Владимир Леонидович Дуров ЗАПИСКИ ДУРОВСКОЙ СВИНЬИ
Правдивая история
Изучая душевный мир животных, стремясь проникнуть в их мозг, узнать тайны природы, узнать, думают ли они, как мы, люди, мы часто ставим себя на место животных и за них рассуждаем. Мы задаем себе вопросы, имеют ли они представление о каком-нибудь предмете, чувствуют ли, переживают ли, различают ли цвета, звуки, и т. д. и, приписывая им свои мысли и чувства, ставим себя на их место и наоборот.
И вот раз я перенесся мыслью в иной мир, перенесся в жизнь моей свиньи и представил себе, что смотрю на все происходящее ее глазами. Вообразил и написал эти записки.
I Первые шаги
Я помню, как в первый раз в жизни раскрыла глаза и огляделась вокруг. Я стояла на старой грязной соломе в маленьком сарайчике, и от соломы этой веяло таким теплым прекрасным воздухом… А рядом братья и сестры мои, подобравшись под брюхо матери и крепко прижавшись друг к другу, спали сладким детским сном.
Я приподнялась на передние ноги, хотела пройтись, но какое-то странное чувство страха охватило меня. И я не шевельнулась…
Вдруг дверь сарайчика скрипнула, и яркая блестящая полоса скользнула по моим глазам… Потом я узнала, что это был луч солнца, прорвавшийся сквозь щель раскрывшейся двери в сарай, в котором было до тех пор темно. А еще позднее, когда я стала выходить из сарайчика и узнала широкий прекрасный мир, я очень хорошо познакомилась с солнечным лучем…
На пороге двери в сарай стояло существо, которое могло распоряжаться нами как угодно, и его все называли «хозяйкой»; хозяйка разговаривала с каким-то другим двуногим в белом фартуке.
Он говорил ей что-то, указывая на нас.
Потом я узнала, что это мясник, который хочет купить нас.
Он долго спорил с хозяйкой, и оба кричали. И все из-за нас. Эти мясники всегда спорят и бранят то, что покупают, а мы, кажется, не очень-то понравились ему, и он показывал хозяйке какие-то бумажки и хотел уже взять нас, но она не давала. Итак они ни на чем не поладили, и мы, свиньи, остались в сарайчике…
И в то время, когда решалась наша судьба, мать как будто безучастно рылась в грязном полу…
Она уже порядочно пожила на свете и, конечно, понимала, что мясник хочет нас купить, отнять у нее…
Наконец, люди ушли. Тогда моя мать собрала нас вместе и пошла на двор. Вот здесь-то я и увидела милый ласковый солнечный луч, а с ним вместе и весь широкий мир…
Как чудесно было у меня на душе в эту минуту! Мое поросячье сердце замирало от счастья, чувствуя тепло и свет…
Да, было на что посмотреть… Кругом стояли лужи грязной воды, в которых свободно резвились стада маленьких мушек и червячков…
Я бросилась к одной из таких луж, полная счастья, и стала в ней валяться… Грязь была теплая и мягкая… Вывалявшись в ней вдоволь, я вылезла и растянулась на солнечном припеке…
Неподалеку я увидела маленькую девочку; девочка что-то лепила из песка, прихлопывая его деревянными лопатками и чашечками.
Но скоро она это бросила, зевнула, оглянулась и, увидев меня, подбежала ко мне, смеясь и крича матери, моей хозяйке:
— Ах, мама, смотри, какой он хорошенький! И с сережками! Позволь мне взять его себе!
И, не дожидаясь ответа, схватила меня и понесла в свою комнату.
Тут меня люди обмыли, дали поесть и уложили в маленькую корзиночку. Так пролежала я до вечера. Когда же стало совсем темно, хозяйка взяла меня на руки и унесла. И долго-долго она несла меня по улицам…
Наконец, мы подошли к большому дому, который так сиял, как будто от него брызгали солнечные лучи во все стороны. А внутри что-то гремело… Потом я узнала, что люди это называют музыкой… И еще слышала я издали топот, а потом тоже узнала, что это лошади, а дом называется цирком.
Мы с хозяйкой вошли в дверь. Хозяйка подошла к какому-то человеку, который был в красивой одежде с галунами, и что-то сказала ему. А человек зажал мне рот, взял за задние ноги и куда-то понес. Ну, и натерпелась же я страху!
Перед нами распахнулась завеса, и я увидела такие ужасные вещи, от которых чуть не умерла… Это был уже не двор и не комната девочки, а что-то другое, большой — большой круг, которому, казалось, нет конца, посыпанный чем то, что, нам потом говорили люди, называлось разноцветными опилками. Этот круг назывался ареною; кругом него блестело опять многое множество солнечных лучей, что люди называли лампами, и многое множество людей было возле круга… И все смотрели на меня, несчастного поросенка.
От страха поднялась дыбом вся моя щетина; ноги задрожали; я взвизгнула изо всех сил, а дальше уже не помню ничего…
Когда я очнулась, я лежала в комнатке, где не было такого шума и где на меня не смотрели смеющиеся люди. В этой комнатке было тесно; на стене висело множество разноцветных одежд. Я узнала и то, что человек, стоявший около меня и мазавший себе чем-то лицо, был известный друг животных, артист В. Л. Дуров, мой хозяин.
Впрочем, и здесь не обошлось без удивительных вещей…
Сначала передо мною мелькнули парики, что такие люди, как мой хозяин, выходя на арену, надевают себе на голову; а потом метла, совсем такая, какою подметали тот двор, где я родилась, только почему-то хозяин на нее натянул струну и между нею и палкою вложил бычачий пузырь. И опять потом я узнала, что хозяин на ней умеет играть и, хоть я ничего не понимаю в музыке, но знаю, что выдумка его нравилась всем, кто ее слушал…
Впрочем, все это для меня было и неважно и неинтересно, и об этом не стоит даже рассказывать.
Важно было другое. В комнате, называемой уборной, мы были с хозяином не одни: она вся была наполнена самыми странными существами.
Посреди уборной гордо расхаживали взад и вперед эти странные существа; их называли люди: козел, собака, гусь, ворон и петух, а в углу на цепочке сидела мохнатая зверушка лисичка с длинным пушистым хвостом. Дальше стояли клетки с маленькими животными. Это были так называемые голуби, крысы и еще какие-то зверки, которых я не рассмотрела. Да и правда, разве упомнишь все сразу!
Это были такие же воспитанники моего хозяина, как и я.
Мы познакомились и разговорились. Мои новые товарищи наперебой хвастались передо мною; гусь рассказывал, как он стреляет из ружья, козел — как он прыгает через загородки; собака говорила, что она курит какие-то папиросы, как люди, да всего и не вспомнишь, что они говорили.
Нас спугнул глухой удар в дверь; на пороге вырос какой-то человек в оборванной одежде.
Оказалось, что это служащий моего хозяина. Он очень грубо разгонял моих новых знакомых в свои клетки и, увидев, что я робко прижалась в углу, толкнул меня ногой и проворчал:
— Ишь, еще одна тварь на мою шею!
Хотя я тогда и не знала, что такое «тварь», но по грубости обращения поняла, что меня бранят…
Наконец, огонь был потушен, дверь заперта и все погрузилось в сон. Утомленная днем я заснула тихим отрадным сном.
И снилось мне, будто я снова лежу в моем маленьком сарайчике возле матери.
И увидела я, будто дверь отворилась и вбежала дочь нашей хозяйки. Она принесла в фартуке много арбузных корок.
Мать радостно бросилась к ней навстречу, но девочка отстранила ее локтем, нагнулась ко мне и начала тыкать в нос арбузной коркой.
Вдруг она весело закричала и захлопала в ладоши, рассыпав принесенные корки:
— Поросенок с сережками! Ах, какой хорошенький! Пойду скажу маме!
И девочка убежала.
Мне захотелось узнать, какие-такие у меня сережки. Я начала кувыркаться, чесать свою шею задней ногой, но из этого ничего не вышло. Никаких сережек я не нащупала…
Нечаянно я взглянула в открытую дверь и увидела безграничное песчаное пространство, поднимавшееся все выше и выше; там далеко — далеко сиял яркий громадный огонь — звезда, а под ее зубцами лежал, вытянувшись, какой-то человек, с намазанным белой краскою лицом, в блестящем серебристом костюме.
Он так ласково глядел на меня, так ласково звал к себе, что я сейчас же пошла на его зов. Но чем быстрее я бежала, тем дальше от меня был человек… Я продолжала нестись вперед, но ноги мои подкашивались, силы падали…
Очнулась я на коленях у человека, к которому бежала. Он нежно гладил меня по шее, говоря:
— Помни, чушка, что терпение да труд к славе ведут.
Ослепительный свет заставил меня прищурить глаза.
Я вздрогнула и… проснулась.
Надо мною стоял мой хозяин, которого я теперь могла хорошо рассмотреть.
Он не медля решил приступить к моему образованию.
II Первые уроки
С этого дня началась для меня совершенно новая жизнь.
Мой хозяин постоянно приходил ко мне, ласкал, меня, старался взглянуть мне в глаза, подносил к моему носу кусок вареного мяса, но я чувствовала себя как-то не хорошо, дичилась его, даже боялась. Наконец, аппетит заставил меня смириться и пойти на приманку, которую протягивал к моей морде мой учитель.
Он приласкал и дал мне кусок мяса.
Но мне было мало. Я просила еще. Учитель достал из кармана второй кусок и отбежал от меня на довольно большое расстояние. Я ничего не понимала, но теперь пошла к нему гораздо смелее, так как знала, что он мне не сделает ничего дурного, и снова получила кусок мяса.
Так повторялось несколько дней сряду, пока я не догадалась, чего от меня хочет мой хозяин: я должна была следовать всюду за ним.
Раз он принес кусок хлеба, вымазанный салом, как раз в то время, когда меня надо было кормить. Что за прелестный запах исходил от этого сала, особенно в тот час, когда у меня сосало в желудке от голода! Я бросилась к учителю, но он мне ничего не дал…
Он водил куском над моей головой, поднося то и дело его к моему носу… Когда он начал медленно водить рукой вокруг моей морды, я потянулась за его рукой и, понятно, должна была перевернуться на одном месте.
В награду мне был дан превкусный кусочек с чудесным запахом сала.
Мой учитель с довольным видом повторил то же самое, приговаривая:
— Чушка, перевернись!
Я перевернулась и снова получила кусок.
Тут я поняла, что, чем чаще буду вертеться, тем больше буду получать.
На другой день, как только мой хозяин показался в дверях, я радостно побежала к нему навстречу и быстро перевернулась вслед за движением его руки, но напрасно. Он заставил меня перевернуться вторично и только тогда наградил.
Наконец, я поняла, что должна крутиться до тех пор, пока меня не остановят наградой.
А мой учитель весело сказал:
— Ну, чушка, теперь ты у меня танцуешь вальс.
На другой день рано утром в нашу уборную пришло несколько незнакомых мне людей; они принесли большой деревянный ящик. Одна стенка его была решетчатая. Это оказалось дверцей.
Ящик поставили на пол, открыли дверцу, и служащий стал меня с криком загонять в клетку. Я не шла. Он поставил туда миску с очень вкусным обедом. Как можно было устоять перед этим чудесным запахом?
И я не устояла: вошла на приманку… Дверка за мною захлопнулась, клетка была поднята и отнесена в конюшню.
Сколько тут новых лиц промелькнуло перед моими глазами: конюхи с граблями в руках суетливо бегали взад и вперед; вокруг раздавалось ржание лошадей, мычанье быков, рев верблюдов; до меня долетали какие-то непонятные слова… Все это меня очень волновало, и поэтому новоселье мне не пришлось по вкусу.
Немного погодя, пришел мой учитель; он отворил дверцу моей клетки и ласково позвал меня. Я побежала на его зов и выскочила из клетки; он стоял, растопырив ноги и нагнувшись несколько вперед; в руках у него были куски мяса.
Я потянулась за его рукой и просунула морду между его ног; но он быстро переложил мясо в другую руку и описал ею полукруг.
Мясо неотступно влекло меня, и я потянулась вперед. Пройдя ноги, я получила награду.
Так скоро я научилась «проходить ворота».
Но все это было пустяком сравнительно с тем, что ожидало меня впереди.
Раз как-то хозяин, выпустив меня из клетки, стал манить куском хлеба по направлению к выходу на самую арену цирка. Я пошла за ним, но меня сразу поразила происшедшая здесь перемена.
В тот вечер, когда меня принесли в цирк, здесь все было так великолепно; музыка гремела, огни сияли; по бокам зала сидела публика, которая весело смеялась и хлопала в ладоши; все люди на арене были в блестящих одеждах, а теперь все было иначе. И я не понимала, почему это так изменилось.
Бархат, украшавший барьер и ложи, был снят; арена не была уже посыпана опилками трех цветов, а вместо нарядных людей, хлопавших в ладоши за барьером, в местах сидели в, своих обычных одеждах артисты.
Некоторые из них, сняв сапоги и пиджаки, суетились на арене, прыгали, кувыркались.
Я бросилась к выходу, но там меня встретил служащий и грубо выгнал на середину, где стоял мой хозяин.
Робко прижалась я к учителю и вдруг с ужасом увидела, что он, единственный человек, которого я любила, стал отталкивать меня от себя и пугать длинным бичем, называемым шамбарьером.
Я поняла, что должна бегать вокруг барьера, в то время, как хозяин подгонял меня, держа все время перед моими глазами шамбарьер. С другой стороны стоял мой недруг — служитель.
Для меня стало ясно, что я должна бегать до тех пор, пока вижу перед собой кончик шамбарьера. Когда же он опускался на землю, я должна была подойти к хозяину, от которого получала награду.
Потом принесли небольшую доску, которую поставили на землю ребром так, что один конец ее упирался в барьер, а другой служащий держал в руках.
Снова в воздухе хлопнул шамбарьер, точно кто-то выстрелил, и я побежала вдоль барьера к доске, хотела обойти ее, но услышала опять, как хлопнул бич, и изменила свое намерение, перепрыгнув через доску.
Вместо доски потом начали ставить барьер все выше и выше.
Вот я подбежала к барьеру; сердце мое сжалось, я закрыла глаза, немного подобрала под себя задние ноги, сделала некоторое усилие, выпрямилась и перепрыгнула, но зацепилась брюхом за барьер и упала, зарываясь в землю пятачком.
В первый раз в жизни мне стало стыдно…
Собаки, сидящие на местах и лежащие на коленях у артистов, с насмешкой смотрели на меня.
Я сама, без противного хлопанья бичем, хотела повторить прыжок, но мой учитель, видимо, жалея меня, не позволил: ведь я была еще поросенком.
Теперь я вполне уяснила себе, что от меня требовалось.
Вскоре мои ноги окрепли, мускулы развились, и я сделалась отличным прыгуном. И в один из следующих дней учитель заставил меня становиться передними ногами на маленькую табуретку, приманив куском хлеба.
Как только я, дожевывая хлеб, тянулась к его руке за другим куском, он клал его к передним моим ногам. Я нагибалась и спешила съесть. Учитель поднимал правую руку с хлебом над моим пятачком, но так высоко, что я никак не могла достать ртом.
Как ясно я помню эти уроки.
Вот учитель левой рукой снова положил к ногам своим лакомый кусочек. Я опустила рыло и съела, все еще не понимая, чего он от меня хочет.
Проглотив вкусный хлеб, я подняла морду кверху и потянулась к правой руке учителя. Он не дал мне хлеб из поднятой правой, а дал из левой и тогда, когда я опустила голову.
Тут я начала догадываться, что, как только подниму и опущу голову, тотчас же получу награду. Учитель при этом всегда говорил:
— Кланяйся, кланяйся, чушка! С поклонами и в люди выйдешь! У нас, у людей, к несчастью, без поклонов ничего не добьешься!
Все кругом смеялись, я понимала, что учитель шутит, и желая поскорее набить поплотнее живот, все чаще и чаще поднимала и опускала свое рыло.
Так я научилась кланяться. Третий номер был готов.
А учитель, видя, что я наелась, сказал:
— Ну, чушка, на сегодня довольно: сытое брюхо к учению глухо.
С этими словами он передал меня в руки служителю.
Раз на арену принесли срезанную пополам большую бочку.
Я думала, что мне нужно перепрыгнуть через бочку, разбежалась и вскочила, было, на нее, но сейчас же спрыгнула на другую сторону. За это я не получила ничего… а вареное мясо в руках учителя так аппетитно пахло.
Хлопанье шамбарьера снова меня пригнало к бочке; я перепрыгнула, и опять мне не досталось никакой награды!
Так продолжалось довольно долго; наконец, учитель увидел, что я очень устала, тогда вместе со служащим взял меня за ошейник и поставил на бочку.
Тут я получила лакомый кусочек.
Так вот, что от меня требовалось; стоять на бочке!
Это сделалось моим любимым номером. И правда, что может быть приятнее для свиньи: ничего не делать, спокойно стоять на бочке и получать кусок за куском!
Что может быть приятнее для свиньи: ничего не делать и спокойно стоять на бочке.
Но вот мой учитель влез ко мне на бочку и занес правую ногу над моей спиной. Я испугалась, кинулась в сторону, сбила с ног учителя и, видя, что он упал, со всех ног бросилась в конюшню…
Я измучилась, сильно проголодалась и в изнеможении опустилась на пол моего ящика.
Так пролежала я часа два. Наконец, мне принесли ведро месива. Только-что я принялась за него, как мой хозяин быстрым прыжком вскочил ко мне на спину и крепко прижал ногами мои бока.
Я начала биться, но сбросить его была не в силах. Есть так хотелось, что я забыла все неприятности и принялась за еду.
Так повторялось изо дня в день, пока я не научилась возить на себе своего хозяина.
Этими науками закончилась первая часть моего воспитания. Я умела танцовать вальс, проходить ворота, прыгать через барьер, стоять на бочке, кланяться и даже ходить под верх.
III Я получаю высшее образование
Раз со мною случилось что-то из ряда вон выходящее. Утром ко мне пришел служащий, стал меня мыть, чистить, брызгать лесной водой. Никогда до сих пор не относился он ко мне с таким вниманием и заботливостью.