– Нет. Никогда. Похоже, Тамара, вам больше повезло, чем мне – целых два комплекта родителей – во сне и наяву. – Николай горько улыбнулся. – Я своих родителей не помню вообще. Вырос в детдоме.
Тамара сочувственно посмотрела на Николая.
– Ой, простите, я не знала.
– Да чего уж тут извиняться. – Николай аккуратно разлил остатки вина по бокалам.
– А насчет ваших снов… Может быть, это защитная реакция психики?
– Может, и так, – задумалась Тамара. – У нас с отцом очень мало общего, хоть я знаю, что он меня сильно любит. Но, как говорится, хочешь сохранить хорошие отношения с родителями – переезжай в отдельную квартиру.
– И как с такой красивой девушкой, как вы, у кого-нибудь могут быть сложные отношения? – Николай сделал девушке неуклюжий комплимент, и сам это понял. Тамара покраснела до корней волос. Заправила за ухо упавшую на глаза прядь и улыбнулась Копотю.
– Знаете, вы мне тоже нравитесь.
Воцарилось неловкое молчание. Николай взял конфету, начал разворачивать – обертка противно зашелестела – попробовал положить обратно и сконфузился. Тамара, чтобы подбодрить неуклюжего кавалера, нарочито громко развернула свою и ловким движением бросила сладость в рот. Оба рассмеялись.
– Я, наверное, ужасно беспардонна, но расскажите – как вы жили в детдоме?
– Вначале даже и не задумываешься. Сравнивать-то не с чем. С самого детства, сколько себя помнишь – один, и все вокруг такие же – одинокие подкидыши. У нас никого не навещали родители, не дарили подарки или там сладости. Наверное, нам было легче, чем детям в других детдомах, но я себя от этого лучше не чувствовал. И чем старше становился, тем острее ощущалась эта обделенность – вниманием, лаской, заботой, любовью. Я потом только по телевизору увидел, как смотрят детдомовцы в окна на пришедших навестить сына или дочку родителей. Можно только догадываться, насколько это мучительно и больно. Знать, что ты никому не нужен, и в то же время видеть, как твоего соседа целуют, гладят по голове.
– А я вот сегодня накричала на папу. Дурочка.
– Ничего, завтра помиритесь, – успокоил Николай.
Девушка зевнула и допила из бокала остатки вина. Бутылка была пуста. За окном, далеко над плоскими крышами домов, черная ночь начинала терять глубину, размываясь по краям неба до уныло-серого цвета.
– Вы, наверное, спать уже хотите – да и утро скоро. Три часа ночи. Сейчас я постелю.
– Николай, извините, вы очень хороший человек. И беседа сегодняшняя мне очень понравилась. Очень кстати вы появились со своим гостеприимством. Но… У меня сейчас столько проблем и такой бардак в голове, мне нужно некоторое время, чтобы со всем этим разобраться. Вы меня понимаете?
– Да, Тамара, без проблем. Я вам в соседней комнате постелю, а сам тут лягу. Приставать не буду, не бойтесь.
– Я и не боюсь, – честно ответила Тома.
Он отнес в спальню теплый плед и закрыл за девушкой дверь. Вздохнул и вытянулся в гостиной на диване. Раскладывать было лень, поэтому поудобнее устроил под головой пеструю диванную подушку и уставился в потолок. В тишине было слышно, как Тамара легла и, немного поворочавшись, вскоре затихла.
Николай закинул руки за голову и еще долго смотрел, как изредка пробегают по потолку полосы света от проезжающих машин. Уснул, когда за окном было почти светло.
* * *Анкудов сидел в машине у подъезда Копотя и нервно барабанил пальцами по двери. Вчера вечером он заметил, что парочка укатила в том направлении, где снимал квартиру друг, – и вместо того, чтобы отправиться спать, как решил раньше, не поленился прогуляться несколько кварталов и проверить свою догадку. Квартира находилась на втором этаже, но все, что выследил опер, – это свет в гостиной, который горел почти до рассвета. Выспаться ему не удалось – да особо и не хотелось. Из-за перевозбуждения нервной системы, литра выпитого с утра кофе или чудодейственных таблеток Копотя – Павел гадать не стал. А вот узнать, чем закончилась минувшая ночь для этой парочки, очень хотелось…
Павел достал из пачки последнюю сигарету и закурил. Вскоре дверь парадного отворилась – из подъезда вышла Тома, а за ней Копоть. Машина Анкудова стояла поодаль, у кустов, – и он не мог слышать, о чем они говорят.
– Спасибо за приятный вечер. Я очень ценю в мужчинах сдержанность и благородство – по нынешним временам это редкие качества. Простите… Вы ведь не обижаетесь на меня, правда?
Тамара положила руку ему на плечо и заглянула в глаза. Николай отрицательно покачал головой. В глубине души он, конечно, мечтал о другом исходе ее визита. Вино, легкая беседа, поцелуи, страсть, секс… Но что поделаешь – им не по 15, а Тамара Гандыбина – не из тех, кто вешается на шею первому встречному. Жаль, конечно.
Тамара достала из сумочки мобильник, включила его и позвонила отцу.
– Привет, папа. Все хорошо. Я сейчас в мастерскую, позже перезвоню. Пока.
Тома сочувственно посмотрела на Копотя, потирающего затекшую шею.
– До свидания, – сказала она Николаю и легко коснулась губами его щеки. Села в машину и уехала.
Копоть стоял и грустно провожал глазами удаляющийся автомобиль.
– Привет! Что такой печальный – всю ночь лимонами кормили, что ли?
– Здорово. Да уж, можно и так сказать. А говорят, что история не знает повторов. Тогда у тебя с Варей не вышло. Сегодня у меня с Томой.
При этих словах Копотя Павел заметно повеселел, сказал:
– Но ведь все было по-честному, друг? Следующая попытка – за мной.
– Давай, валяй. Удачи. – Копоть апатично махнул рукой. – Только не забудь, что сегодня вечером встречаемся с Фокусником. В Тулу поедем.
* * *Купив по дороге второй за последние сутки букет, Анкудов нервно прохаживался вдоль входа в здание, где находилась мастерская Тамары. В который раз он ругал себя, что не воспользовался случаем, когда она пригласила его посмотреть картины, не поцеловал. Кто знает – может, вся его жизнь повернулась бы иначе. Он не пошел бы в этот проклятый притон, его не сдал бы собственный подчиненный, не висело бы над ним «дело»… И вообще – может быть, в этот самый момент они бы с Тамарой снова плыли бок о бок в бассейне. Опер фантазировал бы и дальше – возможно, дошел бы до свадьбы и двоих прекрасных их с Томой детей, но тут из дверей с картиной в руках выпорхнул и сам предмет его мечтаний.
– Тамара, здравствуйте!
Павел подбежал к девушке и протянул букет. Она вежливо улыбнулась и кивнула головой – мол, руки заняты, подождите, пожалуйста. Сунула картину на заднее сиденье, туда же положила Пашкины розы.
– Спасибо большое, очень красивые цветы. Вы, наверное, поговорить хотели? Давайте в другой раз, хорошо? Я сейчас безумно спешу, – она захлопнула дверцу машины и снова исчезла в подъезде.
Анкудова словно из шланга ледяной водой окатили. Сбитый с толку и расстроенный, стоял он посреди тротуара и пялился на дверь, захлопнувшуюся за девушкой его мечты. Он, конечно, предполагал возможность и такого развития событий. Но чтобы Тома «отшила» его так – профессионально быстро, да еще и с этой дежурной улыбкой… Будто и не было того момента в мастерской, заигрываний в бассейне. Странный способ общения. Павел не любил выступать в роли покорной мышки в накрашенных коготках пусть даже и самой смазливой барышни. Ненавидел, когда им пытались помыкать, – и уходил при первых же признаках таких манипуляций. Наверное, поэтому и был до сих пор один. Да-а-а, видно, не разглядел он сразу, что это за птица. Нафантазировал себе тургеневскую барышню – ну и сам виноват.
Злой на себя – а заодно и на всех баб на свете, – Анкудов отправился к Копотю.
– Паша, стой! – почти у дома через дорогу перебегал сам Николай, махая ему рукой.
– Куда ты? Я же к тебе почти пришел.
– Выскочил на минуту за сигаретами.
Копоть оценивающе посмотрел на безрадостного опера и с сочувствием покачал головой.
– И тебе, друг, похоже, не подфартило. Ну да ничего. Знаешь, в такие моменты народная мудрость «Все бабы – дуры» кажется единственно правильной и неоспоримой, как «Капитал» Маркса. – Николай хохотнул и по-дружески хлопнул Пашу по плечу. – Ладно, к делу. Мне только что Ленька звонил. Пора приступать.
* * *Тамара стояла у машины и обдумывала последовательность своих действий. Перво-наперво – забросить быстренько картины в библиотеку. Перекусить, и что – домой? Мириться с отцом? Какая-то часть ее души все еще негодовала на отца, Тамара убеждала себя успокоиться, но глубокая обида на Гандыбина никак не затихала. «Ведь все-таки отец, нельзя на него дуться, как школьница, – говорила девушка самой себе. – Нужно постараться восстановить мир и при этом – категорически отказаться от свадьбы с Лаврецким. Папа должен понять, ведь на кону – будущее его дочери, единственной и любимой. Ее счастье и ее жизнь, наконец».
– Девушка, извините, что отвлекаю вас от мыслей… – Тамару неожиданно тронул за локоть молодой человек. Девушка вздрогнула – слишком уж тихо он подошел, – но придала лицу вежливое выражение.
Злой на себя – а заодно и на всех баб на свете, – Анкудов отправился к Копотю.
– Паша, стой! – почти у дома через дорогу перебегал сам Николай, махая ему рукой.
– Куда ты? Я же к тебе почти пришел.
– Выскочил на минуту за сигаретами.
Копоть оценивающе посмотрел на безрадостного опера и с сочувствием покачал головой.
– И тебе, друг, похоже, не подфартило. Ну да ничего. Знаешь, в такие моменты народная мудрость «Все бабы – дуры» кажется единственно правильной и неоспоримой, как «Капитал» Маркса. – Николай хохотнул и по-дружески хлопнул Пашу по плечу. – Ладно, к делу. Мне только что Ленька звонил. Пора приступать.
* * *Тамара стояла у машины и обдумывала последовательность своих действий. Перво-наперво – забросить быстренько картины в библиотеку. Перекусить, и что – домой? Мириться с отцом? Какая-то часть ее души все еще негодовала на отца, Тамара убеждала себя успокоиться, но глубокая обида на Гандыбина никак не затихала. «Ведь все-таки отец, нельзя на него дуться, как школьница, – говорила девушка самой себе. – Нужно постараться восстановить мир и при этом – категорически отказаться от свадьбы с Лаврецким. Папа должен понять, ведь на кону – будущее его дочери, единственной и любимой. Ее счастье и ее жизнь, наконец».
– Девушка, извините, что отвлекаю вас от мыслей… – Тамару неожиданно тронул за локоть молодой человек. Девушка вздрогнула – слишком уж тихо он подошел, – но придала лицу вежливое выражение.
– Да, в чем дело?
– Дело в том, что этой ночью я обокрал ваш дом.
– Как это?
Тамара от удивления открыла рот и застыла на месте. В отличие от агента охранного бюро молодой человек был без усиков, парика и дорогого костюма, но это лицо она узнала бы из тысячи – тогда, в доме, молодой человек произвел на нее впечатление.
– Но не об этом сейчас речь. У вашего отца в сейфе нашлись очень любопытные и важные документы. Оказалось, что он не просто полицейский, а продажный и расчетливый подонок, прикрывающий свои черные делишки полицейской корочкой.
– Вы не имеете права так говорить о моем отце! Да что вы о нем знаете?! – девушка наконец-то оправилась от изумления и, сжав кулаки, двинулась на парня.
– Тамара, прошу вас, успокойтесь! Я бы на вашем месте тоже возмутился и не поверил бы. Поэтому и даю вам эти документы – взгляните – и все поймете. У вашего отца весьма сомнительные контакты. Он вымогает деньги, подставляет невинных людей, фабрикует дела. Он сам собрал компрометирующие его бумаги вот в этой папке, – молодой человек похлопал по документам рукой. – И, если честно, я затрудняюсь ответить, с какой целью он все это хранил у себя дома.
Тамара потеряла дар речи, только поочередно переводила взгляд с парня на документы в его руках, не зная, верить ему или нет.
– Но даже не ради этого я вас разыскал сегодня и отвлек от дел. Вот, смотрите, – он протянул ей папку. – Исходя из этих документов, вы не родная дочь Гандыбина.
– Как это – не родная? Сколько себя помню, я всегда жила с папой и мамой. И хотя она умерла несколько лет назад, я прекрасно ее помню. А папа – он вообще души во мне не чает, – слегка покривила душой Тамара, вспомнив вчерашнюю размолвку с отцом.
– Все правильно. Гандыбины взяли вас из детдома совсем маленькой, поэтому вам помнить и некого. Однако печальная особенность ситуации в том, что ребенок – в данном случае вы – нужен был амбициозному семейству лишь для того, чтобы получить большую жилплощадь.
Тамара остолбенела от таких откровений. Она машинально перебирала в руках листы бумаги, пытаясь вчитаться в их сухой канцелярский язык.
– На самом деле вы дочь человека, который сейчас по вине вашего приемного отца лежит в реанимации. Ваша настоящая мать умерла, когда вам было два с половиной года. Отца вскоре после этого посадили на очень длительный срок. Вас отдали в дом малютки. А потом вышло то, что вышло. Это, конечно, не мое дело, но сейчас, может быть, Гандыбин и любит вас по-настоящему. Ведь ничего другого ему просто не остается.
– Я отказываюсь верить во всю эту чушь. Я не знаю, где вы взяли все эти грязные бумажки и с какой целью подсовываете их мне. И вообще – откуда вы сами взялись на мою голову? – Тамара на одном дыхании выплеснула тираду в лицо молодому человеку и с вызовом посмотрела ему в глаза. Трудно было вот так, сразу, принять то, что твой отец – продажный, низкий человек. Что родители, которых ты всю жизнь любила, оказывается, – совершенно чужие люди. Леня Фокусник выдержал ее взгляд и посмотрел в ответ с печалью и пониманием.
– Тамара, если бы вы ничего для меня не значили, я бы ни за что не стал бы вас разыскивать и не отдал бы вам документы, которые стоят, поверьте, не одну человеческую жизнь. Мою, кстати, тоже. – Парень горько улыбнулся и накрыл своей горячей ладонью руку Тамары, лежащую на бумагах. – Эта папка бесценна, и я надеюсь, у вас найдется достаточно здравомыслия и силы воли, чтобы принять правду такой, какая она есть. Ой, вы, кажется, телефон уронили.
Это не мой телефон! – запротестовала Тома.
Фокусник сделал вид, что поднял с земли простой маленький мобильник, и вложил его девушке в руку.
– Тамара, поверьте – он вам еще пригодится. Когда вы ознакомитесь с этими бумагами – спокойно и вдумчиво, – у вас появится масса вопросов, ответить на которые смогу только я. Просто нажмите вызов и спросите тетю Броню. Ой, кажется, дождь собирается!
Девушка машинально подняла голову вверх – и лишь краем глаза заметила движение рядом. Молодой человек стремительно удалялся, но перед тем, как исчезнуть за поворотом, повернулся и прощально помахал рукой.
Глава 11
Копоть, Фокусник и Анкудов попали в Тулу уже ночью. Припарковались в квартале от цирковых трейлеров. Ночь стояла тихая и теплая. Лениво мерцали звезды над головой, лениво изредка брехали сквозь сон собаки, успокаивающе шелестела листва. Леня вышел, потянулся, сделал несколько махов руками, чтобы окончательно проснуться, и посмотрел на огромный шатер шапито. Он чувствовал легкую ностальгию и даже сожаление о размеренной кочевой жизни. Надо же, нашел себе приключение на пятую точку. А так бы ездил себе из города в город, развлекал народ три раза в день, получал бы свою небольшую, но стабильную зарплату. «Спивался бы потихоньку с местным дрессировщиком… – с ехидцей добавил внутренний голос. – А теперь что? Приехал сюда с уголовником и бывшим ментом, чтобы украсть удава. Расскажи кому-нибудь – засмеют и не поверят. Да еще и пальцем показывать будут – как на чокнутого какого-то. И, наверное, будут правы. Но – к делу». За несколько лет работы парень изучил, где что находится в цирке, как свои пять пальцев. Шапито хоть и было передвижным, схема размещения шатра, вагончиков и грузовиков была утверждена и оставалась неизменной везде, в любом городе.
– Слушайте, объясните мне наконец – что мы тут делаем? Зачем нам эта чертова змея? И на фига у нас в машине морозильник без мороженого?
– Не змея, а удав, – уточнил Леня.
– Какая разница?
– Паша, не кипишуй. Раз приехали сюда, значит, так надо. Попозже расскажу все в деталях. А сейчас – положись на меня. Я ведь еще никогда плохих идей не предлагал? А, Паш, – предлагал или нет – и стоит ли мне доверять в таких делах? – раздраженно спросил Копоть.
– Ладно, – смирился Анкудов, – что я должен делать?
– Значит, так: ты стоишь на шухере, а мы забираемся на территорию, берем удава, прячем его в морозильник и делаем ноги. Как видишь, все гениально и просто.
– В морозильник? А он там копыта не откинет?
– Паш, ты в школу ходил? Какие у удава копыта? Все схвачено. Из школьного курса мы знаем, что все пресмыкающиеся холода не боятся – они просто засыпают, как рыбы подо льдом. Холод сделает нашего удава более покладистым, и только, – терпеливо объяснил Ленька.
При низкой температуре у змей рефлексы затормаживаются, они становятся медленными и неагрессивными. А нам как раз это и нужно, – добавил Копоть.
– В общем, жди нас тут – и мы вернемся. Только очень жди… – перефразировал Леня стихи классика и, перекинув через плечо огромную дорожную сумку, подмигнул.
Копоть с Фокусником растворились в темноте, а Павел отошел к мусорным контейнерам, откуда лучше всего просматривалась территория вокруг цирка. Он расслабленно прислонился к забору, но глаза опера зорко осматривали каждый метр. Еще в машине они договорились об условном сигнале на случай непредвиденных обстоятельств. Но Анкудов стоял и молился, чтобы сигнал этот не пришлось подавать и подельники вернулись в целости и сохранности.
Удава содержали в промышленном холодильнике. Представления с двухметровым хищником проходили ежедневно по вечерам, кормили его тоже вечером, перед выступлением сытый удав был ленив и покладист, а голодный мог наворотить дел, история знала факты. Поэтому друзьям нужно было провернуть дело меньше чем за день – и вернуть питона на место, чтобы в цирке не заметили пропажу.