— Де-ти! — выглянула из Тетивалиного окна Ба. — Я вас вижу!
— Ба, а можно мы к Нарке пойдем? — крикнула Манька.
— Нет, оставайтесь у нас во дворе. Ясно?
— Ясно!
Делать было нечего, пришлось довольствоваться периметром Маниного двора.
Мы принялись лепить снеговика. Снег был пушистый, рыхлый, легко скатывался в комья и приятно поскрипывал под ногами.
Лепить было не так интересно, как закапывать Манюню в снег. Поэтому мы чуть-чуть повозились со снеговиком, а потом развалили его и воровато съели по снежку.
— Чем бы нам еще заняться? — протянула я.
— Я придумала, — вдруг вскочила Каринка, — нужно сделать сюрприз Ба.
— Какой сюрприз? — недоверчиво покосилась я на Каринку. По горькому опыту знала — все сюрпризы, которые приходили сестре в голову, рано или поздно заканчивались поркой.
— Нужно соорудить настоящего снеговика, а не снежного!
— То есть как это настоящего?
— Чтобы двигался. Представляете: Ба заходит во двор, а тут снеговик начинает шевелить руками и разговаривать.
— Ты с ума сошла? Где мы найдем такого снеговика?
— Слепим! — У сестры разгорелись глаза. — Из тебя!
— Де-ти!!! — высунулась в окно Ба. — Что это вы топчетесь на одном месте? Замышляете чего?
— Нет, — испугались мы, — ничего мы не замышляем. Сейчас будем снеговика лепить.
— Возьмите морковку в погребе, а глаза можете из угольков сделать, там, в ведре возле печки, достаточно угля.
— Лааадно!
— И смотрите у меня!
— Роза, ну не разрушат же они дом за полчаса, иди уже, кофе стынет, — раздался голос тети Вали.
— Да они и за десять минут могут дом по кирпичику разобрать, — проворчала Ба и захлопнула окно.
Она еще с минуту гипнотизировала нас взглядом из-за стекол, а потом ушла в дом. Времени оставалось в обрез.
Мы быстренько слепили несколько больших снежных комьев.
— Теперь надо соорудить из Нарки снеговика, — скомандовала Каринка.
— А как вы себе это представляете? — испугалась я. — Вы меня будете снегом закидывать? Я же простужусь и заболею.
— Так это же недолго! Ба вернется, и ты вылезешь!
— А Ба не испугается?
— Что, Ба снеговиков не видела? — вылупилась Манька.
— Снеговиков видела, а вот живых — вряд ли.
— Вот и будет ей приятный сюрприз. Мы же не поджигаем тебя, а статую лепим! Вот если бы мы тебя подожгли — тогда другое дело. А статуя — это красиво.
— И неопасно! — добавила Каринка.
— Это да, — протянула я.
— Ну так стой и не двигайся, — приказала сестра и стала быстро-быстро заваливать мои ноги снегом.
В скором времени стало ясно, что никакого снеговика из меня не получится, ведь, чтобы покрыть меня с ног до головы, снега нужно больше, чем мы успеем собрать.
— Ничего, — нашла выход Манька, — мы ее завалили до попы — и нормально. Я сейчас принесу скатерть с кухонного стола, она беленькая. Накинем ее Нарке на плечи. Будет красиво.
— Какая же ты находчивая! — выдохнули мы с Каринкой.
Манька зарделась.
— Да-да-да, я иногда бываю находчивой. Когда хочу! — И она побежала в дом.
Пока Манька бегала за скатертью, Каринка принесла из погреба морковку.
— Зачем морковь? — испугалась я. — Как ты ее приклеишь к моему носу?
— А ты ее будешь во рту держать.
— Не хочу, — обиделась я, — она грязная!
— Я ее снегом протерла, — успокоила меня Каринка.
— И вообще, — ныла я, — ногам холодно.
— Ну потерпи чуток, скоро Ба вернется. — И сестра забила мне рот грязной морковкой.
Я вонзилась зубами в морковь и встала, как вкопанная. Манька выскочила из дома со скатертью и на миг замерла на месте.
— Красотааа!!! — выдохнула она.
— М-м-м, — пожаловалась я.
Но Маня не стала обращать внимания на мое скорбное мычание, накинула мне на плечи скатерть и пришпилила ее сзади бельевой прищепкой. Расправила края так, чтобы скатерть прикрывала пальто. Потом водрузила мне на голову красную эмалированную кастрюлю. Они с сестрой придирчиво оглядели меня.
— Не очень, — покачали они головами, — лицо у нее синее, а надо, чтобы белое, как у настоящего снеговика.
— Снегом залепить? — предложила Манька.
— Нет! — выплюнула я морковь. — А как я дышать буду? А лицо синее, потому что мне холодно! И вообще, давайте морковку в самом конце приладим, а то мне челюсти сводит.
— Ладно, — смилостивились девочки.
— Я придумала! — запрыгала Манька. — Нужно Наркино лицо присыпкой обсыпать!
Сказано-сделано. Девочки притащили тальк, густо обсыпали мне лицо, водрузили на голову кастрюлю и всучили в руки метлу, которой Ба подметала двор. Чуть подумали, сбегали к печке и приволокли кочергу.
— Девочки, — высунулась в окно Ба, — а что это вы делаете?
— Снеговика лепим, — заслонили меня спинами девочки.
— А где Нарка?
— В туалет пошла.
— Смотрите у меня, я через пять минут буду!
— Хорошо, — пискнули девочки и, дождавшись, когда Ба закроет окно, быстро стали меня инструктировать.
— Нарка, смотри сюда, стоишь молча, не двигаешься. Как только Ба заходит во двор, ты начинаешь медленно поднимать и опускать метлу с кочергой и петь песню.
— Какую песню? И как мне петь, если морковь во рту?
— Промычи, ничего страшного. Новогоднюю песенку, про «в лесу родилась елочка».
— А как руки поднимать: так или так? — показала я.
— Вот так! И старайся не шевелить головой, а то кастрюля упадет.
— Ладно.
Девочки забили мне рот морковкой и спрятались за тутовым деревом.
Я стояла, засыпанная снегом по пояс, с кастрюлей на голове и с морковкой во рту, и молилась только об одном — чтобы Ба наконец пришла, потому что ног своих я уже практически не чувствовала. Ветер легонько колыхал скатерть на моих плечах, метла с кочергой зловеще трепыхались в растопыренных руках. Сюрприз обещал произвести фурор!
Когда Ба зашла во двор и уставилась на меня, я повела руками вверх и вниз, как показывали мне Манька с Каринкой, и промычала: «М-м-м-м-м-ммм, м-м-м-м-м-м!» Ба замерла на месте, потом побледнела и прислонилась к забору. Мне было не совсем ясно, нравится ей наш сюрприз или нет, поэтому я замолчала.
— Пой, — прошипела сзади Каринка.
Я выплюнула морковку и тоненьким голосом завела:
— В лесу родилась елочка, в лесу она рос-ла!!!!
— Кочерга! — зашипела сзади Манька.
— Зимой и летом стройная, зеленая бы-ла! — повела я кочергой вверх-вниз.
— Господибожетымой, — выдохнула Ба.
Если бы у меня была такая возможность, я бы мигом закопалась в снег и переждала бы там приступ ее немилосердного гнева. Но возможности такой не было, поэтому мне ничего не оставалось, как в ужасе наблюдать приближение урагана по имени Ба.
В последний момент я зажмурилась и втянула голову в плечи, и очень даже вовремя, потому что в следующий миг она вырвала у меня из рук кочергу и заехала ею по кастрюле.
— Дзынннннь, — прогудела кастрюля и отлетела в сугроб.
Ба мигом раскидала снег, схватила меня за шиворот и поволокла в дом.
— Раздевайся быстро, — проорала она мне в густо напудренное лицо. — Ноги озябли?
— Озябли, — заныла я.
— Снимай сапоги и марш к батарее отопления! Обними ее и жди меня, поняла?
— Поняла!
Ба ураганом полетела в ванную, выдрала из стиральной машинки шланг для сливания воды и кинулась во двор.
— Убью, — выдохнула.
Каринка с Манькой допустили досадный стратегический просчет. Нужно было, пока Ба волокла меня в дом, бежать в отделение милиции и проситься под арест. Тогда им удалось бы миновать кару.
А они почему-то решили, что, раз Ба поволокла меня в дом, а им ничего не сказала, значит, все в порядке, и сюрприз ей таки понравился. И, сияя довольными лицами, пошли домой. И столкнулись с Ба прямо на пороге.
Вот.
— Аааааааааааа, — орали потом они в унисон.
— Ыхть, — приговаривала Ба, — сколько можно! Ых-ть! Я вам что сказала! Ыхть! А если она заболеет? Ыхть!
Далее Ба затащила поскуливающих девочек домой, выпила стакан валерьянки, отодрала меня от батареи отопления и поволокла в ванную. Кипятила меня минут двадцать в воде, потом долго растирала полотенцем.
Но я оказалась неблагодарным созданием, умудрилась к вечеру слечь с высокой температурой, и Каринке с Манькой досталось по второму кругу.
Но обиды на меня они не держали. Наоборот, дежурили рядом, пока я отлеживалась в постели, и читали мне вслух книжки. И вели себя тише воды ниже травы.
— Нужно Нарку поднять, — приговаривали они шепотом, — а то вдруг она умрет? Тогда Ба нас точно со свету сживет!!!
ГЛАВА 6 Манюня пишет письмо Деду Морозу, или Как Каринка целый день была примерной девочкой
Мы с Манькой очень уважали Генсека Леонида Ильича Брежнева.
— А Генсек — это имя или фамилия? — спросили мы как-то у Ба.
— Генсек — это заболевание мозга, — хмыкнула она. — Притом неизлечимое.
— Охохо, — пригорюнились мы, — ну надо же, как человеку не повезло!
И если меня насторожил скептический тон Ба, то Маньку он совершенно не тронул. Она свято верила, что, не будь Брежнева и его друзей из местности с таинственным названием Ципкакапээсэс, нас бы давно уничтожили злобные капиталисты.
В один из предновогодних дней мы с моей подругой, взобравшись в широкое кресло с ногами и уютно накрывшись клетчатым пледом, листали журнал «Крокодил». И долго разглядывали карикатуру, на которой какой-то бессовестный трехголовый капиталист ходил по глобусу и раскидывал кругом ракеты.
— Им-пе-ри-а-лис-ти-чес-ка-я гидра. Во! — прочла по слогам Манька. — Смотри, какая бессовестная гидра! Она мне уже давно покоя не дает. Как вспомню, что такая гидра ходит по земле туда-сюда и разбрасывает гранаты, так спать не могу. Или это не гранаты? — Манюня повела пальцем по остроконечным ракетам, которые гидра сжимала в своих толстых пальцах. — «Катюши», что ль?
— Конечно, «Катюши», — важно кивнула я, — они стреляют здорово. Пиу-пиу-пиу!
— Чего это пиу-пиу-пиу? — раздался из розетки громкий шепот Каринки.
Мы обернулись.
— Говорю — это наши «Катюши»! — повторила я.
Розетка находилась на стене, отделявшей детскую спальню от кабинета, и держалась на честном слове. Я аккуратно вытянула ее и увидела сквозь провода кусочек заплаканного Каринкиного глаза.
— В туалет не хочешь?
— Не хочу. А чего это пиу-пиу-пиу? Вы что, совсем ничего не понимаете? Пиу-пиу может делать любое ружье! А «Катюша» делает бабах! — оживилась сестра. — Покажите мне рисунок, и я скажу, какие там ракеты.
Мы с Манькой хотели показать ей карикатуру, но тут в кабинет вошла мама, и мы отпрянули от розетки.
Сестра была сильно наказана. Час назад мама заперла ее в детской и строго-настрого запретила выходить из комнаты.
— Будешь сидеть там до скончания веков. Ясно?
— А в туалет?
— А в туалет под себя ходи! И не забывай при этом думать о своем безобразном поведении!
— Мам, я уже подумала, я виноватая, как настоящий преступник! — вцепилась в дверную ручку Каринка. — Клянусь, я больше не буду.
— Вот и сиди как преступник взаперти, — отрезала мама и закрыла дверь.
По правде говоря, мы с Манькой понимали маму. Потому что ей было за что сердиться на сестру. Через три дня наступал Новый год, и кругом полным ходом шла генеральная уборка. И если в нашей квартире еще можно было хоть как-то ее пережить, то в Манькином доме это было нереально. Ведь Ба, в угаре ритуальной уборки, могла ненароком прикончить подвернувшегося под руку шкодливого ребятенка.
Все наши дети помнили, что в столь тяжелые для взрослых времена нужно вести себя как можно тише. И даже Каринка об этом помнила. Но что-то в сестре изначально было сконструировано не так. Может селезенка, а может еще какой важный орган. Поэтому помнить она помнила, а вот вести себя как нормальный человек не умела.
А ведь все так хорошо начиналось! Прошлую ночь Манька провела у нас, потому что Ба натерла полы, и дома немилосердно воняло мастикой. Зато в нашей квартире ничем не пахло и было очень весело — целый день мы наряжали елку. Получилось очень красиво — елка переливалась множеством мигающих огоньков, а на макушке у нее сияла большая золотая звезда. Она периодически заваливалась то на один, то на другой бок и норовила упасть. Сначала мама ее поправляла, потом ей это надоело, и она убрала звезду, а на ее место повязала большой бант.
И мы весь вечер водили вокруг елки хороводы. Сначала исполнили весь репертуар нашего хора, а потом промычали джазовый альбом Стью Гольдберга, который папа часто слушал по вечерам.
Мы закатывали глаза и старательно выводили рулады, а Каринка аккомпанировала нам на расческе. Мама прикрыла рукой лицо и украдкой вытирала слезы. В самые торжественные моменты нашего исполнения она, не выдержав, срывалась в хохот, и нам приходилось прерывать пение, чтобы мама могла отдышаться.
Гаянэ тихо сидела в уголочке и бросала страстные взгляды на вазочку с очищенным фундуком. Она бы с удовольствием забрала несколько орешков и засунула их себе в нос, но не могла. Буквально на днях мама тщательно проинспектировала ее ушки и вытащила две арбузные косточки. Зимой! Это как глубоко надо было засунуть косточки в сезон арбузов, чтобы они вылезли только в декабре?
— А если бы они проросли? — пугала мама Гаянэ. — У тебя уши бы раздулись, как два воздушных шара!
— Да я поливала их водичкой, — рыдала Гаянэ, — но они никак не прорасталииии!
— Горе мое! Ты же могла заработать себе отит!
Поэтому сейчас Гаянэ ничего, кроме как разглядывать влюбленными очами фундук, сделать не могла. А не будь рядом бдящей мамы, она бы оперативно запихнула по орешку в уши и в ноздри. Глядишь, к следующей осени мы бы тогда получили от сестры неплохой урожай фундука.
После альбома Гольдберга мы принялись распевать песню Красной Шапочки «А-а, в Африке реки вот такой ширины», но тут из спальни вышел разъяренный папа и сказал, что если мы ему не дадим отоспаться после дежурства, то он собственноручно закинет елку вместе с нами в Африку. А мама глянула на часы и сделала круглые глаза:
— Одиннадцатый час! Всем марш спать!!!
Сначала мы дружно чистили зубы, а потом, лежа в кроватях, рассказывали друг другу, что каждая из нас попросила у Деда Мороза. Письма Деду Морозу лежали стопочкой на подоконнике, потому что мама объяснила, что так ему проще будет их забрать. Мы предусмотрительно оставили форточку открытой, чтобы Дедушке Морозу легко было до них дотянуться.
— Я попросила собачью упряжку, — призналась Каринка.
— Какую упряжку?
— Собачью! Как в фильме «Смок и малыш». Буду на ней разъезжать по городу и громко свистеть в свисток, чтобы собаки тормозили у светофоров.
— А я попросила, чтобы меня больше не заставляли играть на скрипке, — вздохнула Манька. — И еще попросила много игрушек и длинное платье. Ну, и по мелочи.
— А чего по мелочи? — навострили мы ушки.
— Не скажу, а то будете смеяться.
— Ну пожалуйста!
— Нет, — уперлась Манька, — пусть лучше Нарка расскажет, чего она попросила.
— Я попросила мир во всем мире, — надулась от гордости я.
— А себе?
— А себе ничего.
— Ну и дура, — фыркнула сестра.
— Сама ты дура! — обиделась я и полезла в драку. Но с Каринкой драться прямо-таки бесполезно. Каринка оглушила меня одной левой и оставила умирать на кровати.
— Ну зачем ты к ней полезла? — зашептала мне на ухо Манька. — Жить тебе, что ли, надоело?
— Наверно, — вздохнула я.
Утром мы первым делом проверили, забрал Дед Мороз письма или нет. Конвертов на подоконнике не было.
— Ура, будет у меня собачья упряжка! — захлопала в ладоши Каринка.
— Какая собачья упряжка? — поперхнулся чаем папа.
— Такая. Большие сани и двенадцать собак. Или восемнадцать. Я буду на ней по городу разъезжать.
— Чтобы получить в подарок упряжку, нужно себя хорошо вести. А как ты себя в этом году вела?
— Отвратительно! — запрыгала Каринка вокруг стола. — Но если Дед Мороз подарит мне упряжку, я навсегда стану хорошей девочкой. Клянусь!
— Ты хотя бы один день попробуй вести себя хорошо, — вздохнула мама.
— А вот увидите! Я сегодня буду вести себя очень хорошо, как Мальвина, — обещала сестра.
— Охохо, — покачал головой папа.
Каринка тем временем намазала хлеб маслом, положила сверху кусочек брынзы, потом щедро полила бутерброд медом и откусила большой кусок.
— Никогда больше не делайте себе такие бутерброды, — выплюнула она хлеб на тарелку, — гадость какая-то получается!
Сразу после завтрака мы собрались погулять во дворе. Мама дала нам денег и попросила купить в магазине пачку поваренной соли. Когда мы, укутанные по самые брови, вышли из подъезда, то первым делом заметили Рубика из сорок восьмой квартиры. Рубик был заклятым врагом моей сестры. Она третировала его пуще остальных мальчиков и сживала со свету что есть мочи. Дело в том, что прошлым летом Рубик внезапно забыл, ЧЬЯ я сестра, и кинул в меня камень. Угодил прямо в переносицу и превратил мой и без того немаленький нос в еще более выдающийся.
— Он об этом горько пожалеет, — поклялась сестра на моем залепленном пластырем профиле. И с тех пор, где бы ни появлялся Рубик, следом из воздуха материализовалась сестра и устраивала ему взбучку. Вот и сейчас, увидев своего заклятого врага, Каринка мигом сделала боевую стойку.
— Девчонки, вы идите в магазин, а мне с ним разобраться надо, — дернула она подбородком в сторону побледневшего Рубика и двинулась вразвалочку к нему.