаловать.
– Но он не мог убить… Я не верю.
– Он мог действовать иначе. То есть совершенно иначе. Я имею в виду, что он мог бы обратиться в эту секту, вывести их всех на чистую воду, понимаешь?! Он мог прийти туда, к представителям верхушки секты, и начать угрожать разоблачением! Вот это на него больше похоже. Он мог сказать, что его сестра, Стелла, будет давать свидетельские показания, которые приведут этих людей на судебную скамью, а потом и за решетку!
– Ты прав, Сережа… Ее могли убить представители секты… И Нину тоже. Кто знает, может, она убила своего отца из-за того, что и тот тоже начал активно вмешиваться в ее жизнь, узнал о том, что она стала сектанткой…
– Да, все это вполне реально. Но тогда при чем же здесь Тамара?! Она-то уж точно не была похожа на сектантку. Она никому ничего не отдавала, напротив, у нее только-только все наладилось в Италии, она была благополучна… Да и по характеру она никак не напоминала Нину или Стеллу. Общительная, сильная, авантюрного плана женщина, раз решилась все бросить и уехать жить в другую страну…
– У меня, кстати, тоже есть одна такая знакомая, моя одноклассница… – вспомнила вдруг Лиза. – Тоже все бросила и уехала… Говорят, что она куда-то пропала… Во всяком случае, о ней никто и ничего больше не слышал. Но я что-то отвлеклась. Наверно, на мгновение попыталась спросить себя, способна ли я на подобный шаг… Так вот, да, Сережа, ты прав, Тамара не вписывается в версию с сектой. Никак. Да и способы убийств слишком уж странные. Невероятно жестокие. Насколько мне известно, сектанты, решив от кого-то избавиться или кого-то принести в жертву, пользуются, как правило, ножом. Но чтобы забивать до смерти, да еще таким зверским способом… Нет, тут что-то другое!
Позвонила Глафира. Сказала, что едет на встречу с Антоном Беловым – бывшим мужем Тамары Беловой.
– Денис занят, он говорит, что вечером у него будут хорошие новости. Что, кажется, он напал на след человека, у которого наши дамы купили итальянские монеты. Но ему нужно время…
16
Прошло уже несколько часов, как он проводил детей в школу, а чувство неописуемой радости не покидало его. Он просто ликовал теперь, когда жизнь дала ему весомое подтверждение того, что он все сделал правильно. Хотя ничего такого и не предполагал, в его поступке не было холодного расчета, нет, он действовал, исключительно подчиняясь эмоциям, и он выиграл! Дети, которых он, как это могло показаться со стороны, бросил, не разлюбили его, не забыли. Напротив, они, испытав холод материнской эгоистичной любви, основанной на чувстве обиды и одновременно чувстве торжества над бывшим мужем, оставшимся в полном одиночестве и лишенным детей, потянулись к любящему их отцу. Сами, как нежные ростки тянутся к источнику света и тепла, они пришли не к матери, от которой могли бы получить любовь и с которой могла бы сложиться полноценная, несмотря на отсутствие отца, семья, а именно к нему, к, казалось бы, неблагополучному и странному, вздорному, склонному к чудаковатости отцу.