Позвал отрядного ведуна, он ее осмотрел, подтвердил – да, это через колдовство. И говорит так:
– Ты, Барсук, постарайся выбить ей эту дурь из головы. Хорошо, если бы она у нас тут навсегда осталась. Сам ни о чем не напоминай, если она вспомнит – разговор на другое своди. И, между нами говоря, как только она немного в себя придет, расстарайся – сделай ей ребеночка. Тогда она точно никуда не денется.
Я даже крякнул. Конечно, невесты у меня пока нет, глаза мне за этого ребеночка никто не выцарапает, но уж больно диковинный способ.
– Нет, – говорю, – не получится. Она меня не подпустит.
– Подпустит, – возражает ведун. – Она уже с мужем жила, ей без этого дела нельзя. А если не хочешь ребеночка – вызнай, как ее зовут, я сделаю привязку на имя.
И намучался же я, вызнавая имя! Врал, как последняя скотина. Ведун вроде бы не может лечить, пока имени не знает. И в поселок незьзя привозить человека без имени – духи предков обидятся. И еще чего-то нагородил. Наконец сказала – звать ее Сигрид.
Ведун тут же чего надо наговорил и получилась хорошая привязка, девка об удавке не заговаривает, никуда не бежит, выходит – сработало.
Мы вернулись в поселок и взялись за хозяйство. Война, хоть и маленькая, немало урону нам нанесла. И опять с Лосем суматоха и околесица! У него в доме одежды теплой – на три таких поселка хватит, а уперся и не дает! А у нас многие без имущества из-за этой войны остались. Эти поганцы на длинных лодках немало добра все же увезли к себе за море. Мать меня чуть не убила – чем вы, говорит, там в отряде занимались, если позволили врагу мой большой котел и совсем новое корыто утащить?! И шубу свою очень жалела.
Сигрид вместе с ведунами лечить людей стала. У нас народ не хворый, но всякое случается. Вон с Лосем драка из-за тряпья случилась – так мы командиру наваляли в хвост и в гриву, что месяц потом кряхтел. В походе он, может, и годится командовать, а в мирное время на это старики есть.
Притащили Лося к ведунам, те его велят в баню нести, а Сигрид является, руки в бока, сердитая и говорит:
– У него ребра сломаны, ему пока о бане придется забыть.
Повздорила с ведунами. Те ей – ну и лечи сама, коли такая умная. Она не против, возилась с ним, пеленала по-своему, вылечила. И тут опять неувязка! Ну, не может Лось с добром своим расставаться! Если по-хорошему – он должен был бы за такое удачное лечение полушубок Сигрид подарить, или холста четыре свертка, или пару хороших шкур, или телку ей пригнать.
А он тащит ей сверху, из своего дома, решето гороха!
Старики позвали его к судебному дубу и говорят: парень, с тобой неладно. Сигрид длиннокосая и возле озера тебя с отрядом из большой беды выручила, и сейчас вот исцелила. А ты что творишь? Забирай свое поганое решето гороха, неси настоящий подарок!
– Не могу, – бурчит Лось, – мне все это самому нужно.
– А на кой? – разумно спрашивают старики. – Живешь ты один, ну, не один – так с мышами.
– Я жениться думаю, – заявляет вдруг он. – Не могу жену в нищий дом привезти!
Уперся – и все тут. Но у нас в поселке народ не совсем простой. Старики отступились для вида, а бабы взялись за дело. Стали докапываться, что за женитьба такая. И моя мать, разумеется, в первых рядах этой разведки!
Бабы приняли Сигрид длиннокосую, как родную. Поскольку у нее своего хозяйства не было, то одна, то другая хозяйка ей корзину с едой посылала или же к столу звала. Вот мать вручает мне корзину и велит отдать, а там – и вареный сыр, и кровяная колбаса, и сала кусок, и дырявые пироги. Это только у нас я видел – круглые пироги пекут, потом надевают на шесты и сушат на ветру. Хорошо с собой в поход брать.
Принес я Сигрид корзину.
– Ну, как там мать, отыскала невесту Лося? – спрашивает она.
– Темное дело, – отвечаю. – Ездил он, оказывается, чуть ли не три года назад свататься, ему отказали, девица другого хотела. Ну, посватался, ну, отказали, с кем не бывает! Он же не знал, что у нее другой на примете. Такие дела быстро забываются. Я видел жениха, которому за осень четыре невесты отказали, и что ты думаешь? Уже снег пал, когда он сговорился с пятой и женился. И живут просто замечательно. Ты его знаешь, это Медведик.
У нас часто крупных мальчишек Медведями называют, а когда они вырастают, нужно же как-то различать. Вот в поселке живут Большой Медведь, Медведь-горбун, Медведик и даже Гуляй-Медведь, этот очень поздно женился, уже под тридцать ему было.
– А что, Барсук, – спрашивает Сигрид, – больше ни к кому не сватался?
– Так он и туда, к той девке, оказывается, тайком ездил, только теперь это узналось.
Она задумалась.
– Слушай, – говорит, – может, его жадность – от порчи? Принеси мне хоть щепку от его дома, что на холме, я погляжу.
* * *– Много, – согласилась она. – Вот он сидит на этом добре и душу себе травит: я-де богатый, я-де и в это и в то ее наряжу, а она, дура, упирается!
– Дура и есть, – согласился я.
– Нет, не дура. Дурак Лось, что на добро свое столько надежд возложил. Ну так надо его от этой блажи избавить.
– А что, – спрашиваю, – есть способ?
– Есть, – говорит.
– Колдовской?
– Какой же еще!
Я вспомнил, каким он хорошим был командиром, и даже затосковал по тем временам.
– А что, есть ли у вашего командира огниво? – спросила Сигрид.
– Как не быть.
– Раздобудь-ка мне его.
* * *– Чтобы некуда твоему дураку было возвращаться, – сказала она. И нож, нацеленный в мое брюхо, не опустила.
– Там же добра сколько! – прямо взвыл я.
* * *Так что вот оно, командирское огниво. Всюду с собой таскаю. И когда начинается всякая лишняя суета насчет добычи – я его достаю, выкладываю и рассказываю, как Лосевый домина полыхал.
А Лось? Что Лось? Уцелел, конечно! Бегал, ругался, чуть не плакал, потом к ведуну жить пошел, потом вообще исчез. Ведун сказал – как перелетное озеро вернется, так и Лося ждать.
И что бы вы думали? С весной, как последний лед сошел, дороги просохли, побежали мы за добычей. То есть зимой, по снегу, соседи к нам за добычей были, а лето – наше время, тут уж мы к ним жалуем. Бежим, значит, привал делаем. Ночью – завыло в небе, загудело и – плюх! Озеро, стало быть, на прежнее место шлепнулось. Погуляло и домой вернулось.
А немного погодя, как вернулись мы с добычей, глядим: в устье ладьи входят. И хорошо идут, сразу видно – рулевой знает, где мели, и длинная, и наша. По бортам щиты вывешены, копья кое-где торчат, однако входят ладьи в устье открыто. Подошли поближе – ну, все ясно!
На передней, на носу, Лось стоит. А с ним – Сигрид длиннокосая. Как там моя бабка пела?
И ведь нарожала!