– Ты, дядя, если под стену достанешь, там палка припрятана…
Мужчина завозился, привстал на колени, сгребая кандалами каменный бой на полу. Рукой не сумел, повернулся, ногой выудил палку. Не с первой попытки перекинул в ладонь – и выгреб свёрток из очага.
– Лови, малец.
– Не, дядя, стой! Пополам…
На битых камнях не очень-то разоспишься. Особенно в холоде, под урчание несытого брюха… Временами узники замолкали, клюя носом в ошейниках, потом опять начинали разговаривать.
К полуночи Сквара узнал, что Космохвост был рындой. Этим словом, звонким, словно удар колокола, андархи называли телохранителей. Да не тех подобранных по статям праздных красавцев, что во время великих приёмов стоят в белых кафтанах возле трона властителя. Стоят, маются, щиплют себя, боясь выронить золочёные топоры… Космохвост обходился без жемчугов и шитья. Был просто хранящей тенью за плечом Эдарга, царевича одной из младших ветвей. Тенью неприметной, но грозной.
Однажды господин с госпожой собрались из родного Шегардая в столицу: Эдарга пожелал видеть царь Аодх. Венценосные супруги отправились в самый дворец… а лучшему своему, самому доверенному рынде велели остаться в дальнем загородном подворье, поберечь двоих дыбушат – годовалого царевича Эрелиса да старшенькую Эльбиз. Недовольный Космохвост остался ругаться с няньками и кормилицами. Тогда-то грянула Беда с победушками. Жар, плавивший южные склоны холмов, дотла сжёг подворье. Вот так скромный телохранитель в одночасье стал для венценосных сироток и воспитателем, и защитником, и едва ли не единственным другом…
– Это почему? – спросил Сквара. – Куда ж окольные подевались?
Он помнил рассказы Светела о многолюдье высоких палат. Царедворцы, воины, слуги…
– А ты представь, тебя бы целая деревня баловала и любила, а потом явился медведь, и все растеклись.
Сквара попробовал вообразить. Не получилось.
Космохвост понял его недоумение:
– Каждый, кто уцелел, к своей семье побежал. А у меня семьи не было, только господин да дети его.
В первые, самые страшные годы, когда ласковая зелёная страна оказалась под снегом и люди изо всех сил чаяли протянуть ещё день, маленького Эрелиса считали седьмым наследником трона. Это, может, было и хорошо. Кому нужна жизнь или смерть захолустного царевича, который никогда не станет царём?.. Потом что-то начало происходить. Один из первых наследников заблудился во время охоты, замёрз насмерть. Другого в лютую метель нелёгкая потянула на башню, откуда сильный порыв швырнул его наземь. Ещё один выбрал неудачное место для переправы, канул под лёд вместе с санями… В общем, Эрелис довольно скоро вместо седьмого стал третьим.
Космохвост, не веривший в совпадения, нашёл где-то на улице других двух сирот, мальчика с девочкой. Выучил одеваться в узорочье, носить чужие волосы, ладить с царскими кошками…
Сквара сразу догадался зачем, но догадка была такой страшной, что верить не захотелось. Он спросил:
– На что, дядя?
Космохвост ответил без затей:
– Не каждый рында бьётся оружием. Иные просто умирают вместо господина и госпожи.
Сквара представил себе, как взрослый мужчина объясняет двоим голодным оборвышам, что их отдадут подосланному убийце. Стало ещё страшнее. Но с тем и любопытнее.
Цепь не позволяла ему лечь у стены, спасибо на том, что удавалось подняться. Он встал, сунул руки под мышки, начал быстро приседать, пытаясь согреться.
– А дальше что было, дядя?
– Дальше… – Рында вздохнул. – Так тебе скажу, парень: боялся за своих царят я не зря.
– Нешто убили?
Космохвост пожал плечами:
– Надеюсь, что нет.
– А… тех других ребят? Заменков?
– Я всех спрятал, как почуял, что злыдни настали. – И усмехнулся: – Пускай за многими зайцами бегают.
– А сам ты?
– А я бой дал, чтобы скрыться успели. Благо ваши мораничи без хитростей обошлись, просто в дом влезли.
– Ну тебя, дядя… Скажешь тоже, наши!..
– А меня кто, по-твоему, сюда приволок?
Сквара долго молчал.
– И вовсе они не мои, – пробурчал он затем. – Слышь, дядя… Теперь-то что с тобой будет?
Узник зябко пожал плечами. Цепь звякнула.
– А что гадать… Ветер небось про царят выпытывать станет. Потом убьёт.
– Ты и Ветра знаешь?
– А как мне его не знать? – удивился Космохвост. – Я сам ложкой в котле был. Только при праведном царе первые ученики становились телохранителями. Теперь мы, рынды, – второй разбор, а лучшие убивают.
Сквара стал думать о маленьких сиротах, вряд ли толком помнивших солнце. И как они, прижавшись, тихонько сидели в тесной и тёмной скрыне, пока их защитник отбивался от страшных людей в короткополых одеяниях котляров. И как теперь брат с сестрой шли, взявшись за руки, по ночной снежной дороге, держа путь в тайное место… о котором Ветер станет выпытывать, но дядька Космохвост нипочём ему не расскажет…
Почему-то он очень зримо представил кошку облачно-голубой шерсти за пазухой у девчушки.
Рында вдруг тоскливо проговорил:
– Хорошо вы живёте там у себя, на Коновом Вене. Я слышал, у вас до сих пор двери не запирают… Правда, что ли, или всё врут?
– От кого запирать? – удивился Сквара.
Космохвост снова вздохнул:
– Вот и живите так ещё тысячу лет да счастью своему радуйтесь…
Сквара худо-бедно заснул только под утро. Приснилось ему всякое непотребство. То он убегал из подвала, таща на себе Жога, одетого и закованного, точно Космохвост, то рвался отбивать Светела, которого собирались вздёрнуть, как Ивеня…
Проснулся он от лязганья засова. В холоднице было почти светло. Сквара увидел, как у противоположной стены зашевелился рында. Дверь отворилась. Вниз сошёл Лихарь.
– Утро доброе, – весело сказал ему Космохвост. – Пожрать принёс или сразу пальцы обрубишь?
– Нужен ты мне, – буркнул стень. – Тебе Ветра ждать.
Узник поудобней устроился возле стены, подобрал ноги:
– Так я и знал, что он тебе до сих пор никакого веского дела вверить не хочет. Ты небось ещё крови-то не видал.
Сквара чуть не взялся рассказывать ему про Подстёгин погост, но увидел, как Лихарь сжал кулаки, и что-то остановило. Космохвост отвернулся, бросив:
– Жалко мне тебя, Дудырь.
Почему это рекло так взбесило молодого котляра, Сквара не понял, а задуматься или спросить не стало времени, поскольку дальше всё произошло очень быстро. Стень шагнул к узнику, желая то ли припугнуть его, то ли пинка дать…
Космохвост метнулся навстречу движением, больше всего напоминавшим прыжок, хотя в его-то веригах какие вроде прыжки? Тело рынды выхлестнуло вперёд, распрямившись над полом, ноги оплели ноги Лихаря, подрубили их цепью. Стень заорал от неожиданности и свалился прямо на пленника. Космохвост, успевший перевернуться, метил схватить его за волосы или за шею, но снасть помешала – не достал. Правая рука лишь вцепилась в плечо, Лихарь сумел вырваться. В кулаке рынды остался порядочный клок сукна. Котляр откатился, вскочил, в два прыжка скрылся за дверью. Сквара только заметил, какое белое у него было лицо.
– Эх, – досадливо проворчал Космохвост.
Бросил лоскут, устроился на прежнем месте возле стены.
Сквара отклеился от камней, снова начал дышать.
– А ты его, дядя, убить мог…
Язык почему-то заплетался.
– Жаль, не убил, – сказал Космохвост. Помолчал, непонятно добавил: – Прости, парень, если и на тебе отыграются.
Пока Сквара соображал, что имел в виду рында, вернулся Лихарь. Красный вместо белого, трясущийся от ярости и унижения. Он даже каменную крошку не выбил из одежды, зато в руках держал небольшой самострел. Едва сойдя со ступеней, стень молча навёл его на Космохвоста, спустил тетиву. Рында охнул, потянулся к бедру, к торчащему древку… обмяк. Свесил седоватую голову в заскорузлой повязке.
Следом за Лихарем в подвал ввалилось с полдюжины старших и межеумков. Космохвост потерялся у них под ногами. Только было слышно, как били.
Сквара шарахнулся и закричал. Это небось не сверстника, одетого в толстый кожух, ногами в мягких поршеньках отпинать. Сейчас Космохвоста убьют. Растопчут по полу.
– Лихарь, вонючка! Дудырь несчастный! Отлезь от него, короста! Чтоб тебя Морана твоя сосулькой прибила!..
Он во всё горло выкрикивал поношения, одни других опаснее и страшнее, каким-то уголком разума уже ощущая верёвку Ивеня у себя на запястьях. Но не умолкал – просто потому, что иначе было совсем невозможно.
Как позже утверждал Ознобиша, Сквару стало слышно по всей Пятери. Меньшой побратим сразу понял, что старшего пришла пора выручать. Ветер в нетчинах, к кому плакать?.. И Ознобиша бросился на чёрный двор, в поварню, – Лыкаш наверняка вызнал, что именно там видели Инберна.
Строго говоря, державец был над Лихарем не начальник. Он гоил крепость: следил, чтобы на головы не сыпались камни, чтобы содержались в порядке пруды и ухожи и люди не сидели голодными. Однако межеумки ему почтительно кланялись, Ветер разговаривал как с равным… Значит, оставалась надежда, что как-нибудь со стенем управится. Если пожелает, конечно. Если же нет…
Страшно сидеть и гадать, как всё будет. Когда начинаешь действовать, становится не до боязни. Ознобиша влетел в поварню, не спросившись возле порога. Седобородый приспешник заподозрил в нём воришку, потянулся схватить, но не поймал юркого мальца, с маху сел на пол.
В стряпной было почти ничего не видно из-за едкого дыма: в горячие угли пролилось жирное. Зато было хорошо слышно, как ругался державец, костеривший растопыр за испорченную подливу.
Подстёгин сирота припал к самому полу, спасаясь от удушливой пелены. Почти вслепую устремился на голос. Выкатился под ноги Инберну, обхватил сапоги:
– Господин, не погуби!.. Добрый высокоимён… высокодержав…
Следом на четвереньках выполз старик, снова попытался схватить отрока. Штаны у приспешника от волнения успели некрасиво промокнуть, подтверждая презрительную кличку: Опура.
– Добрый господин! Там Лихарь Сквару в холоднице убивает!..
Державец чуть не дал мальчонке пинка. Тоже успел решить, что бесстыдник посягал на хозяйский кусок. Потом начал кое-как разбирать, о чём тот верещал. Нахмурился. Новые ложки все были ему бровь в бровь, а дикарское слово «холодница» заставляло вспомнить о драгоценных погребах с припасами. Возможно ли, что ненасытные пролазы и туда добрались?..
– Доброе высокостепенство, там ещё пленник и…
Наконец всё стало понятно. Пленник, на которого у Ветра имелись особые замыслы, был важен. Державец стряхнул Ознобишу. Устремился к выходу из поварни, кашляя, ладонью разгоняя перед лицом чад. Он-то собирался неспешно, со вкусом обсудить с главной стряпухой, в чём способнее душить вепревину: в жидком отходе горлодёра, в масле с водорослями или в пряном вине. От какого дела, злыдари, оторвали!..
Лихарь вдруг услышал Скварины вопли. Оставил Космохвоста, повернулся и подошёл, тяжело дыша.
Дикомыт перестал кричать, лишь смотрел на него зло и отчаянно и понимал, что погиб.
В это время снова открылась дверь. На пороге появился Инберн.
– Лихарь, – громко сказал он. – Погоди, ты чего хочешь, чтобы Ветер нам обоим головы оторвал?
Сквара вскинул глаза. Успел увидеть Ознобишу, мечущегося за спиной у державца. Ещё кого-то из ложек…
Лихарь ударил без предупреждения, наотмашь. Мальчишка всё-таки вскинул руку, но это ему не особенно помогло – отлетел обратно к стене, ударился спиной и затылком, повис на цепи.
Лихарь указал на него межеумкам:
– Этого спустить. Воды принесите. Пусть за вторым ходит.
Столб
– Дядя!.. Дядя, ты живой, что ли?..
Космохвост целую вечность не открывал глаз. Однако дышал, ресницы вздрагивали. Сквара всё протирал ему мокрой ветошкой то лицо, то ладони, окликал, тормошил и не знал, что ещё сделать. За руку подержать, как Светел его самого, когда палец лечил?.. Только Светелко вправду боль отзывал…
Он уже ощупал узника с головы до пят, завернул драный кожаный чехол, рубашку и убедился: повязка на голове была не единственная. Кое-где сквозь тряпки проступала новая кровь.
«Иные просто умирают вместо господина и госпожи…»
Повязки выглядели очень несвежими. Сквара начал их разматывать, промывать раны и повивать заново, благо стираных полос ему дали в достатке. Вот только как быть с правой рукой, сломанной в локте? Поди вправь, чтобы зажила и снова работала. Если бы хоть эту железную штуку от ошейника отстегнуть…
Космохвост вздрогнул, зарычал:
– Хорош лапать! Не девка…
– Дядя! – обрадовался Сквара. – Живой!
Рында отозвался не сразу. Говорить ему, кажется, было больно.
– Зря ты, – прошептал он затем, – ему помешал…
– Что?.. – переспросил Сквара… и вдруг понял.
Космохвост в самом деле знал опальчивый нрав стеня. Он решил укусить Лихаря, добыть огня. Доискаться скорой расправы. Пока не приехал Ветер да не взялся выспрашивать, где скрылись царята.
– Ладно, малый, не плачь, – сказал Космохвост. – Что ж теперь… Не свезло.
– Дядя, нам тут по одеялу принесли, – виновато захлопотал Сквара. – Я одно постелил, дай тебя перекачу и сверху укрою?
Узник кое-как переполз на тощую мякоть, с облегчением вытянулся.
Некоторое время оба молчали, потом Сквара спросил:
– Дядя, а кто такой Сеггар?
Рында сразу открыл глаза. Зоркие, холодные, колючие.
– Чего врёшь! Знать такого не знаю.
– Сам не ври, – обиделся Сквара. – Ты, пока лежал, три раза просил: «Сбереги, Сеггар…»
– А ещё кого я просил?
– Я тебе помню? Какого-то Косохлёста…
Узник подумал, помолчал, сказал:
– Вот что, парень… Если я опять без ума что сболтну, сразу кулаком тычь, добро?
Сквара опустил голову:
– Не буду. Жалко.
Рында усмехнулся:
– Себя пожалей, олух. Тебя Ветер тоже спросить может, что от меня слышал. А врать ты не умеешь.
Оба снова умолкли. Сквара горестно прикидывал, как бы изловчиться разомкнуть на нём железные путы, утешить и выпрямить руку. А потом Ознобиша со свёртком еды закинул бы им маленький нож. Такой, что сможет просунуться в дверную щель: небось до утра поладили бы с засовом. А там метель, да посвирепее, пусть не только разиню с башни – дозорных сдует со стен. Только до леса бы дохромать, уж тогда-то…
Космохвост вдруг начал смеяться. Сквара удивился, поднял глаза. Худое избитое лицо рынды впрямь светилось весельем. Может, он догадался, как ему спастись, и сейчас расскажет об этом?
– Дядя, ты что?..
– Чужой беде радуюсь, – фыркнул Космохвост. Охнул, сморщился, но смеяться не прекратил. – Ветер сведает, Лихаря по головке погладит?.. Кабы не пожалел ещё, что у меня из рук увернулся…
От беспокойства и наползающей жути Скваре не сиделось на одном месте. Он вскакивал, метался туда и сюда, в сто первый раз обшаривал холодницу, ища ход на волю. Заглядывал в очажную пасть. Пытался двигать расшатанные вроде бы камни внешней стены. Куда там! Едва сбитые с места силами, отворявшими земную твердь, они собирались держаться ещё не один век. А уж если рассыпаться, то всяко не от жалких потуг какого-то мальчишки. Сквара переходил к двери, пробовал дёрнуть или толкнуть, но больше с отчаяния, уже понимая, что не помог бы и ножичек. Когда Инберн уходил, с той стороны не просто засов щёлкнул – ключ в замке проскрипел.
Космохвост наблюдал за ним, терпеливо щуря глаза.
– Не мельтеши, – сказал он затем. – Сядь!
Сквара сел. Поднял щепочку, стал крутить.
– Не так, так этак, лишь бы голова вкруг! – проворчал рында. – Чего ради пальцы ломаешь?
Сквара ответил:
– Они так ножи вертят. Я тоже хочу.
– Зачем?
Сквара пожал плечами:
– Я сюда не просился. Но коли попал, надо все умения превзойти.
В это время со двора послышался шум, громкие голоса. Рында тотчас насторожился, даже вскинулся на левой руке, но боль уложила.
– Что там?
Сквара мигом взлетел к окошку. Неужели Ветер? Так скоро?.. Посмотрел, оглянулся, с облегчением сообщил:
– Старшие с Лихарем на деревянных мечах пляшут.
Космохвост прикрыл глаза. Некоторое время лежал молча, потом сказал:
– Я как ты был. Только время стояло другое.
– Я сейчас не бегу, потому что они атю с мамой застигнут, – проговорил Сквара упрямо. – Буду всё знать, чему убийц учат, тогда пусть попробуют.
Узник невесело улыбнулся:
– Ох, парень… Обойдёт тебя Ветер, а ты и не поймёшь.
– Это как?
– А так, что хитрости в тебе нет, простая душа. Вдруг меня к тебе нарочно подсунули?
Сквара переложил щепочку в левую руку, свёл брови:
– Ты-то про меня сначала так и подумал.
– Верно, подумал.
– Ты царевичей охранял, – сказал Сквара. – А я нужен кому, чтобы ради меня петли метать?
Космохвост только вздохнул: о чём с таким говорить. Снова прикрыл глаза. Сквара покосился на него и вдруг понял: если б не цепь, рында сам сновал бы по холоднице, колупал каждую щёлку, пытал дверь, примеривался к решётке… Никому не хочется умирать. Тем более – поднимать муки. Молчать за пределами сил, спасая других… Пока Опёнок соображал, как ещё отвлечь узника разговором, тот сам попросил:
– Спой опять, как ты Морану славил. Только тихонько!
Сквара спел.
– Правда, что ли, не врёшь, будто сам сложил?
Сквара покраснел: