Стало совсем тепло, и танцы перенесли на открытую площадку.
Взбодрённые коньяком, мы принимали участие в дикой вакханалии танцев среди круга знакомых, которых оказалось уже тьма.
Толпа «больных» ревела, как в последний день Помпеи перед извержением Везувия.
Разгорячённый напитками, танцами, музыкой и созерцанием мечущихся молодых полуголых вакханок, я тащил Таню в кусты, недалеко, метров за двадцать от площадки, где сгибал её спину и с наслаждением вдувал в стояка.
Наши свидания прекратились внезапно, приехал, всё-таки, штатный любовник. Татьяна сумела, не внушив подозрения, уговорить его поехать тот час же в Ялту, ссылаясь на непомерную скуку в заштатной Евпатории. Бравый капитан был польщён тоской женщины без него любимого.
Больше я не видел предмета своей страсти.
Компания у нас собралась в широком диапазоне — от 15 до 50 лет. Из молодых парней мне особенно импонировал Рустам.
Судя по непрекращающимся предложениям дорогого коньяка от него по любому случаю, шестнадцатилетний подросток происходил не из бедной семьи.
С взрослыми общался очень просто, всегда на ты, был дьявольски смазлив, все немногочисленные девчонки в санатории влюблялись в него.
Но был в нём некий надлом, который я никак не мог понять.
На правой руке у Рустама всегда была надета перчатка и, согнутой ей в кулак, он постоянно боксировал: и со встречными стенками, и со стволами деревьев, и часто с мордами непонравившихся ему собеседников.
Однажды, после очередного конфликта, когда, похоже, профессиональный боксёр расквасил юноше морду до кровей, я, оттолкнув спортсмена, отвёл подростка в сторону и спросил:
— Ну что связался с мощным дядькой?
— Он, сука, трахает эту тёлку, которую я сам ещё не успел.
— Мало тебе тёлок — каждый день ходишь с разной.
— Пусть их трахают после меня!
— Нельзя так Рустам, тёлки тоже люди.
— Не люди, а бляди!
И тут он расплакался и рассказал свою историю.
Два года назад, мальчик, не испытавший себя с женщиной, как мужчина, страстно влюбился в девочку, дочку шефа его отца.
Девочка, с одной стороны отвечала ему взаимностью, с другой её отец, уже уготовил ей будущее, она должна была выйти замуж за сына его партнёра из Дубая.
Когда папаша почувствовал неладное, то ускорил события — отправил дочку-невесту в эмираты.
Рустам, в день её отъезда, бросился под колёса уходящего автомобиля, который благополучно размозжил ему правую ладонь руки.
Ладонь отняли, вместо неё встроили протез. Именно им и орудовал подросток, почём попало, а сам превратился в этакого мачо, дравшего девушек без страха и сомнений.
После Татьяны, страсть как хотелось, трахнуть молодку, а все они были на приводе у Рустама.
— Рустам, — обратился я, — ты прав, все они блядво, но я хочу Майку.
— У Майки узкая пи…ёнка трубочкой, нормально.
— О-о! К тому же трубочкой! Я от её мордашки так западаю!
Майя жила выше надо мной, (я обитал в крайней комнате второго этажа).
Однажды эта девушка пятнадцати лет, с подвижной сексапильной лисьей мордочкой, возвращалась ночью с прогулки через наш балкон, куда можно было забраться через бетонный выступ на краю здания.
Но подняться выше, на третий, следовало быть скалолазом.
Она проскользнула к нам сквозь открытое окно, сосед спал, но я ещё нет, и успел заметить, когда она спрыгнула с подоконника, голую загорелую задницу и розовые губки под короткой юбочкой.
Наша молодёжь загорала на пляже в сторонке без одежды, презрев все условности.
— Дима, ты меня спасаешь, — непринуждённо чмокнула девушка меня в щёчку, — то бы не попала к себе.
Я, не будь дураком, тут же обхватил её клешнями и бросил на кровать к стенке. Майка, похоже, не сопротивлялась, я нащупал её жаркие гениталии и всунул туда палец. Узкая горячая трубочка!
Тут проснулся сосед.
С этим парнем, хоть и был он моложе меня на пять лет, у меня не сложилось. Похоже, был он импотент, отчего и лечился в санатории, поэтому девушек на дух не переваривал.
— Ну, вы совсем оборзели! — крикнул сосед фальцетом, — спать не даёте!
Майка выскользнула из постели и смоталась через дверь.
Велико было желание — набить соседу рожу, еле сдержался, но… поезд уже ушёл.
Руку я долго не мыл и всё принюхивался к будоражащему запаху девичьей слизи.
Майка, по-детски напуганная соседом, избегала потом меня, и я обратился к Рустаму:
— Пусть придёт ко мне сегодня в четыре, этот дурак уехал на экскурсию.
— Придёт, я с ними только так! — щёлкнул парень искусственной клешнёй о спинку скамейки.
Я приготовил коньяк, на закуску крупный синий виноград и пикантный местный сыр — сулгуни.
Майка открыла дверь ровно в четыре, испуганно глянула на соседнюю кровать и прошла в комнату.
— Его не будет! — поспешил я успокоить её, — садись, девочка, будем пить коньяк.
— А потом ты будешь меня е. ть, — без тени стеснения выразилась Майя.
Мне стало неловко от откровенности нынешней молодёжи.
— Только, если захочешь сама.
— Ладно, наливай! Там посмотрим!
Я разлил коньяк и пододвинул ей закуску.
Девушка опрокинула в рот стакан с крепкой жидкостью, как с водой, помахала кистями рук перед носом и прикусила сыра.
Её тёмно-загорелое личико с чуть приподнятым острым носиком, улыбчиво прищуренными глазками и, по-детски пухлыми губками, возбуждало мои сексуальные фантазии.
Я придвинулся со стулом, единственным в нашей комнате, поближе и обнял её за плечики.
— Не могу забыть тебя ночное явление!
— Да, помешал этот козёл! Ты дядя ничего!
Подбодрённый молодкой, я всосался в её губы. Меня заколотило дрожью желания, в голове кругами поплыл белый туман.
Майя соскочила с кровати, на которой сидела, встала на коленки и расстегнула на моих джинсах замочек ширинки.
— О! — сказала она, ощутив ладонью под плавками твёрдое тело.
В следующий миг девушка содрала плавки и, хитро взглянув на меня, всосала трепещущий член до самой глотки. Я ощутил ребристые складки внутри её горла.
— Как она может пропускать сокровище сквозь зубки, не касаясь его! — удивился я.
Но красавица тут же выплюнула затычку, снова глянула на меня и задрала двумя пальчиками крайнюю плоть.
С полминуты она наслаждалась видением грозно восставшего фаллоса, потом вдарила ему ладошками с двух сторон и впилась острым язычком в нежную щёлку головки члена, больно, и, в то же время, сладостно раздирая её.
Только хотел я отпрянуть от щекотного кинжальчика, как искусница переместила язычок на истончённую кожицу головки и принялась елозить им по всеми периметру полусферы.
Потом она плотно обжала член пухлыми губками, захватила и сжала яйца в ладошках, после чего мои половые органы превратились в предмет изощрённого издевательства ненасытной нимфетки. Она с хлюпаньем сосала член, смачивая его слюной, закладывала игрушку то за левую, то за правую щёку, перекручивала мошонку и давила на яйца — я, в конце концов, взвыл от боли, но тут же разрядился спасительной стреляющей струёй прямо в рот забавнице и на её разгорячённое, необыкновенно прекрасное юное лицо.
Широко раскрыв глаза, я пожирал глазами чудную картину растекания молочной жидкости по нежной коже лица, достойную кисти любого великого импрессиониста; я готов был съесть и проглотить Майку. Я не хотел больше жить!
— На, на, на! — орал я и кончал, и кончал, откуда столько взялось! пока в бессилии не откинулся на спинку стула.
— Ну, ты даёшь! — услышал я звонкий голос, когда пришёл в себя.
Я потянулся к бутылке с коньяком и отхлебнул из горла.
— Три дня не был с женщиной, — бодро произнёс я с новыми силами. — Ложись на кровать!
— Слушай, а, сколько тебе лет? — спросила Майя.
— Сорок два, — честно ответил я.
— Что? Рустам сказал мне, что тебе тридцать.
— Да какое это имеет значение?
— Ты… ты старик! — возмущённо произнесла девушка.
— Слушай Майка, ложись! Я покажу тебе — какой я старик.
— Не-е-е… — пропела девушка, — я пошла.
— Дура! — крикнул я вслед хлопнувшей двери.
Так и не удалось мне натянуть заветную трубочку.
С тех пор я никогда не говорю ИМ о моём возрасте.
Наконец, тёплые солнечные лучи переместили всех на пляж, где мы проводили всё свободное время.
Славка, оказывается, был на своём балконе, когда ко мне приходила Майка, и слышал мои сексуальные крики, а сам изнывал от полового воздержания, но так и не решился сделать Ольге прямое предложение.
Зато подначивал меня:
— Натрахался, котяра!
Я решил не дразнить товарища.
— А, всё это суета сует! Лучше спокойно отдыхать, вкусно кушать и попивать, заботиться о здоровье и не думать о бабах.
— А, всё это суета сует! Лучше спокойно отдыхать, вкусно кушать и попивать, заботиться о здоровье и не думать о бабах.
— Во даёт! — заулыбался приятель, — сам сбросил охотку и про отдых заговорил. Пройдёт через пару дней!
— Да, наверно, ты прав, — рассмеялся я другу в ответ.
— Не наверно, а точно. По статистике, о сексе женщина думает четыре раза в час, а мужчина десять.
— Это как определили?
— Американы на детекторе лжи. Сначала сняли показания: энцефалограмму, пульс, давление, влажность кожи и прочее при явном сексуальном возбуждении, а потом те же признаки у человека в его обычном состоянии.
Славка говорил, как читал лекцию.
— Даже, например, если человек ест или творит науку? — спросил я.
— Даже. Всё в природе подчиняется ритмам. В организм с этой периодичностью вырабатываются и впрыскиваются половые гормоны.
— Выходит, против секса не попрёшь.
— Не попрёшь. Секс — основной инстинкт, если человек здоров и сыт.
— А может быть секс нужнее сытости. Помнишь эпилог в «Жерминале»? Как они отдаются друг другу в заваленной шахте после голодания.
— Ты читал Кастанеду?
— Так, мельком.
— Дон Хуан говорит, что у человека нет другой энергии, кроме сексуальной.
— Да уж, что человек не делает — всё сводится к сексу, — согласился я.
— Загадать тебе загадку? — спросил Славка.
— Давай!
— Это восточная притча.
Решил хан женить сына. Повелел собрать со всего ханства самых красивых, душевных и умных девушек и привести к нему. Из них он отобрал три лучших и отослал их сыну — выбирать жену.
Ханский сын решил испытать девушек и каждой из них загадал одну и ту же простую загадку:
— Сколько будет дважды два?
— Четыре, — ответила, зардевшись, первая красавица.
— О, ты справедливая женщина, — сказал сын.
— Три! — ответила, потупившись, другая красавица.
— О, это осторожная женщина, — подумал молодой хан.
— Пять, — ответила, смущаясь, третья девушка.
— О, у тебя щедрая душа — сказал ей жених.
— Так вот — которую выбрал в жёны сын хана? — спросил Вячеслав.
— Вопрос интересный! Наверно, девушку с щедрой душой — они же все красивые, — задумался я.
— Не угадал!
— А которую?
— У которой ЖОПА больше! — заржал Славка. Их всех на душевность давно проверили! Только осталось по жопе выбрать!
Я согласно захохотал вместе с ним, но из разговора понял, что его мужское естество не может больше жить без обладания женщиной.
Я проклял ещё раз себя за своднические побуждения, но решил поговорить с Ольгой.
— Оля, давай побеседуем на скамейке, — предложил я холодной красотке, встретив её как-то в сквере санатория.
— Давай! — просто согласилась девушка. Она знала меня как Славки-ного друга и через это была хорошо расположена ко мне.
Я смотрел на её утонченно рафинированный профиль, она сидела в полоборота ко мне, на длинные загорелые, словно полированные ноги и думал: «какое добро пропадает!»
— Тебе нравится Славка? — с ходу начал я.
— Конечно, он славный — умный, деликатный.
И добавила после короткой паузы:
— Строгих взглядов на семейные отношения, — А ты?
— Я… я тоже.
— Что тоже? — наседал я.
— Тоже… как и он.
Я почувствовал замешательство девушки.
— Прости, сколько тебе лет, Оля?
— Двадцать один, а что?
— А Славке тридцать пять.
— Я знаю.
— А знаешь, что он сохнет по тебе, но сам не скажет?
Оля отшатнулась.
— Он…он никогда мне даже не намекал на такое.
— И не намекнёт, он слишком порядочный. В наше время такие мужики уже не встречаются.
Ольга опустила вниз мигающие глаза, подёрнутые большими ресницами.
— Просто глупо сопротивляться, когда две души тянутся друг к другу, — резюмировал я и грубовато добавил:
— Хочешь дождаться нахала? Говорят, женщины любят нахалов.
Оля вспыхнула и вскочила со скамейки.
— Извини, — сказал я. — Жалко смотреть, как вы оба мучаетесь.
Девушка в задумчивости побрела ко входу в здание.
А перед моими глазами в мареве жаркого воздуха ещё долго висел голографический портрет Ольги совершенной красоты.
Я тяжело вздохнул.
Славка попросил у меня на время СД-плеер.
Я ни о чём не спрашивал.
После музыкального сеанса за стеной я увидел через окно Ольгу, возвращавшуюся в свой корпус. Она шла раскрасневшаяся, невпопад оступилась с гранитной дорожки на газон и чуть не сломала каблук. Девушка остановилась и стала внимательно осматривать себя, как будто что-то искала.
Потом пошла уже спокойнее.
На ужин она не появилась.
В средине мая, вдруг, как это бывает на юге, погода жутко испортилась. Подул ветер, а в воздухе, к моему изумлению, закружились снежинки. Такое было редкостью в это время даже на родном Урале.
Славка ко мне перестал заходить, он ни разу не поделился со мной про свои отношения с Ольгой, я сам не спрашивал.
Мы сдружились с Толей, директором птицефабрики из Алма-Аты. На пляже делать было нечего, и мы с Толей, накинув плащи, потопали в магазин за вином.
В арке выхода с территории санатория, мы столкнулись с двумя высокими молодыми женщинами, тоже в плащах.
Одна из них — чуть полноватая блондинка была настоящей красавицей, точной копией молодой Джины Лолобриджиды.
Всё-таки сколько в России красивых женщин! Конечно, в первую очередь, я обратил внимание на неё, но тут взглянул на Толю.
Тот встал, как кролик, поражённый гипнозом белокурой анаконды, и я понял, что на блондинку он запал бесповоротно.
Товарища обижать не хотелось, кроме того, меня преследовал рок с блондинками, и я переключился на её спутницу, резко контрастирующую с первой девушкой. Та была иссиня черноволосой, худощава, с прямым, несколько великоватым носом, выше блондинки на полголовы и, по своему, красива.
В общем, это был законченный тип цыганки.
Девушки так и стреляли глазами, ясно было, что вышли на «охоту». Поскольку мы столкнулись с ними лоб в лоб, контакт произошёл автоматически, и дальше всё закрутилось, как в кино, когда за пару часов раскручивается вся жизнь. Через минуту мы знали, что они из Воронежа, что блондинку зовут Лена, а брюнетку Рита, ещё через пять минут мы направлялись вместе в магазин за вином.
Однако когда мы вернулись в Толину комнату и с удовольствием помяли девок в танцах под магнитофон, то с сожалением выяснилось, что Рита уже прибыла на место в соседний пансионат, а у Лены путёвка в Алушту и через два часа её нужно провожать на морском причале.
Толя, аж, посерел, Елена давала ему такие недвусмысленные авансы, что он уже поверил в безоблачность своего дальнейшего времяпровождения в объятиях красавицы.
Чтобы дать другу возможность использовать шанс, я увёл Риту из комнаты и побродил с ней вдоль лимана, где мы целовались взасос.
Мы вернулись, Толя был возбуждён, но не на вершине блаженства.
— Ну, как? — тихо поинтересовался я.
— Почти добрался, но не пустила — менструация, — шёпотом раздражился Толя, зло махнув кулаком.
Пьяной компанией пошли провожать Лену в Алушту.
Когда подошла «Комета», Толя сошёл с ума и поехал провожать девушку дальше.
Мы с Ритой, уже под вечер, вернулись в Толину комнату, он жил в люксе без соседа.
Продрогнув на улице, девушка закашляла. Она покорно легла в постель, приняла из моих рук подогретый коктейль, у Толи в номере была и газовая плита, потом я тоже забрался под одеяло, и мы стали с ней трахаться без проблем, словно муж с женой.
Наконец, я излил накопившуюся за три дня семенную жидкость, распирающую до боли мою мошонку.
— Дима, когда я увидела тебя, то сразу поняла, что мои мечты в отпуске сбываются, — сказала Рита.
Уснули мы под утро, а потом она заспешила в пансионат — не успела толком оформиться. Я обещал, что вечером подойду к месту её обитания.
Я спал до обеда. Толи не было. Пообедав, вышел на улицу. День был ещё сумрачней, чем вчера, мокрый ветер пронизывал до костей.
К Рите идти явно не хотелось, организм удовлетворил естественную потребность, но никакой привязанности к девушке я не чувствовал и с тоской вспоминал Татьяну, которую где-то в Ялте трахал капитан.
Промаявшись до темноты, я решил никуда не ходить, вернулся в Толин номер, у себя на соседа не хотелось смотреть, нашёл книжку, включил лампу у изголовья и стал читать в постели. За окном гудел и метал ветер, оторвал какую — то доску на крыше, и она противно и надсадно стучала по бетону.
Вдруг, в этом вое и столпотворении явственно послышался вопль цыганки:
— Не пришёл!
Я вздрогнул, Рита, как будто, повисла передо мной в полумраке комнаты серой размывшейся фигурой с длинными руками, которыми хотела дотянуться до меня.