— Угомонись, Эрна. Так же всегда было, — напомнил Жилло. — Женщина стряпала, мужчина пахал…
— Ну и неправильно все это было! — заявила она. — Погляди на меня, я что, пахать не смогу? А вот он пусть котел картошки начистит! Правильно придумала Равноправная Дума, теперь нам, женщинам, жить будет легче, кончилась наша каторга.
— Видно, не нужен тебе больше твой муж, — усмехнулся Жилло.
— А что в нем хорошего? Такой же бездельник, как и другие. Сын — и тот не от него…
— Сын? — Жилло уже потерял способность изумляться. Конечно, было невероятно, что Эрна родила тогда ребенка, но он вдруг понял — это случилось, уж очень она хотела.
— Твой сын, Жилло. Только не стоило мне тогда рожать. Неудачный у нас с тобой парень получился.
— Это как — неудачный? Больной, что ли?
— Ну, как пожрать — он не хворый. Но сидит часами, смотрит непонятно куда. Ты его утром спросишь — Виго, тебе каши в миску добавить? А он к обеду отвечает — спасибо, матушка, я сыт…
— Виго, значит. Где он? — стараясь соблюсти спокойствие, спросил Жилло.
— Возле общественного хлева околачивается.
— Я хочу его видеть, — хмуро сказал Жилло. Новость его как обухом по лбу шарахнула. Единственный сын! И неудачный…
Парень действительно был так себе… Жилло — тонок, жилист, смугл, а этот — крупный, рыхловатый, весь какой-то белесый, как разваренная картофелина. Сидел на бревне, травинкой букашку по коре гонял. Пять минут гонял, десять. Смотрел Жилло, смотрел, и стало ему кисло. Не просыпалось в душе ничего такого… отцовского…
— Да, напрасно мы тогда… — пробормотал он.
— Мне это здорово помогло, — ответила она. — Я ведь, дура, до сих пор подарочек твой храню. Хотя по нему помойное ведро плачет…
— Ну так отдай… — все еще мучаясь и переживая, попросил Жилло.
— Пошли.
Привела Эрна Жилло в свой домик. Рассказала по дороге, что муж оправился, что насчет ребенка подозрений не было, а других детей она не родила — сперва трудно жить было, потом поняла, какой у нее Виго неудачный, и не захотела. И вынула она из шкатулки с дешевыми бусами бумажку, и развернула бумажку, и достала тусклого золота колечко.
— Спасибо, что сберегла, — горько улыбнулся Жилло.
А больше ему и сказать этой женщине было нечего. Сын Виго жил себе и жил, имея законного отца и мать, менять тут что-то — нелепо. Лучшее, что Жилло мог сделать — это оставить Эрну с ее семейством в покое. Да, правду сказать, именно это ему и хотелось сделать — поскорее оставить их всех в покое.
Объяснил Жилло Эрне, что нужно ему поскорее попасть в Кульдиг, и пожаловался на мужичков, не решившихся его туда отвезти.
— Ну и дурачье, — сказала Эрна. — У нас же есть список доходов и расходов для детского дома, а в нем — строчка «случайные пожертвования». Вот туда мы твою плату за повозку и впишем. А пропить — пусть они свои последние штаны пропивают!
Согласился Жилло на такую махинацию — и пожалел. Потому что когда к домику Эрны подкатила телега и Эрна спрыгнула на землю, оказалось, что вожжи держит Виго.
— Женщины решили, что он уже достаточно взрослый, — смущенно сказала Эрна. — Вполне может довезти тебя до Кульдига и вернуться обратно. Не такая уж великая наука… Я не хотела… Все так решили…
Пожал незаметно Жилло Эрне руку, кинул котомку в телегу и сам рядом с сыном уселся. Поехали.
Сперва молчали. Жилло колечко на пальце крутил. Удивительно, что нашлось это заветное колечко. Ведь могла выбросить в помойное ведро…
— Это золотое? — неожиданно спросил мальчик.
— Нет, Виго.
— А какое?
— Ты не поверишь… — и Жилло задумался, вспоминая. — Если хочешь, расскажу, как оно ко мне попало.
— Давай, — вялым голосом позволил Виго.
— Я когда-то травознаем был. Жил с дедом в горах. И целыми днями по склонам лазил, целебные травы и корни искал. Однажды вскарабкался на вершину, там сосенка крошечная выросла, а в хвое запутался длинный золотой волос.
— Из настоящего золота? — не поверил Виго.
— Да нет, он просто выглядел, как золотой. Я его распутал, растянул еле рук хватило. Женский волос чуть ли не в пять футов длиной — вот что это было такое! Видел ты где-нибудь такие волосы?
Виго недоверчиво на него покосился.
— Накрутил я его на палец, получилось колечко. И так этот волос улегся, что оба кончика потерялись и стало кольцо, будто металлическое. Носил его, носил — как будто с хозяйкой обручился…
Сказал это Жилло — и чуть собственным языком не подавился. Так ведь и получилось! Надел он волосяное колечко семнадцатилетним — и женился после этого? Да никого подходящего не нашел! Недавно, можно сказать, окончательно решился — и опять недоразумение. Получается, ждал ту, у кого этот длинный волос улетел. Ничего себе обручился! И, главное, на старости лет вернулось к нему заветное колечко. К чему бы?
— А я думал, золотое… — буркнул Виго.
Дальше ехали молча, пока не добрались до поворота. Из леса выбегала широкая тропа и втекала в большую дорогу. Виго остановил лошадь.
— Я сойду, ладно? — сказал он. И, неуклюже спрыгнув с телеги, пошел по тропе. Жилло крутил, крутил колечко и вдруг сообразил — парень-то задерживается! Не случилось ли чего?
Новоявленное отцовское чувство вытряхнуло его из телеги и погнало по тропе. Виго как сквозь землю провалился. Бросив лошадь с телегой на произвол ее лошадиной судьбы, Жилло быстрым шагом шел и шел, пока не увидел сына. Тот был в странной компании — с ним беседовала сгорбленная старуха, запустив при этом руку в пышный загривок ручного волка. Жилло так и встал посреди тропы.
Виго обернулся и посмотрел очень даже недовольно. Старуха что-то сказала ему и пошла прочь, опираясь на своего волка. А мальчик медленно побрел к отцу, шлепая деревянными башмаками.
— Это Мартина, — объяснил он. — У нее колени воспалились и поясница болит. Ей уже недолго жить осталось.
— Ты ей лекарство привез? — спросил Жилло, припоминая, давала ли Эрна сыну такое поручение.
— Нет, хлеба полкаравая и сало.
— Где же ты хлеб держал? — удивился Жилло, потому что никакого узелка мальчик с собой не имел.
— Под рубашкой, на пузе, — признался скучным голосом Виго.
— Мать, что ли, отвезти велела?
— Нет, мать не знает. Я сам.
— Сам? — не поверил ушам Жилло.
— Она же старая и ей недолго жить осталось, — повторил сын, глядя на него даже с некоторым удивлением — как это взрослый не понимает простых вещей?
Они вышли из леса, сели в телегу и до самого Кульдига не получалось у них разговора. А до чего кисло было у Жилло на душе — этого и вообразить себе невозможно. Одно утешало при расставании — он знал, где живет мальчик, и мог, если судьба позволит еще не раз туда вернуться.
— Вот плата за провоз, отдашь матери, — сказал он, вылезая из телеги у городских ворот. — Давай езжай скорее, а то уже поздно. Пока вернешься ночь настанет.
— Я ночи не боюсь. Ночью всякие хорошие вещи придумывать можно, сказал Виго. — Ты попробуй. Я когда не сплю, всегда придумываю. Ну, будь здоров, дяденька.
И уехал. Смотрел ему Жилло вслед, смотрел — пока не скрылась телега за поворотом. Вздохнул — поговорили папаша с сыночком… Стало быть, ночлег искать надо. Не к лекарю же проситься… Кстати, еще неизвестно, каким боком вышла ему дурацкая экспедиция графа в замковые мастерские.
Ночлег Жилло нашел сразу. То есть как — сразу? Сперва шел он из улицы в улицу, обнаруживая лишь запертые двери питейных заведений. Очевидно, Равноправная Дума всерьез принялась за кульдигских пьяниц. А потом увидел дверь, ведущую в погребок. Дверь эта была распахнута, внизу было светло, а уж какой галдеж оттуда шел — так прямо сердце радовалось! Хозяйка давала разгон служанке за разбитую посуду, одновременно костеря еще кого-то за сырые дрова и иные неприятные вещи. Жилло спустился в погребок — и только вовремя брошенная на стол монета угомонила пышную красавицу-хозяйку.
Она прогнала своих помощников на кухню и сама подала Жилло ужин. Более того — присела рядом, пока он с едой управлялся. Похвалил Жилло стряпню — оказалось, хозяйкина заслуга. Похвалил он чистоту — и приглашения на ночлег удостоился.
Тогда он и кабачок похвалил. Особенно ему вдруг полюбились невысокие сводчатые потолки. Прямо графским замком повеяло.
Спросил Жилло у симпатичной хозяйки, что это еще за чудо. И услышал, что раньше тут действительно замок стоял, но на неудачном месте — весь первый этаж в землю ушел, второй про войне пострадал, его перестроили, а третий уж вовсе заново делали. Чей замок, какого времени — поди теперь докопайся! Одни своды остались. Может, двести лет назад под этими сводами столы накрывали, жареных кабанов на огромных блюдах выносили… или с охоты всадники сюда прямо на конях врывались, впереди — сам король…
Охнул Жилло — вот так думаешь, думаешь ночью, таращась в крестовый свод над головой, и до короля додумаешься! А его и вспоминать запрещено. Был и исчез. Потому что никому в государстве не нужен. И память о нем вытравили… вытоптали… Тьфу! Что там капитан про цветок на бархате говорил? Не вытравили, не вытоптали?..
Ох, некстати посоветовал Виго родному папочке думать ночью и всякие вещи придумывать. Лежал этот самый папочка и чувствовал, что разрозненные нити, которых он за минувшую ночь нахватался, увязываются в один тугой узелок. Перстенек, что ювелир у лекаря утащить пытался. Подарочек от прекрасной соколицы. Странные речи пьяного капитана. Только возвращенному колечку в этом узелке места пока не находилось, но чувствовал Жилло — и оно какую-то роль сыграть обязано. С тем и заснул.
А во сне девицу увидел — с длинными огненными кудрями. Пролетела и прядь прямо в лицо ему швырнула! Горячую золотую прядь…
Открыл Жилло глаза — а это солнечный луч в погребок пробрался. И хозяйка приоткрыв дверь, крикнула, что пора вставать, умываться и завтракать.
Несмотря на ранний час, была она при полном параде — чепчик кружевной кокетливый, косынка розовая на груди искусственным цветком сколота, фартук с вышивкой и мережкой, юбка атласная полосатая, розовая с палевым, и башмачки с большими пряжками. Волосы под чепчик упрятала — и выглядела строгой-престрогой, хотя уже ни с кем не воевала и метлой не замахивалась.
— Встаю, Дениза! — отозвался Жилло, злоумышляя — а если не встать, придет она сдергивать одеяло или не придет? Хозяйка с виду была его ровесницей, и хотя полновата, зато щечки — персики, ручки — поразительной белизны, ко всему вдобавок черные лукавые глаза. Да еще эти пряжки, мелькающие из-под юбки, и кусочек белоснежного чулка… Утром, наконец-то отдохнув после всех приключений, приятно, господа любезные, помечтать о беленьких чулочках…
Видно, у хозяйки не было недостатка в кавалерах. Потому и не стала она с Жилло одеяло сдергивать, а подкралась и ледяной водой из кружки в лицо брызнула. Расхохотались оба — делать нечего, надо вставать.
Поев, расспросил Жилло Денизу, как найти старого ювелира. Она дала четыре адреса. Нахлобучил Жилло парик, напудрился и подрумянился по городской моде пуховкой и кроличьей лапкой Денизы, посмотрел на себя в хозяйкино зеркало — еле на ногах устоял. Увидел бы его таким старый граф голову бы снес напрочь! Он такого баловства не уважал.
Разумеется, только четвертый адрес оказался верным.
Ювелир жил небогато. Старуха служанка наотрез отказалась впускать гостя и даже докладывать о нем. Господин равноправный думский ювелир делом занят — вот как она диковинно выразилась. Да старухе и простительно — что она, трухлявая, в равноправии понимать может?!
Обошел Жилло ювелирский домик. Вероятно, хозяин и впрямь что-то этакое по срочному заказу мастерил, как кричала из-за двери старуха. Но и у Жилло дело такое, что отлагательств не терпит. Кроме того, что надо про перстень с золотым цветком разведать, неплохо и судьбу лекаря с графом узнать. Лекарь-то жив наверняка, что ему сделается, а господин граф?
Человеку, который привык по горам лазить и ночью через Вентас-Румбу козлом скакал, окошко на втором этаже — все равно что широко распахнутая дверь. Добрался Жилло до этого выходящего во двор окна очень даже просто и очень даже вовремя — ювелир как раз стоял носом в угол, извините, над ночным горшком… А на столе у него лежало то, что он по срочному заказу Равноправной Думы мастерил, — и оказалось это художество обыкновенным доносом.
Лепясь к круто уложенной черепице, стянул Жилло исписанный мелким, воистину ювелирским почерком лист, прочитал первые строчки — и прямо зашелся от ярости! А тем временем ювелир привел себя в порядок, горшок под кровать задвинул и сунулся к столу — а там пусто! Выглянул ювелир в окошко — может, бумагу ветром вынесло? А сбоку рука вылезла, на тощенькое горлышко легла и аккуратно его сжала. С хрипом уцепился ювелир за стол и назад отшатнулся. Жилло же, держась за ювелирово горло, с крыши в комнату перепрыгнул.
— Ну, здравствуй, скотина! — говорит. — Что это ты такое сочинил? Тебя в приличном доме принимали, а ты про хозяина всякую мерзость пишешь?
— Что велели, то и пишу! — отвечает с грехом пополам ювелир.
— Это тебе Равноправная Дума такое про лекаря сочинять велела? — и, чтобы ювелиру удобнее было оправдываться, Жилло отпустил его горло. Говори, но знай — вопить и на помощь звать не надо. Домик твой окружен. Шестеро вход караулят, еще трое — там, за забором, на случай, если вздумаешь из окошка уйти.
— Да кто вы, господин мой, такие? — забормотал ювелир. — Разбойники? Грабители?
— Поднимай выше! — фыркнул Жилло. — Какой я тебе господин? Ты, старый хрен, насчет господина — брось! Мы — тайная служба. Тайная думская равноправная служба. Проверяем, как ее распоряжения выполняются, болван! Ты ведь распоряжение получил? Получил. Так вот, мы и проверяем.
Придумать тайную думскую равноправную службу, которая среди бела дня по окошкам лазит, нормальный человек мог только с похмелья, сказал сам себе при этом Жилло. Но раз тут все ненормальные, должно подействовать! И подействовало.
— Значит, говоришь, что пишешь тут Равноправной Думе чистую правду?
— Наичистейшую! Как бриллиант распречистой воды!
— «Настоящим доношу, что готов и могу выступить свидетелем по делу о проникновении в секретные помещения Коронного замка графа Иво оф Дундаг и думского лекаря Арно Кандава…», — прочитал Жилло. — Это хорошо, что готов. А сможешь повторить свои показания в зале суда, лицом к лицу с обвиняемыми?
— Смогу, конечно, о чем разговор! — воскликнул удивленный дурацким вопросом ювелир. А Жилло понял, что молодой граф жив — не станут ведь судить покойника. Хоть и глупа Равноправная Дума, но не настолько же!
— Тогда продолжаю. Так… не в первый раз слышал возмутительные анекдоты про Думу… ну, это ерунда. Про анекдоты мог бы и не писать. Их теперь все рассказывают. Так… знал, что Арно Кандав хранит перстень с королевским гербом… Это что еще за новости?! Знал и не донес?
— Мне бы на слово не поверили. Я и хотел донести, но приложить перстень к заявлению, — объяснил ювелир.
— Вот и глупо, — возразил Жилло. — Кто бы тебе поверил, что ты его именно у лекаря стянул? Может, ты сам его дома десять лет хранил, а потом испугался? Надо было доносить, пока перстень у Кандава. Разве ты сам до этого не додумался? Может, у тебя еще какие-то мысли в голове были? Ну-ка!
И Жилло опять одной рукой ухватился за ювелирское горлышко, а другой полез себе за спину — там за поясом торчал выданный моряками короткий и широкий нож, очень даже внушительный.
— Ну, были!.. — хнычущим голоском признался ювелир. — Он ведь как сделан, этот треклятый перстень? Герб изнутри камня золотом выложен! Это же уникальная работа, ей цены нет! Я бы сообразил, как это делается…
— И говоришь, что такой ценный перстень лекарь получил в уплату от деревенской старухи? — поглядев в донос, осведомился Жилло. — Тут уж ты точно путаешь. Не могло быть у старухи перстня.
— Не могло, но был, — уверенно возразил ювелир. — Когда Кандав ездил лечить секретаря тамошнего уездного правления, то по дороге парня больного подобрал и домой привез. С ним такое бывает… Тот непонятной дряни наелся, его судороги били. Кандав его на ноги поднял, но одного отпускать не стал. Бабка за ним приехала. Парень — из простых, а эта — и вовсе убогая. Оказалось, он ей — внук. Единственный. Причем парень страшно был недоволен, что его вылечили! Кандав сказал бабке, что ему еще месяца два нужно в еду тайно одно снадобье подмешивать, тогда выздоровеет окончательно. А снадобье дорогое. Бабка мучилась, мучилась — решилась! Узелок какой-то достала, перстень вынула и за снадобье расплатилась. А как к ней этот перстень попал — дурак Кандав даже не спросил. А перстню цены нет! Я вот думаю — если суд состоится, позволят ли мне потом этот перстень выкупить?
— Так ты и написал, — согласился Жилло, сверившись с доносом и не обращая внимания на ювелирский намек. — Умница, хвалю. Впиши также, откуда эта бабка с внуком, чтобы мы могли и это проверить.
— А кто их знает, откуда… — вздохнул ювелир. — Разве все путешествия Кандава в голове удержишь? Уехал он тогда, кажется, вверх по Венте, а вернулся и вовсе от Полосатого мыса… Самой бабке он тоже лекарства давал. И как к ней только перстень угодил? Ему место у знатока, а не у безграмотной бабки…
— От чего лекарства? — строго спросил Жилло. — Ну? Забыл? Посмел забыть?!
— От ног и от поясницы! — неожиданно для самого себя с перепугу вспомнил ювелир. — Я вам, сударь, правду скажу, потому как вы ее все равно узнаете. Я давно вокруг этого перстенька кругами хожу. И если мне его позволят выкупить, я разберусь, как он сделан, и всей Благородной Думе такие перстни смастерю, с любыми равноправными символами! Хоть с топорами, хоть с мотыгами!