Глава 10
Саванна
Деревьям, похожим издалека на пальмы, при ближайшем рассмотрении земных аналогов не нашлось. Стволы стройные, прямые, но кора бугристая, в трещинах, и такой толщины, что в любую трещину можно засунуть палец, а то и всю ладонь. Ветви, тоже довольно толстые, расходились зонтиком от самой вершины, но скорее всего, это были не ветви, а черенки гигантских листьев. Каждая ветвь заканчивалась одним-единственным листом и гроздью желтоватых фруктов размером с яблоко. Их клевали птицы, небольшие и покрупнее, все в ярком оперении и на диво голосистые. Еще шебуршилось в листве всякое зверье, ящерицы с блестящей голубоватой кожей, какие-то твари в колючках и шипах, а также белки – вроде бы белки, но с гибкими обезьяньими лапками. Этих было множество, любой масти – рыжие, бурые, белые, черные. Плоды пахли соблазнительно, но на земле не валялись – без сомнения, их поедали на месте. Глеб прикинул, сможет ли он, цепляясь за трещины, забраться на высоту двенадцати-пятнадцати метров, но проблема разрешилась сама собой. Завидев человека, белки-обезьяны устроили дикий гвалт и принялись швырять в него плодами. Фрукты были вкусом похожи на сладкую дыню, и отведав их, Глеб решил, что проблем с углеводами не будет. Что до белков и жиров, они водились в саванне в изобилии: крупные антилопы в леопардовых шкурах, бурые приземистые бычки, несколько видов тонконогих газелей с витыми рожками, огромные клювастые птицы раза в два побольше страусов, безухие, но очень упитанные то ли кролики, то ли тушканчики, обитавшие в норах, и прочая живность. Почти непуганая, отметил Глеб, что говорило о редких контактах с людьми или другим разумным населением этого мира.
А такое было, и, очевидно, местные жители разделяли страсть гуманоидов к сварам, дракам и кровоприлитным побоищам. В третий день своих странствий Глеб набрел на пустошь с множеством выбеленных солнцем скелетов. Когда-то здесь сошлись в сражении сотни людей – вся пустошь была завалена их останками. Кости переломаны, черепа разбиты, меж ребер торчат стрелы, и среди костей – обломки оружия… Большей частью копья без наконечников и камни, выпущенные из пращи, но нашелся ржавый железный топорик и вырезанный из рога кинжал. Приобщив их к своему имуществу, Глеб принялся исследовать скелеты. Он делал это с дотошностью хирурга и пришел к выводу, что убитые очень похожи на людей – зубов и ребер столько же, кости таза, бедер и предплечий немного иной формы, но это, в конце концов, мелочи. Ему показалось, что часть скелетов принадлежит женщинам или подросткам, но и они участвовали в бою – кое-кто еще сжимал в костяшках пальцев древки и топорища. На месте схватки также валялись истлевшие кожаные сумки, обрывки ремней, тряпье и какие-то сломанные штуковины, чье назначение он понять не смог. Самым интересным артефактом был подобранный им топор – отчистив его камнем от ржавчины, Глеб убедился, что лезвие не железное, а из хорошей стали. Прочную деревянную рукоять, перехваченную стальными кольцами, покрывала резьба, изображавшая зверя с когтистыми лапами и оскаленной пастью. Искусная работа, решил Глеб и сунул топорик за пояс.
Вечером он вышел к широкой полноводной реке, что текла на юго-запад, к зоне лесов, но переправляться не рискнул, вспомнив про кайманов и пираний Амазонки. Собственно, его маршрут был произвольным, и река являлась не препятствием, а, скорее, счастливой находкой: вода рядом, и около нее наверняка поселились люди. Правда, после изучения следов побоища, он не так уж жаждал встретиться с ними.
Травоядные обитатели степи потянулись на водопой, Глеб проткнул копьем газель и укрылся в своем обычном убежище, зарослях псевдобамбука на речном берегу. Здесь тоже нашлись человеческие следы – старое кострище, угли и обугленные кости. Выяснив, что у газели сердце тоже справа, а печень слева, он поужинал, лег на спину и стал разглядывать незнакомые созвездия. С каждым днем у Глеба крепло убеждение, что мир, в который его забросили, не иллюзорный, но абсолютно реальный – реальней некуда. Девственная планета, подобная Земле десять или двадцать тысяч лет назад, и никаких фантасмагорий, ни сказочных королевств, ни башен с роботами… Правда, смущал топорик – Глеб, будучи профаном в металлургии, все же понимал, что такую сталь в земной древности не выплавляли. Но эта тайна разрешится при встрече с местными аборигенами, а вот о другой загадке – почему он тут?.. – у них не спросишь. Кто его сюда отправил и с каким намерением? Может, Внешняя Ветвь, таинственные соратники Грибачева – предположим, чтобы укрыть на какое-то время, спрятать от врагов? Но разве для охраны Йокса недостаточно? Грибачев сказал, что один Защитник стоит целого космического флота…
Возможно, думал Глеб, не Внешняя Ветвь повинна в этой истории, а ее противник. Вполне разумная гипотеза, опять же если вспомнить беседы с Грибачевым – он утверждал, что убийство Связующих запрещено Договором. Значит, убивать нельзя, а изъять с Земли не запрещается… Вот и изъяли, перебросили в другой мир! Он ведь тут живой? Вполне! И если погибнет, то по собственной неосторожности или фатальному стечению обстоятельств. Возникнут претензии, так можно его предъявить, живьем или в виде свежего трупа с разбитой камнем черепушкой или с копьем в животе… Сам виноват, не столковался с местными…
Невеселая мысль! Глеб решил было не измышлять новых гипотез, но тут вспомнился ему бравый Защитник Йокс. Оплошал телохранитель! Не флот его атаковал, а всего лишь фантомы мерзких тварей – похоже, с целью отвлечения. Отвлекли, обманули и украли охраняемый объект, ценную особь! Что доказывает справедливость поговорки: и на старуху бывает проруха! Впрочем, Глеб не держал на Йокса обиды, даже скучал по нему, привыкнув к Защитнику как к собственной тени. Ему вдруг стало ясно, что он относится к Йоксу с привычной, почти инстинктивной заботливостью врача – и не потому лишь, что Защитник лежал беспомощным в его доме в дни адаптации. Йокс, при всей его мощи, был временами так наивен! Мог пускать молнии, делаться невидимым, создавать десятки дублей, но не имел понятия о красоте, не представлял, что такое любовь и тяжесть расставания с близким человеком… Почему-то Глеб ощущал уверенность, что испытывать такие чувства могут не только люди Земли, но и все разумные живые существа. Йокс безусловно разумен, но можно ли считать его живым?.. Об этом Глеб думал не раз и был готов поразмыслить еще, но тут у зарослей зафыркали, затопотали, а тут же послышались вой и рычание.
Выли и рычали полосатые. Глеб уже привык к тому, что они подбираются к его ночлегу и лезут в заросли – но, к счастью, без успеха: бамбук рос плотно, и продраться сквозь него у полосатых не хватало сил. Их повадки скорее напоминали шакалов, а не волков – твари злобные и наглые, но трусоватые. Сейчас, судя по вою и визгу, кто-то давал им прикурить. Там лютовало крупное животное – бык не бык, но что-то в этом роде. В темноте, да еще за стеной стволов, цветов и листьев, Глеб ничего не мог разглядеть, но звуки слышались такие, словно зверь щедро одаривал полосатых пинками и тычками. Стая разбежалась, и животное, сопя и фыркая, начало кружить у зарослей. Потом сопение удалилось в сторону водопоя и, наконец, стихло. Утром Глеб обнаружил, что трава рядом с его убежищем потоптана, а кое-где и залита кровью. Очевидно, сражение было нешуточным.
Он направился берегом реки, вверх по течению. Таких рек он еще не видел – раз в десять шире родной Невы, эта местная Амазонка текла спокойно и величаво меж песчаных отмелей и густых высоких тростников, что росли на мелководье. Оазисы с похожими на зонтики деревьями ближе к потоку встречались чаще, толстокорые стволы стали совсем неохватными, а гроздья желтых плодов – гигантскими, почти в рост человека. Белки – или обезьяны этого мира – собирались тут тысячами, верещали, дрались, кидались плодами, дремали на прочных зеленых листьях. К пернатым, пестрым и разноцветным, добавились водоплавающие птицы, огромные, как стога сена, с длинными гибкими шеями и широченными клювами. Покачиваясь у берега, они то и дело резким движением опускали головы и что-то выхватывали из воды – водоросли или, возможно, рыбу. Саванна полнилась стадами травоядных, тут и там шныряли полосатые, большие безухие кролики трудолюбиво копались в земле, гудели над цветами пчелы, кто-то плескался в реке – должно быть, местные выдры или бобры. Изобилие жизни! – думал Глеб, оглядывая тростники, отмели, сверкавшую на солнце речную гладь и степных тварей. Планета походила на Землю, какой та была не в столь уж отдаленном прошлом, вслед за последним оледенением, когда люди еще не исчислялись миллиардами, не настроили дорог и мегаполисов, не пробурили шахты, не утеснили природу своими плантациями и полями. Чудесный мир! Солнце, вода и воздух совсем привычны, тяготение нормальное, и в сутках, как выяснил Глеб, двадцать пять с половиной часов. Рай, да и только! Парадиз!
Ближе к полудню, когда стало жарковато, он решил укрыться в тени деревьев-зонтиков и перекусить сладкими плодами. С этим проблем обычно не возникало – белки-обезьяны кидали их так, что только успевай поворачиваться. Глеб свернул к ближайшей роще, но, к его удивлению, там царили тишина и пустота. Плоды на месте, но ни белок, ни ящериц, ни колючих шипастых тварей, даже птицы не вьются над деревьями. Насторожившись, он опустил на землю канистру, воткнул перед собой копья и запалил факел. Это его и спасло.
С дерева спрыгнул зверь – кажется, он притаился на высоте пяти-шести метров, вцепившись когтями в кору. Не очень крупный – немного больше леопарда, но меньше льва. Лапы у него были короткие, мощные, шкура – бурой, что делало его почти незаметным на фоне стволов, и только вдоль хребта тянулась полоска седоватой шерсти. Плотное массивное тело, чудовищная башка и такая пасть с клыками, что любой тигр или лев позавидует… Мягко ступая и не сводя с Глеба темных глаз, зверь направился к добыче. Под его шкурой буграми перекатывались мышцы.
Это не полосатый, что-то посерьезнее, мелькнуло у Глеба в голове. Такая тварь украшала рукоять найденного им топорика и, очевидно, недаром – клыкастого здесь явно почитали и боялись. Бежать? Но хотя лапы зверя были коротковаты, Глеб не сомневался, что на стометровке тот его обставит. Догонит, вскочит на спину и разом перекусит шею… Нет, бежать нельзя, надо драться!
Впервые ему грозила в этом мире смертельная опасность. На какое-то мгновение деревянные копья, топорик и нож показались Глебу жалкими, чем-то вроде дубинки против слона. Однако был еще факел. Кажется, клыкастый опасался огня – во всяком случае, он не прыгнул, а стал обходить Глеба сбоку. Факел горел быстро. Вырвав из земли копье, Глеб метнул его изо всех сил, целясь зверю под лопатку. Деревянное острие пробило шкуру, уткнулось в кость, и хищник, коротко рыкнув, отбросил древко небрежным движением лапы. Когти у него были огромными, больше человеческого пальца.
Размахивая факелом, Глеб стиснул второе копье. Прыгнет, надо принять его на эту деревяшку, целиться справа, где сердце, билась мысль. Даст бог, древко не сломается… А если не выдержит… Взглянув на когти твари, он подумал, что зверь одним ударом может вскрыть грудную клетку. И этот клыкастый был сообразителен! Кажется, понимал, что факел долго гореть не будет. Глеба охватило ощущение, что от смерти его отделяют десять-пятнадцать секунд, пока огонь пугает зверя. Он попытался поджечь траву, но безуспешно – стебли были слишком сочными.
Факел погас, испустив последний дымный завиток, и в то же мгновение зверь взвился в воздух. Подставленное Глебом копье вонзилось ему в грудь, проникло на ладонь, но не добралось до сердца – клыкастый сломал его резким движением лапы. Оба противника покатились в траву; зверь в бешенстве выл и рычал, Глеб, бросив обломок древка, старался дотянуться до целых копий. Это ему удалось – он вскочил на ноги, сжимая по копью в каждой руке.
Его охватила ярость. Он не собирался умирать в этой дикой степи, в клыках чудовища, он обязан выжить, какие бы силы ни желали его смерти. Тем более, эта глыба мышц и костей!
Глядя в глаза зверя, уперев копья в землю, Глеб произнес:
– Сейчас я скажу тебе, что будет. Ты прыгнешь, наткнешься на копья, и хотя бы одно проткнет твое сердце. А если не проткнет, я раскрою тебе башку топором. Шкуру снимать не стану, не хочу возиться, но клыки выбью и повешу себе на шею. А твой труп останется здесь, и его сожрут полосатые.
Он почти кричал, и зверь попятился, будто удивленный громким звуком человеческого голоса. Глеб ждал, напрягая мышцы и стиснув челюсти. Потом рявкнул:
– Прыгай! Прыгай, тварь, и я с тобой покончу!
Внезапно земля сотряслась. Из-за деревьев, что торчали на опушке рощи, вылетело что-то черное, огромное, стремительное. Глеб не успел разглядеть этого нового участника схватки, как он уже был рядом и обрушил на клыкастого страшный удар копыт. Тот с ревом и визгом покатился в траву, подставив бурое брюхо. Медлить не стоило, и Глеб, отбросив одно копье и схватив другое обеими руками, воткнул его в живот хищника.
Но это еще не стало победой – с грозным рыком зверь поднялся. Копье вонзилось глубоко, его конец волочился по земле и мешал хищнику двигаться. Глаза зверя сверкали, он поводил башкой, словно соображая, кого терзать, на кого броситься первым.
Черная молния вернулась. Вероятно, клыкастый собирался прыгнуть, но помешали копье и быстрые движения атакующего. Новый удар обрушился на хребет зверя, и тот замер – то ли ошеломленный болью, то ли парализованный – возможно, его позвоночник был перебит. Глеб ринулся к бурой твари, высоко подняв толор. Лезвие с хрустом вошло в череп, сокрушая кость – так глубоко, что он не смог вырвать оружие. Отскочив, он схватил последнее копье, но, кажется, в нем уже не было нужды – яростные глаза хищника померкли, огромная голова ткнулась в траву.
Глеб приблизился, ухватился за рукоять и, дернув со всей силы, освободил топорик. С лезвия капали кровь и серые ошметки мозга.
– Я же обещал, что раскрою тебе башку, – молвил он, чувствуя, как трясутся от страшного напряжения руки. – Так и получилось. Теперь расстанешься с клыками.
За его спиной кто-то фыркнул, и, обернувшись, Глеб уставился на своего спасителя.
Конь! Огромный вороной! Глеб был рослым человеком, но голова скакуна возносилась над ним на добрую половину метра. Широкий круп, длинные точеные ноги, мощная грудь и копыта размером с блюдца… Не бывает таких гигантских лошадей! – подумал Глеб и тут же поправился:
– На Земле не бывает, а здесь не Земля.
Конь снова фыркнул и положил голову на его плечо. Выронив в изумлении топор, Глеб посмотрел в темные глаза, поднял руку и погладил шею животного. Кажется, это было то, что нужно – конь придвинулся совсем близко, так, что огромное ухо оказалось рядом с губами Глеба, и застыл.
– Спасибо тебе, выручил! – Глеб продолжал ласкать бархатную шею. – В одиночку я бы не отбился… А ты боевой парень! И дружелюбный! Хозяина ищешь? Так вот он, перед тобой!
Опыт с лошадьми у Глеба имелся – на Кавказе не всюду пройдут танк и БМП, а конь довезет в любое место, если только там не отвесные скалы. Сейчас какое-то шестое чувство подсказывало ему, что надо говорить, не важно, о чем, но любые сказанные слова как бы укрепляли связь с этим огромным мощным созданием. Прижимаясь к нему щекой, разглядывая его, Глеб вдруг сообразил, что конь оседлан, что на его боку болтается стремя, а голову обхватывает кожаный ремень с уздечкой. Несомненно, животное было домашним, привыкшим к человеку.
Внезапно конь отстранился, опустил голову еще ниже и начал обнюхивать Глеба. Его влажные ноздри трепетали, вбирая запах нового хозяина.
А где же прежний? – подумал Глеб, но тут вспомнились ему черепа и кости, белевшие под ярким солнышком. Не в том месте остался хозяин скакуна, там схватка случилась век назад, но очевидно, такие битвы редкостью не были. Сколько вороной скитался по степи в поисках человека? Месяц? Два? Или целый год?
– Соскучился, бедолага, – прошептал Глеб и повел коня в рощу. Там уже скакала по деревьям стайка белок-обезьян, встретившая пришельцев пронзительными воплями и градом фруктов. Конь ел их из рук с большой охотой, довольно фыркал и без возражений позволил снять с себя уздечку и седло. Белки продолжали кидаться плодами, но не очень метко – все же кисти и пальцы были у них не такими гибкими, как у земных макак. Но один плод угодил Глебу между лопаток, что вызвало наверху бурю веселья. Он погрозил зверькам кулаком.
– Неблагодарные твари! Кто вас от клыкастого спас? Брысь отсюда! Это моя роща! Я ее отвоевал!
Вороной слушал человеческую речь, сопел одобрительно, помахивал хвостом. Хвост у него был роскошный, почти до земли.
Глеб занялся седлом и прочей сбруей, сразу отметив, что стремена металлические, похоже, из бронзы, на подпруге бронзовая пряжка, и уздечку скрепляют бронзовые накладки. Металл покрыла патина – видно, конь бродил в саванне не месяц, а побольше. Седло было искусно сделано из многих слоев толстой кожи, склеенных или прошитых, без передней луки; сзади оно приподнималось, и там Глеб нащупал что-то твердое – очевидно, деревянный валик. «Хорошие мастера», – пробормотал он, взвалил седло на плечо и покинул рощу. Вороной без понукания шел следом.
Над мертвым чудищем уже трудились полосатые, разбежавшиеся при виде человека и коня. Подобрав канистру и три уцелевших копья, Глеб подошел к зверю и вышиб топориком клыки. Затем повернулся к своему скакуну.
– Волос из хвоста не одолжишь? Лучше несколько – ремешок сплету, чтобы канистру подвесить.
Конь не возражал. Срезав ножом волос, Глеб обмотал клыки и повесил на шею. Хоть и примитивное ожерелье, а все же знак доблести.
Он посмотрел на реку. Берег тут был низкий и песчаный, вода прозрачная и наверняка теплая. Вдали стогами сена покачивались огромные птицы, ловили рыбу, перекликались трубными голосами. За спиной, в роще, слышались птичьи трели и перебранка белок-обезьян. Мир да покой! Клыкастый дьявол валялся мертвым, полуобглоданным, и вокруг снова был рай.