– Все-все? – Я против воли заинтересовалась.
Вот это бабушка, вот это божий одуванчик! Мышка-наружка!
– Да! Помнишь, когда мы впервые увидели Эдика?
– Когда Чучундру хоронить собирались.
– Ага, а на лестничной площадке как раз лежал парень в черном! – Юля зашелестела страницами. – Оказывается, баба Вера его не один раз возле дома видела.
Я напряглась и вспомнила лежачего парня в черном:
– Точно, это и был маньяк! Вчера он, кстати, снова во всем черном явился, включая бейсболку! Видимо, в тот день, когда мы имели неудовольствие лицезреть его в горизонтальной проекции, он заявился к нам впервые, но дальше лестничной площадки не прошел. Поскользнулся на масляной луже, упал и отключился! Интересно, кто там масло разлил?
– Интересно, откуда маньяк наш адрес узнал!
– Ну, это как раз очевидно, – я сердито посопела. – Ты же накануне бегала на свиданку к какому-то подозрительному Леонарду из Интернета, что ему стоило за тобой проследить?
– Думаешь, тот Леонард и был этим маньяком? – Юля тоже посопела (виновато), но быстро взбодрилась: – Ну вот! Теперь ты понимаешь, что Эдик вне подозрений, он не маньяк, маньяк не он!
Юля так горячо защищала нового друга, что мне стало нехорошо от понимая того, какую боль я ей сейчас причиню.
– Юльк, да я вовсе не об этом, – вздохнула я. – Я же не говорю, что Эд маньяк. Я говорю, что он не Эд!
– Как это?
– А так, – я требовательно посмотрела на предмет беседы. – Все, колись, как зовут тебя, акула пера?
– Черт! Черт, черт, черт! – Эд подергал себя за вихры.
– Черт – это в лучшем случае прозвище, – усмехнулась я. – Псевдоним, как Бульдог, он же Боксер! Давай настоящее имя.
Эд, который не Эд, достал из кармана книжечку удостоверения.
Я развернула ее, положив поверх похожих красных «корочек» следователя.
– Антон Собакин, – прочитала я вслух. – Ага, теперь понятно, почему Бульдог и Боксер… Редактор отдела криминальной хроники…
– Погодите, какой еще Собакин? – Юля скривилась, едва не плача. – Ты правда Собакин? Но это же ужасная фамилия, просто кошмарно звучит: Юлия Юрьевна Собакина…
– Ох, не о том ты думаешь, подруга! – вздохнула я. – Забудь про смену фамилии, до тебя еще не дошло? Этот господин увивался за тобой не потому, что ты запала ему в душу, а чтобы выполнить редакционное задание! Он за сенсацией гонялся! Узнал о маньяке, выяснил, кто может стать его следующей жертвой… А почему бы ему это не выяснить, он же редактор отдела криминальной хроники, значит, получает информацию от полиции… Кстати! – Я вспомнила: – Мне же звонил с настоятельным предложением встретиться некий Федор Федорович Федорович из полиции! Это тоже ты был?
– Ну, я как раз вышел с пресс-брифинга в ГУВД, считай, из полиции, – пробормотал обманщик.
– Юль, ты поняла? – Я посмотрела на подругу и отвела взгляд.
Юля выглядела потерянной и несчастной, как ребенок, у которого обманом отняли конфету.
«Обычно дети, у которых отнимают конфеты, очень громко орут, так что будь готова к шуму», – предупредил меня внутренний голос.
– Под маской друга был журналюга? – пролепетала подружка.
– Хорошая рифма, – похвалила я, просто чтобы ее подбодрить. – А вы, господин следователь, знали, что рядом с нами под маской друга прячется акула пера?
Алекс отвел глаза.
– Знал? Он не просто знал, он меня шантажом и угрозами заставил написать заметку, которая должна была привлечь манька! – объявил лже-Эд. – И привлекла!
– Скотина, – с чувством сказал ему Ромашкин.
– Сам скотина!
– А вот и не подеретесь, – с издевкой сказала я.
Следователь покраснел:
– Полина, ты все неправильно поняла. Конечно, есть работа, но есть и личное, а в данном случае…
– Юля, мы хотим это слушать? – обратилась я к подружке, лицо которой наливалось багрянцем, как скороспелый помидор.
«Сейчас обманутое дитя заорет как резаное», – догадался мой внутренний голос.
– Нет! – рявкнула Юля, оправдывая ожидания. – Лично я ничего больше не желаю слушать! Я хочу вышвырнуть отсюда этих мерзких, подлых, коварных…
– Козлов! – подсказала я, как никогда ранее разделяя чувства и чаяния подруги.
– А мы не уйдем, пока не объяснимся! – взвился Эд.
– Мы не уйдем! – подтвердил Алекс.
«О, смотрите-ка, у козлов тоже солидарность», – съязвил мой внутренний голос.
– Вы не уйдете, вы побежите, – пообещала я. – Потому что есть, как вы говорите, личное, а есть работа, долг службы, и куда ж тому личному супротив него…
И с этими словами я широким жестом с двух рук синхронно запулила в открытое окно два служебных удостоверения.
– Ты что творишь! – ужаснулся следователь Ромашкин, подскочив как ужаленный.
– Вот мы вернемся и тогда поговорим! – пригрозил Эдик уже из прихожей.
Как я и думала, оба лжекавалера побежали за своими служебными документами.
– Ха-ха, вернутся они! – мрачно хмыкнула Юля и закрыла дверь на замок и цепочку.
А потом еще придвинула к ней обувницу, села на нее и похлопала рядом с собой ладошкой, приглашая и меня занять место на баррикаде.
Я послушно присела и прислушалась.
По ступенькам лестницы затопали ноги.
– Идут, вражьи морды! – сказала Юля и, подняв руку, одним движением оборвала со стены коробочку электрического звонка.
– Правильно, побережем сон Гавросича, – кивнула я.
И выдернула из двери ключ, чтобы адресно сообщить в замочную скважину:
– Не смейте шуметь, негодяи, старенький дедушка только что спать лег!
– Единственный настоящий мужик в нашей жизни – Гавросич! – с надрывом изрекла Юля, отпихнув меня от скважины. – Вам не чета, коварные гады!
За дверью несогласно забубнили, но я, подвинув подругу, веско сказала в коммуникационную скважину:
– Все, хватит! Баста, карапузики! Сеанс общения закончен, идите куда подальше!
– В Саратов, в глушь, в деревню! – уточнила адрес, заимствовав его у русского классика, начитанная Юля.
За дверью стало тихо. Не думаю, что посланные карапузики сверялись с навигатором, уточняя расположение Саратова.
Я сунулась посмотреть в замочную скважину и тут же отшатнулась, потому что в глаз мне мощно дунули.
– Ладно, мы уходим, но это временное отступление! – вместе с ветром влетел в прихожую голос Алекса. – К вечеру ваш дед проснется, и тогда мы пошумим!
– Короче, ждите нас к ужину! – добавил Эдик.
И кто-то там легкомысленно засвистел, а потом шаги протопали вниз.
– Вот же наглые морды! – не без уважения молвила Юля. – К ужину их ждите, а? Странно, что меню не заказали!
– Предлагаю сварить пельмени! – кровожадно ухмыльнулась я. – Кастрюлю побольше поставим, пятилитровую, чтобы на всех хватило!
– Во-о-от, вижу, опыт – лучший учитель! – развеселилась Юля. – Теперь ты умеешь принять незваных гостей!
Мы похихикали, планируя, как будем отражать вечернее вторжение наглых морд, но нездоровое веселье быстро сошло на нет и сменилось унынием.
– Ну, почему мы с тобой, Полька, такие невезучие? – шмыгнув носом, риторически вопросила подружка.
– Потому что нельзя быть такими идиотками! – ответила я вечной истиной.
Юля, однако, в репликах в поддержку не нуждалась, у нее наметился драматический монолог:
– Вот вроде и красивые, и умные, и порядочные, и добрые, а все без мужиков и без мужиков! – на низкой ноте тоскливого коровьего рева загудела подружка. – И почему так происходит, и когда это кончится?!
– В самом деле, когда это кончится? – раздраженно поинтересовался из своей комнаты Гавросич. – Вы чего там гундите, дедушке спать не даете?
– Де-е-едушка!
Юля, почуяв благодарного слушателя, ринулась к старцу – чуть дверь ему не снесла.
– Гавриил Иосифович, у нас с Полей горе, наши кавалеры оказались не кавалерами!
– А кем? Дамами, что ли? – удивился дед.
Мы с Юлей переглянулись.
– Нет, ну, не так все плохо, – сбавила обороты подружка. – Они, конечно, не дамы, просто не настоящие мужики. В смысле, не по-мужски они с нами поступили.
– Честь девичью порушили?! – Гавросич сел в постели.
– Не, не порушили, – с сожалением сказала Юля и вздохнула.
– Тогда вон отсель, дайте выспаться, потом с вашими бедами разберемся, – дед опять зарылся в подушки.
– А они, наверное, шуметь будут, – накляузничала я. – Обещали вернуться. Стучать будут, звонить…
– Не, звонить не будут, – Юля покосилась на оборванный звонок. – Может, дверь ломать станут…
– Я им сломаю, – Гавросич зевнул и, свесив с кровати одну руку, лунатически помахал ею над полом. – Подоприте дверь чем-нибудь тяжелым, хотя бы вот чемоданом моим, на пару часов этого хватит, а там я проснусь и …
Он скомкал фразу, переведя ее в бессодержательный, но агрессивный храп.
Он скомкал фразу, переведя ее в бессодержательный, но агрессивный храп.
– Дожились, у деда склероз начался! – шепотом закручинилась Юля. – Где тот чемодан, давно уже нет его, а он позабыл!
А я все-таки заглянула под кровать, да так и застыла в позе челобитчика, увидев невероятное:
– Юлька! Он вернулся!
– Кто? Карлсон? – горько съязвила подруга.
– Чемодан!
Бух! Подружка рухнула на четвереньки бок о бок со мной.
– Может, это другой чемодан? Новый?
– С металлическими углами?
В четыре руки мы тихо, стараясь не разбудить храпящего Гавросича, добыли пресловутый чемодан из-под кровати. Для этого мне пришлось вползти под провисшую сетку на пузе и толкать чемоданище с одной стороны, пока Юля тянула его с другой.
Пыхтя и сопя, мы выволокли добычу в коридор, плотно закрыли дверь к Гавросичу и устало опустились на ту же обувницу.
Несомненно, это был тот самый старый чемодан, который некоторое время назад незаметно пропал, а теперь вот так же незаметно появился снова!
– Никогда не слышала ни о чем подобном, – призналась Юля. – Может, это у нас чемодан-невидимка? Или чемодан, разом существующий в двух параллельных мирах, куда он поочередно выпадает?
– Отличные фантастические версии, – желчно похвалила я. – Даже наш знакомый журналист из «желтой» прессы не придумал бы лучше!
Юле упоминание кавалера, который вовсе не кавалер, моментально испортило настроение, и она ответила грубо:
– Не нравятся мои сказки – придумай свою! А? Что? Слабо?
– Знаешь, есть у меня одна версия, – призналась я. – Действительно, несколько сказочная… С Гулливером и лилипутом… Хотя я была уверена, что они мне примерещились…
– Что за Гулливер, что за лилипуты? – оживилась подружка. – Давай рассказывай!
И я рассказала ей, как, сидя в луже и в шоке, краешком сознания отследила приход и уход разнокалиберной пары:
– Темно было, да и соображала я плохо, но вроде после того, как маньяк улетел в окно, и перед тем, как в дверь вломились вы с Эдом, появлялись еще какие-то двое – высокий и низкий…
– Так, стой, дай подумать, – Юля взлохматила челку. – Мы с Эдом открыли дверь ключом. А ты, говоришь, ее вовсе не запирала. А кто же запер?
– Маньяк, – уверенно предположила я. – Еще бы он ее не запер! Ему свидетели не нужны были.
– Тогда версия с визитом Гулливера и лилипута ломается, – возразила Юля. – Если только у них не было своего ключа!
– Или отмычек!
– Точно! Твой Ромашкин говорил, что замок открывали отмычками!
– Ромашкин не мой, – проворчала я. – Но с отмычками сходится: чемодан как раз тогда и пропал.
– Все, я больше не могу, – Юля встала. – Надо узнать, что в этом чемодане, иначе я умру от любопытства.
– Так нет же от него ключей, – напомнила я. – А мы с тобой не обучены искусству взлома.
– Поля! Что делает Магомет, если к нему не идет гора?
– Не знаю, – сказала я ехидно. – У меня нет ни одного знакомого Магомета. А у тебя?
Подружка порозовела.
– Вообще-то есть один, но я знакомилась с ним в Интернете под твоим именем.
– Вот! – Я щелкнула пальцами, ибо меня осенило. – Вот почему маньяк приперся ко мне! Потому что на телевидении ты тоже назвалась моим именем!
– Имя именем, а в программе снималась я, а не ты, так что маньяк видел, какая именно девушка ему нужна! – отбрила подружка и выпятила грудь, перекинув на нее косу.
Подчеркнула, так сказать, очевидную разницу в натуре девушек.
– А он подумал, что его нарочно запутывают, – медленно проговорила я, вспоминая, что об этом говорил сам маньяк. – Он решил, что его специально выставляют дураком! Таким, знаешь, идиотом, который сам не знает, что ему нужно, и не способен выследить свою жертву! Смотри, маньяк убил бабу Веру, и «желтая» пресса превратила его в посмешище. Конечно, его это задело, и, чтобы поправить репутацию и доказать, что он умнее всех, маньяк решил добраться до самой настоящей и правильной Полины Павловой! То есть до меня!
– А как же он узнал, что Полина Павлова – это ты, а не я?
Я еще немного подумала и вспомнила:
– А мальчик-рассыльный, который заказанные тобой тряпки привез, орал на весь двор: «Полина Павлова! Полина Павлова!» – я и откликнулась! А маньяк уже был где-то поблизости – и услышал!
– Логично, – неохотно признала подружка.
– Если ты еще хотя бы раз назовешься моим именем, я убью тебя сама, без всякого маньяка! – пообещала я. – Видишь, к чему привели твои безответственные игры?
– Да уж, нельзя быть такой идиоткой, – повинилась Юля, и я с трудом удержалась от аплодисментов: ну, наконец-то дошло! – Ладно, с маньяком все понятно, теперь давай с чемоданом разберемся. Итак, нам срочно нужен ключ…
– Нам срочно нужен слесарь, – поправила я.
– Я сейчас! – Юля рывком отодвинула от двери обувницу и убежала.
Баба Катя сидела на лавочке, рассеянно отмахиваясь от одинокого осеннего комара двумя гвоздичками. До сих пор баба Катя на этой лавочке не сиживала – ее собственный пост был у соседнего высотного дома.
– Ой, Вера, Вера, – негромко причитала баба Катя. – Что же теперь будет, а, Вера? Как же все тут, Вера, без тебя?
Подружками старушки не были, но общее хобби, возведенное в статус миссии, не могло их не сблизить. Периодически встречаясь в магазине, бабушки делились друг с другом наблюдениями и умозаключениями, сходясь в главном – в низкой оценке морального облика соседей и современного общества в целом.
– Кто ж теперь, Вера, если не ты? – кручинилась баба Катя.
Но даже подернутые слезой глаза ее привычно подмечали признаки торжествующей в социуме безнравственности.
При бабе Вере к подъезду не мог подобраться ни один расклейщик рекламных листков, а теперь прямо на двери трепетало бумажной бахромой непристойное объявление, предлагающее желающим вызвать «Мужа на час».
– Тьфу, паскудство какое!
Баба Катя плюнула и, придерживая рукой поясницу, поднялась с лавочки, чтобы оборвать гадкий листок, но ее опередили.
Из подъезда, звонко шлепая задниками тапок по крепким розовым пяткам, выскочила румяная дородная деваха в коротком халатике.
– Где оно? А, вот! – Даже не поздоровавшись с бабушкой, невоспитанная девка сдернула с двери неприличное объявление и, прижав его к пышной груди, умелась назад, в подъезд.
– Тьфу ты! Развратница! – запоздало высказалась баба Катя. – И, подняв глаза к серому небу, запричитала: – Ну, ты видела, Вер? Мгновенно распустились!
– Я это объявление еще вчера приметила, но при Эдике телефончик оторвать постеснялась, – тараторила взбодрившаяся Юля, поджаривая локоны плойкой.
Предстоящий визит «мужа на час» вернул ей природную жизнерадостность. Прихорашиваясь, подружка сожалела лишь о том, что к объявлению не прилагалась фотография.
– Ты слишком буквально все понимаешь, – скептически заметила я. – «Муж на час» – это просто рукастый дядя с молотком и отверткой.
– Рукастый, ногастый, да мало ли какой еще! – хихикнула подружка и нарисовала себе красной помадой манящие уста.
В дверь постучали, Юля открыла и упавшим голосом молвила:
– Здрасте, вы к нам?
Чувствовалось, что ей хочется услышать отрицательный ответ.
Расправленные было плечи подружки опустились, и я смогла увидеть лицо гостя.
«Рукастый, ногастый!» – фыркнул мой внутренний голос. – Ушастый он!»
Мастер по вызову оказался далеко не красавцем, чему я лично только порадовалась, потому что Юля срочно отменила свои матримониальные планы, и общение с рукасто-ушастым мужем ограничилось скоростным решением делового вопроса. Чемодан он нам открыл, а ничего другого мы от него уже и не хотели.
Выпроводив мастера, мы притащили в коридор диванные подушки, удобно разместились вокруг распахнутого чемодана и приступили к раскопкам.
Если бы меня попросили определить характер содержимого чемодана в двух словах, я сказала бы, что это мемориальная макулатура – бумаги, не имеющие материальной ценности, но дорогие, как память о былых временах, событиях и людях.
В чемодане хранились детские рисунки, почетные грамоты, благодарности, пожелтевшие фотографии, проявленные пленки и диафильмы в пластмассовых коробочках, удостоверения и пропуска, почтовые открытки и письма в аккуратно вскрытых конвертах с марками, копеечная стоимость которых выдавала эпоху вернее, чем почтовый штемпель.
– Махровый совок, – уверенно определила исторический период дипломированная специалистка по предметам искусства Юлия Юрьевна. – Эпоха расцвета социализма вообще и жизни Гавросича в частности. Хм, а ты знала, что он работал в крайкоме партии?
– Догадывалась, – кивнула я. – Дом-то элитный был, чтобы в таком доме квартиру получить, нужно было быть важной шишкой. Да и видно, что Гавросич только играет роль простецкого старичка, командирские замашки все равно проявляются.