Оборудовали мастерскую — длинную бревенчатую постройку с земляным полом, обмазанную глиной. Ждали ветра и готовили тигли к плавке железа. Погода нас не подвела — задуло так, что ходили мы, держась за перила. Зато наддув заработал прекрасно, и металл пошёл порция за порцией.
Скорее всего, железо получалось очень чистое — практически без примесей. Потому что в зависимости то соотношения количества руды и угля мы легко получали необходимые степени твёрдости. Сплавлять их с присадками не пытались — не было у нас полиметаллических руд. Это уже на другой год будем исследовать.
Второй важной темой для нас оказался каменный уголь. Мы его нагревали в закрытом котле, сделанном из «сивой меди», и смотрели, что закапает вниз, и что улетучится вверх. Помощнички мои — ребята толковые, к тому же буквы знают и ведут записи. Так что секрет змеевика, где конденсируются пары, постигли мигом. А ещё мы придумали, как контролировать температуру нагрева. Дело в том, что олово плавится при двухстах с чем-то градусах, свинец — при трёхстах с небольшим, и ещё примерно через соточку — цинк. И все они у нас есть.
Одним словом из котла капало вниз, и сверху тоже шёл конденсат. То, что оставалось в остатке — походило на кокс. Мы это сжигали, чтобы взвесить — оценить зольность. Накапавшее вниз перегоняли, разделяя на фракции. Одним словом заполняли время серьёзной исследовательской деятельностью и устраивали «диспуты», обсуждая сделанные наблюдения и выводы из них. Сырьевой и, отчасти топливный голод, давали нам немало времени для рассуждений и обобщений.
Знаете, фундаментальные знания, полученные во время учёбы, давали мне некоторые преимущества в наших спорах, как и статус «учителя». Но этот багаж быстро усваивался учениками и, случалось, их заключения нравились мне больше, чем мои собственные. Крепло чувство, что сейчас и здесь закладывается фундамент нашей науки. Э-э. Отвлёкся.
Так об угле. То, что мы из него вытопили или возогнали, дало нам горючую жидкость, похожую на солярку и даже не так сильно отличающуюся от неё по запаху. Ещё — густую смолу, из которой удавалось изгнать черноту. Тем не менее, липкость от неё никуда не девалась. Ещё выделяли мы самые легкие фракции, вероятно эфиры или бензолы, а может — ацетоны. Пахли они резко и из незакрытой посуды улетучивались.
Естественно, мы мешали это с уксусом и раствором соды, мылом, стеарином, глицерином. Грели, студили и смотрели, что получится. Хе-хе. Мне тоже было интересно похимичить.
* * *Один из моих молодых помощников женился — взял у Ивула дочку, заплатив за неё арбалетом. А что Вы думали — нравы тут простые. Девчонка, кстати, по местным меркам — перестарок. В приданое привела несколько оленей — всё по обычаю, как ведётся испокон веков. Новоиспечённый муж о чем-то переговорил с моей суженой, а потом уже она позвала меня на помощь, отмывать новобрачную в бане. Хе-хе. В общем — справились. Под конец, когда у невесты появилось понимание, что её ни разу не убивают, кажется, началось кислородное опьянение. Кожа задышала, женщина сомлела и в руки мужа попала завернутая в толстое одеяло, согласная решительно на всё. Хотя, и без этого она, кажется, отбиваться не собиралась.
А мы с женой перемыли своих чад и дочурку новобрачной. Не удивляйтесь. Наличие ребёнка для женщины, выходящей замуж, здесь и сейчас — несомненное достоинство. А больше невест у соседей не было. Ну да — остальным-то нашим ученикам, жениться не к спеху.
Была забавная загвоздка в арбалете.
Я не прихватил запаса свинца, и нам пришлось делать пули из стали. Скорее даже — из железа. Понятно, что весили они теперь примерно вполовину легче, но, начав их использовать, я с любопытством отметил возросшую кучность стрельбы. Пришлось разбираться. Так вот — тетива насекала на мягкой свинцовой пуле канавку — а что Вы хотели? — усилие в полсотни килограммов, это не пуп царапать. В результате летящее тело слишком значительно отличалось от сферического, что и приводило к непредсказуемым отклонениям.
Вторым же обстоятельством следовало признать возросшую начальную скорость, отчего траектория полёта не так сильно понижалась с расстоянием. Айтал, которая какое-то время пользовалась стальными пулями ни о чём таком мне не рассказывала, хотя изредка просила сделать ей немного именно стальных снарядов. Ну а мы с помощниками соорудили «сковородку» с крышкой, где «докатывали» тщательно выверенные по весу заготовки, добиваясь от них идеальной сферичности. Благо, мягкое железо выплавлялось у нас запросто, и цементацию в плотно закрытом тигле с толчёным углем здешние мастера знали задолго до знакомства со мной.
Вот эти-то «шарики» и пробудили во мне воспоминание о подшипниках.
Как Вы, несомненно, догадались, токарный станок мы тоже сделали, тем более что самые муторные в работе узлы я привёз с Бытантая. Поэтому ничего невозможного в реализации подшипника качения не было.
Казалось бы.
Наивный.
Невозможного действительно не было. Было много неудобного. Это я о сепараторе. Словом, никто не скучал, все изобретали и выдумывали. Но самое интересное началось потом. Мы дружно не понимали, для чего нам это нужно. Нет, что токарный и сверлильный станки теперь очень хороши и легки в работе — это прекрасно. Но куда правоверному якуту или достойному тунгусу засунуть это несомненное достижение инженерного гения и доказательство высокого мастерства участников затеи?
Вот.
Разбирательство подшипника на пули показалось нам не самым лучшим вариантом, хотя и самым вероятным. Главное — калибр идеально совпадал. Все наши шарики имели диаметр ровнёхонько один сантиметр.
* * *Разумеется, за зиму леса на будущие постройки мы заготовили достаточно. Ближе к весне съездили на Адычу и привезли оттуда нашу лодку. Просто поставили её на полозья и запрягли лошадей. Шли обходным маршрутом. Он хоть и длиннее, зато дорога куда как глаже. Ближний-то путь с возом, считай, непроходим, да и не хотелось нам торить приметный след через путаный лабиринт извилистых проходов — мы ведь спрятались от казаков. А след огромных саней видать издалека. И держится он долго.
Что еще рассказать примечательного об этой зимовке? Пельмени. У нас было много пшеничной муки, которую под моим руководством домололи до нужной кондиции и тщательно просеяли. Может, и не высший сорт получился, и опять же яичка нигде не сыскать, но и на молоке тесто замешивалось туго. Оленя мы закололи того самого, что специально для этого предназначался, сели вокруг длинного стола при свечах и налепили себе отличной еды, замораживая готовое и ссыпая в мешки.
Конечно, в мясе недоставало лука и перца. Но эта русская еда, до которой я великий охотник, понравилась всем. Её количество определялось только размером мешка с мукой.
Были в нашей жизни разные моменты. Например, все мои помощники скучали по сказаниям. Есть у нас такая традиция: в ненастное время люди собираются в самом просторном помещении и слушают легенды, предания, сказки. Чаще всего опытный человек ведёт повествование, а иногда и несколько. Тут же стариков нет, поэтому сами парни по очереди пересказывали то, что когда-то слышали в родных стойбищах. Я всегда с интересом слушал, а иногда и сам брал слово — кое-что помню с детства, кое-что читал. Айтал, однако, оказалась лучшей рассказчицей. Предания динлинов в чём-то похожи на наши, но и отличий немало. Поминания о великих властителях и могучих царствах в нашем эпосе окрашены в другие тона.
Тунгуска пока не настолько освоила язык, чтобы брать слово. В основном, задавала вопросы.
Она, кстати, прижилась легко. Они с Айтал иногда рисовали на бумаге всякую всячину, и однажды я увидел двуглавого орла. Оказывается — это с монетки, завалявшейся на дне одного из моих карманов. А ведь это герб Российиский. Причём — очень давнишний. Может быть, даже сейчас он уже в ходу. Мне сделалось интересно, и я попросил изобразить соболя. Дело в том, что в геральдике я не особо разбираюсь, но точно помню, что на гербе Сибири этот зверёк всегда был главным персонажем, однозначно указывая, в чем заключён главный козырный интерес русских в нашем краю.
Потом сам нарисовал изображение всадника на коне с флагом в руке — это уже герб республики Саха, которую чаще поминают как Якутию. Его перерисовали с какого-то наскального изображения, так что моих художественных талантов на воспроизведение нужного образа хватило.
Естественно, после этого на память сразу пришёл герб Верхоянска. Помню, что там была какая-то палатка и снежинки. И ещё — северное сияние. Мне оно не нравилось. Настоящее значительно красивее. Зато внизу имелись две серебристые рыбы одна над другой носами в разные стороны. Вот это по-нашенски — их Айтал и нарисовала. Считай, вся геральдика сверху вниз образовалась.
Теперь оставалось добавить последний штрих — герб наслега, к которому я бы себя отнёс. На Бытантае, там, где тойоном работает Ким, якутское сообщество уже сложилось. В его роду тотем — белка, хотя, это относится только к трём стойбищам. А другие роды почитают других существ. Так что о едином для такого территориального объединения символе речь вести сложно. Тем более, даже будь он в наличии, там расположено только одно из моих имений. Я его про себя называю ПТУ. Батагайская оловянная мастерская находится в землях, где каждый род пока сам по себе. Нынешнее же, начинающееся поселение, являющееся аналогом техникума-интерната, вообще расположено в месте практически пустынном. А поскольку сам атаман тутошнего казачества со мной разговаривает без посредников, то по всему выходит считаться мне следует налогоплательщиком Верхоянского подчинения. То есть следующая пятая ступень в иерархии как раз впору и придётся.
Теперь оставалось добавить последний штрих — герб наслега, к которому я бы себя отнёс. На Бытантае, там, где тойоном работает Ким, якутское сообщество уже сложилось. В его роду тотем — белка, хотя, это относится только к трём стойбищам. А другие роды почитают других существ. Так что о едином для такого территориального объединения символе речь вести сложно. Тем более, даже будь он в наличии, там расположено только одно из моих имений. Я его про себя называю ПТУ. Батагайская оловянная мастерская находится в землях, где каждый род пока сам по себе. Нынешнее же, начинающееся поселение, являющееся аналогом техникума-интерната, вообще расположено в месте практически пустынном. А поскольку сам атаман тутошнего казачества со мной разговаривает без посредников, то по всему выходит считаться мне следует налогоплательщиком Верхоянского подчинения. То есть следующая пятая ступень в иерархии как раз впору и придётся.
Не долго думая, я нарисовал молоток. В профиль.
Эти изображения одно над другим нанёс на доску, выжигая калёным железом. Получилось чёрным по белому. Только рыбы сделал белым по чёрному. Сверху покрыл прозрачным лаком, получившимся у нас из каменноугольной смолы. Он медленно сохнет, но уж схватится, так схватится.
Повесил своё творение на стену и залюбовался. Душевно вышло. Этот вечер я рассказывал своим товарищам о геральдике. Несмотря на скудность познаний, разговор получился интересный. Понятие животного — защитника рода — у моих современников постоянно на слуху, а представление об иерархии вообще впитано с молоком матери, так что это построение оказалось для всех прозрачным и очевидным.
Ребята и для себя гербы придумали. У того, что родич Кима, пятым пунктом встала белка. А у других — его однонаслежцев, хе-хе, белка встала тоже на пятую позицию, зато добавилась и шестая, снегирь и евражка… ну, это вроде суслика зверёк. Одним словом, был у нас и досуг, и даже кое-какие забавы. Гербами вот обзавелись. Приятно.
* * *Приближалась пора нам с Айтал отправляться в отпуск. Вообще-то на летний период многим из нас предстояли поездки — планов было громадьё. Однако для меня на первое место выходили поиски легирующих прибавок. Имею ввиду — полиметаллических руд. Свербит, свербит меня одно сомнение. Ведь в рецептуре стали, что пустил я на кавалерийские шашки, были «камешки» в которых я подозревал наличие кобальта. И никеля. И меди.
Полезность никеля сомнений не вызывает, но про легирование стали медью или кобальтом слыхивать мне не приходилось. Ну да, так или иначе, нужно будет разной руды наковырять. Нет, не подумайте, что я сам собираюсь это проделать. Помощнички всяко в те места отправятся, вот пускай и привезут согласно образцам. Заодно узнаю, как они умеют разбирать то, что сами накарябали, выслушивая наши с Айтал объяснения насчет того, где мы это находили.
Глава 16. По сусалу
Весна в наших краях, это время, когда всё ещё лежит снег. Моё семейство в этом году решило съездить к морю. Прямо по снегу. На лыжах и нартах с собачьей упряжкой. Дело в том, что особо уж крепкие морозы больше не вернутся, а просто холода — это обычное дело. Мой старший — Тургун — время от времени бежит сам рядом с санями. Но не подолгу. Он далеко не сравнялся силами со взрослым человеком. Поэтому частенько устраивается рядом с братишкой, чтобы передохнуть. В эти периоды мы подвигаемся заметно быстрее. Я иду впереди, а жена замыкает процессию, поглядывает за тем, чтобы младший не выпал и не остался сзади. С него станется.
Первую полусотню километров от нашего дома на север вдоль речки до самого Селенняха мы преодолели за день — тут накатанная нашими санями дорога, по которой недавно ходили за новой порцией угля. Но этот благоустроенный по местным меркам тракт повернул направо, к Индигирке, а нам нужно было прямо, на южный берег Моря Лаптевых.
Невысокие возвышенности, окаймляющие долину Селенняха с севера, мы преодолели буквально за пару дней, и оказались на равнине, состоящей из множества слабонаклонных плоскостей. Сейчас под снегом поверхность выглядела ровной и скучной. Древесная растительность сначала поредела, а потом и вовсе сошла на нет. Стланики тоже перестали встречаться, и стало совсем скучно. Зато голые каменные поверхности, то там, то тут выглядывали из под белого покрывала. Местность повышалась, и по обе стороны нашего пути всё чётче обозначались горы — покатые гребни. То есть — сходящиеся наклонные поверхности переходящие друг в друга резким изломом.
Палатка, которую мы ставили для ночлега, обогревалась керосинкой. Точнее — соляровкой, которая, перед тем как разгореться, требует некоторого прогрева фитиля пламенем свечи. Фитиль кирпичный — из обожженной глины. Он довольно массивен, но даёт ровное короткое пламя, позволяющее вскипятить чайник или сварить похлёбку. Как регулировать интенсивность горения я не придумал.
Мы никуда не спешим, и не охотимся потому, что дичи на этих пустынных просторах не видно. Летом тут должно быть царство мхов и голого камня, а пока — ледяное безмолвие, столь выпукло описанное Джеком Лондоном. Тихая погода и яркое солнце — чудесные дни. Ночные заморозки невелики: на мою оценку не больше двадцати градусов под утро.
Кстати, про утро. Сегодня сыновья сворачивали палатку без нашей помощи, а мы поздновато вмешались. Потратили немало времени, на то, чтобы выпутать младшего — он как-то умудрился влезть между полотнищами двойного пола. Способный мальчуган у нас растёт.
Три заметных речки перешли по льду и двинулись вдоль четвёртой, текущей с севера. Её долина ровнее, чем спускающиеся к замёрзшему руслу склоны. Торчащих камней, обнажённых откосов и обрывов вокруг стало больше, а стоянки наши — длительней.
Сыновья под присмотром жены копают снег в тех местах, которые я им указываю, а сам я молотком отбиваю то там, то тут интересующие меня образцы. Кажется, в этот раз мы недалеко уйдем. По всем признакам поблизости имеются выходы полиметаллической руды. Пусть и ожидаются в ней опять кобальт, никель, медь — те же элементы, что и разведанные мною на Бытынтае, но это уже другая композиция.
Собственно, началось всё с того, что кто-то из наших учеников назвал речку, на которой мы поставили свою юрту, Берелехом. Память мгновенно сработала — это название с карт, составленных более чем через триста лет тому вперёд, послужило спусковым механизмом. Да, не всё вспоминается одинаково легко, но тут геологическое прошлое вздыбилось в голове, и меня потянуло на север. Туда, где раньше располагался населённый пункт Депутатский.
Я намеревался пройти через это место горными долинами, сориентироваться на местности, запомнить приметы, чтобы потом спокойно и обстоятельно спланировать действия по освоению богатств тамошних недр. Но, увы, придётся умерить аппетиты. У меня нет столько людей, чтобы заняться этим прямо сейчас. Особенно, в связи с обнаружением примерно в восьмидесяти километрах от устья Берелеха того, за чем собирался аж на Бытантай.
Одним словом, нарту мы нагрузили до предела — собачки тянули её с натугой и ни о чём, кроме возвращения речи не шло. А море? Хе-хе. Да пошутил я. Тысячи километров через ледяную пустыню с маленькими детьми даже такие непоседы как мы с Айтал преодолевать не станем. Мы и с начала-то планировали пройти не больше пяти сотен, а уж потом собирались вернуться. Но в результате и двухсот не прошли.
Как я Вас! Хе-хе. Однако якут не совсем глупый.
* * *Пока лежал снег, мы сходили за рудой гужевым обозом в чисто мужской компании. Кроме трёх наших саней, ещё трое нарт с оленьими упряжками и каюрами нам выделил Ивул. Для большего количества не хватало людей. У него маленький род, а тут еще наступило горячее время — животные вообще чаще всего телятся по весне. Ну да будет ещё осень. Эвенки планируют перейти выше по Берелеху и оставаться там всё лето, а потом оттянутся к западу — и всё это для того, чтобы держаться неподалеку от нас.
Хорошо, когда лад с соседями. Да и как ему не быть, когда стального инструмента и всякой утвари на подарки мы не жалели. Так что летом помощники на нашу стройку обязательно придут.
Семейство же наше ненадолго разделится. Жена сказала, что должна побыть дома, это, имеется ввиду, прямо тут. Так что, ясное дело, третьего ребёнка нужно ждать ближайшей зимой. Как раз трёхлетний промежуток обозначился после второго сына. А нас с Тургуном ждет и дальняя дорога, и, возможно, казённый дом. Пять лет парню — мужчина. Почти. Нам стоит поторопиться, чтобы обернуться до вскрытия рек, потому отправляемся верхами. Три лошадки — по одной на путника и идущая под вьюком — это как раз и есть всё конное поголовье нашего стойбища.
* * *До Адычи мы добрались за четыре дня. Сын, оказав почести бабушке и прабабушке, присоединился к мужчинам и чинно присутствовал при беседе, не раскрывая рта. Семейных новостей много. Средняя сестра моей супруги родила дочку. Живёт она в Верхоянске замужем за одним из приказчиков Никодима. Младшая как раз недавно обрела спутника жизни. Парень из якутов, из рода, живущего много южнее. Собираются отделяться от родни и перебираться на восток. Как раз к нашему новому «промышленному району». Она ведь бывала в тех местах и поглядела на них. Одна из долин неподалеку от прохода через западный отрог ей очень понравилась. Так что поедут, как снег сойдёт, вдвоём поглядят.