– Я все знаю про своих родителей. Почему вы не сказали мне правду? – Тамара посмотрела в глаза мужчине, которого всю жизнь считала отцом и к которому испытывала теперь смешанные чувства.
С одной стороны, они воспитали ее, любили. У нее было счастливое детство. Ее баловали, ни в чем не отказывали. Не узнай Тамара правду, все было бы по-прежнему: любящая дочь, любящий отец. А с другой стороны, получалось, что изначально ее удочерили ради банальной материальной выгоды. И все время лгали. Скрывали то, что являются неродными, что где-то далеко живет настоящий отец. Обманщики! Ведь замалчивание правды – тоже ложь, только более утонченная, невидимая, коварная.
– Дочка, мы хотели как лучше. Думали, зачем тебя травмировать? Родная мама умерла. Отец – уголовник. А мы – тут, рядом. Всегда поможем, поддержим…
– А вы не подумали, что у того человека тоже могут быть чувства? Что он может всю жизнь мучиться, зная, что где-то живет родная дочь, что он никогда больше ее не увидит. Я навещала его в больнице. Я заглянула ему в глаза и увидела столько боли и одиночества… Я… я… я не могу тебе простить.
– Что ж, – Гандыбин удрученно склонил голову. – Но ты все равно оставайся. Куда ты пойдешь? Ты мне как родная.
– У меня теперь есть к кому идти. Ему я сейчас нужнее. Пока.
Тамара поцеловала подполковника в лоб, вернулась в свою комнату, сложила в небольшую сумку самые необходимые вещи и покинула дом. Гандыбин обреченно смотрел на фигуру дочери, которая постепенно удалялась, пока окончательно не исчезла за воротами.
И бутылка опустела…
* * *Гандыбин приехал в отделение где-то после обеда, и злой как черт. Сотрудники ОВД старались делать вид, что ничего не произошло, однако за спиной у начальника перешептывались и строили сочувствующие мины. Осуждать его никто не смел – почти у всех так или иначе рыльце было в пушку. На одну зарплату жили разве что зеленые новички, которые еще не пообтерлись и не вникли в «суть» работы и службы. Либо такие, как Анкудов, – наивные герои-одиночки, обреченные на презрительные шуточки со стороны коллег и жизнь впроголодь от зарплаты до зарплаты.
Весь ОВД после случая в «Парадизе» стоял на ушах. В курилках возбужденно обсуждали варианты возможных взысканий. Например, ограничится ли возмущенное руководство головой только начальника – или будут шерстить всех, делая вид, что «зачищают» только нечистых на руку полицейских. Вопрос оставался открытым. С одной стороны, раскрыть еще пару оборотней в погонах и заработать себе премию и повышение никто не откажется. С другой стороны, это значит допустить еще большее падение престижа полиции, очередную шумиху в прессе. В области могут быть недовольны обнародованием подобных фактов. Разве что сигнал о «зачистке» поступит из министерства…
Размашистым шагом и с гордо поднятой головой прошествовав в свой кабинет, подполковник попросил секретаршу принести кофе и минералки. Сам же достал из сейфа початую бутылку виски и крупно отхлебнул. После вчерашнего «сам-с-собойчика» голова гудела и раскалывалась. А тут еще Тамара ушла, Анкудов приходил… И без того проблем было выше крыши. А тут оказывается, что у опера куча улик против него. Да не простых, а именно тех документов, которые были украдены на вилле. В иной ситуации он просто вывез бы подчиненного за город и вмиг выбил из него всю дурь. Но сейчас подполковник был в поле зрения слишком многих: под него копали следователи, за ним следили журналисты. Словом, каждый шаг на виду, оценивается и взвешивается. Подставляться было опасно.
Пытаясь сконцентрироваться и наконец-то составить план ближайших действий, подполковник сел в кресло и закурил сигару. Клубы дыма поплыли по кабинету. Секретарша занесла кофе и воду.
– Оксана, пригласи ко мне эксперта по убийству Грубина, – заставил себя улыбнуться девушке подполковник.
Дело вызывало у Гандыбина очень много вопросов. Грубин вместе с Волчеком были заняты в доме Индуса поисками общака – по его поручению. И смерть одного из них не могла быть случайной. Видно, кому-то очень не нравится, что полиция орудует в доме авторитета.
– Добрый день, товарищ подполковник, вызывали? – в кабинет вошел сухопарый мужчина лет пятидесяти, с залысинами, в мятых брюках и несвежей футболке с «Битлами».
– Петренко, что за форма одежды?!
– Так жара, товарищ подполковник, – без тени смущения отозвался эксперт.
– Ладно, проехали… Что там у вас с убийством нашего сотрудника? Накопали чего? Вычислили подозреваемых?
– Знаете, довольно странная ситуация вырисовалась. Вначале мы думали, что действительно в деле старшего лейтенанта Грубина имеет место быть криминал. Но после тщательного осмотра тела оказалось, что у старлея остановилось сердце – из-за того, что его придушила змея, – эксперт несколько виновато посмотрел на подполковника. Он понимал, что начальнику нужен обвиняемый, а не какая-то экзотическая рептилия.
– Какая змея? Что за чушь ты несешь, Петренко?! Ты перегрелся на солнышке в парке, улики собирая, или как? – взбесился Гандыбин и вскочил с кресла.
– Товарищ подполковник, позвольте уточнить, не змея, а удав. – Вытянул руки по швам эксперт.
– Да мне все равно, удав-шмудав… Хоть бегемот. Что ты мне лапшу на уши вешаешь?
– Я, признаюсь, вначале сам не поверил. Несколько раз сверялся, звонил специалистам. Они только подтвердили мою версию. Дело в том, что нам еще в академии профессор Яковлев, большой специалист по криминалистике, описывал похожие симптомы: сдавленная грудная клетка, сморщенные легкие, остановка дыхания… Профессор несколько лет проработал по всему миру: в Бразилии, Индии, на Кубе. Поэтому ошибки быть не может. Это точно удав.
– А теперь скажи мне, откуда в средней полосе России может быть удав?
– Трудно сказать. Сейчас люди в квартирах столько всякой живности держат. Купят червячка, а он возьми и вырасти под два метра – вот в унитаз и смыли.
– Вася, попроси у Оксаны что-нибудь от головы себе, ты точно перегрелся, по кустам лазая. И не попадайся мне на глаза в ближайшее время.
– И крокодилов, и тарантулов, и тигров, – бодро продолжал перечень эксперт. Плюс еще, возможно, змея сбежала из какого-нибудь зоопарка или от торговцев животными.
При этих словах Гандыбин оживился.
– Так. Ладно. Вали отсюда, Петренко. Узнайте, что за удав, кто видел, откуда сбежал, кто продавал, кто покупал. Я что, за вас буду работать? Ищите, сам удав просто так на людей не нападает. Тем более на российских полицейских. И давайте не зацикливайтесь, прорабатывайте другие версии тоже.
Гандыбин вытолкал эксперта за дверь. Сел на край стола, задумался. Хлебнул из бутылки еще. После чего схватил пиджак и покинул кабинет.
Глава 15
В доме Индуса царил еще больший бардак, чем прежде. Остатки мебели, кроме трехногого табурета, на котором время от времени отдыхал Волчек, громоздились противотанковыми ежами в каждой комнате. Впрочем, пересчитать их при желании было бы нетрудно – перегородки стен зияли огромными дырами, через которые свободно можно было пройти даже такому объемному физическому телу, как тело сержанта Волчека. Одеяла, подушки и перина просеяны по перышку. На двух уцелевших досках у входа лежал на боку красный газовый баллон.
– Волчек, ты что – идиот?! Хочешь, чтобы тут все на воздух взлетело к чертовой матери? – Гандыбин, кряхтя, поднял баллон и аккуратно прислонил к стене. – Что тут у тебя? Нашел чего?
– Товарищ подполковник, все обыскал – ничего, пусто. Ума не приложу, куда этот гад все спрятал.
– Не надо никуда прикладывать то, чего у тебя нет. Нужно искать, а не чаи распивать, – подполковник раздраженно кивнул на стол, на котором стояла кружка с дымящимся кипятком и початый пакет с сушками.
– Да я, это… – переминался с ноги на ногу сержант. – Может, общак где-нибудь в другом месте?
– Волчек, не выводи меня. На чердаке все осмотрел?
– Все, товарищ начальник. Там один хлам. Ничего ценного. Правда, потолок еще не взламывал…
– Ну так чего стоишь?! Вперед! У нас времени в обрез. Того и гляди заявятся столичные ищейки. А они, сам знаешь, учуют большие деньги, и все – отстранят нас моментально. Поэтому бегом, сними крышу, переломай каждый кусочек этого проклятого шифера, надо будет, сними землю под домом и каждый миллиметр просей вот этими вот, – Гандыбин резко схватил пухлую руку Волчека и помахал ею у сержанта перед носом, – пальцами. Но найди, бога ради, мне этот чертов общак! Я еще несколько наших людей вызвал – сейчас приедут, будут тебе помогать.
Гандыбин, злой как собака, сел в машину и, подняв облако пыли, рванул с места. Через пятнадцать минут к дому подкатил «уазик». Четверо полицейских без лишних слов пожали Волчеку руку и приступили к обыску. Правда, картина больше напоминала грабеж, чем официальную процедуру правоохранительных органов. Из дома под окна, где когда-то росли кусты с мятой и не успевшие в том году расцвести астры, летела нехитрая домашняя утварь: ложки, мятый чайник, дверцы от шкафа. Через двери двое полицейских вынесли остатки дивана со вспоротым брюхом. Из чердачного окна с грохотом падали на землю деревянные ящики, стопки книг, доски, трухлявые балки. Однако результат по-прежнему оставался нулевым.
Вечерело. Солнце поползло к горизонту, озаряя небо нежным розовым светом, в воздухе разлился покой, цветы запахли сильнее и настойчивей, улицы заполнили гуляющие пары. Гандыбин почти с ненавистью смотрел на всю эту благодать – он чувствовал себя волком, загнанным в западню, и был готов на все. Отправив бригаду в помощь Волчеку, он примчался в Серпуховскую больницу, где лежал Индус. Стрелой взбежал на второй этаж, попросил дежурную сестричку позвать врача. Пока ждал, нервно расхаживал взад-вперед перед дверью. Реаниматолог пришел через пять минут, показавшихся менту столетиями.
– Ну, как наш больной, доктор?
– Вы знаете, налицо позитивная динамика, мы все здесь приятно удивлены. Буквально на днях больной начал с трудом, но говорить, появилась моторика пальцев, правда, на одной руке.
– О, так он у нас, оказывается, и говорить может, и фиги показывать?! – саркастически прошипел Гандыбин. – Мне необходимо его допросить, срочно! И еще, доктор, проследите, чтобы нам никто не помешал. – Рука Гандыбина с зажатой в ней купюрой легко скользнула в нагрудный карман врача и так же легко выскользнула оттуда, но уже пустая. Пока врач недоуменно таращился на то место, где полминуты назад стоял странный подполковник, тот уже лавировал между кроватями, направляясь к беспомощному Индусу.
– Какая встреча, друг мой милый, – всплеснул руками над кроватью в порыве азартного веселья Гандыбин. – Значит, мы проснулись и горим желанием поделиться радостными известиями с добрым старым другом! – И без паузы, схватив старика за грудки и брызжа слюной в лицо: – Где общак, гнида, я же тебя тут и урою, если не скажешь! – Индус спокойно и как-то отрешенно переводил глаза с бешено кривящегося рта на вылезающие из орбит налитые кровью глаза.
– Хрен тебе, мусорок, а не общак воровской… Я таких, как ты, псов шелудивых перевидал и пережил… – Дыхание старика срывалось, голос угасал, но черные глаза презрительно щурились. – Смертью меня запугать решил? Так она и перед тобой тоже ходит… И ты, мусорок, сдохнешь… – Индус обессиленно закрыл глаза и на мгновение обвис в руках полицейского. Тот встряхнул старика, как тряпичную куклу, и когда веки его дрогнули, вкрадчиво зашептал в самое ухо:
– Нет, Индус, передо мной пока только дочка твоя единственная, она у нас с тобой просто куколка получилась, не так ли, папаша? Она же к тебе приходила, сам видел, что за чудо-девочка. Что я с ней сделаю, знаешь, ведь она в моем доме живет, а комната ее не закрывается, и криков ее никто не услышит – кроме тебя, конечно, – а я диктофон возьму с собой обязательно. – Индус слабо дернулся в руках Гандыбина, рот его перекосило, но подполковник увлеченно продолжал: – А потом, может, ей и понравится подо мной, подполковницей будет – я тебе и стоны ее райские запишу, Индус, всенепременно – или все же поделишься общаком, а?
Старик, напряженно вращая глазами, попытался сказать что-то, но вдруг обмяк, взгляд его застыл и остекленел. Мент брезгливо разжал руки, и тело кулем упало на кровать, присоединенные к рукам датчики истерично запикали, по экрану над головой Индуса протянулась сплошная горизонтальная полоса. Спустя минуту за дверью послышались торопливые шаги, в палату влетела реанимационная бригада. Подполковник, стоявший за дверью, тихо выскользнул и, проклиная свою горячность, покинул больницу.
* * *Утром у входа в медицинское заведение, почти на том же месте, где вчера стоял автомобиль Гандыбина, припарковались Копоть с Анкудовым. На свидание с Индусом друзья отправились вместе. Опер по роду службы бывал в заведении не один десяток раз, опрашивая всевозможных потерпевших и свидетелей. Все врачи и медсестры его хорошо знали, да и он был со всеми на короткой ноге. Но про общак вор в законе мог рассказать только Копотю.
– Колян, если что, представишься племянником Индуса.
Подельники зашли в холл и заглянули в окошко регистратуры.
– Девушки, добрый день, мы в двадцать третью палату. Кто сегодня в реанимации дежурный? Сергей Андреевич?
– Минуточку, – медсестра полистала журнал. – Да, он. Только халаты наденьте.
– Подожди меня у палаты, я сейчас договорюсь с врачом, – Анкудов достал из кармана купюру и зашел в кабинет к реаниматологу. За небольшую плату врачи частенько пропускали следователей к пациентам. Это, конечно, было запрещено, и директор больницы мог впаять за такое выговор или лишить премии, но обычно сходило с рук. Ни для кого ведь не секрет, как финансируется здравоохранение в стране.
– Сергей Андреевич, здравствуйте. Я опять в двадцать третью. Как самочувствие у вашего пациента? – Анкудов поздоровался со старым знакомым и осторожно положил купюру на пачку бланков рецептов.
– Неважно у него дела. Сегодня ночью был сильный сердечный приступ. Его опять парализовало, состояние крайне тяжелое. Разве что одна рука шевелится да веки. Вряд ли вы сможете у него что-то узнать.
– М-да. Вот незадача. Но я попробую, вы не против?
– Только недолго. Десять минут, не больше.
– Спасибо. Мне хватит.
Анкудов попрощался и вышел. В коридоре подошел к Копотю – тот удивился его мрачному виду.
– Что? Какие-то проблемы? Фокусник же говорил – все пучком, старик идет на поправку…
– Индус опять парализован. Доктор говорит, ему значительно хуже. Идем, попробуем как-нибудь расшевелить, что ли. Блин, это же надо, в самый неподходящий момент замолчал дед.
Они зашли в палату. В помещении царил полумрак. Все койки, кроме кровати Индуса, были на этот раз пустые. Авторитет лежал, закрыв глаза. У изголовья пикал осциллограф, на экране которого отображался пульс пациента. Анкудов присел на кресло у двери. Копоть подошел к койке и нагнулся поближе.
– Индус, привет.
Тот с трудом разлепил веки и посмотрел на гостя.
– Узнаешь? Тебе должны были прислать мою фотку. Я знаю, что не можешь говорить. Поэтому давай договоримся. Если «да» – моргаешь один раз, если «нет» – два. У меня нет времени, перейду сразу к делу. Ты должен был передать мне общак. Менты сейчас перекопали твой дом с подвала до чердака. Судя по всему, удача пока не на их стороне. Скажи, он вообще – там?
Индус плавающим взглядом, как бы фокусируясь, с минуту рассматривал Копотя. Видно было – старик прикидывает, тот ли это человек, который должен принять на себя воровскую кассу. После чего моргнул один раз.
– Где именно? Под полом? В стенах? На чердаке? В мебели?
Каждый раз авторитет моргал дважды. Копоть перечислял все мыслимые и немыслимые места, которые приходили ему в голову. Но каждый раз было мимо. После очередной попытки он вздохнул и замолк. В этот момент рука Индуса вздрогнула. Он с трудом приподнял ее и сделал движение пальцами, словно что-то откручивает.
– Крышка? Вентиль?
Индус моргнул один раз.
– Вентиль! Так-так, что там у тебя может быть с вентилем? Вода, газ… Газовый баллон?
Индус снова моргнул один раз.
– Ч-черт, ну ты даешь, дед! Прямо как в фильмах про шпионов. Что, прямо в самом газовом баллоне лежит общак?
Индус моргнул раз. После чего, выдержав паузу, скосил взгляд на прибор, к которому был подключен. Николай внимательно посмотрел то на прибор, то снова на авторитета.
– Ты хочешь, чтобы я его отключил?
Дед подтвердил его догадку. Он посмотрел на Копотя с такой отчаянной мольбой, что тот растерялся, не зная, как поступить.
– Но зачем, Индус? Ты же кремень, ты выкарабкаешься. Я столько про тебя слышал – ты и не из таких передряг выбирался. Все будет хорошо.
Индус мигнул два раза, после чего обессиленно закрыл глаза, и из-под редких стариковских ресниц, лавируя в многочисленных морщинах, покатилась одинокая слеза. У Николая дрогнуло сердце, в глазах выступила влага, и он еле сдержался, чтобы не заплакать. Ему было больно смотреть, как авторитетный, уважаемый в воровском мире человек умоляет его о смерти. И в то же время Копоть понимал, все уверения о том, что все будет хорошо, – ложь. Он сам не верил в это. Перед ним лежал беспомощный старик, обреченный провести остаток жизни как растение. Пялиться сутками в потолок, ходить под себя. Беспомощно смотреть, как медсестры протирают тебя губкой, переворачивают на бок. Принимать чужую брезгливую милость – и не иметь возможности отказаться. Что может быть хуже?
Копоть подошел к аппарату, еще раз посмотрел на Индуса.
– Прощай, дед. Надеюсь, на том свете есть справедливость, и тебе там будет легче, чем здесь, – он выдернул шнур из розетки. Аппарат запищал сплошным пронзительным звуком. На экране мерцающий сигнал превратился в непрерывную линию. Индус слегка выдохнул. Закрыл глаза и обмяк.
– Пойдем, больше здесь делать нечего, – вытирая кулаком покатившиеся из глаз крупные слезы, Копоть махнул Анкудову, и через минуту они уже выезжали на машине с территории больницы.
– Зря менты сделали такое с Индусом. Братва подобного не прощает, – всю дорогу бормотал сквозь зубы Копоть.