— Прочь ведьма! — соскочил я с кровати и включил свет под потолком, чтобы избавиться от наваждения.
Дрожащими руками я налил и выпил вина, потом искурил две сигареты и уснул с включённым светом.
В дальнейшем Рита ни разу не появилась на нашем пляже, и случайно я с ней не встретился.
Вернулся Толя, полный впечатлений. Блондинка ему всё-таки отдалась. Мы от души похохотали, обсудив подробности. Похоже, случившееся приключение пробудило в нём храбрость в наступлении на женщин, и на другой же день он обратился ко мне с просьбой:
— Знаешь, я тут познакомился с Эвелиной в другом корпусе, у нас всё на мази, но мешает её соседка по комнате, дура, какая-то, не даёт Элке ни минуты остаться одной.
— Хочешь дуру сплавить мне?
— Да она очень ничего. А дура, потому что не представляет измены мужу и Эвелину смущает.
— Ага, твоя пассия тоже хочет подложить мне подружку, чтоб саму совесть не грызла.
— Ну, Дмитрий, какие-то сложные производные берёшь, — заулыбался Толя.
— Ладно, какие предложения?
— Есть план. Все идём в кино, там Элина, начинает жаловаться на мигрень, вы остаётесь, а мы уходим.
— Ладно!
Сразу после обеда мы направились в кинотеатр.
Толина дама, лет тридцати, оказалась симпатичной ухоженной еврейкой с интеллектуальным уклоном. Её подруга — Катя, парикмахерша из Волгограда, двадцати пяти лет, обладала вполне привлекательной внешностью: высокий рост, красивая удлинённая шея, правильный носик, маленький пухлый ротик, заставляющий подозревать подобные прелести и в нижней части, волосы покрашены, в ставший опять модным, огненный цвет, выпуклые груди и задница. В общем, станок, что надо, но во всём её поведении чувствовалась напряжённая скованность.
Я предложил ей руку, но она, как-то по-детски, отдёрнулась и пошла под руку с Элиной, нам с Толей пришлось идти сзади, он подсмеивался:
— Видишь, какая!
Когда мы вошли в фойе и съели по мороженному, Эвелина приставила изящные пальчики ко лбу и изобразила на лице крайнюю степень недомогания:
— Опять мигрень!
— Ой, Эллочка, что с тобой? — зарылась верная подруга в сумочке и вытащила какую-то таблетку.
— Это не поможет, — посмотрела таблетку Эвелина, — только мела-текс в комнате в тумбочке, — застонала она.
— Пойдем, я тебя провожу, а вы смотрите кино, — с готовностью разыграл Толя сценарий.
— Нет, что ты! Как я могу бросить подругу! — заныла Катя.
Эвелина поняла, что хранительница верности не отстанет, проглотила предложенную таблетку и сказала:
— Кажется, стало лучше. Точно лучше.
— Как я рада! — поцеловала её Катя.
— Ну, забота, как о родной сестре! Тьфу! — скривился я.
Мы посмотрели кино, и пошли к Толе. Там для поддержки любовных утех уже стояли на столе вино и закуска.
Катерина удивилась как ребёнок: — Откуда такой шикарный стол?
— У нас каждый день такой стол! — заявил я тоном, не терпящим возражений.
— Но так, ведь, можно спиться! — с искренним испугом сказала Катя.
— У тебя, что муж не пьёт? — перешёл я без обиняков на «ты», разливая стаканы.
— Вы знаете, — оттолкнула она моё обращение, — только по праздникам.
— Отпуск — сплошной праздник, значит, пить надо каждый день.
Толя, следя за нашей дуэлью, корчился от смеха.
Очень деликатно я усадил Катю на кровать и вручил ей стакан с вином.
— Нет, мы не пьём, только раз с Эллочкой выпили немного за знакомство, — опять заломалась Катя.
— Я разрешаю! — подключилась Элина, — сегодня тоже пьём за знакомство.
Авторитет Эвелины был для Кати незыблем и, когда та залпом выпила стакан, то Катя с испугом, прикладываясь к напитку несколько раз, тоже, в конце концов, выцедила его. Занятая этим нелёгким для неё делом, она не заметила, как Толя с Эллой вышли через балкон и растворились во дворе.
Толя — продвинутый мэн и верный товарищ смотался с Элиной в её комнату, предоставив мне своё жилище.
Лицо у Кати зарделось, она сидела на кровати и крепко держала двумя руками пустой стакан. Я осторожно вытянул его и дал ей мандарин. Она надчистила его с одного конца и всунула маленький кусочек в пухлые губки.
В этот момент она обнаружила отсутствие в комнате приятелей и встревожилась:
— А где Эля с Толей? — у неё был вид, как у расстроенного ребёнка, но поверить в то, что напротив сидит ребёнок, никак было невозможно, слишком уж выпирала и вздымалась её большая взволнованная грудь.
— Глупая, — прошептал я ей, — они давно трахаются, только ты ломаешься.
Катя была ошарашена.
— У ней же муж, — наконец промолвила она.
— На юге все разведённые! — сказал я и тут же сообразил по её бегающему взгляду, что сейчас она подымется и тоже сбежит, чтобы опять испортить жизнь любимой подруге и её воздыхателю, а, заодно, и мне — навряд ли больше представится случай поиметь такое роскошное тело. Я ринулся на Катю, как ястреб сверху на добычу, и зажал её в своих объятьях до скрипа грудей, а замком губ заставил замолчать, пытающийся возмутиться, ротик. Не мешкая, я лихорадочно стянул с неё голубые фланелевые трусы.
С одной её ноги слетела туфля, я сдёрнул нежную розоватую задницу на угол кровати и со сладостной мукой проткнул её сопротивляющиеся губки, оказавшиеся узенькими, ротик не обманул!
Сама она отключилась в шоке от стремительного нападения.
Я кончил с восторгом очень быстро и встал. Катя открыла глаза, в них стояла растерянность, я налил ей снова стакан вина, она хлестанула его залпом.
— Ну, есть положительные сдвиги! — сказал я.
Рыжеволосая красавица молчала.
Молчала она и всю дорогу — я проводил её до её корпуса.
Мы остановились. Вдруг, Катя бросилась ко мне на грудь и, плача, стала страстно целовать меня.
— Мне было с тобой хорошо. Я никогда не изменяла мужу. Теперь я поняла, что не люблю его. Он лысеет, я каждый вечер смазываю его волосы чесночной настойкой, а потом мне противно спать с ним рядом, — сбивчиво объясняла она со слезами.
— Господи, — подумал я, — есть женщины, которых просто надо брать силой.
Из корпуса показался Толя, воодушевлённый новым романом, и с восторгом описал подробности любовной встречи. Я тоже информировал друга о последних событиях.
— За что боролась, на то и напоролась, — захохотал жизнерадостный сангвиник.
Но, как выяснилось позже, напоролся я. Катя не давала покоя ни днём, ни ночью. Днём, она, выискивая моменты, когда моего импотента не было в комнате, шла ко мне не таясь, ночью же тихо стучалась в дверь, когда сосед уже засыпал.
— Катя, ты измучила меня, — шептал я ей спросонья.
— Понимаешь, к нам пришёл Толя, я не стала им мешать.
Как будто у Толи не было места — трахаться с Элиной.
В постели она оказалась изобретательной, было видно, что женщина на ходу постигает нюансы любовных утех.
— Мы с мужем любили только в одной позе, — рассказывала она.
В общем, я прилично справлялся со своими мужскими обязанностями, но в душе поселилась вселенская усталость.
Я заметил, однажды, Катерине, что надо временно прекратить наши встречи, у меня большая нагрузка на сердце от грязелечения.
— Конечно, конечно, — с готовностью согласилась она, прекратила ходить ко мне в комнату, но поджидала на каждом шагу.
— Ты мне весь отпуск испортил, — плакала дама, познавшая прелести секса.
Приходилось утешать и опять вести в постель. Без особого азарта.
Мы с Ольгой провожали на вокзале Славку. Я оставил их одних в последний момент и отошёл в сторону.
Никогда на людях они не показывали своих отношений, в завершение отпускного сезона мы часто шатались вдоль лимана большой пьяной компанией.
Раздался уже третий звонок, любовники поцеловались в последний раз, и тут Ольге стало плохо. Она бессильно обвисла в Славкиных руках, а тот беспомощно оглянулся в мою сторону, поезд вот-вот должен был тронуться.
Я подбежал, товарищ передал мне дрожащими руками Ольгу и еле успел вскочить в покатившийся вагон.
Так и стоял он на подножке, пока не скрылся из виду, а я пытался привести Ольгу в себя, вливая ей коньяк из неизменной фляжки.
Я довёл её до комнаты.
— Заходи! — сказала девушка. — Есть сигареты?
Вообще-то раньше я не видел, чтобы она курила.
Она села на кровать и глубоко затянулась:
— Какая, дура! Мы, ведь, с ним были вместе только три дня. А могли быть три недели.
— Такие характеры у вас.
— Никогда не помышляла изменить мужу, а теперь… теперь — как я без него?!
Девушка заплакала, а сигарета упала прямо на пол. Я поднял дымящийся окурок и загасил. Потом достал фляжку и подал ей.
— Пей!
Она отхлебнула крупный глоток, и тут её плач перешёл в судорожные рыдания.
— Пей!
Она отхлебнула крупный глоток, и тут её плач перешёл в судорожные рыдания.
Я подсел рядом, обнял за трясущиеся плечи. Раньше всегда Ольга поражала меня статной выдержанной красотой Нефертити, строгой и недоступной. Сейчас передо мной сидела безвольная рыдающая девчонка с расплывшейся под глазами тушью.
Раскрасневшееся лицо, губы, вспухшие от переживаемых эмоций. Она казалась такой наивной, милой и сексуально привлекательной, что я не удержался и поцеловал её.
Она… ответила взаимным поцелуем.
— О, как ты желанна мне, девочка! — пронеслось в моей голове, когда я, мягко уложив её на кровать, начал стаскивать ажурные трусики с полированных ножек.
Несмотря на естественно белые волосы на голове, лобок её был покрыт восхитительным ковриком чёрных кудрявых волос.
— Я, наверно, блядь, — прошептала Ольга.
— Ты совершенство, — ответил я тоже шёпотом и погрузился всем телом в расплавленную лаву желания.
У нас с ней случился только один этот раз. Назавтра Оля тоже уезжала и попросила не провожать её, ушла с подругами.
— Насколько изощрёнными были мои забавы с другими женщинами, — думал я, сидя в кресле самолёта, увозящего меня на Урал с берегов Чёрного моря.
Почему же щемящей грустью в памяти осталось только одно это, почти невинное соитие?
Как будто украл что-то заветное, нужное на всю жизнь, но тут же утерял, и оно мелькнуло, как мираж.
Что ищет в этом мире человек? Наслаждений, страстей?
Так считал я раньше. Но теперь на душу навалилась огромная тяжесть усталости, все приключения казались суетой сует, и я почувствовал всю призрачность и никчемность своей жизни.