Комок вопящих, грязных и ободранных «представителей элиты» вперемешку с полуголыми девушками и барными громилами вывалился из «Парадиза» именно в тот момент, когда ко входу с воем сирен подкатили полицейские машины, ФСБ и МЧС. Окруженные журналистами, ослепленные огнями телекамер, все эти тайские проститутки, бизнесмены и банкиры, шулеры и персонал притона, чиновники, богема и наркоманы живописно застыли на мгновение, как актеры в последней сцене гоголевского «Ревизора». Те, кто опомнился раньше, оценив ситуацию, попытались было незаметно раствориться в толпе.
– Всем руки за голову! Внимание-внимание – всем руки за голову! Вы задержаны до выяснения обстоятельств! – послышался металлический голос из громкоговорителя.
Полиция пачками грузила выбегающих из помещения людей в автозаки, даже не давая им времени опомниться. Депутаты щурились от ярких вспышек фотокамер и закрывали руками лица. Фокусник со злорадным любопытством наблюдал за всем из толпы зевак.
– Смотрите, директор завода. В одних трусах! – крикнул мужчина в очках и шляпе.
– А вон тот, весь в помаде, – полицейский! – завизжала бабушка со строгим морщинистым лицом.
Съемочная группа главного местного телеканала моментально взяла в кадр Гандыбина, стирающего со щеки следы женского поцелуя.
– Господин подполковник, прокомментируйте, пожалуйста, что происходит? И откуда в фитнес-центре столько людей?
– Ну, как, люди отдыхали, имеют право, – отворачиваясь от камеры, сквозь зубы процедил Гандыбин.
– Но ведь на дворе ночь, «Парадиз» в это время не работает. Да и все эти обнаженные девушки, кто они и откуда?
– Без комментариев, – прикрывая лицо и выставив локти вперед, подполковник начал прорубать себе дорогу сквозь толпу. – Со всеми вопросами завтра в пресс-службу.
Но уйти ему не дали – растолкав журналистов, спецназовцы грубо заломили руки подполковнику и повели к автозаку.
– Что вы себе позволяете?! На кого руку подняли! Отпусти сейчас же, мразь, – я же до тебя доберусь, – мент ожесточенно брыкался и упирался ногами в асфальт. Крепкие ребята просто подняли его за руки и за ноги, как куль с чем-то тяжелым и плохо пахнущим, поднесли к машине и забросили внутрь.
Вдруг взгляд Фокусника выделил из толпы две бежавшие из «Парадиза» мужские фигуры. Судя по описаниям Копотя, это были Пепс и Лаврецкий-младший. Как сказал Колян, Пепс прихрамывает, а его сломанный еще в лихие 90-е нос «украшает» еще и огромная бородавка. Лаврецкого же он описал как молодого дегенерата, который носит яркие пиджаки и все время дергается, так как плотно сидит на «коксе». Оба просто идеально подходили под описание – и обоих сейчас хладнокровно крутили в наручники.
– Уроды, уберите руки! Уберите, на! Ты что-то видел? Ты видел, скажи, брат?! Отвечаю, не видел – отпусти! – надсадно кричал Пепс. От принятой дозы кокаина он умудрялся подпрыгивать даже в крепких руках спецназовцев. Глаза его бешено бегали по сторонам.
– Вы знаете, кто я, кто мой батя? Вам всем крышка! Вот так, всей говенной вашей машинкой на зону и поедете! Всех! Все-е-ех пересажаю! У меня лучший адвокат в городе! Будете на коленях передо мной ползать и землю есть! А прощения-то и не будет! – голос Лаврецкого-младшего то взлетал до фальцетного визга, то переходил на хриплое рычание. Фокусник опытным глазом определил, что он, как и Пепс, тоже немало «откушал» белого порошка. Наконец обоих дельцов благополучно запаковали в автозак.
* * *Перед «Парадизом» происходило настоящее столпотворение. ФСБ и полиция не ожидали, что внутри окажется столько людей. Еще больше на улице собралось журналистов и просто любопытных. Фокусник заметил и несколько микрофонов с плашками столичных и федеральных каналов – вечером он обзвонил самые значимые из них. Леня разумно предположил, что шумиху на местном уровне при желании нетрудно будет замять, а вот если новость о полицейском беспределе растиражируют на уровне Москвы, у здешних чиновников просто не будет иного выхода, как дать делу ход. К тому же есть такая интересная вещь, как Интернет, – там любят сенсации, особенно касающиеся сильных мира сего. В общем, Леня стоял и любовался проделанной работой, мысленно занося в журнал напротив своего имени «пятерку» за домашнее задание. А пока ОМОН грузил в автозаки подгулявшую публику, запуганные и ничего не понимающие полуодетые секс-рабыни жались в углу у стены. Кто-то из них успел захватить во время бегства скатерть со следами еды, кто-то кутался в занавеску или простынь. Работники МЧС и «Скорой помощи» раздали, кому хватило, теплые пледы – девушки прикрывались ими по две-три зараз. Маленькие и еще больше ссутулившиеся от страха, эти девушки напоминали скорее экскурсию детей, потерявшихся в бане.
– Это ужас! Помогите! – рыдала молодая тайка, кутаясь в теплый плед перед иностранным телерепортером.
Она бегло говорила по-английски. Поэтому стоявший рядом эфэсбэшник не проявлял к разговору никакого интереса.
– Мы приехали в эту страну работать массажистками. Нам так говорили. Обещали престижную работу в московских салонах. Но потом нас запихнули в грузовик, забрали паспорта… Вы записываете? – спросила девушка, вытирая слезы.
– Да, конечно. Майк, мы в прямом эфире? – обратился репортер к оператору. Тот кивнул. – Вас сейчас показывают в выпуске новостей.
– Когда мы вышли из грузовика, была ночь. Вот там нас высадили, – показала она на черный вход фитнес-центра, после чего кивнула головой на Гандыбина, который припал лицом к окну автозака. – Там стояли вон тот полицейский и хозяин «Парадиза». Они долго спорили, а потом полицейский взял у хозяина деньги и уехал. А нас закрыли в подвале, в маленьких комнатах. Как в тюрьме. И мы каждый день за еду и дозу кокса должны были обслуживать посетителей. Тех, кто отказывался, жестоко избивали и морили голодом. Я знаю, что три девушки умерли. Куда подевали их тела – неизвестно. Их покрывала полиция, я знаю точно.
– Расскажите, что еще вы видели?
– Мы жили в каком-то подвальном помещении. Там же были и огромные залы с казино, барами… Наверх нас никогда не выпускали. Нам постоянно угрожали. Говорили, что бежать бесполезно, что полиция все равно вернет нас сюда – ведь без документов и денег мы даже улицу перейти не сможем. Что мы обслуживаем очень серьезных людей, поэтому, мол, забудьте про то, что когда-нибудь выйдете отсюда. Несколько девочек пытались покончить с собой. После этого мы их больше не видели. Я даже не знаю, сколько нас осталось, сколько пропало. Периодически сюда привозили новых девушек. Из Таиланда, Сингапура, Тайваня, Китая. Было несколько русских, но они пробыли недолго, и их, наверное, увезли в другое место. Или купили состоятельные клиенты.
– Как это – купили?
– Такое случалось. Меня тоже один раз на целый месяц привезли в загородную виллу к богатому бизнесмену. Он меня жестоко насиловал и держал прикованной к кровати. Вот, до сих пор следы от наручников остались. А когда у меня на руках появились раны, началось заражение крови, этот человек привез меня назад и оставил перед дверью. Девушки здесь вылечили меня, ведь у многих медицинское образование. – Оператор с камерой кружил вокруг хрупкой фигурки, беря крупным планом то шрамы на руках, то заплаканное лицо.
– А не пробовали сбежать?
– Как? Языка я не знаю, документов нет, денег и даже одежды – нет. У меня не было сил. В доме постоянно были несколько охранников. Вы не представляете, что я пережила! – девушка сорвалась на плач и закрыла лицо руками.
Журналист молча дал знак оператору, и они отошли в сторону.
Постепенно толпа рассосалась. Первыми растворились в пыли автозаки с шулерами, крупье, официантами. Ведь самых «интересных» клиентов забрали в первую очередь. Потом разъехались фургончики с логотипами телеканалов. Некоторые поехали вслед за автобусами, пригнанными федералами для секс-рабынь. Долго не могли решить, куда разместить больше сотни нигде не зарегистрированных женщин, из которых ни одна почти не говорила по-русски. Участки забиты задержанными клиентами казино, а пункта приема для нелегальных мигрантов в Серпухове не было, да и быть не должно. Потом кто-то из мелких начальников вспомнил о санатории «Родничок» для больных туберкулезом. За городом, на живописной поляне, среди сосен и дубов, он был торжественно открыт к приезду президента еще года три назад. С тех пор заведение не приняло ни одного больного, так как деньги в бюджете внезапно кончились. Но там регулярно проходили всяческие пикники и корпоративы. В общем, девушек пристроили с пользой – и подальше от любопытных глаз. С ними отправили молоденького лейтенанта, знавшего английский, врача, фельдшера и двух женщин-полицейских. Ведь после всего пережитого девушки панически боялись мужчин, особенно в форме, о чем перевел начальству все тот же лейтенант. Короче, опросом проституток решено было заняться на днях. У «Парадиза» же осталось всего несколько полицейских нарядов. Они дежурили вдоль ограничительной ленты по периметру входа в притон. Внутри уже работала следственная бригада.
Журналист молча дал знак оператору, и они отошли в сторону.
Постепенно толпа рассосалась. Первыми растворились в пыли автозаки с шулерами, крупье, официантами. Ведь самых «интересных» клиентов забрали в первую очередь. Потом разъехались фургончики с логотипами телеканалов. Некоторые поехали вслед за автобусами, пригнанными федералами для секс-рабынь. Долго не могли решить, куда разместить больше сотни нигде не зарегистрированных женщин, из которых ни одна почти не говорила по-русски. Участки забиты задержанными клиентами казино, а пункта приема для нелегальных мигрантов в Серпухове не было, да и быть не должно. Потом кто-то из мелких начальников вспомнил о санатории «Родничок» для больных туберкулезом. За городом, на живописной поляне, среди сосен и дубов, он был торжественно открыт к приезду президента еще года три назад. С тех пор заведение не приняло ни одного больного, так как деньги в бюджете внезапно кончились. Но там регулярно проходили всяческие пикники и корпоративы. В общем, девушек пристроили с пользой – и подальше от любопытных глаз. С ними отправили молоденького лейтенанта, знавшего английский, врача, фельдшера и двух женщин-полицейских. Ведь после всего пережитого девушки панически боялись мужчин, особенно в форме, о чем перевел начальству все тот же лейтенант. Короче, опросом проституток решено было заняться на днях. У «Парадиза» же осталось всего несколько полицейских нарядов. Они дежурили вдоль ограничительной ленты по периметру входа в притон. Внутри уже работала следственная бригада.
Тайный бордель, подпольное казино, торговля наркотиками… Вся эта увеселительная «карусель», пир для элиты, праздник круглый год и Лос-Анджелес в отдельно взятом бункере лопнули, как мыльный пузырь, с шумом и треском, от которого у обоих Лаврецких и их неудавшегося свекра Гандыбина заложило уши. Подельники запаниковали. Ситуация зашла слишком далеко, слишком большой она получит резонанс, слишком внезапно их «подрезали» и вытянули на чистую воду. Было ясно, как белый день, – скрыть случившееся не получится. Завтра все газеты будут пестреть скандальными репортажами. На телевидении вовсю начнут говорить о раскрытии крупного притона, освобождении секс-рабынь, коррупции в полиции, оборотнях в погонах. Дело приняло слишком быстрые обороты, чтобы пытаться его остановить или спустить на тормозах.
Глава 14
Гандыбин понуро сидел в каминном зале своего особняка перед пустым столом и в одиночестве глушил виски. От алкоголя, бессонницы и нервного истощения под глазами залегли синие круги. В пальцах дрожала тлеющая сигарета. Его, как «своего», не стали «закрывать» в камере. Однако от этого было не легче. Информация о его роли в скандале с подпольным казино прошла высоко наверх. На всех федеральных каналах показали сюжет о беспределе в городе. Лицо подполковника засветилось на всю страну. Скандал вышел жуткий, и замять его было невозможно даже при большом желании. От безысходности подполковнику хотелось выть и рвать на куски ту мразь, которая все это подстроила. А он был свято уверен – все случилось не просто так, тут поработал, и хорошо поработал, какой-то тайный враг. Теперь можно было забыть о звании, повышениях и чинах. Да и о службе в органах тоже. Карьера, которую он по кирпичику выстраивал столько лет, все старания о будущем – коту под хвост. Гандыбин схватил стакан и с ненавистью швырнул о стену. Осколки мелкими крупинками разлетелись по полу.
Ладно я, но дочка! Ведь это все делалось ради нее. Что теперь будет с Томой? Кто позаботится о девушке, ведь она совсем не приспособлена к этой жизни… Со всеми этими идеалами без него она и дня не продержится! Но как теперь смотреть дочери в глаза? Наверняка она сгорает от стыда, что отец оказался далеко не героем. Какой позор!
Гандыбин схватил бутылку и сделал из горла несколько глотков. От алкоголя сознание уже немного помутилось, мысли начали путаться.
– Дочка! Прости меня! Открой двери! Прошу тебя! Я же твой папа!
Тамара закрылась в своей комнате, и меньше всего ей хотелось сейчас выслушивать пьяные монологи отца. Да и не отец он ей вовсе, как оказалось. Слишком много произошло за последние дни, чтобы психика девушки могла все это выдержать. Она сидела на кровати, подобрав под себя ноги, и ожесточенно резала ножницами блестящее вечернее платье – подарок Гандыбина. Слезы давно закончились, глаза сухо горели, в висках пульсировала кровь. Что будет с ней дальше, что делать – она пока не знала.
Глотнув очередную порцию виски, Гандыбин закашлялся и пошел за водой, чтобы прополоскать горло. Зажег на кухне свет.
– Привет, начальник!
За столом сидел Анкудов и пристально смотрел на хозяина дома.
– Хреново выглядишь. Не то что раньше. Чего стоишь? Присаживайся, поговорим по душам. У тебя она, кстати, есть? По-моему, нет. Как по мне, так ты давно ее продал.
– Чего надо? – сухо спросил мент и потряс головой, словно прогоняя наваждение.
– Да так, – весело пожал плечами Анкудов. – Проходил мимо. Дай, думаю, зайду, проведаю бывшего коллегу. По телевизору вот видел. Теперь ты звезда, а?
– Закрой рот, падла, – Гандыбин сверкнул злым взглядом и ударил кулаком по столу.
– Эй, начальник, чего кричим? Успокойся. Хватит. Тебе конец, – спокойно и с легкой издевкой сказал Анкудов.
– Что, убивать пришел? Вот он я, давай, валяй, гнида!
– Зачем убивать? Я же полицейский, а не такой, как ты, уголовник. У меня другие методы. Хорошее получилось представление в «Парадизе», согласись?
– Так это твоих поганых рук дело?!
– Ну да, моих. Ты можешь, конечно, попытаться заявить на меня. Но это будет пустая трата времени. Улик никаких. Доказательств, свидетелей – тоже. Да и я тебе ничего не говорил – меня здесь вообще не было. А вот ты точно сядешь. Не знаю пока, по какой статье, – их у тебя целый букет, бери – не хочу. Все зависит от следователя, от начальства. Но знай, что это тебе месть за все: и за Индуса, и за «Парадиз», который ты крышевал.
– Что ты меня на понт берешь, сопляк? Ничего у них нет. Ну, повязали меня там. И что? Полечу со службы. Может быть, с конфискацией. Какая зона? Не рассказывай сказок!
– Какой ты забывчивый. А как насчет пропавших из участка улик и документов по делу об убийстве в «Парадизе»? На них, между прочим, твои отпечатки. А еще следствие случайно обнаружило папочку с интереснейшими бумагами. Там и про твои дела с Лаврецкими, и про крышевание предпринимателей.
Глаза Гандыбина налились кровью, он как рыба хватал ртом воздух, но от возмущения ни слова выдавить из себя так и не смог. Анкудов между тем продолжал:
– Но это все мелочи. Подумаешь, обычное дело – коррупция на местах. Сейчас этим никого не удивишь. Сегодня не крадут только из принципа. Или если нет возможностей. Самое интересное другое. Короче, есть одна флешка, на которой ты резвишься с одной из этих рабынь из «Парадиза». Ее интервью теперь на всех каналах крутят. Девчонка о тебе ой как много нехорошего наговорила. Но со свидетельницей мало ли что может случиться. А тут – видео. Железная улика! Не подкопаешься.
Подполковник, еще минуту назад лопавшийся от возмущения, как-то весь сдулся, ссутулился, руки безжизненно повисли вдоль туловища. Как автомат, он вышел в зал, вернулся с бутылкой виски и сделал большой глоток.
– Так что готовься – светит тебе дальняя дорога и казенный дом, начальничек, – ехидно усмехнулся Анкудов.
* * *Услышав внизу голоса, Тамара отложила ножницы и осмотрела «поле боя». Кровать и частично пол покрывали мелкие яркие лоскутки бывшего платья, зато на душе стало немного спокойнее. Девушка задумалась: кто бы мог прийти сейчас к отцу? У него ведь давно не было друзей, только коллеги и компаньоны. Странно, что кто-то пришел к нему сейчас, в теперешней ситуации.
– Папа, с кем ты там разговариваешь? – девушка спустилась по ступенькам и зашла в кухню.
За столом сидел отец, вернее, восковая копия отца. От моложавого подтянутого мужчины с военной выправкой не осталось и следа. Лицо, обращенное к Тамаре, было белым, словно мел, глаза – полны страха и беспомощности. Дрожащей рукой он держал бутылку и смотрел в распахнутое окно. На ветру трепеталась занавеска. Тамара закрыла раму и села рядом на табуретку. Отец придвинулся к ней и несмело приобнял за плечо.
– Ни с кем я не разговариваю. Сам с собой, – он грустно посмотрел на дочь. – Прости меня за все. Я, наверное, плохой отец. Знаешь, я больше не настаиваю на том, чтобы ты вышла замуж за Лаврецкого-младшего. Это твоя жизнь – тебе и решать, как жить дальше. Как же я был неправ…
Тамара посмотрела на него, словно не решалась что-то сказать.
– Мы помирились? – спросил Гандыбин.
– Я хочу тебе кое-что сказать… Даже не знаю, с чего начать, – на глазах у девушки выступили слезы. К горлу подступил комок. Она закрыла глаза, медленно вдохнула и выдохнула, успокаивая себя. Важные вещи всегда трудно произнести вслух.