– Спой опять, как ты Морану славил. Только тихонько!
Сквара спел.
– Правда, что ли, не врёшь, будто сам сложил?
Сквара покраснел:
– Кто дразнил, что врать не умею…
– А ещё сочинить можешь?
Сквара хотел ответить «куда мне», но вновь вспомнил Кербогу и сказал:
– Попробовать можно…
Космохвост открыл глаза, заулыбался, хищно, с предвкушением:
– Я тебе напою. А ты слова думай.
Ветер появился на другой день. Сначала мимо двери холодницы пробежал Лихарь. Сквара узнал шаги и немедленно повис на решётке. Ворота стояли, по обыкновению, открытыми, снегу накануне вывалило под самые стены. Лихарь торопливо вспрыгнул на беговые лыжи, проскочил под деревом Ивеня, унёсся в туман. Сквара проводил его глазами, вздрогнул, похолодел.
– Что там? – спросил снизу Космохвост.
– Лихарь во все ноги вон побежал… И другие во двор высыпали… Межеумки, старшие, Инберн…
Рында сдавленно зарычал. Сквара оглянулся.
– Не слезай, парень, – велел Космохвост. – Дашь знать, когда в ворота войдёт.
Глаза у него блестели, как в лихорадке.
Сквара судорожно вцепился в прутья, стал смотреть.
Ветер шёл так, что туман перед ним сам собой разлетался в разные стороны, шарахался, словно в испуге. Лихарь, с пятнистым лицом, поспевал рядом, что-то говорил… Сквара сразу отвёл взгляд, его взяла такая тоска, что не захотелось даже злорадствовать. Ветер смотрел прямо перед собой и не слушал, что говорил стень.
Спохватившись, Сквара оглянулся на Космохвоста:
– Вошли, дядя… Пора?
Тот напряжённо вслушивался:
– Погоди…
Ветер остановился посередине двора. Сбросил лыжи. Потом рукавицы с рук. Куда они улетели, Сквара не разглядел, только то, что даже Инберн не решился подойти к источнику с приветствиями. Было тихо и жутко.
Лихарь стоял, опустив голову, красные пятна на лице то вспыхивали, то пропадали.
Ветер произнёс очень негромко, но услышал весь двор:
– К столбу!
Сквара втянул голову в плечи.
– Учитель… – одними губами выговорил Лихарь.
Ветер не пошевелился. Стень отвернулся, пошёл, двигаясь, как деревянный. Пятна погасли на его лице, теперь оно было серым. Он встал у столба, почти касаясь лопатками. Опустил голову… Ветер кому-то кивнул. Подошли двое старших, такие же бледные и пришибленные, вытащили блестящие ножи, начали спарывать с Лихаря одежду. Перво-наперво в талую грязь упал ссеченный пояс. Двое резали и кромсали, хотя могли снять или заставить, чтоб снял. Задевали остриями живое. Бросали наземь измаранные кровью лоскуты. Лихарь только вздрагивал и молчал.
Когда те спрятали ножи и убрались с глаз, он остался босой и голый. По белому телу волнами пробегала дрожь.
Ветер сказал:
– Тебе спасибо, державец, что сберёг от поругания имя Владычицы и моё… Пленника сюда, если ходит.
Из подвала немедленно отозвался мощный мужской голос:
Певший не рассчитал сил, задохнулся, примолк, но рядом с охрипшим голосом тут же взвился другой, мальчишеский и крылатый.
Пели слаженно, вдохновенно. В дверном замке торопливо заскрежетал ключ. Двое заточённых переглянулись. Глаза у царского телохранителя были бешеные, жадные и… счастливые.
– Эх, малый, – только и сумел он сказать.
Сквара ответил:
– А у тебя хвоста нету, дядя. Я смотрел…
Космохвост расхохотался.
По лестнице сбежали несколько старших. Это не межеумки, эти чуть помладше самого Лихаря. Сквара улетел в сторону, как котёнок. Поворот ключа снял узника с цепи, его подняли на ноги, потащили наружу. Сквара бросился следом. От него опять отмахнулись. Так, что пересчитал ступеньки, снова растянулся внизу.
Он поднялся, глядя на дверь. Отдышался, стиснул кулаки и уже один допел, что не успели вдвоём:
Качающийся Космохвост стоял перед котляром.
– Кто на него надел этот срам? – спросил Ветер, брезгливо указывая на вериги. – Снять!
Железную снасть немедля убрали, освободив руки. Правая беспомощно свисла и так потянула Космохвоста за собой к земле, словно весила сто пудов. Глаза Ветра метнули в Лихаря страшную молнию.
– Сейчас тебя поцелует Владычица, – обратился он к рынде. – Ты умрёшь, старый друг, но умрёшь с честью. Ты был стойным противником, а я таких чту. – Ветер легонько тряхнул правой рукой, тоже свесил её, расслабленную, вдоль тела. – Драться можешь?
Космохвост подобрался, вроде бы окреп на ногах. Ответил:
– Могу.
Потом сказал Ветру что-то ещё, но тихо, Сквара не разобрал. Ветер выслушал, кивнул.
Им живо принесли два прямых андархских меча. Ветер не глядя выбрал один, второй бросил Космохвосту. Тот поймал его. Сразу стало понятно, что он был если не природным левшой, то уж владел левой рукой ничуть не хуже, чем правой.
Начали сходиться…
Если бы Сквара не помнил, как закованный и уже израненный узник едва не убил Лихаря, он решил бы, что Космохвост заведомо обречён. Но он сам видел, на что тот был способен, и сумасшедшая надежда свела судорогой его пальцы на решётке.
Мечи встретились с лязгом, высекли искры. Сквара даже не понял, кто первым ударил, он попросту не заметил ни взмаха, ни обороны. Два клинка провернулись и отскочили. Завораживающий танец Ветра с Лихарем у оттепельной поляны был игрой волка с волчонком. Эти двое ни в чём друг другу не уступали. И одному из них должна была сейчас настать смерть.
Новый удар, звон, огненные брызги… Летучее мелькание серебряной стали… долгий звон… И общий, единой грудью, вздох всех собравшихся во дворе.
Рында словно бы споткнулся и замер, не кончив движения. Подломился в коленях, начал оборачиваться и не успел, свалился. Он запрокинул голову, его взгляд что-то говорил Скваре, но тот никак не мог понять, что именно, только видел, как у Космохвоста толчками вытекает изо рта кровь.
Ветер дышал так тяжело, словно этот бой вместо короткого десятка мгновений длился полдня. Видно, стремительная красота поединка потребовала до того лютого выплеска сил, что обычному человеку представить-то невозможно. Ветер подошёл, припал на колено, склонился к умирающему.
– Ты был стойным противником, – повторил он. – Владычица призвала тебя, друг. Кому послать весть?
Космохвост трудно прошептал несколько слов, вздрогнул, застыл. Кровавые толчки прекратились.
Ветер как-то разочарованно выпрямился над ним. Снова легонько встряхнул правой рукой, словно возвращая себе свободу ею владеть.
Сквара смотрел и смотрел на лежавшего в грязи Космохвоста.
Никчёмный, слабосильный мальчишка, способный только горланить глупые песни…
– Похороним честно, – приговорил Ветер. Отдал меч, мотнул головой, подошёл к Лихарю. – Теперь ты.
Голый стень всё так же стоял у столба, не поднимая головы и как будто став меньше ростом. Позже Сквара узнал, что на самом деле он мог отойти, и на этом наказание для него завершилось бы. Вот только бесчестье сделалось бы уже неизбывным.
– Я приказывал его в подвале морить?
Рука Ветра стремительно выстрелила вперёд. Палец злым болтом воткнулся Лихарю куда-то около шеи. Стень пытался сдержаться, но не сумел, взвыл, его перекосило, мышцы судорожно задёргались.
– Я тебе позволял свой колчан трогать?
Новый удар, новый крик. Лихарь кое-как выпрямился. И опять не попытался заслониться, не отошёл от столба.
– Я его увечить велел?
Стень упал на колени, из глаз неудержимо лились слёзы. Он поднялся. Снова встал у столба…
Дальше Ветер его ни о чём уже не спрашивал, просто бил. Невероятно искусно, очень жестоко и страшно, в кровь, в сопли, в хлюст. Наконец Лихарь свалился окончательно и уже не мог встать, только дёргался на земле.
Тогда из рук в руки поплыли ведёрки с водой. Лихаря окатили несколько раз. Ветер кивнул. Старшие подцепили стеня под мышки, утащили со двора. Босые ноги оставили в грязи две длинные борозды.
Господин учитель
Сквара просидел взаперти ещё полных два дня.
Он видел, как, возложив на щиты, уносили со двора погибшего Космохвоста. Видел дымный хвост, взошедший над лесом; он уже знал, что поляна, отведённая для честных костров, носит особое название – Великий Погреб. Позже Сквара видел и Лихаря. Наказанный стень выглядел подавленным и угрюмым, но бросалось в глаза: межеумки, старшие и сам Ветер обращались с ним совершенно по-прежнему, так, будто вовсе ничего не произошло. Не все справлялись одинаково хорошо, но, по крайней мере, никто Лихаря не задирал, не травил. Позже Сквара уяснил, что в котле люто запрещалось домучивать выстоявшего у столба. Принял кару, искупил, продержавшись честно и прямо, – стало быть, взял свою честь, и никто ему не волен старое поминать.
Правду молвить, проводив Космохвоста, Сквара к решётке больше почти не вылезал… Сидел на смятом одеяле, всё думал о том, что мог сделать, но не сделал для узника. О чём ещё мог спросить его, но не спросил…
На третий день Опёнка выпустили наружу. Выйдя во двор, он увидел возле ворот лёгкие саночки и сидевшего на них Ветра. Котляр поманил его рукой. Сквара подошёл.
Ветер бросил ему снегоступы и потяг, увенчанный чем-то вроде алыка:
– Впрягайся. В лес меня повезёшь.
Сквара молча завязал путца. Скрестил на груди плетёные ремённые петли. С усилием тронул санки по шершавой земле, подмёрзшей возле ворот. Выбрался на снег, потащил по дороге.
Теперь Ветер его, наверно, убьёт. Странно только, зачем идти для этого в лес. Мог бы управиться и во дворе. У всех на глазах. Чтобы дурачьё покрепче запомнило, каково похабничать про котёл и Морану. Разве только хотел попытать, не сказал ли ему рында чего занятного и такого, о чём с пленителями молчал. Про Косохлёста… Про Сеггара…
После заточения в ногах не было прежней резвой готовности. Сын лыжного делателя злился и налегал, чтобы хоть помирать было не стыдно. Чтобы Ветер напоследок рохлей не обозвал. Пока пересекали старое поле, тело разогрелось, набрало силу, отчего на душе странным образом полегчало.
Тащить пришлось долго. За неровными завалами обочин встали изломанные снегопадами деревья. Почти на том самом месте, откуда они целую жизнь назад разглядели чёрные башни, Ветер указал Скваре неприметную тропку меж соснами. Сквара заново ощутил близость конца. Ещё с полверсты через чащу, и санки выкатились на длинную утоптанную поляну. В сотне шагов виднелся городок, сбитый из снежных глыб.
– Стой, – сказал Ветер.
Сквара скинул вымокшие ремни. Повернулся к нему.
«Вот теперь убивать будет…»
Ветер вдруг улыбнулся:
– Что насупился, дикомыт? – И бросил Скваре его кожушок. – Одевайся, застынешь.
Вид у него, против всякого обыкновения, был усталый. Такой, словно источник не отошёл ещё от тяжкой поездки и, паче того, от страшного возвращения.
– Думаешь, убивать стану? – спросил Ветер.
Сквара понял: котляр видит его насквозь. Со всеми его страхами, надеждами и глупым упрямством.
– А что не бежишь?
Сквара буркнул:
– Так поймаешь.
Ветер кивнул:
– Верно, поймаю. А вот убивать тебя или нет, ещё поразмыслю. – И присмотрелся: – Это что у тебя на руке? Раньше не было или я слепой стал? Космохвост подарил?
Сквара поднял рукав, показывая плетежок. Всё равно без толку прятать.
– Не… Это из ужища, на котором ты Ивеня повесил.
Брови котляра смешно встали домиком.
– Так вот, значит, как твой дружок счастливой верёвкой распорядился?.. А я-то уверен был, что на ней и удавится. Духу недостало или ты помешал?
– Он петлю свил, – ответил Сквара, надеясь, что его речи отведут от Ознобиши беду. – Раздумал. Сказал так: если Ивень не послужил, я уж послужу за него и за себя.
Ветер насмешливо кивнул:
– Полно врать…
– Он умом твёрд, – упорно продолжал Сквара. – Может, враз пяти пудов не поднимет, зато покумекает и неволи приспособит, что пуды сами взбегут. А если что год назад услыхал, слово в слово расскажет. Он…
– Ладно, не о нём речь, – перебил Ветер. И вдруг задал вопрос, которого Сквара боялся больше всего: – Про что тебе Космохвост баял?
По счастью, у Сквары был срок придумать ответ.
– Про то, что каких-то царевичей охранял. Эри… Ари…
Взгляд Ветра стал пристальным.
– От кого охранял?
Скваре сделалось жарко. Он вздохнул, ответил:
– От мораничей.
Ветер, уязвлённый чужой неправдой, пристукнул кулаком по колену:
– От мораничей? А как своего сына, Косохлёста, учил в царском платье ходить, про то сказывал?
Сквара туповато переспросил:
– Сына?..
«Сироток на улице подобрал…»
– Сына. Он же сам с праведной семьёй в родстве состоял. Не особенно близком, но… Вижу, и об этом смолчал. Царская кровь сильна, все дети похожи. Отчего сироту своим сынишкой не подменить да потом у трона не встать?
«Обойдёт тебя Ветер, а ты и не поймёшь…»
Между прочим, слова «сын за отца» в песню предложил Космохвост.
– Он ведь… чтоб защитить…
– А о том, куда все наследники, что прежде Эрелиса, вдруг стали деваться, речей у вас не было?..
Сквара надолго замолк. «Так не он же их… Космохвост… вправду-то… или как?»
Он тихо спросил:
– Господин учитель… – И сам вздрогнул, сообразив, что впервые обратился к Ветру, как подобало уноту. – Мне ты на что про чужую склоку рассказываешь? Мы царям не обязаны. Пусть они хоть все там убьются, нам какая печаль?
Ветер досадливо мотнул головой:
– Да не в них дело, пендерь! Пора тебе соображать, как люди чёрную ворону за белого лебедя продают. Тут приврут, там подправят, ан глядь, себя не узнаешь.
Сквара смотрел под ноги. Морщил лоб. Думал.
– Вот твой дружок, Ознобиша, небось не всему верить горазд. Говоришь, решил Владычице послужить?
– Ну…
– Не «ну», а да или нет, господин учитель.
– Да, господин учитель…
– А ты, значит, не хочешь?
– Мы царям не обязаны, – повторил Сквара и на миг понадеялся, что Ветер сейчас махнёт на него рукой, велит такому поперечному убираться обратно за реку, в леса. Даже подумать успел: как же Ознобиша один?..
Но Ветер прихлопнул ладонями по коленям:
– Тогда иначе скажу. Твоя судьба теперь здесь, а каким узором сплести её, выбирай сам. Хочешь научиться бегать, чтобы я не поймал? Хочешь драться так, чтобы я победить не мог? Или всё будешь через два дня на третий в холодницу попадать, пока кривым стручком не засохнешь?
– Не…
– Что «не»?
– Лучше я драться буду… господин учитель.
Ветер поднялся. Отряхнул от снега меховые штаны:
– Тогда вставай, бить буду.
Сквара встал. Опустил руки, сжал кулаки. Он помнил, как выл и корчился Лихарь.
Ветер посмотрел на него – и согнулся от смеха:
– Ты куда так напыжился, дикомыт?
Сквара смутился:
– Так сказал же… Бить будешь…
Господин учитель вытер глаза:
– Владычица, дай терпенья… Я бить сказал, а не душу из тебя выбивать! Вот смотри…
Его рука медленно проплыла вперёд. Пальцы, сложенные копьём и способные, наверное, проткнуть мальчишку насквозь, несильно толкнули Сквару в грудную кость.
– Ну? Что сделать надо? Ты, пугало огородное, в бою так же будешь стоять?.. Ударь меня, покажу.
Сквара нахмурился. Ударил. То есть удара не получилось. Ветер просто не допустил до себя его руку. Он вполне соответствовал своему назвищу – бить его было всё равно что пытаться разить вихрь, несущий снежные хлопья. Котляр мягко прянул назад, перекатился и тем же движением встал, лёгкий, цепкий, готовый немедля метнуть в ошарашенного врага хоть сулицу, хоть нож.
Сквара смотрел во все глаза. Дома, когда ладили бой, ловкие и гибкие стеношники ценились нисколько не ниже могутных разбивал. Вот только повадки у бойцов дома были другие.
И что мог такой вихорь сотворить над бывалым стеношным поединщиком, он сам видел.
«Я вернусь, атя. Я всё буду знать. Я покажу…»
Дальше Сквара катился вперёд и назад, падал вбок, стелился по земле, взлетал и свивался в кольцо, уходя от ударов. Давно сброшенный кожушок обрастал на санях кольчужными звеньями инея. Ветер показывал и направлял, время от времени помогая делу пинками. Когда наконец он счёл, что довольно, небо начинало понемногу темнеть. Сквара стоял на четвереньках, да и то остатки рук и ног норовили из-под него выпасть.
Ветер сел на санки:
– Будет с тебя… Впрягайся, вези домой.
Казалось бы, почти прирученный дикомыт внезапно снова восстал:
– А не повезу!
– Что?
– На Коновой Вен не повезу, – повторил Сквара. – Мы царям…