– Да-а-а, был человек птицей средневысокого полета, с престижной работой, элитной квартирой, с семьей, наконец! – Юля потрясла в воздухе свадебной фотографией. – А что теперь? Одинокий пенсионер, подрабатывающий ночным сторожем и сдающий комнату чужим людям…
– Мораль?
– Мораль проста: не надо слишком заноситься, – рассудила доморощенный философ Тихонова Ю. Ю. – Ты знала, что Гавросич прогнал свою единственную дочь, потому что она выбрала себе не того мужа?
– Да, помню, он что-то такое рассказывал, – ответила я, перебирая и рассматривая фотографии. – Говорил, к его дочке сам второй секретарь подкатывал, а она выбрала не солидного мужчину с положением, а какого-то клоуна.
– Стилягу, наверное, – ухмыльнулась Юля. – Тогда как раз стиляги были, а они так занятно одевались – просто цирк!
– Цирк, – повторила я.
И в голове вдруг что-то щелкнуло.
– Цирк!
– Что – цирк?
Я могла бы ответить развернуто, но еще не была уверена в правильности своей внезапной догадки. А проверить ее захотелось отчаянно!
– Мы с тобой идем в цирк, – объявила я подружке. – Так, который час?
Подслушивавшая Варвара-отшельница услужливо прохрипела ответ.
– Отлично, как раз успеваем на шестнадцатичасовое представление! – Я отобрала из чемоданной коллекции несколько фотографий и унесла их в нашу комнату, чтобы положить в свою сумку.
– Но мы же совсем недавно уже были в цирке! – напомнила Юля.
– Вот именно! – веско сказала я и скоренько переоделась поприличнее.
Повезло, что Юля уже была принаряжена и накрашена. Парадный экстерьер требовал выгула хоть куда-нибудь, так что на цирк подружка согласилась без долгих уговоров.
Чемодан мы не заперли, но закрыли и отбуксировали в сторонку, чтобы Гавросич спросонья не рухнул в него по пути в уборную.
– Хотя это был бы весьма символичный финал – старик на куче хлама, так сказать, человеческая руина на осколках собственной жизни, прах, как говорится, к праху, пепел к пеплу, – философствовала Юлия Юрьевна, транспортируя упомянутую кучу хлама в тихий угол.
– Нет, – сказала я твердо. – Такой финал мне не нравится. Я надеюсь на хеппи-энд!
«Обоснованно надеешься», – подбодрил меня внутренний голос.
У моей подружки на зависть легкий характер.
На подходе к цирку Юля разулыбалась и начала подпрыгивать в такт доносящейся из динамиков музыки. Ей не хватало связки воздушных шаров в одной руке и леденца на палочке в другой, чтобы вполне соответствовать образу счастливой девочки, дождавшейся давно обещанного праздника.
Я испортила подружке удовольствие, проведя ее мимо парадного входа.
– Эй! Цирк там! – возмутилась Юля, резонно (я не раз давала повод) предположив, что Полина Павлова – рассеянная слепая тетеря.
– У всех там, а у нас не там, – ответила я, в обход выпуклого бока здания шагая к неприметной двери служебного входа.
У настежь распахнутой двери картинно курила морщинистая бабушка лет трехсот. На долгожительнице, пренебрегающей предупреждениями Минздрава, были тугие розовые лосины и крупной вязки серебристый свитер до середины бедер. Разворот плеч и посадка головы у старой дамы были такие, словно минимум двести лет из своих трехсот она скоротала за исполнением главной партии «Лебединого озера».
– Это кто? – почтительным шепотом спросила меня притихшая Юля.
– Кто надо, – шепнула я в ответ.
Ясно было, что бабушка из местных и в цирке давно, так что всех тут знает как облупленных. Даже черепаху Клотильду, которой мы всем городом в прошлом году справили двухсотлетний юбилей. Она небось даже любимца публики слона Петрушу еще малышом на ручках качала!
Страшно захотелось сразу же спросить что-нибудь интимное про слона (он очень милый!), но я удержалась и начала с вежливого приветствия:
– Добрый день! Извините, пожалуйста, вы не могли бы нам помочь? Нам нужно найти двух молодых людей…
По лицу моей подруги было видно, что она обрадована тем, что мы с ней уже ищем, оказывается, новых кавалеров, но в то же время удивлена местом поисков.
– Всего двух? – Старая дама пыхнула дымом и басовито хохотнула. – Зачем же себя ограничивать? Чем больше молодых людей, тем дольше собственно молодость!
И она подмигнула оторопевшей Юле.
– Ценю вашу жизненную позицию, – сказала я немного желчно. – Но мы скромны в своих желаниях…
– За себя говори! – Юля отмерла и ткнула меня локтем в бок, продолжая восторженно взирать на бабулю.
– И нам сейчас нужны всего два молодых человека! – договорила я, повысив голос. – Я надеюсь, вы их знаете, они обычно вместе держатся, такая приметная пара: один очень высокий, другой очень маленький. Как Гулливер и лилипут!
– О! Наконец-то у Макса и Костика прогресс в личной жизни! – Старуха продемонстрировала в улыбке превосходные вставные зубы и оглядела нас с Юлей явно благосклонно.
Теперь уже я ткнула подружку локтем, чтобы она не вздумала некстати возмутиться тем, что ей приписали то ли Гулливера, то ли вообще лилипута, и торопливо подтвердила:
– Да, да, Максим и Константин! Где мы можем их найти?
– За кулисами, – старуха посторонилась и демонстративно отвернулась в сторону, пробормотав еще: – Кто я такая, чтобы стоять на пути любви…
Я поняла, что царственная бабушка высочайше даровала нам разрешение воспользоваться служебным входом, и подтолкнула подружку к двери. Та зашептала, что не желает вот так сразу вступать на путь любви неизвестно к кому, но я продавила ее внутрь и толкала до тех пор, пока мы не уперлись в коридор из проволочной сетки. По нему, не удостоив нас с Юлей даже взглядом, мягкой рысью пробежали три тигра.
– Ой! Т-только после вас, – любезно сказала им Юля и основательно уперлась.
Я заверила ее, что с тиграми наши жизненные пути в цирковом закулисье не пересекутся, и мы пошли искать Максима и Константина.
Парень в брезентовом комбинезоне и с ведром комбикорма свободной рукой указал нам нужный коридорчик, девушка в банном халате и диадеме проводила к двери с табличкой «Техническая дирекция».
– Можно? – громко спросила я, постучав в филенку согнутым пальцем.
И толкнула дверь.
И зловеще молвила:
– Ага!
Гулливер, лилипут и обыкновенная девушка пили чай с баранками.
От моего «Ага!» лилипут уронил баранку в чашку, а Гулливер, едва успевший закусить сухое колечко, так и замер с ним во рту, приобретя большое сходство с озадаченным быком.
– Попались! – сказала еще я и шагнула через порог.
Юля без приглашений и понуканий вошла за мной и сама сообразила закрыть дверь.
– В чем дело, вы кто? – поставив чашку, спросила девушка, составляющая компанию Гулливеру и лилипуту.
– А вы кто? – спросила я.
– А я бригадир осветителей, и я не потерплю присутствия в служебном помещении посторонних! – Девушка заговорила командным голосом, который кого-то очень напоминал…
– Вы Лея! – торжествующе вскричала я.
– Лена! – возмущенно поправила она.
– Ага, понимаю, не хочется зваться Лейкой, как садовый инвентарь, – кивнула я, улыбаясь. – Я сама такая: по паспорту Паулина, но представляюсь просто Полиной, чтобы Павлином не обзывали. Итак, вы Лея, да?
– Прокололись? – горько укорила Лея-Лена сотрапезников.
– Да это не мы! – загорячился лилипут.
– Это не они, я сама догадалась, – я подошла ближе и достала из сумки фотографии, извлеченные из дедова чемодана. – По этим фотографиям сообразила: они все обрезанные, на каждом снимке одного человека не хватает. Тут ваша мама была, да?
– Ну, предположим. И что?
– А то, что это все объясняет, – я бесцеремонно подсела к столу. – Вы – внучка Гавриила Иосифовича. С дедом вы не общаетесь, потому что много лет назад он отказался от дочери, которая предпочла второму секретарю райкома циркового клоуна.
– Так это был настоящий клоун?! – удивилась Юля.
Я обернулась, помахала ей, приглашая присоединиться к нашей условно теплой компании, и продолжила, смягчив тон:
– Простите, Лена, а ваши родители живы?
– Мама – да, а папа давно умер.
– Сочувствую вам, – мне и вправду было жаль. – Наверное, вам очень хотелось иметь фотографии юной мамы?
– Мне еще больше хотелось, чтобы их не имел старый гад! – разозлилась девушка.
– Понятно. И вы попросили своих друзей-товарищей выкрасть эти фотографии… Кстати, а почему именно их – с такой-то приметной внешностью?
– Потому что мы ловкие! – напыжился лилипут. – Мы, между прочим, были знаменитыми артистами цирка – братья-акробаты Звездинские!
– А ключи от квартиры Гавросича у вас откуда? – спросила Юля.
– А не было у нас ключей, – признался лилипут. – У нас отмычки были! Говорю же, мы ловкие!
– А ключи от квартиры Гавросича у вас откуда? – спросила Юля.
– А не было у нас ключей, – признался лилипут. – У нас отмычки были! Говорю же, мы ловкие!
– Видать, с кривой дорожки начался творческий путь цирковой звезды, – съязвила Юля.
Лилипут засопел.
– Вы ничего не докажете, – заявила Лена-Лея. – Никаких отмычек не было, и фотографии никто не крал. А обрезать их мог и сам старый гад – еще сто лет назад, когда маму мою из дома выгнал!
– Э-э-э нет, срез на снимках свеженький, тут только недавно ножницами поработали, я потому и догадалась, – сказала я и встала. – Ну, что ж, позвольте откланяться!
– Что, мы просто так уйдем?! – шокировалась Юля.
– А что нам, за решетку их налаживать? – усмехнулась я. – Можно, конечно, попробовать, но зачем? Кому от этого лучше будет? Уж точно не одинокому больному старику, у которого никого на свете не осталось, кроме дочки и внучки, да и те не хотят его выслушать, понять и простить. А он, между прочим, внучку любит, гордится ею, в чужих девушках ее черты угадывает…
– Что за бред?! – выкрикнула мне в спину Лея.
Я обернулась.
– Какой бред, Лена? Гавриил Иосифович нам с Юлей сто раз говорил, что мы похожи на его внучку. Я еще удивлялась, как это мы обе можем быть на нее похожи, если такие разные? А теперь сама посмотри: рост и фигура у тебя, как у меня, а глаза голубые, как у Юли, и коса такая же русая!
Лея-Лена молчала.
В наступившей тишине я вышла из комнаты и услышала, как замешкавшаяся Юля морально добивает девчонку очевидным:
– Дедушка знает, как ты выглядишь, значит, видит тебя, он следит за твоей жизнью! Возможно, и помогает! Кстати, он очень скромно живет на доходы от сдачи комнаты, а пенсию и зарплату свою каждый месяц кому-то переводит, ты случайно не знаешь – кому?
И Юля тоже вышла, аккуратно, без стука, прикрыв за собой дверь.
Посмотрела на меня большими влажными глазами.
Я молча показала ей большой палец.
– Что могли, то сделали, – кивнула подружка.
– Все будет хорошо, – сказала я. – А пошли представление смотреть из-за кулис?
И мы пошли. Тигров, к сожалению, пропустили, но на слона Петрушу как раз успели!
Было пасмурно, но не холодно. Облака окутали мир сине-розовой ватой. Уличные фонари только-только разгорались и светили оранжевым. Мы с подружкой сидели на лавочке имени незабвенной бабы Веры и решали, как будем действовать, если Гавросич помирится с дочкой и внучкой.
– Они же тогда вместе жить станут, значит, придется нам отсюда съехать, – спокойно, как об уже давно решенном, сказала Юля. – Надо подыскать другую комнату.
– Может, целую квартиру снимем? – предложила я. – Дороговато, конечно, но мы что-нибудь придумаем.
– Можем работы мои продавать, – предложила подружка. – Я буду рисовать, а ты займешься продвижением. У тебя получится, ты умная и сообразительная, смотри, как раскрутила историю с чемоданом!
Я всерьез задумалась над этим предложением и не успела ответить.
– Что там у вас с чемоданами? Вы съезжаете с квартиры? – спросил знакомый голос за спиной.
– Я могу приютить бездомных девушек у себя! – сказал другой знакомый голос, и лавочка заскрипела под весом опустившегося на нее Эдика.
Он же Антон Собакин, он же Бульдог и Боксер, редактор отдела криминальной хроники.
– Ты, кажется, у нашего дедушки на балконе живешь! – напомнила Юля и хлопнула по руке, нахально обвившейся вокруг ее талии.
– Это было мое прикрытие, – хмыкнул Эдик-Антон, игнорируя хлопок. – Вообще-то у меня собственная двухкомнатная квартира имеется.
– И у меня тоже двухкомнатная, – сообщил Алекс, присаживаясь рядом со мной.
По моей талии вкрадчиво, осторожным удавчиком, поползла мужская рука.
Я сложила ладошку мухобойкой, чтобы звонким ударом пресечь это наглое поползновение, но неслышный миру голос в моей голове упреждающе рявкнул:
«Нельзя быть такой идиоткой!!!» – и я раздумала отбиваться.
Счастье в личной жизни – оно такое хрупкое. Как люстра из стеклянных пузырьков на лесках!
Не будем делать резких движений.