Шофер «Скорой помощи» был в майке и тренировочных брюках, но по крайней мере он не тянул время и не изображал невинную жертву моего заговора. Вместо врача, которого мы так и не дождались, поехала ночная медсестра. Когда мы прибыли, милицейский «газик» как раз подъехал к подъезду. Возле квартиры стояла небольшая толпа, какие-то люди, видно соседи, ходили по квартире, милиционер стал их гнать. Он сказал мне доверительно:
– Так я и думал, все вещдоки затоптали.
Я подумал, что затаптывать особенно нечего, тем более что в «газике» было лишь двое патрульных, а что касается экспертов, то раньше утра их не ждали.
Медсестра вместе с милиционером осмотрели Аркадия.
Конечно же, он был мертв.
Милиционер сразу накинулся на меня как на главного подозреваемого. Как у подозреваемого у меня было одно достоинство – я оказался под рукой. Он спрашивал меня, когда я пришел домой, почему не пришел раньше, я оправдывался, просил уточнить у медсестры – она должна знать – или милиционеры должны знать – их же учили чему-то! – сколько часов назад убит Аркадий.
– Недавно, – сказала сестра, – час-полтора, совсем недавно.
– Значит, перед моим приходом, – сказал я.
– Или сразу после вашего прихода, – уточнил милиционер. Он отобрал у меня паспорт и велел пройти с ним в отделение.
Но тут, на мое счастье, прибежала Рита. Откуда-то эта медовая красавица узнала о смерти Аркадия – так быстро вести разлетаются по городу.
Волосы во все стороны, лицо красное, некрасивая, грубая, крикливая.
Она думала, что Аркадий еще в квартире, но когда узнала, что его увезли в морг, ринулась было туда и тут увидела, что меня ведут к «газику».
– А его зачем? – спросила она сквозь рыдания и невнятные обвинения в адрес убийц.
– Он тут был.
– Ты видел? – Она удивилась. – Когда ты приехал?
– В одиннадцать двадцать, – сказал я. – Я время всегда отмечаю.
– И Аркашка уже был мертв?
– Конечно. Я сначала это понял, а потом побежал в больницу.
– Ну пошли, пошли, – тянул меня за рукав милиционер.
– Да оставь ты его! – закричала Рита. – Или меня бери. Я от него в одиннадцать ушла. Ты понимаешь, что я в одиннадцать, ну, может, без четверти одиннадцать ушла, и еще с ним поссорилась, как следует поссорилась.
– Ну и что? – спросил милиционер. – Ты поссорилась, а он пришел и убил.
– Ну зачем мне? Подумайте – я прихожу домой и убиваю брата?
– А вот зачем – разберемся. Но оставлять тебя на свободе я не буду. А ты, Маргарита, иди домой, дети плачут. Хватит.
– Ты не издевайся, Петров, – сказала Маргарита грозно. – Я ведь и пришибить могу. Я тебе сказала – Юру отпусти. Юра ни при чем. Я знаю, кто Аркашку убил, кто к нему подбирался.
– А кто?
– Я сама до них доберусь. Они жить не будут.
– Ну пошли, пошли, – повторил милиционер.
Толпа вокруг стояла тесно, чтобы не пропустить ни слова.
– Ты только попробуй! – пригрозила Рита. – Тебя завтра здесь не будет. А ну, отпусти Юрика!
В толпе засмеялись.
– А мне в больницу надо, ты же понимаешь – я хочу Аркашку увидеть, – сказала Рита.
– Ладно, – сказал милиционер, который, видно, не чаял, как отсюда убраться, – давай по дороге тебя завезем.
Второй милиционер, что сидел за рулем, вообще не вылезал из машины.
– По пьянке? – спросил он и посмотрел на меня.
– А потом в больницу побежал – нервы у них сдают. – Милиционер не желал отказаться от своей версии.
Милиционер отправил нас на заднее сиденье – это был самый обыкновенный «газик», – а сам сел спереди.
– Юрка, – спросила Рита меня как своего, словно беда сблизила нас. – А ты чего сегодня так поздно пришел? Ведь Аркашка ждал тебя. Он очень ждал, ты же понимаешь.
– Меня шеф не отпускал, – сказал я. – К нему люди из Москвы приехали, а потом я у ресторана стоял, ждал их.
– Об этом я знаю. – Рита перевела дух, сглотнула слезы. – Но потом почему домой не поспешил? Ничего бы не было.
– Вот это мне и не нравится, – сказал я.
– Ага, ты чуешь, чуешь, говори!
– Шеф один со мной остался, велел машину в гараж поставить, а потом его до дома провожать.
– Вдвоем?
– Только вдвоем.
– И сколько же у них времени было?
– Ну уж не меньше чем полчаса.
– Они! – закричала Рита. – Они, суки! Ну они у меня жить не будут! Стой!
«Газик» остановился у больницы. Она выскочила и сказала милиционеру:
– Юрка пойдет со мной. Мне провожатый нужен.
– А кого же я в отделение привезу? – удивился милиционер.
– Слушай, Петров, ты еще не догадался, кого ты в своем «газике» возишь и подозреваешь?
– Кого-кого, сам знаю кого!
– А вот не знаешь. Ты возишь личного водилу товарища Порейки! С его личного «Мерседеса», это тебе что-нибудь говорит?
– Врешь! – сказал милиционер.
– А я думаю – чего это мне его харя знакома? – сказал второй милиционер. – Это точно порейковский шофер. Да?
– Да, – сказал я.
– Тогда мотай отсюда, пока цел, – приказал мне милиционер, забыв о своем решении отвезти меня в околоток.
Я выскочил наружу. Машина газанула и умчалась, визжа тормозами на поворотах.
– А ты знаешь, где морг? – спросила Рита. Она подняла полные руки, заправляя назад густые, даже под светом луны золотые волосы.
– Нет.
– А мне страшно, Юрик, ой как мне страшно!
– Пойдем к главному корпусу, спросим.
– Пошли по этой вот тропинке. Там ведь свет должен гореть.
На морг мы наткнулись через десять шагов. Это было одноэтажное кирпичное строение, совсем маленькое, окна были забраны решетками, свет не горел.
Рита потянула дверь, дверь была заперта.
– Ну вот, – сказала она, – не могу я в больницу идти.
Я вынул из кармана связку ключей – среди ключей была отмычка. Я ведь не всегда был законопослушным научным сотрудником. Я и сейчас, если кто из знакомых теряет ключ, всегда прихожу на помощь. Я легко открыл замок – простой был замок, хоть и большой. Амбарный.
– Смотри-ка...
Непонятно было, одобрила ли она мою помощь или осудила. Мы вошли. Я пошарил рукой справа от двери – нашел выключатель. За маленькими сенями была прозекторская. В ней стояли два оцинкованных стола. Один пустой, на втором – Аркаша. Они его даже не раздели до конца, оставили в трусах и в майке – видно, спешили домой. Ничего, завтра разденут.
Лицо у Аркадия осунулось, стало лицом мертвеца. Чужое лицо. Волосы неопрятно сбились вбок. Рита сначала ахнула, потом глубоко вздохнула и произнесла:
– Расческа у тебя есть?
Она принялась расчесывать его, будто это играло роль.
– Я так и знала, что они его убьют, – говорила Рита тихо.
Голая двухсотваттная лампочка светила сверху, и потому волосы светились, а лицо было страшным, из фильма ужасов.
– И ты в этом виноват, – продолжала она. – Конечно, такая у тебя работа. Он тоже мог отказаться, но они ему в Москве доверяли, а в милиции тут все купленные. Я ему говорила – рано или поздно они тебя заподозрят и тогда церемониться не станут. Даже странно, что он так долго прожил. Александра ведь тоже знала.
Я кивнул:
– Кое-что о нем она знала.
– Значит, и Порейко знал.
– Возможно.
– Ты учти – она как гадюка, как скорпион смертоносный.
– Если она хотела, чтобы он умер...
– Ты не понимаешь, Юрик. – Она возвратила мне расческу. – Порейко ждал, когда к Аркадию пришлют связника или он себя чем-то проявит. А как только ты появился, они своего дождались. Наверно, и ты проговорился или не то показал.
– Может быть, – согласился я.
– Так ты знал? – Она говорила все так же тихо, но в голосе булькали злые слезы.
– Я сегодня вечером почувствовал, – сказал я. – Но я не предполагал, что они так сделают.
– Как сделают?
– Заставят меня остаться на лишних полчаса с Порейкой, а за это время пришлют своих убийц. И одним ударом расправятся со всеми – и со мной, и с ним.
– Что-то они с тобой не расправились, – сказала Рита. – Но почему? Я не понимаю!
– Я тоже не понимаю. У них какие-то планы относительно меня.
– Ты не обманываешь?
– Рита, ты же знаешь, что я тебя не обманываю. Иначе бы ты сюда со мной не пошла.
– Они должны были тебя тоже убрать. Они ведь ничего не боятся.
Говоря, она гладила Аркадия по плечу, непроизвольно. Потом вдруг отдернула руку.
– Холодный, – сказала она, – мертвый.
Из глаз, по выдающимся крутым скулам, по упругим щекам, как дождь по стеклу, текли слезы.
– Я же говорила – уедем, Аркаша, – сказала она. – А он говорит – они меня не тронут. Я им нужен. Чего им меня бояться?
– Именно сейчас они очень испугались, – сказал я. – И они могли предположить, что он мой связник. Тогда они завтра будут следить за мной – что же я сделаю, какие другие пути буду искать. А вдруг я здесь не один?
– Сложно, – сказала Рита, – сложно рассуждаешь.
– Ничего сложного. Они как бы перекрыли плотиной речку и смотрят – есть ли другое русло, куда повернет вода.
– Сложно, – сказала Рита, – сложно рассуждаешь.
– Ничего сложного. Они как бы перекрыли плотиной речку и смотрят – есть ли другое русло, куда повернет вода.
– А куда ты повернешь?
– Лучше я тебе не скажу об этом.
– Ты мне не доверяешь, что ли?
– Я за тебя боюсь, – ответил я. – Сейчас ты не знаешь, что я собираюсь делать, и ты в относительной безопасности. Если тебя даже будут допрашивать, ты все равно не ответишь.
– Глупости, – сказала Рита. – Главное, что мы должны их наказать!
– Мы с тобой ничего не можем доказать.
– Но мы знаем, что это – Порейко.
– Мы подозреваем его. Не более того. Почему не предположить, что Аркадий еще кому-то мешал?
– Кому же? Одуванчику? С ними он и не общался. Милиции?
– Не знаю, Рита, честное слово, не знаю.
– А я знаю. И они не уйдут от меня живыми.
– Рита, будь осторожна. Извини, если тебе покажется, что я говорю как по учебнику, но месть никогда не была хорошим советчиком.
– Иди ты знаешь куда!
Она кинулась в угол, там на стуле лежала смятая простыня. Рита развернула ее, и я увидел на простыне какие-то бурые пятна. Но Рита не думала об этом. Она накрыла простыней Аркадия с головой. И он сразу исчез – как будто ушел свидетель. Мы остались одни.
– Рита, – спросил я, – ты не знаешь, где у него был факс? – спросил я. – Мне сейчас очень нужен факс – я должен доложить о том, что произошло.
– Не знаю. Он тоже считал, что месть плохой советчик.
– Здесь часто проходят поезда? – спросил я.
– Зачем тебе?
– Чтобы доехать до Рыбинска или Ржева и к утру вернуться.
– Здесь редко ходят поезда. Ночью только один, и ты к утру не вернешься.
– Хорошо, – сказал я. – Тогда мне надо идти.
– И что ты придумал?
– Не знаю. Проводить тебя?
– Я останусь здесь, – сказала она.
Она наклонилась над ним, отогнула простыню, будто закрытый белой тканью с головой Аркадий раздражал ее, потом подвинула табурет, села возле Аркадия и стала смотреть на него.
– До свидания, Рита.
– Убирайся отсюда, пока живой, – сказала она. – Очень тебя прошу. И от имени Аркаши тоже.
– До свидания, – повторил я и ушел.
Я вышел на улицу. Еще недавно я бежал по ней к больнице. Больничный корпус тянулся в стороне от дороги. В одном только окошке на первом этаже еще горел свет. Кому-то там было плохо.
Я пошел к вокзалу. Я думал, что если поездов не будет, то по крайней мере рядом автобусная станция и может быть поздний автобус. На площади перед станцией бывают леваки, ждут запоздалых пассажиров.
Я проверил по карманам – денег было немного, меньше двухсот тысяч.
Правда, под пяткой у меня были спрятаны триста долларов на крайний случай.
Рита была слишком спокойна. Словно она уже решила, что будет делать. Одна она ничего не может, но помочь ей – означает выдать себя и провалить дело. А я всей шкурой чувствовал, что нахожусь на пороге открытия – то, что должно произойти, произойдет в ближайшие дни, именно в Меховске, и полковник должен быть предупрежден об этом.
Если он узнает обо всем завтра, может быть поздно.
Я быстро шел по улице, которая должна была привести меня к станции. Я мог бы и подняться, воспарить... но мой мозг подсказывал, что к скоростным перелетам я не готов и не знаю, научусь ли летать быстро. Так что лучше всего бежать. Но бежать я не хотел, чтобы не привлечь к себе постороннего внимания.
Сзади меня догоняла машина. Она ехала не очень быстро. Я подумал, что если водитель смилостивится или захочет заработать – пускай подбросит меня до станции. Все же километра два.
Шагая по улице, я теряю драгоценные минуты. Может, именно сейчас отбывает автобус до Кашина.
Не понимаю, как я мог настолько потерять осторожность.
Только последний идиот мог остановиться на обочине и поднять руку, голосуя.
Машина послушно тормознула. Я шагнул к ней.
Ну что бы мне притвориться кем-то другим!
Я склонился к открытому окошку.
И тогда сообразил, что меня догнал знакомый милицейский «газик». Тот самый милиционер сказал, глядя на меня с ухмылкой:
– Садись назад. Тебе куда?
Я колебался – бежать или подчиниться. Но, как назло, справа от меня тянулся высокий забор. Пока буду перелезать, наверняка пристрелят.
– Спасибо, – сказал я.
Задняя дверца открылась, приглашая меня внутрь.
Внутри сидел Одноглазый Джо. Но я узнал его, только когда он заговорил, как всегда, со смешком:
– Куда собрался? На вокзал или автобусную станцию?
Не оборачиваясь, милиционер предупредил меня:
– Только ничего не придумывай. Я хорошо стреляю.
Я решил – говорить как можно ближе к правде. Не объяснять же, что я дышал свежим воздухом!
– Я хотел уехать, – сказал я. – Немедленно. К чертовой матери от вас всех подальше. Мне еще не хватало уголовки. Ведь на меня повесите.
– С чего ты такой умный? – спросил Одноглазый Джо.
– А я самый удобный клиент. Я даже думаю, что те, кто Аркашку убил, на меня и рассчитывали. Приехал какой-то братан, неизвестно зачем, лучший кандидат в убийцы.
– Зачем же тебе Аркашку убивать? – спросил милиционер. – Мы тебя и не подозревали сначала. Отпустили же?
– А ты с Риткой в морг побежал. Зачем вы с Риткой в морг побежали? – спросил Джо.
– Она же увидеть Аркашку хотела! – воскликнул я. – Разве не понятно?
– Мы бы тебя отвезли на автобусную станцию, – сказал второй милиционер, – но последний автобус уже ушел. Христом богом клянусь, что ушел. Так что неизвестно, куда тебя доставить. В отделение, что ли?
– Не надо обижать Юрика, – сказал Одноглазый Джо. – Не надо его подозревать. Он у товарища Порейко работает шофером, может, вы слыхали, сержант?
– Кажется, слыхал, – сказал милиционер. – Но нам он кажется подозрительным.
– А ты почему в милицейской машине ночью разъезжаешь? – спросил я Одноглазого.
– Смотри, какой любопытный. Неужели не догадался, что мы тебя ищем, волнуемся, переживаем? Мало ли что может случиться с мальчиком в незнакомом городе? У нас здесь мальчиков иногда насилуют.
Одноглазый Джо принялся смеяться. Если милиционеры и смеялись, то беззвучно.
– Конечно, можно отправить тебя в милицию, – продолжал Джо, – но я нашей родной рабоче-крестьянской не доверяю. Вроде бы все повязаны, а интересы у них свои. Вдруг кому-то захочется другую карьеру сделать или кто на Мельника работает? Разве не так, Петров?
– Все может быть, – равнодушно откликнулся милиционер.
– Так что закиньте его к нам, наш шеф с ним поговорить хочет.
«Газик» остановился возле дома Порейки. У подъезда нас ждал Жора.
Дело мое было плохо. И, как назло, я за день устал настолько, что моя попытка на лестнице убедить моих конвоиров, что я вовсе не Юра, а их собственный начальник Порейко, с грохотом провалилась.
– Что-то у меня в глазах рябит, – сообщил Жора Одноглазому Джо, который в силу простого своего устройства вообще не был подвластен гипнозу или какому-нибудь умственному воздействию.
Провели они меня не в квартиру, на что я надеялся – из любого окна, даже с сотого этажа, я уйду без труда, – а в подвал. В котельной у них было место для сведения счетов.
Подвал двухэтажного каменного дома был переоборудован под котельную. Но там оставалось и место для камеры из фильма ужасов – за бурой железной дверью, открывшейся с отвратительным скрипом, была длинная комната, по дальней стене которой тянулись кабели и трубы, посреди стоял ученический стол, за ним – стул.
Напротив стола ближе к двери стояла табуретка, такая же, как в морге, но не белая, а грязно-голубая. Мое обоняние сразу определило комплекс свежих и застарелых запахов – перегара, страха, крови, тупой жестокости...
– Садись, – сказал Одноглазый Джо, показывая на табуретку.
– Зачем?
Жора вытащил пистолет. Самый настоящий пистолет. Они не намеревались со мной шутить.
Вошел Порейко. Не ложившийся спать, но готовый к боям. При виде меня он изобразил на лице радость. Причесываться не стал, а прошел за стол и уселся на стул так, как делает опоздавший к началу торжественного заседания член президиума. В руке он нес диктофон. Положил его на стол.
– Молодцы, что привезли.
– Сам попросился, – засмеялся Джо, – мы за ним ехали, а он к станции бежал.
– Знаю, – Порейко укоризненно наклонил голову, – убегал.
– А мы его догоняли. Думали, погоняемся, а он остановился и нам голосует. Мы его и подсадили.
– Значит, спешил. Бежал. Думал, что попутка подбросит. Денег у него много?
– Двести тысяч нашли.
– Аркашину квартиру обыскали?
– Там пусто.
– Дурачье, значит, плохо обыскивали. Или он успел избавиться. У него должны быть деньги. И оружие.
– Не было у него денег! И оружия не было. Мы хорошо смотрели, Трофимыч.
– Плохо. Но не в этом дело.
Он обратил свой взор ко мне.
В подвале горела лишь одна яркая лампочка, без абажура, за спиной Порейки. Так что он меня видел отлично, а я его – с трудом.